Чем Россия не Германия?

Чем Россия не Германия?

Вопрос, который непременно задаёт гость, в первый, а то и в очередной раз приехавший из России в Германию, это:

— А как они к нам относятся?

— Кто «они»? — притворяюсь, будто не понимаю.

— Ну, немцы, — понижая почему-то голос и стрельнув взглядом по сторонам, говорит гость.

— Ничуть не хуже, чем вы к ним. Особенно старшее поколение — Да брось ты, я ж серьёзно.

— И я серьёзно.

Но гость не верит. Он воспитан на малодокументальных, зато очень художественных фильмах и книгах о войне и поэтому всех немцев воспринимает исключительно в чёрнобелых, точнее — чёрных тонах. Переубеждать его — время тратить. Но я пытаюсь и начинаю издалека:

— Поверь, среднестатистический немец не обязательно носит «кайзеровские» усы и начинает маршировать, услышав звуки духового оркестра. Да, он любит порядок, чистоту, старается не нарушать законы. А ещё очень любит путешествовать, лоялен к иностранцам, практически не бывает пьяным, не дебоширит, хотя и знает толк в выпивке.

— Ну а к России, к русским — как он относится? — перебивает гость.

Короткий ответ, как знаю, его не устроит, а вот подробный. Какое-то время я размышляю, подбирая слова поубедительнее, а гость, неверно истолковав это моё молчание, наседает:

— Объясни тогда, чем отличается Германия от России? Ты ж давно здесь живёшь.

— А можно я на оба вопроса разом отвечу?

— Валяй, — великодушно соглашается гость.

— Только чуть позже и письменно.

— Мне реферат не нужен, — хохочет он. — Ты давай по-простому, без антимоний. Или не можешь?

— Могу, но начну, пожалуй, с цитаты, на которую наткнулся вчера у Сергея Есина. Секунду, я книжку возьму.

Этот разговор, который передаю с предельной точностью, действительно состоялся с моим давним другом — более того, одноклассником — Виктором Самойловым, живущим ныне в Туле и работающим в Москве. Ну а свой ответ, перед тем как публиковать, я, признаюсь, немного «причесал» и расширил, не изменяя сути и сохранив тональность.

Итак, на стыке границ Франции, Швейцарии и Германии расположен очень уютный городок Баденвейлер. Похожих на него в Баден-Вюртемберге и Баварии — масса, но Баденвейлер отличается от всех тем, что именно здесь 15 июня 1904 года отошёл в иной мир Антон Павлович Чехов.

За несколько мгновений перед этим, как свидетельствуют присутствовавшие, Антон Павлович по-немецки обратился к доктору: «Ich sterbe.» («Я умираю.») и неожиданно попросил шампанского. Взяв бокал, улыбнулся и, сказав: «Давно я не пил шампанского», выпил до дна, лёг на левый бок и вскоре навсегда затих.

А вот цитата из «Дневника ректора. Далёкое как близкое» (М.: ОЛМА-Пресс, 2006 г.) Сергея Есина: «15 июля 1908 г. Чехову открыли скромный памятник в Баденвейлере — к слову заметить, первый памятник Антону Павловичу в мире. На церемонии его открытия были и Станиславский, и Книп-пер, и целая толпа русского народа. Судя по книге отзывов в музее, его — русского народа — и сейчас здесь немало. Что же касается памятников.

Если во время войны в горнило своей экономики немцы вбрасывали даже наши, привозимые издалека памятники, то неужели же они пожалели памятник „декаденту“? Деликатно говорится, что сейчас установлен новый бюст Чехова (произошло это в 1992 г. — А. Ф.), поскольку прежний был разрушен во время Первой мировой войны. По её окончании один из тогдашних бургомистров в 1964-м, в разгар холодной войны, направил в Министерство иностранных дел ФРГ письмо: можем ли мы обратиться к СССР с просьбой установить памятник Чехову? „Нет“, — категорично ответило министерство. И тогда в Баденвейлере сделали это по собственной инициативе. Поставили памятную плиту, но в незаметном месте, под секвойями. Новый бюст был подарком поклонников писателя. Чехов смотрит вдаль, через долину Рейна. Бюст прекрасный, это кающийся Чехов времён сахалинской поездки, и изваял его, если не ошибаюсь, скульптор „оттуда“».

