II. ИДЕИ ВОЙНЫ
II. ИДЕИ ВОЙНЫ
Максимализмомъ опред?ляется духовный темпъ въ разработк? идей военнаго времени; сл?дуетъ остановиться и на ихъ содержаніи, чтобы ближе осмыслить, какъ взаимоотношенія сторонъ, такъ и разрушительныя посл?дствія ихъ столкновенія. Объ одномъ изъ этихъ содержаній — объ иде? пацифизма — шла уже р?чь выше. Зд?сь придется остановиться на другихъ.
Объ идеяхъ войны я говорю ближайшимъ образомъ въ смысл? субъективномъ, въ смысл? т?хъ ц?лей и того значенія, которыя ей приписывались сторонами; но это субъективное значеніе не могло бы им?ть м?ста безъ опред?леннаго соотв?тствія и съ объективнымъ смысломъ войны. Подъ субъективнымъ отношеніемъ я не им?ю въ виду т?хъ задачъ, которыя фактически пресл?довались руководящими лицами, группами или слоями; эти задачи можно понимать и строить по разному и выясненіе ихъ должно быть предоставлено будущему историку. Но есть н?что, лежащее ближе къ поверхности, наглядное, уловимое почти что на невооруженный взглядъ, — это т? лозунги, мотивы, которые господствовали въ общественномъ мн?ніи, которыми опред?лялись и поддерживались общественныя настроенія. На первый взглядъ можетъ казаться, что зд?сь мы им?емъ д?ло съ наибол?е зыбкимъ и непоказательнымъ. Кто теперь не знаетъ и не понимаетъ, какъ искусственно взмыливаются и обманно вызываются общественныя настроенія, вообще, а въ особенности, въ военной эпох?, подобной пережитой. Кто не помнитъ про могучіе аппараты военной пропаганды, про задуманные въ кабинетахъ, разработанные штабами и разнесенные по вс?мъ угламъ міра лозунги и оц?нки, вн?дряемые въ массы, а вовсе не проявлявшіе ея правосознанія. И т?мъ не мен?е эта пропагандой вызванная, — пускай даже подстроенная — идеологія войны сквозь всю свою искусственность представляетъ, какъ фактъ, подлинную д?йствительность массоваго сознанія; и какъ фактъ она показательна не только для духовности разд?лявшихъ ее, или хотя бы забол?вшихъ ею народовъ, но показательна и для ихъ объективныхъ устремленій. Ибо пусть данная идея или лозунгъ разработаны въ кабинетахъ начальниковъ пропаганды и сознательно и планом?рно распространены въ милліонахъ газетныхъ листковъ, р?чей и книгъ. Ошибочно было бы думать, что всякая мысль и лозунгъ, такимъ образомъ распространенные, могли бы им?ть одинаковый усп?хъ и вліяніе. Для того, чтобы зараза принялась въ организм?, нужна его воспріимчивость именно къ ней; одинъ останется здоровымъ или легко преодол?етъ, гд? другой подвергнется бурному забол?ванію. Лживая идея — такой же фактъ, какъ идея правильная и для психики ее переживающей такъ же показательна, можетъ быть и бол?е показательной; ибо правдивая идея навязывается объективностью, лживая же опирается всец?ло на субъективность, т?мъ ее глубже выявляя. Въ данномъ случа? то, что общественная идеологія вырабатывалась сознательно и планом?рно, только сугубо подчеркиваетъ ея показательный характеръ; ибо къ воспріимчивости массъ зд?сь присоединяется и ц?лесообразная продуманность руководящихъ органовъ. Вотъ почему въ возможности и въ факт? господства той или иной идеологіи военнаго времени независимо отъ обоснованности ея содержанія — мы усматриваемъ методъ постиженія подлинныхъ предрасположеній переживавш?го ее народа. Но проявляя эти тягот?нія, получившая господство идеологія ихъ и усиливаетъ, обостряя посл?дствія, можетъ быть, и безъ нея неизб?жныя. Идеологія, какъ фактъ, будучи проявителемъ становится и факторомъ народныхъ устремленій.
