Как убивали надежду

Как убивали надежду

Оглядываясь назад, могу сказать, что в новейшей истории российские немцы дважды были близки к восстановлению республики на Волге: в 1987-м и 1991 годах.

О том, что летом 1987 года на столе у Михаила Горбачёва лежал проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о воссоздании республики, я услышал от подполковника КГБ Александра Кичихина. Случилось это в 1990 году, в помещении штаб-квартиры общества «Видергебурт», располагавшейся тогда на Шелепихинской набережной Москвы.

В то время Кичихин курировал от «конторы» российских немцев. Но странно курировал. Вместо того чтобы надзирать, карать и сажать, он стал как бы невзначай сбрасывать их лидерам недоступную им информацию, советовать, как поступить в той или иной ситуации, выступать на собраниях, митингах и в прессе с обоснованием необходимости восстановления республики.

Позже стало известно, что в этой его «странности» была определённая закономерность. Во-первых, тогдашний шеф КГБ Владимир Крючков и его первый заместитель Филипп Бобков весьма лояльно относились к российским немцам и даже направляли в ЦК КПСС записки с рекомендациями «восстановления исторической справедливости». Ну а кроме того, Кичихин, как говорили, примыкал к так называемой «русской группировке» внутри КГБ, считавшей, в числе прочего, что обновлённая Россия только выиграет, «избавившись от балласта среднеазиатских республик, и многое приобретёт, вернув немцам автономию на Волге».

К слову, в этом мнении они были не одиноки. В те же годы в Саратове возникло общество «Справедливость», костяк которого составляла техническая интеллигенция славянского происхождения. В отличие от «стихийно» созданных организаций противников восстановления республики, размахивающих плакатами: «Лучше СПИД, чем немцы!», «Отстояли Волгу в 41-м, отстоим и сейчас!» и состоящих из партаппаратчиков, торговых работников и люмпенов, «Справедливость» аргументированно доказывала, что немецкая республика принесёт России несомненную экономическую и прочие выгоды.

Впрочем, возвратимся на Шелепихинскую набережную. Тогда, помню, Кичихин сказал, что подписать Горбачёву Указ о восстановлении немецкой республики помешали, крымские татары. Мол, генсек так испугался их манифестаций, прошедших в Москве летом 1987 года, что воскликнул: «Ну их к лешему, этих татар! Представляю, что они устроят в Крыму, если их туда вернуть. Ну а немцы — на Волге. Нет, этого допустить нельзя». И всё! Вопрос был решён.

Ну а почему «взбунтовались» крымские татары, я тоже знал. В 1987 году я жил в Ташкенте и приятельствовал (как-никак собратья не только по профессии, но и по депортации) с журналистами крымско-татарской газеты «Ленин Байрагы» («Ленинское знамя») и крымско-татарской редакции республиканского радио. От них-то я и услышал, что «на самом верху», как альтернатива возвращения в Крым, подготовлено решение о создании автономии крымских татар в… Сурхандарьинской области Узбекистана. А спустя ещё несколько дней узнал даже имя предполагаемого главы этого новоявленного «Тмутатарстана».

Наша не самая грустная молодость с Лериком Ахметовым прошла в небольшом, но симпатичном городке Алмалыке, что в 50 километрах от Ташкента. Он там был директором автобазы № 80, а я работал в городской газете. Позже Ахметов стал доктором экономических наук и министром автомобильного транспорта Узбекистана, а я тоже перебрался в Ташкент. И вот, значит, захожу как-то к нему и застаю в непривычно задумчивом состоянии.

— Случилось что? — спрашиваю.

— Может случиться, — отвечает Ахметов и рассказывает мне о том, что в Кремле практически решён вопрос создания на базе нескольких районов Узбекистана, граничащих с Афганистаном, автономии крымских татар. И моего друга Лерика собираются отправить туда первым секретарём.

— Ужас! — восклицает Ахметов. — Мне такое в кошмарном сне привидеться не могло. На кой мне эта Сурхандарья?! Что я там делать буду?!

— А отказаться нельзя? — наивно спрашиваю я.