К цитате от себя добавлю, что на открытии памятника в 1908 году присутствовали также писатель Б. Бобрышев и литературный критик А. Веселовский. А в июле 1998 года в Баденвейлере, в помещении самого большого здания города — Курхауса — был торжественно открыт литературный музей «Чеховский салон» — к слову, первый музей Антону Павловичу за рубежом. Что же касается бюста, то он был выполнен сахалинским скульптором Владимиром Чеботарёвым.

Менее четырёх недель Чехов умирал в Баденвейлере (именно умирал, а не жил, как возвещает табличка на отеле «Зоммер»). Вероятно, поэтому здесь им не написано ни единой строки литературы. И, тем не менее, факт его краткого пребывания увековечен не только установкой первого памятника писателю, и вообще русскому человеку на Западе. Создано международное общество Чехова, есть площадь его имени со скульптурой «Чайки», посажен привезённый из Таганрога символический чеховский «Вишнёвый сад». В магазинчиках можно приобрести конфеты, белое и красное вино «Чехов», в лавках — сувенирные майки, флажки, значки с его изображением. Антон Павлович здесь на каждом шагу, и я удивляюсь, как этот город до сих пор не переименовали в Чеховвейлер.

Неподалёку находится ещё одно примечательное место — городок Баден-Баден. В XIX веке местным водам, климату и игорным домам суждено было сыграть особую роль в русской литературе: Николай Гоголь, Василий Жуковский, Лев Толстой, Фёдор Достоевский, Антон Чехов, Иван Тургенев (это только те, кого вспомнил с ходу) приезжали сюда в момент создания своих лучших произведений. Об этом свидетельствуют мемориальные доски на зданиях и масса историй, которые охотно рассказывают улыбчивые, розовощёкие аборигены. Причём некоторые из этих историй, сдобренные коварством, любовью, жертвенностью, подлостью, страстью, таковы, что заслушаешься! Но в данном случае, о чём немного сожалею, к теме нашего разговора они отношения не имеют. Другое дело — писатель Иван Тургенев, очень, как свидетельствуют современники, любивший Германию, и в особенности Баден-Баден, в котором предполагал провести остаток дней своих. Постоянно он жил здесь с 1863-го по 1870 год, и коротко наезжал вплоть до 1881 года.

5 октября 2000 г. рядом с его бывшей виллой, воздвигнутой по желанию Ивана Сергеевича в стиле Людовика XIII, был установлен памятник автору романа «Дым» и повести «Призраки», созданный народным художником России, скульптором Юрием Ореховым.

А вскоре неподалёку «наконец-то, — как писали германские газеты, — открыли памятник великому автору великого „Игрока“». «Проигравшийся в пух и прах на немецком курорте (это уже цитата из „Новых Известий“), Фёдор Михайлович в 2004 году возвратился в то же место, где он прогуливался без гроша в кармане и с полной литературных замыслов головой».

Босой Достоевский стоит на шаре, возвышаясь над миром, сплющенным под тяжестью гиганта. Он не ступает по земле, а выглядит так, будто вечно обречён искать опору и отвоёвывать жизненное пространство. Одет Фёдор Михайлович в узкий, непомерно малый ему сюртук, а его пальцы, сведённые судорогой, не могут разжаться.

Таким его увидел и отлил в бронзе московский скульптор Леонид Баранов.

Кроме этого памятника, о пребывании Фёдора Михайловича в Баден-Бадене напоминает бюст писателя, установленный у стены дома на Гернсбахерштрассе. Поселившись здесь в 1867 году вместе со своей молодой супругой Анной Сниткиной, Фёдор Михайлович просадил не только все припасённые на обратную дорогу в Россию деньги, но и свой костюм, обручальные кольца и даже «предпоследнее» платье жены.

К слову, азартным игроком, судя по воспоминаниям, был и Лев Толстой. Всё время своего короткого пребывания в Баден-Бадене в июне 1857 года он провёл исключительно за игрой. Естественно, в пух и прах проигрался, занял денег у писателей Полонского и Боткина и снова проиграл. После чего гневно заметил: «Окружён негодяями! А самый большой негодяй — это я!». С тем и покинул славный курорт. Но, думаю, не навсегда. Лев Николаевич в Баден-Баден всенепременно возвратится в виде скульптуры, а может, бюста.

