IV. МАТЕРІАЛИЗМЪ И ГУМАНИЗМЪ

1. ОДУХОТВОРЕННАЯ ТЕХНИКА

Едва ли можно представить себ? меін?е основательное обвиненіе современной культуры, какъ обвиненіе ея въ матеріализм?, въ томъ, что развитіе въ ней получила лишь ея вн?шняя сторона. Люди видятъ, что воздвигаются жел?зныя дороги и пароходы, вырастаютъ зданія съ удобствами, которыя не снились нашимъ предкамъ, подъемными машинами и ваннами, вырастаютъ фабричные города, грандіозные магазины, видятъ это безчисленное количество предметовъ и представленій, предназначаемыхъ для удовлетворенія жизненныхъ задачъ, все это грандіозное накопленіе богатствъ и средствъ ихъ воспроизводить, — и д?лаютъ изъ этого выводъ, что, значитъ, именно на удобства, богатство, на вн?шнее и предметное и направлены челов?ческое вниманіе и усилія нашей эпохи. Выводъ кажется неоспоримымъ: никогда такъ не повышался матеріальный уровень жизни; никогда жизнь не была столь обезпеченной вн?шней организаціей порядка, значитъ, никогда культура не была столь матеріалистической, какъ культура недавняго прошлаго.

Можно не мало сказать даже уже и о вн?шней неправильности подобныхъ выводовъ. Изъ того, что неизм?римо возросло количество усилій и энергіи, затрачиваемое на «матеріальное», в?дь еще отнюдь не сл?дуетъ, чтобы сократились усилія и энергія, направляемыя на не матеріальное, ца духовное. Возрасла интенсивность жизни вообще; и если на вн?шнемъ это бол?е зам?тно, то в?дь на то оно, и вн?шнее, чтобы бол?е явно и безспорно бросаться въ глаза. Мало того, при общемъ возрастаніи творческаго напряженія по вс?мъ путямъ вполн? естественно, чтобы сравнительно производительн?е оно сказалось на вн?шнемъ, на томъ, что по существу своему неопред?ленно растяжимо, удлиняемо, умножаемо. Въ области такъ называемыхъ внутреннихъ сторонъ духа, высшихъ его функцій количественное м?рило и вообще неприм?няемо. Не можетъ быть художественной интуиціи въ три раза художественн?е другой, или моральнаго подвига въ пять разъ возвышенн?е иного; но вн?шнее, подлежащее изм?ренію, счету и в?су можетъ оц?ниваться количественно и бросается въ глаза своей количественной оц?ненностью.

Съ другой стороны, заботы о матеріальномъ, погруженность въ эти заботы, свойствены р?шительно всякой эпох?, всякому обществу; и въ сущности различіе заключается не въ томъ, что въ современности объ удобствахъ или богатств? бол?е заботятся, а въ томъ, что эти заботы ув?нчиваются большимъ усп?хомъ. Грандіозный ростъ матеріальной культуры знаменуетъ не столько ростъ заинтересованности въ ней, сколько удачу удовлетворенія этой заинтересованности — ростъ производительныхъ силъ и способностей. И, значитъ, этимъ еще не дается отв?та относительно матеріальныхъ ц?лей эпохи, а лишь ставится вопросъ относительно источника ея производительныхъ силъ.

Но дал?е — было бы чрезвычайно поверхностно въ этомъ рост? матеріальной культуры усматривать возрастаніе матеріальнаго момента. Отъ того, что челов?къ ?детъ въ рыдван?, а не въ экспресс?, на парусномъ судн?, а не на океанскомъ пароход?, отъ того, что онъ подымается на свою мансарду по л?стниц?, а не на подъемной машин?, отъ того, что онъ верхомъ ?детъ къ сос?ду, а не говоритъ съ нимъ по телефону, отъ того, что осв?щаетъ свою каморку св?чей, и, подневольный природной темнот?, опред?ляется въ своей работ? и въ своихъ удовольствіяхъ космическими условіями, а не зажигаетъ когда вздумается электричества, становясь хозяиномъ своего времени, — отъ этого и отъ бездны другихъ явленій онъ нисколько не мен?е матеріалистиченъ и не бол?е духовно настроенъ. Наоборотъ, ч?мъ меньше матеріальной культуры, т?мъ больше зависитъ челов?къ отъ матеріальныхъ условій, въ которыхъ живетъ, т?мъ безпомощн?е противъ нихъ. Ростъ матеріальной культуры не подчиняетъ его матеріальнымъ условіямъ, а д?лаетъ его надъ ними господиномъ. Связность, конечно, остается, но она переносится съ матеріи, независимой отъ челов?ческой воли и господства, на матерію отъ нихъ зависимую. Съ ростомъ матеріальной культуры духъ не погружается въ матерію, — а пронизываетъ ее собой. Челов?къ погруженъ въ природу и, медлительно выбиваясь въ ней и изъ нея, онъ ее претворяетъ, приспособляетъ къ себ?, къ своимъ задачамъ, овлад?ваетъ ею — создаетъ матеріальную культуру. Въ ней не онъ погружается въ матерію, а матерію пронизываетъ собой.