1. ЮРИДИЧЕСКАЯ ФОРМА И СОЦІАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНІЕ
Открылась война на инцидент?, который впосл?дствіи былъ чрезвычайно настойчиво использованъ союзной пропагандой во вредъ Германіи и д?йствительно чрезвычйно показательно — можно почти сказать символически — осв?тилъ позиціи враждующихъ сторонъ; именно на инцидент? между Бетманъ — Гольвегомъ и англійскимъ посломъ. Договоръ, приравненный къ клочку бумаги съ одной стороны; но на этомъ договор? стоитъ подпись Англіи — съ другой. Союзники твердо стояли — пусть на словахъ, но только о словахъ сейчасъ и р?чь — на той позиціи, которую они тогда заняли; нейтральные къ ней присоединились, а н?мцы, кажется, стали истолковывать, а частью даже отрекаться отъ словъ канцлера. Съ одной стороны обнаружилось пренебрежительное отношеніе къ священному институту договора, съ другой — джентльменское принятіе на себя посл?дствій разъ даннаго слова.
Договоръ — клочокъ бумаги. Какъ изв?стно, такъ въ исторіи и бывало, также и въ исторіи т?хъ странъ, которыя въ данной войн? выступили противниками Германіи. Можно было бы, между прочимъ, сослаться на происшедшее уже посл? окончанія войны нарушеніе условій, на которыхъ Германія сложила оружіе, — на что у Кейнса можно найти краснор?чив?йшія указанія. Говорю это отнюдь не для полемики, а лишь съ ц?лью установить, что сказанное Бетманъ-Гольвегомъ соотв?тствуетъ правд? исторіи — и былой и современной. Сказанное Бетманъ-Гольвегомъ есть правда, которой не говорятъ; отв?тъ англійскаго посла есть норма, которой не соблюдаютъ. Канцлеръ былъ государственно — правдивъ, посолъ — дипломатически правъ. Канцлеръ свою правду выложилъ съ цинизмомъ или простоватостью; посолъ — свой принципъ выложилъ съ лицем?ріемъ или дипломатичностью. Правда и условная ложь, цинизмъ и лицем?ріе, простоватость дипломатической неум?стности и изящество дипломатической находчивости — такъ могутъ быть соотв?тственно сопоставлены позиція н?мецкаго и англійскаго государственныхъ людей.
Вспомнимъ еще и о другомъ инцидент?, также им?вшемъ м?сто сравнительно близко къ началу войны и также сыгравшемъ большую ролъ въ міровой агитаціи. Я говорю о манифест? германскихъ ученыхъ. Собственно во враждебныхъ странахъ его толкомъ и не прочитали, но опять таки позиціи, занятыя въ спор?, и не возбуждали сомн?нія. Съ одной стороны н?мцы отрицали специфическія, не связанныя съ процессомъ войны зв?рства, будто производимыя германскими войсками, и утверждали связь и необходимость военной мощи для германской культуры, съ другой стороны возмущались оправданіемъ милитаризма со стороны ученаго міра. Но и зд?сь нужно же сказать, что правдивость была на сторон? н?мецкихъ профессоровъ., Исторія не часто встр?чаетъ мощно расцв?тающую культуру вн? опоры на всесторонне расцв?тающій народный организмъ, обезпеченный только въ томъ случа?, если онъ въ борьб? и соревнованіи съ соперниками и врагами защищенъ силой, которая открываетъ возможность экономическаго и соціальнаго роста и духовнаго расцв?та. Конечно, если культура (даже специфически духовная) для своего длительнаго и богатаго расцв?та обыкновенно нуждается въ соціально экономическомъ развитіи и международно-военной обезпеченности, то в?дь и обратно, подлинный военный расцв?тъ предполагаетъ общетехническую, соціальную, а сл?