Но, вообще-то, мы ведём речь о Достоевском. Так вот: ещё один памятник Фёдору Михайловичу находится в Висбадене.

3 февраля 1997 года его преподнёс в дар столице федеральной земли Гессен, где писатель также жил и немало спустил денег в местных казино, мюнхенский скульптор Гавриил Гликман. С Гавриилом Давыдовичем, скончавшимся в 2003 году, я был хорошо знаком, и могу свидетельствовать, что этому огромному жизнелюбцу, весельчаку и бесспорному таланту ничто человеческое было не чуждо. Вероятно, поэтому Достоевский как раз и был одним из его любимых — нет, не писателей, а друзей. По крайней мере, о нём Гликман всегда говорил, как о хорошо ему знакомом, понятном и приятном человеке, просто ненадолго куда-то отлучившемся.

И, наконец, самый «молодой» из известных мне в Германии памятников Фёдору Михайловичу появился 10 октября 2006 года в Дрездене.

— Нигде за пределами России, — убеждённо говорил мне большой поклонник писателя и знаток его творчества д-р Вольфганг Шелике, возглавляющий правление Немецко-русского института культуры в Дрездене, — Достоевский не жил так долго, как в столице Саксонии. Именно в этом городе он создал первую редакцию своего пророческого романа «Бесы». Здесь, в сентябре 1869 года, у них с Анной Григорьевной родилась дочь Любовь, и здесь же в православной церкви св. Симеона Дивногорца она была крещена.

Идею установить памятник Достоевскому в Дрездене подсказал членам Немецко-русского института культуры московский режиссёр и актёр МХАТа Леонид Монастырский. Выбирая монумент, остановились на скульптуре Александра Рукавишникова работы 1987 года, которая, кстати, послужила основой памятника Достоевскому в Москве, открытого в 1997 году. А спонсором всего этого проекта, в котором активно участвовали посол РФ в ФРГ Владимир Котенёв, генеральный консул РФ в Лейпциге Геннадий Голуб, премьер-министр Саксонии Георг Мильбрадт, депутат Саксонского парламента Хайнц Эггерт и политолог Михаэль Эггерт, выступил Лейпцигский концерн Verbundnetz GAS AG.

На открытии памятника присутствовали тогдашний президент РФ Владимир Путин и канцлер Германии Ангела Меркель. И это, согласитесь, символично.

А теперь мысленно перенесёмся в баварскую столицу — Мюнхен, где живёт необыкновенная во всех отношениях женщина — актриса и общественный деятель Татьяна Лукина, возглавляющая правление старейшего в Европе Центра русской культуры MIR. Это ей и её соратникам, большинство из которых — влюблённые в русскую культуру коренные немцы, принадлежит идея установки в баварской столице памятника русскому поэту Фёдору Тютчеву. А создал его и безвозмездно передал в дар городу заслуженный художник России скульптор Андрей Ковальчук.

Открыт памятник был в декабре 2003 года, неподалёку от греческой православной церкви Сальваторкирхе, где Тютчев в феврале 1829 года венчался в первом браке с Элеонорой Петерсон (в девичестве графиней Ботмер) и где позже были крещены пятеро его детей, родившихся в Мюнхене.

В общей сложности великий поэт и искусный переводчик выдающихся немецких литераторов, великолепный мастер политических эссе и, как говорят, непревзойдённый дипломат и разведчик Фёдор Тютчев прожил в Мюнхене, где служил дипломатом в посольстве Российской империи в Баварии, 20 лет из тех 22-х, что провёл за границей. Здесь он написал около 120 стихотворений (из 400 вошедших в его творческое наследие), многие из которых по праву считаются шедеврами русской лирики. Именно здесь родились его знаменитые строки: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить», а также: «Русская история до Петра Великого — сплошная панихида, а после — одно уголовное дело». Впрочем, пересказать всё, что создано в баварский период его жизни, невозможно. И, тем не менее, об одном сказать необходимо: Тютчев всегда придавал большое значение российско-германским отношениям и всячески ратовал за политическое, духовное и культурное сближение двух наших народов и стран. В 1843 году с благословения всесильного начальника Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии графа Александра Бенкендорфа и после одобрения императора Николая I именно он, как сказали бы сегодня, стал последовательно лоббировать интересы России, создавая её положительный облик в прессе Запада и оказывая целенаправленное влияние на ведущих политиков Европы.