Если присмотр?ться къ тому, каково значеніе матеріальной культуры, не трудно уб?диться въ томъ, что ея расцв?тъ знаменуетъ собой прежде всего снятіе или ослабленіе матеріальнаго бремени: большее число людей могутъ быть сытыми или мен?е голодными, жить въ тепл?, или въ меньшемъ холод?, испытывать меньше физическаго мучительства, быть бол?е обезпеченными отъ б?дствій и угрозъ б?дствіями. Во всемъ этомъ и подобномъ проявляется не столько возрастаніе, сколько умаленіе матеріальной связности. Къ тому же она претворяется пронизываемая элементами нематеріальнаго: такъ, напр., вся система чистоплотности есть одно изъ существенныхъ достиженій матеріальной культуры, и т?, кто въ русскомъ распад? пережили чрезвычайно быстрое ея умаленіе, знаютъ какъ первымъ д?ломъ онъ отразился поразительнымъ умаленіемъ опрятности. Другое — им?емъ въ пронизываніи вещей и среды элементами красиваго, эстетическаго (независимо отъ того, на какомъ уровн? эстетическаго находится данное общество).

Неизм?римо расширяется сфера доступнаго. По?зда позволяютъ перенестись въ страны безъ нихъ недостижимыя. Преодол?ваются пространства, сокращается время, умножаются альтернативы и возможности: мало, кто взобрался-бы на глетчеры Юнгфрау безъ подъемной жел?зной дороги. Безконечно возрастаетъ емкость жизни и сознанія, безконечно умножаются подлежащія воспріятію ц?нности.

И ошибочно было бы утвержденіе, что самой организованною обезпеченностью своихъ достиженій она уничтожаетъ ц?нн?йшую сторону — борьбу за нихъ; что въ былыя времена небольшое путешествіе въ ближайшія окрестности было поучительн?е и тревожн?е, требовало больше духовнаго напряженія и р?шимости, ч?мъ нын? (я говорю о довоенномъ времени) путешествіе на другой конецъ Европы. И въ этомъ, какъ и въ другихъ отношеніяхъ, мы им?емъ д?ло лишь съ недоразум?ніемъ. Если полицейскіе посты, электрическое осв?щеніе и жел?зныя дороги уничтожили романтику опасностей прй пере?зд? въ сос?дній городокъ, то было бы слишкомъ неосновательно думать, что этимъ и вообще устранены необезпеченность, опасность, усилія и дерзанія, — только проявлять ихъ надо уже не при пере?здахъ въ десятки верстъ, а въ по?здкахъ въ глубины Африки или въ полярные льды, при взлетахъ на аппаратахъ тяжел?е и легче воздуха, при опусканіи на подводныхъ лодкахъ. Не было эпохи бол?е великихъ дерзаній; и если д?йствительно въ наши дни художникъ не долженъ себ? прокладывать дорогу къ слав? и богатству съ помощью яда и кинжала, или защищать себя шпагой отъ предательскаго удара изъ за угла, то право же намъ не стоитъ завидовать душевнымъ волненіямъ детективовъ, преступниковъ и дегенератовъ міровыхъ столицъ, и по сейчасъ переживающихъ чувства не слаб?е, ч?мъ во Флоренціи 16 в?ка. Другія бол?е благородныя дерзанія, другой невидимый героизмъ ожидаетъ едва ли не всякаго, кто им?етъ охоту пріять ихъ на свои рамена. Можно было жить спокойн?е въ недавней европейской д?йствительности — это в?рно; но не только было возможно жить и въ бурномъ напряженіи, и въ отважныхъ дерзаніяхъ, но къ нимъ гнало время современниковъ, и современники ихъ осуществляли.

* * *

Этимъ я только еще подхожу къ наибол?е существенному посл? предварительныхъ зам?чаній, выше высказанныхъ. Не было эпохи, къ которой мен?е шло обвиненіе въ матеріализм?, ч?мъ къ нашему времени. «Европа погружается въ матеріализмъ» писалъ Р. Роланъ въ своей знаменитой біографіи Бетховена. Можетъ быть, и было справедливо такъ сказать по отношенію къ искусству, которое д?йствительно къ концу в?ка переживало полосу распада, — ибо это не было искусствомъ эпохи, а продуктомъ упадка задержавшагося искусства эпохи предыдущей, — своего же новаго искусства современность не создала въ унасл?дованныхъ отъ прошлаго формахъ живописи, музыки и романа. Но если взять не эти отд?льныя области — остатки прошлаго, а всю совокупную жизнь времени, то не можетъ быть большей ошибки и неправды, нежели это сужденіе. Европа на самомъ д?л? по всей линій уходила отъ матеріализма, отъ корысти, отъ ограниченія себя пресл?дованіемъ выгодъ, даже отъ ц?лесообразности. И это можно отм?тить начиная съ вершинъ и до широчайшаго ея фундамента. Мн? уже приходилось упоминать объ упорномъ стремленіи къ полюсамъ, въ глубину Африки, къ вершинамъ Гималаевъ, въ сущности говоря — не представлявшихъ непосредственнаго интереса для людей, эти походы совершавшихъ, многимъ изъ нихъ не дававшихъ и славы; едва ли они представляли даже и достаточный научный интересъ въ уровень съ жертвами и трудами осуществленія. Это была чистая тяга къ преодол?нію, героизмъ категорическаго императива, свободно поставленной ц?ли. И то же самое сказывается въ могучемъ рост? пароходовъ, домовъ, фабрикъ. Зд?сь возможно усмотр?ть выгоду, хотя на самомъ д?л? во многихъ случаяхъ д?йствуетъ скор?е разб?гъ сверхфункціональной напряженности, ч?мъ точный учетъ пользы. Но возьмемъ всю безконечно развившуюся сферу игръ, спорта, превращеніе въ спортъ всевозможныхъ ц?лесообразныхъ д?ятельностей; возьмемъ всю систему рекордовъ, о которой выше была р?чь, страсть д?ятелей и созерцателей на установленіе все новыхъ достиженій во вс?хъ областяхъ, хотя бы чрезвычайно мало содержательныхъ. Спортъ и игры не пресл?дуютъ непосредственно задачи физическаго здоровья, ибо они требуютъ обыкновенно односторонне усиленной тренировки; въ нихъ н?тъ осуществленія технической ц?лесообразности, ибо для рекордовъ нужно развитіе такихъ свойствъ, которыя для ц?лесообразнаго техническаго использованія вовсе и не пригодны. И зд?сь — чистое пресл?дованіе самодовл?ющихъ задачъ, чистая игра самодовл?ющихъ преодол?ній.