довательно и духовную куль-туру, безъ которой онъ можетъ дать только мнимую силу. И само собой понятно, что во времени не совпадаютъ вершины въ разныхъ областяхъ и отрасляхъ культуры. Органическая сила, налившаяся въ коллектив?, проявляется въ отд?льныхъ сферахъ жизни и общественности не только въ зависимости отъ различныхъ историческихъ условій различно, но еще и въ разныхъ темпахъ и посл?довательностяхъ въ зависимости отъ свойствъ этихъ областей. Въ н?которыхъ изъ нихъ вершинныя основополагающія достиженія неизб?жно лежатъ ближе къ началу пути (это относятся преимущественно къ искусству и философіи), между т?мъ какъ въ другихъ областяхъ они вырабатываются къ его концу. Съ другой стороны ростъ культуръ является обычно спиралевиднымъ, т. е. н?которыя достиженія государственно-соціальной мощи завершаютъ свои круги, обоснованные опред?леннымъ культурнымъ наростаніемъ, и т?мъ создаютъ основу для новыхъ культурныхъ напряженій, которыя зат?мъ обосновываютъ и новые круги государственной соціальной мощи; они не являются непосредственнымъ продолженіемъ т?хъ первыхъ, но связаны съ ними все же преемственной культурной связью (таковы приблизительно зависимости гете-бетховенской и канто-гегелевской Германіи съ Германіей конца 19 в?ка, наивно противопоставлявшіяся какъ культурная и государственно слабая Германія — варварской и государственно сильной). Бываютъ и разнообразныя мнимыя отклоненія отъ подобной зависимости. А?ины могутъ казаться чрезвычайно слабымъ политическимъ образованіемъ по сравненію съ Римской имперіей; но въ томъ мір? государственности, въ которомъ они жили, развивались и творили, въ мір? городской культуры и государственности Эллады, они такой слабостью нисколько не отличались. Въ случаяхъ несоотв?тствія, а именно превышенія уровня культуры надъ уровнемъ государственности — въ основ? все же лежитъ либо н?когда уже осуществившійся подъемъ народныхъ силъ, вылившійся въ свое время и въ формы государственной мощи (какъ это им?етъ м?сто въ Голландіи), либо примыканіе къ культурамъ велико — державнымъ (какъ э, то наблюдается въ Шейцаріи).
Бываютъ и подлинныя отклоненія отъ нам?ченной связи государственности и культурности; отд?льныя, обыкновенно одностороннія преимущественно литературныя, политическія достиженія мыслимы и въ полной государственной слабости, (какъ это было съ литературой Польши); но и зд?сь художественный расцв?тъ оказывается какъ бы отрицательно отраженнымъ отъ былой, исчезнувшей государственности, какъ ея обломокъ, какъ память и печаль по ней, какъ посл?днее собираніе расплескавшихся посл? ея крушенія силъ, какъ посл?дній плодъ н?когда накопленной мощи. Культура подлинно развивающаяся безъ государственности (подобно еврейской культур?) — составляетъ почти что неповторимое исключеніе исторіи; да и то она празднуетъ періоды своего расцв?та, когда получаетъ опору въ чужой государственности.
И ужъ во всякомъ случа? нельзя же отрицать, что если не всегда, не непрем?нно, то обычно, или хотя бы часто, или хотя бы возможно, чтобы именно такъ обстояло д?ло: чтобы военная мощь, связанная съ общею государственной мощью, являлась опорой и защитой за ея оградой спокойно расцв?тающей культуры. И если такъ, то какъ же возмущаться и что же возражать на утвержденіе этой правды. Можно возражать только утвержденіемъ условной идеалистической лжи о самодовл?ющей, несвязанной съ «милитаризмомъ» — пацифистской цивилизаціи, жрецами которой будто и надлежитъ быть ученому міру.