Есть в Мюнхене ещё один знаковый памятник русской литературе и словесности — библиотека русских книг и периодики Толстовского фонда. Эта крупнейшая и, пожалуй, самая известная в Западной Европе и Америке библиотека русских книг была создана в 1949 году группой энтузиастов-невозвращенцев, как тогда называли бывших россиян, очутившихся после революции и в период Второй мировой войны на Западе. С 1989 года библиотеку возглавляет Татьяна Ершова, родившаяся в смешанной семье (отец — русский, мать — немка) и выросшая, по её собственному выражению, под сенью двух великих культур.

Фонд библиотеки насчитывает порядка 45 тысяч книг на русском языке, изданных практически во всех уголках планеты. Читательская же аудитория — 3,5 тысячи человек, живущих в различных городах Европы. На полках — оригинальные тома русских авторов, отпечатанные в Сан-Франциско, Шанхае, Буэнос-Айресе, Канне, Ницце, Берлине, Мюнхене, Праге, Белграде, Париже — то есть из тех стран, где издавали русских писателей-эмигрантов. Среди этих раритетов, например, — все до единой книги американского издательства им. Чехова, вышедшие во время Второй мировой войны. Специалисты, с которыми я беседовал, уверяют, что нигде, включая даже Интернет, вы не найдёте столь полного собрания эмигрантской литературы, как в мюнхенской Толстовке.

Следующий «нерукотворный памятник» российской культуре в Мюнхене — это Фонд композитора Александра Глазунова, созданный по завещанию его дочери Елены Александровны Глазуновой-Гюнтер в 1991 году и которым руководит председатель Императорского православного палестинского общества в Святой земле Николай Воронцов.

Фонд занимается исследовательской и научной деятельностью, помогает стипендиями талантливым, но стеснённым в средствах российским композиторам и одарённым студентам, обучающимся в консерваториях Западной Европы, проводит встречи любителей и знатоков творчества великого композитора, осуществляет заметную работу по укреплению духовных и культурных связей между интеллектуалами Германии и России. Но мало кто знает, что именно в помещении Фонда состоялась одна воистину судьбоносная встреча, не имеющая, правда, ни малейшего отношения ни к музыке, ни к искусству, ни к композитору Глазунову.

Но прежде чем рассказать о ней, напомню, что 17 мая 2007 года, в праздник Вознесения Господня, в Москве, в храме Христа Спасителя состоялось торжественное подписание Акта о каноническом общении между Русской православной церковью Московской патриархии и Русской православной церковью за рубежом. Прибывший на церемонию подписания президент РФ Владимир Путин в речи, произнесённой с амвона храма, подчеркнул, что этот документ «знаменует не только восстановление единства Русской православной церкви, это — событие поистине всенародное». Действительно, переоценить его сложно и поэтому небезынтересно вспомнить факт мало кому известный. А именно, что первого апреля 2003 года Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обратился к архиереям, представляющим Русское православие в Западной Европе, с предложением обсудить возможность создания митрополичьего округа. А если перевести это на «мирской» язык — предложил начать процесс объединения.

Спустя несколько недель архиепископ Берлинский и Германский РПЦЗ Марк попросил Николая Воронцова предоставить дом Фонда Александра Глазунова для весеннего заседания Архиерейского синода РПЦЗ. Естественно, тот с благодарностью согласился.

Замечу, что это было одно из редких исключений, когда заседание состоялось не в Нью-Йорке, местопребывании Синода, а в Мюнхене.

И вот с 12 по 14 мая 2003 года в обстановке не повышенной, но всё же секретности состоялось это судьбоносное заседание, в котором приняли участие члены Архиерейского синода во главе с митрополитом Лавром — архиепископ Берлинский и Германский Марк, епископ Сан-Францисский и Западно-Американский Кирилл, епископ Манхэттенский Гавриил, епископ Женевский и Западно-Европейский Амвросий, а также епископ Бостонский Михаил и епископ Штутгартский Агапит. На этом заседании, на основании обращения Патриарха Московского Алексия II ко всем епископам «русской традиции» в Западной Европе, Архиерейский синод РПЦЗ принял решение, ставшее, по сути, началом диалога на пути к подписанию Акта о каноническом общении.