Такова среда, таковъ тонъ эпохи. Онъ лежитъ и въ основ? техническаго роста, двигая его и пронизывая собой. Но зд?сь сказывается уже и н?что другое, несравненно бол?е значительное.

* * *

Массовое творчество — таковъ характеръ эпохи. Быть можетъ, наибол?е значительная, плодотворная сторона демократизма заключается въ этой широкой распространенности творческихъ возможностей. Широкое распространеніе просв?щенія въ передовыхъ странахъ — всеобщее начальное образованіе, сравнительно легкая доступность и бол?е спеціальныхъ или высшихъ знаній, быстрая распространяемость идей и утвержденій, сравнительный подъемъ благосостоянія, сравнительная легкость пробиться, или хотя бы общаться — таковы условія, которыя позволяютъ использовать производительные начатки, гд? бы они ни проявлялись. Это сказывается во всемъ, даже и въ безконечномъ количеств? поэтовъ, романистовъ, публицистовъ нашей эпохи; но зд?сь еще проявляется скор?е отрицательная сторона этого явленія — пониженіе доступной границы творчества. Впрочемъ, дальн?йшій ростъ демократизма самъ вноситъ поправку въ эту отрицательную сторону; ибо такое громадное количество накопляется въ каждой области «творцовъ», что получается новая задача — преодол?ть это множество, чтобы и среди нихъ стать зам?тнымъ, выд?лившись среди этихъ дюжинъ недюжинныхъ. Но во всякомъ случа? въ техническихъ, не научныхъ областяхъ н?тъ и этой отрицательной стороны, ибо зд?сь, какъ бы мало значительно ни было творчество, — оно сказывается въ н?которомъ объективномъ и пров?римомъ достиженіи, вливающемся въ объективный составъ знаній, ум?ній и приспособленій и тамъ используемомъ. Отсюда получается огромное объективное творчество. Быть можетъ, нигд? н?тъ того господства своеобразнаго соборнаго начала, какъ въ наук? и техник?. Оно выражается разум?ется не въ совм?стномъ д?ланіи; каждый работаетъ порознь, въ кабинет?, въ лабораторіи, за чертежнымъ столомъ, но такъ какъ вс? работаютъ надъ единымъ объективнымъ составомъ и такъ какъ легко доступна взаимная передача достиженій, то каждое изъ нихъ, хотя бы и незначительное, вливается въ общій составъ съ другими. Зд?сь демократизмъ, широкая распространенность творческаго процесса и свобода общенія — получаютъ строительное значеніе благодаря объективности почвы общей работы, благодаря тому, что задача, обоснованная комплекснымъ мотивомъ, является обоснованной объективно, оказывается реально-общей для вс?хъ.

На этой почв? становится возможнымъ неизм?римо грандіозный изобр?тательскій процессъ, не им?ющій равныхъ въ исторіи. Можно вульгарно сказать, что строительство претъ изо вс?хъ щелей, изъ безчисленнаго количества самостоятельныхъ точекъ, — повторно, аналогично, дополнительно сплетаясь, взаимно подхлестывая, создавая почву для геніальныхъ интуицій и немедленно обл?пляя ихъ тучей поправокъ и дополненій.

* * *

Однако, не одно интеллектуально-строительное, но и творчество моральное — получило силу и напряженность небывалую. На первый взглядъ это можетъ показаться неправдоподобнымъ: моральный моментъ въ нашей культур? міровыхъ городовъ кажется отступающимъ на далекій планъ.

Т?, кто такъ думалъ, были в?роятно чрезвычайно поражены проявленнымъ на войн? героизмомъ; подвиги войны оказались какъ бы съ неба свалившимися въ м?щанскій в?къ пресл?дованія корыстныхъ интересовъ и задачъ жизненнаго удобства. Обыватель изъ за станка, прилавка и конторы — и вдругъ герой въ траншеяхъ или въ облакахъ. Какъ это случилось?

Это случилось потому, что напряженная мораль была заложена въ мирной ново-европейской культур? такъ же, какъ въ ней были заложены силы анализа и синтеза, постиженія и изобр?тательности.