* * *
По существу германскій канцлеръ заявилъ, что во имя интересовъ государственнаго ц?лаго, передъ вопросомъ о жизни и смерти великаго семидесятимилліоннаго народа, во имя будущаго великой культуры — не приходится останавливаться передъ нарушеніемъ договора. Въ этомъ утвержденіи еще даже и не противопоставляются интересы большого народа и малаго народа; въ ней не противопоставлены народные интересы и культура по ихъ такъ сказать объему: большему молъ должно уступить меньшее. Зд?сь въ основ? юридической форм? противопоставлялось соціально культурное историческое содержаніе. Договоръ подписанъ Германіей; но онъ идетъ въ разр?зъ съ жизненными предпосылками ея существованія и потому онъ становится передъ лицомъ этихъ предпосылокъ, передъ лицомъ живыхъ требованій живыхъ людей, живой культуры — мертвой буквой, клочкомъ бумаги, не могущимъ выдержать и не долженствующимъ остановить живого потока исторіи. Такъ именно и была воспринята позиція Германіи ея врагами. Существо того, что было выставляемо противъ нея въ этомъ отношеніи, именно и сводилось къ тому, что договоры должны быть соблюдаемы, что разъ данное слово должно быть свято исполнено, что и въ международной жизни должны быть соблюдаемы т? гарантіи, которыя уже давно восторжествовали въ жизни частной. Германія выдвинула реальное народное содержаніе противъ юридической формы, поддержанной Англіей и вообще Антантой. Святость народнаго интереса, культурно соціальнаго содержанія противъ святости юридической формы — такова суть того перваго противопоставленія, которое заключается въ конфликт? канцлера и посла.
* * *
Характерно, что это противопоставленіе обострилось въ споръ о соблюденіи или нарушеніи договора; и потому сл?дуетъ отм?тить, что соціальному содержанію въ идеологіи Антанты противопоставлялась даже не вообще юридическая форма, но еще точн?е и ближе — опред?ленная (по крайней м?р? по категоріи) юридическая форма, именно право» индивидуалистическое, «римское», буржуазное. Во всякомъ случа? д?ло идетъ о прав? внутри-государственномъ, о координаціи лицъ въ пред?лахъ государственно-подобнаго ц?лаго. Уничтоженіе милитаризма, какъ возможности самостоятельными силами отстаивать свои интересы, разборъ конфликтовъ судомъ, приведеніе р?шенія въ исполненіе принудительной силой, принадлежащей организованному международному ц?лому. Такова общая схема. Но въ этой общей схем? содержаніе давалось еще бол?е суженнымъ.
Въ пред?лахъ государства — государство въ лиц? своихъ органовъ охраняетъ, контролируетъ соблюденіе права, судитъ за его нарушеніе, возстанавливаетъ, возм?щаетъ, караетъ за таковое, приводитъ въ исполненіе свои постановленія — но право имъ охраняемое имъ же самимъ и установлено; и не только это: оно предоставляетъ (въ прав? индивидуалистическомъ, гражданскомъ) и самимъ сторонамъ устанавливать для себя право путемъ соглашенія. Государство силой своего авторитета, организаціи принужденія ста-новится и въ этомъ отд?л? права на его защиту, на охрану частныхъ договоровъ, заключенныхъ отд?льными лицами, какъ самостоятельными, независимыми субъектами. Вотъ именно къ этому отд?лу внутри-государственнаго права, и сводила антантистская идеологія международныя отношенія; въ сущности именно защиту такого права она и выставила своимъ лозунгомъ, предметомъ и ц?лью войнъ. Договоры заключены самостоятельными государствами, договоры должны быть соблюдаемы, и за соблюденіемъ ихъ должна сл?дить вся совокупность націй.
А между т?мъ индивидуалистическое «мелко-буржуазное» гражданское право и внутри государства и въ отношеніяхъ между субъектами частнаго права — давно уже перестало пользоваться т?мъ авторитетомъ, той непререкаемой охраной, которыми когда то оно пользовалось и которыми собралась Антанта снабдить договоры, заключенные даже и государствами. Уже не говоря о договорахъ, заключенныхъ путемъ принужденія (а таковыми в?дь, пожалуй, является большинство международныхъ договоровъ), не пользуются защитой в?дь и договоры, нарушающіе требованія морали; мало того, государство в?дь ограничиваетъ и самую свободу заключенія договоровъ, свободу установленія частнаго права, какъ въ своихъ интересахъ — въ интересахъ ц?лаго, — такъ и въ интересахъ стороны, являющейся при заключеніи договора слаб?йшей. Для государства словомъ заключенный между сторонами договоръ уже давно пересталъ быть нерушимой святыней и оно въ разныхъ формахъ вм?шивается въ содержаніе договора, не допускаетъ его заключенія, вводитъ поправки и ограниченія, — словомъ всячески ломаетъ юридическую форму во имя соціальнаго содержанія. Такимъ образомъ помимо того, что міровоззр?ніе Антанты свело государственныя отношенія къ частнымъ, оно еще свело ихъ къ той форм? частныхъ гражданско-правныхъ отношеній, которая и въ этой области является устар?лой, изжитой. Правда въ совокупной антантистской идеологіи им?лся и другой моментъ, который можетъ казаться вносящимъ сюда поправку, а именно идея защиты правъ малыхъ народовъ — какъ бы составлявшая аналогію съ защитой правъ слабыхъ въ частно-хозяйственныхъ отношеніяхъ. Къ этому перейду въ дальн?йшемъ: чередуя вопросы, правом?рно въ первую очередь остановиться на анализ? той идеи святости договорной подписи, которая: занимала не только выдающееся, но и самостоятельное м?сто въ антантистской пропов?ди.