— Меня же ЦК прикончит. А если соглашусь, то крымские татары. Да и с какой стати я должен туда ехать? Ты ж знаешь, я старался от политики подальше держаться, но от Крыма никогда не отказывался.

— Дилемма, — согласился я. — Какой же выход?

— Ждать, — сказал Лерик. — Надеюсь, у них сорвётся. — И помолчав, ткнул пальцем в потолок: — Они там даже не представляют, что сейчас начнётся.

И действительно началось. 20 июня 1987 г. в Москву прибыло полторы тысячи крымских татар, которые при поддержке правозащитников организовали манифестацию с требованием немедленного возвращения в Крым. 26 июня, несмотря на противодействие «людей в штатском», более сотни человек с плакатами «Верните Родину!» прорвались на Красную площадь. Одновременно многотысячные выступления крымских татар начались в Ташкенте.

Политбюро и лично Горбачёв были в панике, тем более что заволновались сосланные также в Узбекистан месхетин-ские турки, зашевелился Карабах, обострилось напряжение между казахами и русскими в Алма-Ате. И если грохнет, то что на всё это скажет «княгиня Марья Алексеевна», то бишь президент Рейган, премьер Тэтчер, канцлер Коль и остальное «прогрессивное человечество»?! В результате, в июле 1987 г. создаётся комиссия во главе с председателем Президиума Верховного Совета СССР Андреем Громыко по решению, вернее забалтыванию, проблемы и надежд крымских татар. Результат известен — заболтали, а указы по татарам и немцам швырнули в корзину для мусора.

Следующий шанс восстановить республику на Волге возник в 1991 году. Впрочем, тут я, пожалуй, предоставлю слово одному из авторитетнейших, на мой взгляд, специалистов в этом вопросе Виктору Дизендорфу. Но прежде несколько фактов его биографии.

Родился в шахтёрском городе Киселёвске Кемеровской области. Окончил экономический факультет Ленинградского университета. Активный участник национального движения российских немцев. Был председателем Межгосударственного объединения немцев бывшего СССР «Видергебурт», председателем Общества немцев Российской Федерации. Делегат трёх общенациональных съездов. С 1999 г. работал в Общественной Академии наук российских немцев в Москве, где в числе прочего занимался современным национальным движением российских немцев. Автор семи книг по проблемам российских немцев. В 2007 г. переехал в Германию. Живёт в Роттенбурге.

«Проект Закона РСФСР „О реабилитации репрессированных народов“, — вспоминает Виктор Дизендорф, — я увидел в марте 1991 года, перейдя на работу в московскую штаб-квартиру „Видергебурт“. Документ поступил к нам из, КП РСФСР, предшественницы КПРФ. Как оказалось, в ЦК новоиспечённой российской компартии загодя организовали обсуждение законопроекта, пригласив на это мероприятие представителей репрессированных народов, включая и российских немцев.

Как ни странно, Верховный Совет РСФСР, выглядевший тогда на фоне российской компартии светочем демократии, никаких публичных обсуждений законопроекта о реабилитации репрессированных народов не организовывал. Правда, там вскоре вспомнили о существовании российских немцев, однако по несколько иному поводу.

В итоге первых свободных выборов в российский парламент весной 1990 г. одним из депутатов стал поволжский немец Александр Бир, рабочий лидер из Новокузнецка. Среди тогдашних российских и союзных депутатов только он открыто поддержал решения I съезда немцев СССР и, более того, стал решительно добиваться их реализации. А возможности для этого у него были немалые: в Верховном Совете России он являлся секретарём ключевого Комитета по законодательству.

Усилиями Бира и при нашем содействии был подготовлен проект Постановления „О неотложных мерах по урегулированию проблем советских немцев на территории РСФСР“, принятый 22 апреля 1991 г. Президиумом Верховного Совета РСФСР. На это заседание Президиума были приглашены некоторые активисты нашего национального движения, включая и меня. Заседание вёл Руслан Хасбулатов, первый заместитель председателя Верховного Совета РСФСР.