Всмотримся въ общую картину культуры, даже въ ея матеріальномъ, техническомъ, наружномъ, — именно въ томъ, что представляется столь вн?шнимъ и поверхностнымъ. Прислушаемся къ могучей пульсаціи созиданія, къ уточненію, утонченію, возрастанію и сліянію безчисленныхъ усилій въ объемлющую гармонію. Тотъ духъ производящаго творчества, который въ этомъ проявляется — о немъ уже было сказано, его нетрудно усмотр?ть. Но трудно ли усмотр?ть тотъ духъ зоркаго самообладанія, отв?тственнаго контроля, исполнительскаго долга, которымъ однимъ жива подобная культура. Машины не движутся сами собой, туннели и каналы не сами собой соединяютъ противоположные склоны хребтовъ или сос?днія моря, и сами собой не движутся тончайшіе механизмы сложн?йшихъ аппаратовъ. Само собой все только разрушается. Въ чрезвычайно наглядныхъ по своей упрощенности и доступности проявленіяхъ — отнюдь не на тончайшихъ механизмахъ современности, а на весьма грубыхъ и мало дифференцированныхъ — этотъ процессъ прошелъ на нашихъ глазахъ съ потрясающей силой въ большевистской Россіи, да проходитъ и въ другихъ странахъ упадка — хотя и въ ослабленныхъ тонахъ. Само собой все только разрушается: обваливаются дома, ржав?ютъ машины, зарастаетъ плевелами земля. Общая деградація — таковъ законъ матеріальной культуры, предоставленной самой себ?. И ч?мъ выше она и тоньше, т?мъ быстр?е и страшн?е деградація. Жизнь техники есть жизнь в?чно бодрствующаго за нею духа, непрерывно сл?дящаго, осуществляющаго, пров?ряющаго, возстанавливающаго. И когда матеріальная техника въ такой м?р?, какъ это им?етъ м?сто въ современности, легла въ основу всей жизни, стала предпосылкой прост?йшихъ и сложн?йшихъ ея движеній, это только означаетъ, что въ основ? ихъ лежитъ челов?ческій духъ. Въ былые в?ка челов?чество жило въ природ?, къ ней приспособляясь, на ея почв? возводя постройку своего бытія; въ современности оно эту постройку возводитъ на основ? собственнаго духа — Прометей съ неба заимствовалъ согр?вающій жизнь огонь, Атлантъ на своихъ плечахъ выдерживаетъ земной шаръ. Дрогнетъ напряженіе и вниманіе — и обрушится шаръ, а съ нимъ челов?чество. Непрерывное напряженіе, непрерывное вниманіе — въ бездн? точекъ, въ безчисленномъ количеств? д?лъ, въ непрекращающемся теченіи времени. Все держится со вс?мъ, все предполагаетъ вс?хъ. Монтеръ на водопроводной станціи, стр?лочники и инженеръ, расчитывающій кр?пость сводовъ въ туннел?, рабочіе въ копяхъ, — каждый винтикъ долженъ д?йствовать точно, чтобы удержалось ц?лое.

Это вопросъ уже не познанія, это вопросъ воли и морали. Не было эпохи, гд? бы въ большей степени была разлита напряженн?йшая потребность въ отв?тственности. Машинистъ на паровоз?, шофферъ на автомобил?, летчикъ на аэроплан? — отъ неловкаго движенія каждаго, отъ ослабленія духовной зоркости зависитъ жизнь ихъ и другихъ людей. Инженеры, мастера, рабочіе, отъ соблюденія ими долга и нер?дко отъ соблюденія жертвеннаго — зависитъ здоровье, блага личныя и общія. Вся работа безчисленнаго множества людей— отъ толпъ самыхъ скромныхъ и незам?тныхъ до выдающихся вершинъ — пронизана однимъ: неотъемлемостью исполненія долга и дов?ріемъ въ то, что его исполнятъ и другіе. Безъ такого дов?рія въ другихъ, въ челов?ка — нельзя было бы ни разу спуститься въ копи, с?сть въ вагонъ жел?зной дороги, пустить въ ходъ ротаціонную машину.

Это не вопросъ сознательнаго расчета, прописной морали, которой бы обучали въ школахъ, или которую внушали бы испов?дники. Н?тъ учебниковъ этой морали и н?тъ ея катехизиса. Но есть мощь, которая глубже ее вн?дряетъ, ч?мъ пропов?дь и поученіе, — самый жизненный процессъ. Это, разум?ется, не значитъ, чтобы вс? машинисты и шофферы непрем?нно были высоконравственными людьми, или вс? рабочіе были преисполнены дов?рія въ челов?ческую сов?сть. Отд?льные люди порознь бываютъ какъ угодно гр?ховны и преступны: но процессъ жизни выковываетъ и вн?дряетъ въ общую духовность времени — непреложныя формы отв?тственности и долга, дов?рія и солидарности. Они разлиты всюду, они д?йствуютъ въ безднахъ случаевъ, въ толпахъ людей. Не такъ, что каждый изъ этихъ людей всегда нравствененъ, а такъ, что въ каждомъ изъ нихъ нравственность, хотя и не всепоб?ждающая, но могучая и непрерывно д?йствующая сила. Ибо безъ величайшаго ея напряженія не было бы ни на минуту возможной такая — подобная современной — такъ называемая вн?шняя техническая культура.