Право, за соблюденіе коего стояла Антанта, она противопоставляла сил?, насилію: Германія путемъ насилія нарушаетъ право, она же стоитъ за его соблюденіе. Другими словами, одной форм? противопоставлялась другая форма, форм? легальности — форма насильственности. Мысль двигалась въ плоскости формъ, не касаясь содержанія. Съ германской стороны — хотя, быть можетъ, и безъ достаточно длительной ув?ренности — юридической форм? противопоставлялось соціальное содержаніе; между т?мъ Антанта противопоставляла форму юридическаго соблюденія форм? насильственнаго нарушенія.
Не трудно усмотр?ть, къ какимъ саморазрушительнымъ посл?дствіямъ и противор?чіямъ должна приводить эта точка зр?нія, если добросов?стно ею руководиться, и какъ не возможно добросов?стно руководиться ею. Въ самомъ д?л? государство прим?нительно къ частно-правнымъ договорамъ стоитъ на страж? соблюденія юридической формы, — но это предполагаетъ и соотв?тствуетъ тому, что самыя правовыя отношенія, соблюденіе коихъ охраняется государствомъ, установлены на правовой же почв?, предполагаютъ правовую и государственную структуру. Но международныя отношенія досел? не устанавливались на правовой, объемлющегосударственной почв?, а устанавливались на почв? отношеній силы въ международномъ, а не государственномъ порядк?. Они въ лучшемъ случа? устанавливались въ формахъ права но не въ пред?лахъ права, не на основаніи предпосылочной для сторонъ государственной системы. Они являлись облекаемыми правомъ фактическими отношеніями силы. При такомъ положеніи отстаивать святость правовой формы не значитъ ли отстаивать силовое отношеніе вчерашняго дня. То отношеніе мощи, насилія, которое вчера вылилось въ опред?ленную форму, сегодня оказывается благодаря этой форм? освященнымъ. Но почему вчерашнее отношеніе силы им?етъ преимущество передъ сегодняшнимъ? На самомъ д?л?, если уже производить между ними выборъ, то сегодняшнее насиліе уже потому заключаетъ въ себ? больше обоснованности ч?мъ вчерашнее, что оно соотв?тствуетъ живымъ челов?ческимъ содержаніямъ, возможностямъ, желаніямъ и напряженіямъ, соотв?тствуетъ жизни живой, а не уже отошедшей. Правда, вчера произведенное насиліе сегодня стоитъ уже какъ фактъ, на который наслоилась промежуточная жизнь, съ которой связались интересы и ожиданія; въ этой предпосылочности вчерашняго насилія сегодняшней мирной жизни и заключается его, если не оправданіе, то обоснованіе: считаться съ нимъ, его соблюдать. Но это обоснованіе сохраняется до т?хъ поръ, пока оно остается ненарушаемымъ фактомъ; нарушенное оно лишается оправданія своей фактической непрерывности и защитимо уже лишь обоснованностью своего содержанія, а не простой данностью своего бытія, — и уже во всякомъ случа? не его легальностью.