А вот старейшее в Германии русскоязычное объединение — всегерманское Свято-Князь-Владимирское братство — находится в городке Бад-Киссинген. Создано оно в 1890 году и занимается церковно-просветительской деятельностью, устраивает благотворительные концерты, помогает детям России. Ну а ему, впрочем, как и МШу, и Толстовской библиотеке, и Нюрнбергскому клубу друзей Санкт-Петербурга, возглавляемому Леонидом Смородинским, другим подобным организациям, помогают немецкие граждане, общественные и государственные структуры ФРГ.

Впрочем, мы несколько отклонились и пора возвратиться к гранитным монументам и бронзовым памятникам.

Александра Сергеевича Пушкина в Германии знают, чтят, издают, любят и увековечивают. Первый памятник великому поэту был открыт, что символично, в Веймаре — на родине величайшего немецкого поэта, основоположника немецкой литературы, мыслителя, почётного члена Петербургской академии наук Иоганна Вольфганга Гёте. Произошло это в ноябре 1949 года — в дни, когда отмечалось 150-летие со дня рождения Александра Сергеевича (автор памятника — дрезденский скульптор Иоганн Фридрих Роге). А в 1987 году, когда отмечалось 150-летие со дня смерти поэта, бронзовый памятник, созданный заслуженным художником России Анатолием Скнариным и отлитый тюрингскими мастерами, был открыт в городе Гера. В 1994 году бронзовая статуя поэта появилась в центре города Хаммер. Автор памятника — московский скульптор Григорий Потоцкий. В сентябре 1996 года памятник Пушкину, созданный действительным членом Российской академии художеств, скульптором Юрием Черновым, украсил один из центральных районов побратима Москвы — Дюссельдорфа.

И это далеко не все памятники русским литераторам, установленные в Германии. Наверняка есть ещё те, о которых я не знаю. Плюс — мемориальные доски.

Например, Ивану Тургеневу (в рейнском городке Линце, на Ам Гестаде 5, написавшему здесь свою «Асю»), Владимиру Набокову (в Берлине, на Несторштрассе, 22, где он прожил почти 15 лет и создал почти все свои русские романы). Там же, в Берлине, на фасаде дома № 9 на Трауте-науштрассе на деньги, собранные студентами славистами и при поддержке немецкого политика Фридберта Пфлюгера в 1996 году появилась мемориальная доска в память о том, что здесь в 20-е годы ХХ века вместе с дочерью Ариадной жила поэтесса Марина Цветаева.

А ещё в центре Берлина на Францёзише-штрассе, в доме, в котором прошли последние месяцы жизни «Пушкина русской музыки», автора «Ивана Сусанина», «Руслана и Людмилы», романсов «Я помню чудное мгновенье», «Не искушай» и других великих произведений Михаила Глинки тоже укреплена мемориальная доска.

В баварской столице кроме памятника Фёдору Тютчеву имеются две мемориальные доски, напоминающие о русском поэте: на Герцогшпитальштрассе, 12, где с 1822 по 1828 гг. располагалась Российская дипломатическая миссия, в которой он служил, и в здании Сальватор-кирхе.

Но в Мюнхене ещё ведь жили и творили русские художники Василий Кандинский, Алексей Явленский, Марианна Верёвкина, Игорь Грабарь, Рудольф Трейман, и в память об этом на доме № 23 на Гизелаштрассе укреплена бронзовая доска «Синему всаднику».

Там же, в Мюнхене, на доме № 30 на Айнмиллерштрас-се укреплена мемориальная доска в память о философе, писателе и публицисте Фёдоре Степуне. Появилась она в 2003 году по инициативе бывшего гражданина Украины, а ныне Германии — журналиста Виктора Фишмана. Дело в том, что в году 1998-99 он заинтересовался трудами и судьбой Фёдора Августовича: побывал в баварском архиве, в университете, где тот преподавал, встретился с его учениками, а затем решил посетить кладбище Нордфрид-хоф, на котором, по данным похоронных книг, покоился прах философа, скончавшегося в Мюнхене в 1965 году. Но могилы Степуна в том ряду, который был указан в книгах, не оказалось. Дальнейшее расследование Фишмана прояснило следующее: в Германии за землю под могилу нужно платить. Первые пятнадцать лет после смерти Степуна деньги вносило созданное им Общество содействия развитию русского языка у детей, но когда оно прекратило своё существование, то вносить плату стало некому, и место продали. Фамилию семьи, которая приобрела его, управление кладбищ назвать отказалось: не положено. А потому и поиски памятника, что стоял на могиле, продолжить было невозможно.