Нравственность бываетъ различныхъ типовъ; разныя сочетанія свойствъ могутъ въ разныхъ случаяхъ придавать ей и различную окраску и содержаніе. Мораль современной эпохи — это именно мораль неуклоннаго долга (въ начал? ея стоитъ Кантъ), обостренной отв?тственности, дов?рія и солидарности.

И пустъ не думаютъ, что зд?сь р?чь идетъ не о нравственности, а о чемъ то механическомъ, рефлекторномъ, о тренировк? нервовъ, а не о дисциплин? духа. Пусть процессъ воспитанія идетъ именно черезъ тренировку нервовъ и мускуловъ, а не черезъ словесныя постиженія. Нервами, жизнью, д?йствіями дисциплинируется духъ и, если бы изъ нихъ не вырастала дисциплина духа, онъ не устоялъ бы передъ задачей.

Эта дисциплина выращивается въ глубинахъ безсознательнаго, но было бы неосмысленно думать, что она не пронизываетъ собой и сознанія. Было бы непониманіемъ души челов?ческой не чуять, какъ сознаніе отв?тственности, твердая р?шимость довершать свое д?ло бьются въ сердцахъ шахтеровъ и рулевыхъ, строителей и летчиковъ, — не только въ т? минуты, когда вн?шнія угрозы д?лаютъ ихъ явными; не только тогда, когда въ шахт? уже произошелъ взрывъ или корабль уже получилъ пробоину, или воздушному аппарату грозитъ поломка. Зд?сь обычный душевный строй только обостряется, доходя до сознанія и становясь виднымъ на разстояніе; но онъ существуетъ и всегда, во вс? безчисленныя минуты обыденной работы; онъ поддерживаетъ жизнь, онъ наполняетъ св?томъ унывшую душу, онъ кр?питъ сердце на незам?тный подвигъ и незавершающееся напряженіе. И кто знаетъ, сколько возвышенныхъ чувствъ и высокихъ думъ вызываетъ онъ — можетъ быть, не всегда и не у вс?хъ расчлененно осознанно — въ темнот? грозящихъ подземелій, у з?ва раскаленной печи, за чертежнымъ столомъ; какія р?шимости зр?ютъ въ трилліонахъ незам?тныхъ переживаній, какая ув?ренность растетъ въ себя и въ свое д?ло. И когда разразившаяся; война поразила несказаннымъ героизмомъ мобилизованнаго статскаго «челов?ка отъ конторки и прилавка» — не вс? поняли, что это только нашелъ новое поприще приложенія исконный героизмъ эпохи. Въ траншеяхъ и сраженіяхъ сказалась твердая поступь мирной героической эпохи; подвиги великой войны — съ ихъ выдержкой и дерзновеніемъ — были подготовлены на аэродромахъ и въ шахтахъ, на ристалищахъ и въ конторахъ ново-европейской культуры; это она героически умирала такъ же, какъ раньше героически жила.

* * *

Героическая геніальность — это слово Роменъ Роллана о Бетховен? — можетъ быть справедливо прим?нено къ характеристик? минувшей эпохи: моральный героизмъ и интеллектуальная геніальность, волевое устремленіе и умственное строительство. Не достигали вершины эмоціональная жизнь, художественная интуиція, религіозные запросы. Искусство догорало отъ прежнихъ эпохъ, проходя стадію упадка, и оформленіе новыхъ переживаемыхъ содержаній еще не находило наглядныхъ основополагающихъ воплощеній. Можетъ быть, въ красот? динамическихъ структуръ (пароходовъ, аппаратовъ, машинъ) — въ отличіе отъ красоты статической архитектоники другихъ эпохъ — назр?вали новыя художественныя интуиціи. Можетъ быть, изъ чистыхъ движеній челов?ческаго т?ла — изъ балета — въ отличіе отъ неподвижной л?пки былыхъ эпохъ, шли истоки новыхъ художественныхъ прозр?ній. Можетъ быть, и д?йствительно искусство, опирающееся какъ и философія на ц?лостное оформленіе — но въ отличіе отъ философіи на ц?лостное оформленіе не тотальности, а отд?льнаго ея отр?зка — было мен?е въ дух? эпохи, уже исчерпавъ въ блистательномъ музыкальномъ развитіи идеи структурности и волевого напряженія. Какъ бы то ни было, не религія, не искусства, а мораль и строительство въ первую голову окрашивали въ свои цв?та ново-европейскую эпоху. Это, конечно, не значитъ, что она была въ живыхъ поступкахъ живыхъ людей моральн?е другихъ; но это значитъ, что въ ея осуществленіи заложено было безконечно больше моральнаго пафоса и напряженія. Сколько угодно гр?ховъ и преступленій были въ ней совершаемы, пусть даже больше, ч?мъ въ иныя прошлыя эпохи. Но этическая характеристика — въ отличіе отъ оц?нки — не опред?ляется суммарными результатами. Для того, чтобы признать челов?ка нравственнымъ надо таковымъ признать все его поведеніе; но признать въ немъ силу нравственныхъ мотивовъ можно, усмотр?въ степень проявленія ихъ въ его поведеніи — независи-мо отъ ихъ конечнаго и исчерпывающаго торжества. Ново-европейское челов?чество также, какъ и всякое другое, гр?шило безконечно и безпросв?тно. Но оно гр?шило на такомъ уровн? моральнаго напряженія, который далеко возвышается надъ другими эпохами. Оно гр?ховно падало на этомъ моральномъ уровн?, но оно падало на высот?, едва ли доступной другимъ.