Антантистскій лозунгъ права, выдвинутый на войн? былъ лозунгомъ соблюденія юридической легальности, аналогичной внутригосударственной легальности въ частно-правныхъ договорныхъ отношеніяхъ; т?мъ самымъ мы им?емъ незаконный, ибо объективно не соотносительный переносъ идеи изъ одной области, гд? она выработалась, въ другую — ей чуждую. Но дал?е оказывается, что при дальн?йшемъ развитіи этотъ переносъ приводитъ къ такимъ посл?дствіямъ, что то, что въ исходной области было соблюденіемъ права, зд?сь становится охраной насилія. Ибо во внутри-государственныхъ отношеніяхъ государство охраняетъ въ прав? выраженныя отношенія имъ же на основаніи права и установленныя, зд?сь же подлежатъ охран? облеченныя въ форму права отношенія насилія. Тождественная форма, перенесенная на отличное содержаніе, получаетъ и непредвид?нный противоположный смыслъ. Отсюда вовсе не долженъ быть сд?ланъ выводъ, что договоры въ международномъ общеніи не должны быть соблюдаемы, а только то, что этотъ принципъ не можетъ зд?сь им?ть того значенія, какой онъ им?етъ во внутригосударственныхъ отношеніяхъ.
Къ тому-же лозунгъ примата заключенныхъ договоровъ, устанавливая святость насилій вчерашняго дня, т?мъ самымъ несетъ въ себ? свое уничтоженіе, в?рн?е, — основу исчезновенія какой бы то ни было опред?ленности. Ибо если насиліе незаконно сейчасъ, то незаконно оно было и вчера. Нарушеніе нейтралитета Бельгіи есть нарушеніе договора, вчера заключеннаго, и какъ таковое преступно. Но вчера же былъ заключенъ договоръ объ отторженіи Эльзаса и Лотарингіи отъ Франціи; какъ договоръ, на которомъ стоитъ подпись Франціи, онъ собственно священенъ и не допускаетъ нарушенія; съ другой стороны онъ оформляетъ раньше произведенное насиліе и какъ таковой въ свою очередь незаконенъ. Ясно, что отсюда вытекаетъ: отъ одного нарушенія къ другому (вся міровая исторія состоитъ изъ нарушеній) мы придемъ къ полному разложенію вс?хъ государствъ, территорій, народовъ, вс?хъ международныхъ связей; кром? того и вм?ст? съ т?мъ придемъ къ перекрещивающейся путаниц? вс?хъ отношеній, — ибо наприм?ръ, на одну и ту же территорію въ разныя эпохи им?ли международныя притязанія и разныя государства, им?ли права, посл?довательно нарушенныя соотв?тственно другъ у друга.
Или можетъ быть установлена какая нибудь давность. Но въ такомъ случа? — какая же и ч?мъ опред?ляемая? Сколько л?тъ посл? войны должно пройти, чтобы совершенное и облеченное въ форму права насиліе стало уже неотм?нимымъ?
Не стоитъ просл?живать дальше этихъ отношеній; ясно, что съ этой стороны правовая форма международныхъ отношеній сама по себ? не можетъ им?ть примата надъ ихъ содержаніемъ. Если ей д?йствительно предоставить приматъ, то этимъ будутъ освящены вс? былыя насилія. Если же насиліе признавать уничтожающимъ правовую форму, его освятившую, то этимъ будетъ снята вся міровая исторія и установится словесно юридическая формулировка безвыходной путаницы. Абсолютной правовой основательности, законности и справедливости зд?сь быть не можетъ, а есть одновременно различная — противоположная — квалификація съ разныхъ точекъ зр?нія, одинаково законныхъ ибо самодовл?ющихъ интересовъ.
* * *
Приматъ правовой формы приводитъ въ международныхъ отношеніяхъ къ освященію вчерашняго безправія; вм?ст? съ т?мъ онъ ведетъ и къ неограниченному продолженію и охраненію положенія сегодняшняго, — ибо въ самомъ существ? своемъ онъ является принципомъ консервативнымъ, охранительнымъ, выгоднымъ для привилегированныхъ и сильныхъ, для уже пріобр?вшихъ мощь, — для т?хъ, чьи достиженія лежатъ уже въ прошломъ.