И получалось, что ничего указывающего на то, что в Мюнхене жил и творил один из крупнейших философов и литературоведов русского зарубежья ХХ века Фёдор Августович Степун, нет.

Обо всём этом Виктор Фишман рассказал директору Толстовской библиотеки Татьяне Ершовой и президенту правления центра MIR Татьяне Лукиной. Вместе они обратились к обер-бургомистру города Мюнхена Кристиану Уде с просьбой найти возможность установить мемориальную доску на доме, где около 20 лет жил профессор Мюнхенского университета Фёдор Степун. А спустя ещё три года состоялось торжественное открытие мемориальной доски, выполненной скульптором Марлене Нойбауер-Воернер.

А ведь кроме памятников и барельефов в больших и малых немецких городах есть масса улиц, носящих имена русских писателей, поэтов, композиторов, художников, общественных деятелей.

Написав всё это, я, признаюсь, хотел было продолжить в том духе, что в России, дескать, тоже есть улицы, носящие имена немецких писателей и композиторов (хотя на ум приходят, в основном, революционные названия типа проспекта им. Карла Маркса, улицы им. Розы Люксембург или площади им. Эрнста Тельмана). Однако же памятников по-настоящему великим германским интеллектуалам в российских городах я что-то не припомню. Впрочем, как и памятников российским немцам, вклад которых в мировую науку, культуру, образование, медицину и прочие жизненно важные для общества отрасли огромен. Ну, например, академику Борису Раушенбаху, композитору Альфреду Шнитке, пианисту Святославу Рихтеру, писателям Августу Лонзингеру, Борису Пильняку. Да разве всех перечислишь! Взять бы, да и установить коллективный памятник всем им! А то ведь кроме могильных надгробий ничего.

Но для того чтобы такой памятник возник, необходимо не только желание высших руководителей Российской Федерации, но также искреннее стремление к этому и их берлинских коллег, заседающих в Бундестаге и Канцлерамте. Только тогда и только в этом случае можно будет говорить о реальном сближении — духовном и культурном — двух народов. Однако пока приходится наблюдать лишь то, как, надувая щеки и морща лоб, нам талдычат с трибун разнокалиберных форумов и конференций об исключительной пользе подобного сближения. Впрочем, это так, к слову. Потому что истинное отношение российских властей предержащих к сохранению народной памяти о выдающихся сынах собственного прошлого ярко иллюстрирует такой факт.

Не далее чем в сентябре 2009 года в авторской телепередаче Андрея Караулова «Момент истины» шла речь о том, как в современной России уничтожается культурное наследие, а заодно и интеллектуальная память. Приведённый Карауловым пример лично во мне вызвал содрогание. Суть в следующем: в блистательном Санкт-Петербурге — этой жемчужине имперского величия и оплота православия России — вот уже 70 лет как закатаны под асфальт могилы выдающихся русских композиторов — членов творческого содружества, вошедшего в историю культуры под названием «Могучая кучка», — Милия Балакирева, Николая Римского-Корсакова, Александра Бородина и Модеста Мусоргского. Произошло это следующим образом.

В 1939 году, когда в Ленинграде строили гостиницу «Москва», реконструировали старый Невский проспект, ведущий к Александро-Невской лавре. И возле Некрополя, что на Тихвинском кладбище, разбили площадь, для чего передвинули забор чуть внутрь Некрополя. И могилы великих русских композиторов оказались по эту сторону кладбищенского забора! Под асфальтом площади! Памятники с могил перенесли, а вот останки людей, что покоились под ними, оставили на месте. «В результате, — как пояснил Караулов, — точно над могилой Модеста Петровича теперь располагается автобусная остановка. А над могилами остальных — асфальт дороги».

Об этом факте уже не первый год достоверно знают все три последних (по времени) министра культуры РФ, а также мэр Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко и прочие высокопоставленные демократы. Только вот перезахоронить останки великих россиян никто из них не спешит (или не собирается?).

Вот и ответ моему старинному другу Виктору Самойлову на вопрос, чем отличается современная Германия от современной России.

2010 г.