Разум?ется, въ этомъ разсужденіи я разсматриваю мораль психо-соціально, а не нормативно, какъ соціальную функцію, а не какъ императивъ. Во второмъ самодовл?ющемъ смысл? едва ли бываетъ различіе между эпохами и во всякомъ случа? такое различіе, быть можетъ, и не въ пользу нашего времени, ибо при исключительности его требованій и нарушенія должны быть особенно частыми и глубокими. Но самая эта исключительность и даетъ нужную мн? характеристику. Люди нашего времени не выдерживали его требованій — пусть даже меньше ч?мъ люди другихъ эпохъ; но требованія эти превышали требованія другихъ культуръ.

Такова эта мнимо-матеріалистическая, мнимо безыдейная культура, будто погрязшая въ корыстныхъ интересахъ и во вн?шне поверхностной жизни. Таковой по зам?чательному недоразум?нію сочли эпоху исключительной героической геніальности, творчества и морали, самоупоенія духовной мощью и отваги безогляднаго строительства.

2. ИДЕОЛОГІЯ ПРАВДЫ

Есть и еще одна существенная сторона этой эпохи, которую необходимо хотя бы вкратц? отм?тить. Я им?ю въ виду ея гуманизмъ. Исторически онъ можетъ быть просл?женъ къ возрожденію, реформаціи, революціи; но систематически онъ связанъ непосредственно съ міросозерцаніемъ ново-европейской культуры, и эту систематическую связь зд?сь и надлежитъ сжато установить.

Дв? черты ново-европейскаго комплекснаго міропостроенія им?ютъ въ этомъ отношеніи р?шающее значеніе. Съ одной стороны его глубинный реализмъ, и съ другой отсутствіе образа тотальности и сл?довательно ослабленность религіознаго момента. Пафосъ духа обращенъ не на ц?лое, обращенъ на реальное, на реальную дробность; въ ней есте-ственно первое, исключительное м?сто занимаетъ челов?къ. Если тотальность не воспринимается въ качеств? живого единства, къ которому можетъ быть и должна быть соотнесена челов?ческая судьба, то эта судьба остается независимой и самодовл?ющей; и будучи разсматриваема въ реалистическомъ св?т? комплекснаго міропостроенія, остается судьбой земной, выдвигаетъ задачу земного ея устроенія.

Сообразно тому же комплексному мотиву, выд?ляющему пред?льный элементъ, какъ подлинную реальность — изъ челов?чества, изъ его коллективовъ естественно былъ выдвинутъ въ качеств? подлинной реальности ихъ пред?льный элементъ, а именно челов?ческая личность. Она оказалась носителемъ бытія и задачъ; коллективы, челов?чество, какъ и все другое, стало въ св?т? комплекснаго мотива лишь производнымъ отъ нея, лишь комплексомъ личностей; а такъ какъ эти комплексы являются тоже своего рода реальностями, то съ особой силой и сознательностью была поставлена задача организаціи личностей въ коллективы. Задача выд?ленія и освобожденія личности, и организація освобожденныхъ личностей — явились специфическими, сознательно поставленными ц?лями ново-европейской культуры.

Самоутвержденіе личности шло не только изъ этого источника. Выше было отм?чено, съ какой настоятельностью это сознаніе вырастало изъ существа комплекснаго міропостроенія, въ которомъ челов?къ оказывался не букашкой въ неизм?римой природ?, не винтикомъ въ грандіозномъ механизм?, не предопред?ленной въ тотальномъ единств? песчинкой, а самостоятельнымъ строителемъ второй природы, претворяющимъ ее изъ независимой точки своего сознанія и активности. Изъ этого строительства, изъ волевого самоутвержденія, изъ построенія на самостоятельно пров?ренныхъ предпосылкахъ — т. е. изъ техники, категорической морали и гносеологіи — съ большей силой опред?лилось челов?ческое самоутвержденіе, нежели изъ образа эллинской калокагатіи, или иныхъ историческихъ отраженій.

Такъ сталъ челов?къ задачей, опорной точкой и строителемъ; такъ открывались передъ нимъ неограниченныя дали. Но вм?ст? съ т?мъ — какъ и въ другихъ случаяхъ — ставшее самодовл?ющимъ индивидуалистическое устремленіе въ своемъ продолженіи перешло на путь разрушенія. Личность, неудерживаемая въ качеств? неразложимаго пред?льнаго единства, подверглась психологистическому разложенію на составные элементы. Отсюда развалъ импрессіонизма въ раз-ныхъ его разновидностяхъ, въ частности въ томъ декаданс? конца в?ка, который въ плоскости субъективно-гуманистической приблизительно совпалъ во времени съ объективно техническимъ расцв?томъ ново-европейской эпохи и заслонилъ его отъ общаго вниманія привычностью своего литературно отраженнаго выраженія.