Это и понятно; ибо положительное право и вообще въ синтез? соціальной жизни играетъ роль охранительную; въ особенности же посколько оно является не процессуальнымъ правомъ, не порядкомъ установленія правовыхъ отношеній, а правомъ матеріальнымъ — организующимъ самыя эти отношенія. Право положительное есть начало консервативное, охраняющее добытое, основной фондъ челов?ческой культуры. Оно само можетъ и устанавливать формы своего изм?ненія, т?мъ самымъ открывая возможность самопретворенія въ соотв?тствіи съ изм?няющейся жизнью. Но по своему содержанію оно закр?пляетъ разъ установленное, закр?пляетъ уже пріобр?тенное.
Этимъ вскрывается въ новой плоскости соотношеніе міровоззр?ній антантистскаго и германскаго. Антанта выдвигаетъ точку зр?нія положительно-правовую, т. е. охранительную, точку зр?нія отстаиванія пріобр?тенныхъ преимуществъ, фиксированныхъ благъ. Beati possidentes, положительное право охраняетъ ихъ блага. Сильные и богатые вчерашняго дня укрываются за валы пріобр?тенныхъ правъ противъ наступленія новыхъ завоевателей. Консерватизмъ пріобр?тенныхъ правъ — таковъ смыслъ правовой позиціи Антанты.
Нарушенію право можетъ подвергаться по различному. Разный смыслъ можетъ им?ть формально-тождественный актъ правонарушенія: или право нарушается для того, чтобы изм?нить регулируемыя имъ отношенія, или оно изм?няется потому, что регулируемыя имъ отношенія уже изм?нились. Въ одномъ случа? правонарушеніе есть самостоятельный актъ, производящій передвиженіе въ соціальномъ мір?, въ другомъ оно только санкціонируетъ уже произведенныя изм?ненія, снимая препятствія, тормазящія живую жизнь, устраняя путы, коими прошлое давитъ на будущее. Въ одномъ случа? нарушеніе права д?йствуетъ какъ сила, вм?шивающаяся въ организованную жизнь съ ц?лью ея изм?ненія согласно правонарушающей вол?; въ другомъ — нарушеніемъ права устраняется противор?чащій назр?вшимъ отношеніямъ старый порядокъ, возстанавливается соотв?тствіе между правомъ и соціальной матеріей. Такимъ образомъ въ первомъ случа? правонарушеніе устраиваетъ жизнь въ соотв?тствіи съ правонарушающей волей, во второмъ, устанавливаетъ право, соотв?тствующее наличнымъ отношеніямъ; въ первомъ случа? оно ломаетъ жизнь, во второмъ — оно ломаетъ устар?лое право, жизнь кал?чащее.
Отсюда вытекаетъ, что мало установить правонарушеніе, чтобы т?мъ самымъ и осудить правонарушителя, ибо правонарушеніе можетъ быть не только разрушительнымъ, но и созидающимъ, точн?е сказать — облегчающимъ пути созиданія, снимающимъ препятствія къ нему; и правонарушеніе можетъ быть не только нарушающимъ законные и справедливые интересы, но и обезпечивающимъ таковые. Безспорно форма правовая, форма легальности — есть и сама по себ? великое благо и посягательство на нее есть всегда опасное и часто зловредное д?йствіе. Но это великое благо, а не благо единственное, великая ц?нность, но не исключающая другія. Есть и ц?нности по содержанію, который могутъ идти въ разр?зъ съ формальною ц?нностью легальности, и подвести окончательный ц?нностный итогъ данному поступку, данному правонарушенію можно не съ точки зр?нія нарушенности, или ненарушенности имъ формы легальности, а только путемъ взв?шиванія вс?хъ нарушенныхъ и осуществленныхъ ц?нностей по ихъ существу. Консервативная сила, охраняющая свои преимущества, какъ насл?діе прошлаго и препятствующая новой жизни — такой объективно была субъективная позиція Антанты.