Постановление было не менее радикальным, чем упомянутый законопроект о реабилитации. Оно предусматривало создание комиссии Президиума ВС РСФСР по проблемам советских немцев во главе с Биром. Не считая его, в комиссию вошли 14 человек — по 7 народных депутатов РСФСР и членов Временного совета по восстановлению АССР немцев Поволжья, избранного нашим съездом (в приложении к постановлению этот орган был назван „Советом советских немцев“). Членом комиссии стал и я.

Комиссии было поручено разработать и представить до 20 мая 1991 г. на рассмотрение ВС РСФСР „концепцию социально-экономической и политической программы по восстановлению государственности советских немцев на территории РСФСР“. Такой документ мы представили в намеченный срок, однако на этом всё и заглохло. Никакой реакции российского парламента на наши предложения мы так и не дождались.

На заседании 22 апреля я неожиданно для себя заметил неподдельную заинтересованность Хасбулатова в принятии конструктивных решений по нашей непростой проблеме. Как выяснилось позже, он разделял эту позицию с влиятельными представителями репрессированных народов Северного Кавказа. Других убеждённых сторонников постановления, не считая нас, на заседании не нашлось.

Зато среди присутствующих, настроенных к постановлению сугубо негативно, оказался не кто иной, как известный правозащитник Сергей Ковалёв, председатель Комитета по правам человека ВС РСФСР. Его выступление свелось к тому, что никакой проблемы реабилитации российских немцев вообще не существует. Кстати, в начале 1992 г. мы убедились в столь же избирательном подходе со стороны советника президента Ельцина — Галины Старовойтовой, также считавшей проблему восстановления нашей республики надуманной».

Прерву Виктора Дизендорфа и скажу, что подобное отношение ультрадемократов к проблемам репрессированных народов (в данном случае — российских немцев) вполне естественно. Ведь именно так к ней относятся их кураторы из «Вашингтонского обкома», опасающиеся, что вслед произойдёт экономическое и духовное сближение России с Германией. Хотя справедливости ради замечу, что позиция русских ультрапатриотов ничуть не лучше. Впрочем, это тема отдельного разговора, а сейчас снова предоставим слово Дизендорфу:

«Через 4 дня после того заседания, 26 апреля 1991 г., в том же Белом доме был принят Закон РСФСР „О реабилитации репрессированных народов“. Это событие вызвало заметный прилив оптимизма. В самом деле, российское государство (которое, правда, существовало в рамках СССР главным образом виртуально) добровольно приняло на себя в отношении многих народов, репрессированных сталинским режимом, невиданные доселе обязательства.

Внушителен уже сам их перечень: территориальная реабилитация (восстановление национально-территориальных границ, существовавших до их антиконституционного насильственного изменения), политическая реабилитация (восстановление незаконно упразднённых национально-государственных образований), возмещение ущерба репрессированным народам и их представителям, социальная реабилитация, культурная реабилитация.

Конечно, я и мои товарищи были не столь наивны, чтобы безоговорочно доверять обещаниям властей, даже свободно избранных и „демократических“. Но в данной ситуации не было оснований и для полного недоверия к ним. Мы резонно напоминали самим себе: для чего-то же российские власти решились принять этот Закон.

Правда, он устанавливал только общие правовые рамки, необходимые, например, для разработки законодательного акта о реабилитации российских немцев. Однако в нашем случае уже существовала комиссия Президиума ВС РСФСР, которая и должна была заняться этой работой.

Так полагали мы, но отнюдь не носители высшей власти в тогдашней России. Наша комиссия не просуществовала и полутора месяцев. 3 июня 1991 г. Президиум ВС РСФСР принял Постановление „О комиссиях для подготовки предложений по реализации Закона РСФСР <О реабилитации репрессированных народов> в республиках и областях РСФСР“, по которому вместо нашей создавалась комиссия Совета Министров РСФСР „для рассмотрения вопросов и подготовки предложений“ по реабилитации немцев Поволжья.