Выше было отм?чено, что сила и усп?шность массоваго техническаго строительства опиралась на объективный характеръ его заданія и предмета; но въ своемъ гуманистическомъ устремленіи комплексный мотивъ приходилъ въ утвержденіи личности къ подчеркнутому утвержденію субъективности; и такъ какъ эта субъективность была связана съ культурными воспоминаніями, съ литературной традиціей, съ исторически данной словесностью, съ правовой идеей и риторикой, со вс?мъ аппаратомъ интеллигентскаго сознанія, то въ этомъ сознаніи онъ и выдвинулся на первое м?сто, заслонивъ собою глубинный процессъ объективнаго строительства. Отсюда въ конц? прошлаго в?ка на поверхности приходилъ къ саморазвалу литературно-артистическій интеллигентскій субъективизмъ, вводя въ заблужденіе представленіемъ общаго упадка; между т?мъ, какъ на д?л? подальше отъ литературныхъ кружковъ и внимающей имъ газетно-книжной публики проходилъ съ неизм?римой силой внутренній безм?рно могучій объективно-строительный процессъ. Впрочемъ, безспорно онъ уже пробивался и наружу и отметалъ накипь гуманистически литературнаго разложенія отраженіями своего объективнаго строительства.

Но и въ другомъ разр?з? гуманистическое развертываніе приходило къ тяжелымъ внутреннимъ противор?чіямъ. Комплексный мотивъ, выд?ляя личности, какъ пред?льные элементы, ставилъ вм?ст? съ т?мъ съ одинаковой силой и задачу ихъ организаціи. Личность, какъ пред?льный элементъ и въ этомъ смысл? какъ подлинная реальность — такова идея; но эта же личность — и строитель міра, и субъектъ идеи, носитель и воплотитель ея. Отсюда самоц?нность личности получаетъ въ ея собственномъ сознаніи непреоборимую силу. И такъ какъ личности являются составными частями общества, на нихъ распадающагося, то это не н?кая личность, общественнымъ ц?лымъ предопред?ляемая, а всякая личность, какъ равноправно составляющая пред?льную часть общества. Отсюда — задача воспостроить общество, какъ организацію равнозначныхъ, равноправныхъ личностей — задача демократіи. Но организація есть іерархія, есть власть и подчиненіе, есть отказъ отъ самодовл?нія — отсюда неизб?жный конфликтъ личности и общества. Этотъ конфликтъ въ такой напряженности вовсе необязателенъ во всякой культур?. Ибо тамъ, гд? челов?къ исходитъ изъ мотивовъ, утверждающихъ объективность и реальность ц?лаго, тамъ личность съ самаго начала чувствуетъ себя ум?щенной въ это ц?лое и имъ предопред?ленной въ своемъ назначеніи, въ своихъ правахъ. Противъ ц?лаго она не выдвигаетъ притязаній своей абсолютной объективности, своего объективнаго самодовл?нія. Зд?сь же это притязаніе является исходнымъ; а между т?мъ задача организаціи т?мъ настойчив?е, ч?мъ сложн?е совм?стная жизнь и культура.

Суть не только въ томъ, что растутъ и кр?пнутъ всевозможныя организаціи во глав? съ государствомъ; суть въ томъ, что он? растутъ и кр?пнутъ, будучи ощущаемы производными отъ личности. Каждая носитъ въ себ? то противор?чіе или во всякомъ случа? возможность противор?чія, что она строится, какъ организація (и сл?довательно на подчиненіи) независимыхъ, самодовл?ющихъ единицъ. Отсюда проистекаетъ непрерывная борьба организацій и массъ и внутренняя борьба личности и организаціи. И такъ какъ въ основ? построенія лежитъ партикуляризмъ комплекснаго мотива, и такъ какъ отд?льныя части общества — въ силу общаго волевого устремленія — сверхнапряжены, то отсюда и проистекаетъ непрерывная опасность для ц?лаго.

Объективно-техническое строительство въ своемъ б?г? къ сверхнормальному осуществленію было еще далеко отъ угрозъ внутренняго распада (хотя въ будущемъ и таковая могла вырисоваться, хотя бы въ вид? изсяканія матеріаловъ, потребныхъ для строительства второй природы, напр., нефти, угля и пр.); въ субъективно гуманистической же сфер? такая угроза уже назр?вала десятил?тіями, обостряясь (какъ отм?чено было выше) переносомъ на соціальную область — максимализма, самоупоенія и самоутвержденія, выращенныхъ въ области объективно-строительной. И именно на гуманитарной соціальной почв?, какъ на м?ст? наименьшаго сопротивленія и наибольшей обостренности — и разразился развалъ.

* * *

Т?мъ не мен?е надо сказать, что въ общемъ до войны шелъ процессъ выт?сненія явленій распада гуманитарной области, процессомъ самоув?ренно кр?пнущаго строительства въ области объективной. Упадочныя явленія отраженной литературно словесной культуры уступали м?сто назр?вающей бодрости объективно техническаго строительства. Пожалуй, девяностые годы были въ этомъ отношеніи годами кризиса. Художественно-культурное въ широкомъ смысл? слова упадочничество не только просто кончалось само собой, но изъ гущи жизни стали выкристаллизовываться новые жизненные и духовные образы, конгеніальные технической культур?. Вм?ст? съ т?мъ стала отступать и традиція гуманистически-отраженной словесной юридической образованности изъ своего посл?дняго могучаго оплота — изъ воспитанія подростающихъ покол?ній. На м?сто ритора сталъ выд?ляться строитель.

Трудно учесть посл?дствія этого переворота, зам?ны слова д?йствіемъ въ воспитаніи и традиціи. Ибо отличіе ихъ заключается въ томъ, что слово не однозначно связано съ реальностью, д?йствіе же — однозначно, другими словами, слово (и вся система, на немъ непосредственно основанная — литература во вс?хъ ея разновидностяхъ, идеологія и пр.) можетъ соотв?тствовать д?йствительности и можетъ ей не соотв?тствовать, можетъ быть и правдивымъ и лживымъ. Д?йствіе — лживымъ быть не можетъ, ибо тогда его незач?мъ и осуществлять. Слово сохраняетъ смыслъ, оказываетъ возд?йствіе — наприм?ръ на надежды, на эмоціи, на страхъ и вождел?ніе — и тогда, когда оно д?йствительности не соотв?тствуетъ, когда оно лживо. Техника, когда она не соотв?тствуетъ д?йствительности, и вообще не существуетъ. Если аппаратъ не отв?чаетъ предположенному назначенію, онъ не прим?нимъ, если разсчетъ не оправдывается — онъ отметается. Слово — можетъ дать культуру лжи; орудіе — даетъ неизб?жно культуру правды. Техника воспитываетъ къ правд?, къ честности мысли. Инженеръ можетъ, конечно, быть лжецомъ, какъ писатель — правдивымъ челов?комъ. Но въ своемъ д?л? лгать инженеру просто незач?мъ, невыгодно: мостъ провалится, если его разсчетъ не былъ произведенъ въ соотв?тствіи съ д?йствительностью, правдиво. Для челов?ка слова можетъ быть много соблазновъ отклоняться отъ правды; чтобы оставаться въ ея пред?лахъ правдивымъ, онъ долженъ им?ть вн?шніе къ тому моральные стимулы, страсть къ правд?, императивъ правды; само по себ? слово своей связностью съ безчисленными ассоціаціями чувствъ и мыслей всегда можетъ этими ассоціаціями быть толкаемо на отклоненіе отъ однозначнаго отношенія къ д?йствительности. Техника же сама толкаетъ техника къ правд?. И потому культура слова есть культура возможной лжи; культура техники есть культура необходимой правды.

На глазахъ нашего покол?нія происходила борьба культуръ слова и д?йствія, понятыхъ въ этомъ смысл?. Первая, полученная по традиціи и насл?дству отъ предыдущихъ в?ковъ, по содержанію наполнилась гуманитарнымъ содержаніемъ въ широкомъ смысл? этого слова (классицизмомъ возрожденія, гуманизмомъ реформаціи, демократизмомъ революціи) и получила специфическую сверхнапряженность въ ново-европейской общественности (соціалистической, демократической, идейнореволюціонной). Но помимо гуманитарнаго общественнаго содержанія культура слова и по другимъ линіямъ продолжала и заканчивала традиціи прошлыхъ покол?ній — индивидуализмъ разлагался въ ней въ импрессіонизмъ, искусство доходило до исчерпанія своихъ старыхъ формъ въ ихъ посл?днихъ видоизм?неніяхъ, мышленіе проходило стадіи скептическаго и релативистическаго разложенія. Гуманистическая культура одновременно проходила полосу и художественно-культурнаго упадочничества и общественно культурнаго, оптимистическаго и сентиментальнаго максимализма. И такъ какъ это была именно культура слова, то въ слов? она господствовала и заслоняла отъ воспринимающаго сознанія подлинные процессы жизни. Въ то самое время, какъ въ д?йствительности росла и напрягалась новоевропейская культура объективнаго строительства и моральнаго героизма — казалось, что торжествуетъ изощренность и исковерканность упадочничества, а вм?ст? съ т?мъ и идеализація частнаго, хотя и массоваго интереса, столь родственная партикуляристическому реализму времени.

Они и д?йствительно торжествовали, но первая только на поверхности. Внутренніе подспудные токи сметали наслоенія прошлаго, и въ сущности едва ли преувеличенніемъ было бы сказать, что еь начала 20 в?ка стала отметаться культура слова. Упорн?е нежели гуманистическая форма держалось гуманитарное содержаніе, — общественная идеализація частнаго интереса, которая въ максималистической сверхнапряженности и сказалась во время войны и смуты.

Какъ бы то ни было, культура словесной лжи была уже преодол?ваема культурой технической правды. Идеологія военнаго времени нарушила этотъ процессъ. Оформленіе въ сознаніи ново-европейской современности правды объективно-пров?римаго д?йствія начиналось, но было сорвано великой войной. Быть можетъ, одно изъ главн?йшихъ б?дствій этого срыва въ томъ и заключается, что смыслъ ново-европейской культуры не усп?лъ воплотиться въ четко выявленную духовностъ правды, ему имманентно соотв?тствующую. И нав?рно въ задач? этого воплощенія — величайшій зав?тъ сорванной эпохи. Ея задачей, ея основой и ея орудіемъ былъ челов?къ; этотъ ея гуманизмъ нашелъ свое историческое выраженіе. Ея методомъ былъ методъ правды, но онъ, господствуя въ ея фактическихъ процессахъ, осознаннаго идеологическаго торжества не получилъ. Идеологія правды — таково оставшееся неосуществленнымъ заданіе ново-европейской культуры.