Новую комиссию возглавил сам председатель Госкомна-ца, ныне покойный Леонид Прокопьев. Его заместителями стали А. Бир, а также председатели Саратовского и Волгоградского облисполкомов (территория АССР немцев Поволжья входит, как известно, именно в состав этих областей).

Единственным результатом деятельности этой комиссии стала „концепция решения проблемы советских немцев“, которая. полностью игнорировала только что принятый Закон о реабилитации.

Позже я задавал себе вопрос: зачем было принимать этот Закон, если российские власти категорически не желают им руководствоваться?

Ситуация прояснилась осенью 1991 г., когда я, навестив в очередной раз А. Бира в Белом доме, получил от него официальную стенограмму „исторического“ заседания ВС РСФСР.

Она ясно показала, почему российские законодатели во главе с тогдашним председателем ВС РСФСР Б. Ельциным очень торопились принять Закон о реабилитации. Сам Ельцин бесконечно ссылался на нетерпение представителей Северного Кавказа, но кто поверит, что Борис Николаевич мог руководствоваться чувствами и настроениями народов или их представителей? Тем более сегодня, когда все мы знаем, что при его непосредственном участии были развязаны две кровавые бойни в Чечне.

Совершенно ясно, что лихорадочная спешка Ельцина и его команды в апреле 91-го могла иметь только одно объяснение: через полтора месяца предстояли первые в России президентские выборы, и в погоне за голосами они пустились во все тяжкие. А ещё они сделали всё, дабы принять Закон о реабилитации в таком виде, чтобы с властей нельзя было спросить за его выполнение.

Давно нет у власти Ельцина, миновали уже и два президентских срока его преемника, „германофила“ Владимира Путина, страну возглавил Дмитрий Медведев, однако в горестной судьбе российских немцев ничто не изменилось к лучшему. Закон о реабилитации так и не заработал».

В заключение могу сказать, что тоже хорошо помню, как ельцинские агитаторы раздавали посулы всем без исключения репрессированным народам. Мол, вы только проголосуйте за Бориса Николаевича. И люди, поверив, проголосовали. Результат — известен.

Преемники Ельцина, к которым бессчётное число раз с просьбами восстановить справедливость, уравняв в правах с другими народами РФ, обращались российские немцы, хранят молчание. Лучше бы они, конечно, хранили что-нибудь другое. Например, государственные интересы. Но им виднее. И я не вправе им указывать, говоря, что для такой огромной и малонаселённой страны, как Россия, потеря трёх миллионов работящих, мастеровых, прилежных людей может быть и не трагично, но уж точно плохо. Что следовать христианским заповедям о прощении и покаянии нужно не только на словах, глядя в объектив телекамеры. И, наконец, что всемерно дистанцироваться от российских немцев, живущих в Германии (я имею в виду позицию Посольства РФ и его генконсульств), заигрывая и привечая тех, кто покинул страну по политическим и экономическим мотивам, уж совсем ни в какие ворота. Хотя ворота, они ведь тоже разные бывают, как и понятия о выгоде личной и пользе государственной. И может быть, установление тесных контактов с общественными, культурными, молодёжными организациями и объединениями российских немцев ФРГ как раз для РФ и не является приоритетным. Кто от этого больше проигрывает и проиграет в будущем? Однозначно кто угодно, но только не российские немцы, живущие в Германии.

Что же касается Александра Кичихина, с которого я и начал свой рассказ, то пришедшие к власти демократы моментально вычистили его из органов. Теперь, как слышал, он адвокат, причём преуспевающий. Лерик Ахметов переехал в Москву и занимает высокий пост в Ассоциации международных перевозчиков Турции, продолжает научную деятельность, опубликовал 18 книг. Крымским татарам республику так и не восстановили, но они убеждены: бесконечные украинско-русские разборки относительно будущего статуса полуострова — пустое сотрясание воздуха. «Крым был и будет татарским, но чуть позже», — говорят лидеры Меджлиса. И я почему-то им верю. Ну а российские немцы тонким ручейком продолжают перетекать в Германию, сохраняя зыбкую надежду на чудо, то есть на восстановление республики на Волге, от которого если кто и выиграет, то прежде всего Россия.

2010 г.