Что это такъ — мен?е всего сл?довало бы отрицать именно т?мъ элементамъ, которые всего больше и нападали на Германію за нарушенное ею право. Л?вые элементы, демократы, радикалы, въ особенности же соціалисты, поистин? не в?дая, что творятъ, обрушились, да и теперь поносятъ былую Германію за то, что является основой ихъ собственнаго міросозерцанія. Страны Антанты, опираясь на свой демократизмъ, обрушились на германское правонарушеніе, какъ будто весь демократизмъ, а въ особенности французскій не исходилъ и не опирался на идею революціи; и вс? соціалисты вс?хъ странъ нападали на Германію за совершенныя ею правонарушенія, какъ будто соціализмъ не им?етъ своей задачей и ц?лью — соціальный переворотъ. Но революція — это есть установленіе новаго строя съ нарушеніемъ легальности стараго, ломка старой правовой формы во имя новаго содержанія; это именно и есть предоставленіе примата соціальному содержанію надъ легальной формой.
Я вовсе этимъ не хочу сказать, чтобы одно сопоставленіе съ революціей уже и оправдывало н?мецкое правонарушеніе. Вовсе не всякая революція — только потому, что она революція — должна быть т?мъ самымъ признана священной и оправданной или хотя бы просто пріемлемой. И зд?сь можетъ быть прим?ненъ тотъ же критерій, который выставленъ былъ выше: совершается ли революція съ т?мъ, чтобы вызвать опред?ленное перераспред?леніе благъ и власти, или потому, что такое перераспред?леніе уже произошло, и старое право задерживаетъ и искажаетъ его нормальное развертываніе. Во второмъ случа? она принципіально оправдана, — такой приблизительно, она была во Франціи въ конц? 18 в?ка. Въ первомъ случа? (каковой, наприм?ръ, им?етъ м?сто сейчасъ въ Россіи) ея оц?нка остается еще подъ вопросомъ, не предр?шенной. Зд?сь остается возможнымъ, какъ то, что активно произведенное революціей перераспред?леніе явится творческимъ, положительнымъ, такъ и то, что оно явится разрушительнымъ. Р?шеніе вопроса въ этомъ случа? можетъ быть дано отнюдь не простой ссылкой на форму правонарушенія, а лишь сопоставленіемъ этой стороны, безспорно всегда вредной и опасной, съ другими сторонами происшедшаго процесса.
Всего мен?е понятна и знаменуетъ простую непродуманность — позиція занятая соціалистами. Они даже и не исходятъ изъ революцій, а еще только къ революціи ведутъ. Насиліе для нихъ еще было впереди, великій катаклизмъ, экспропріація экспропріаторовъ, революція, — какое моральное основаніе им?ли они быть приниципіалъно пацифистами, принципіально отвергать правонарушеніе и несоблюденіе договора, какъ таковое? Они могли разум?ется возстать противъ даннаго правонарушенія, противъ данной воины; могли считать для д?ла пролетаріата, для д?ла соціализма полезн?е поб?ду Франціи, нежели поб?ду Германіи, желательн?е миръ, нежели войну — это вопросъ особый; принципіально непріемлемаго въ правонарушеніи и насиліи — для нихъ ничего быть не могло.
Мало того, надо отм?тить, что идеологическая военная позиція Г ерманіи необыкновенно близко подходитъ къ н?которымъ принципіальнымъ же основамъ соціализма, по крайней м?р? соціализма н?мецкаго. Настолько это такъ, что могла бы даже возникнуть мысль о заимствованіи и подражаніи, — конечно, мысль неосновательная, ибо родство не этимъ обосновывается, а общностью духовной подпочвы. Въ самомъ д?л?, разв? слова Бетманъ-Гольвега о клочк? бумаги не повторяютъ почти буквально давней мысли Лассаля о бумажной конституціи, мысли вознесенной не только современнымъ соціализмомъ, но всякимъ реалистическимъ, соціологическимъ міровоззр?ніемъ въ азбуку общественнаго пониманія. И не переносимы ли съ чрезвычайной легкостью и на народы представленія о новыхъ классахъ, фактически становящихся творческими силами новаго общества, но сдавленныхъ правомъ, созданнымъ классами, бывшими творческими прежде и формами своего господства закр?пившими за собой и на времена своего упадка мощь, оправданную и обоснованную уже исчезнувшимъ прошлымъ. А съ этимъ представленіемъ связана и идея права верховнаго, по сравненію съ правомъ позитивнымъ, насиліемъ отм?нить путы прошлаго во имя новаго грядущаго творчества, во имя новаго расцв?та и роста челов?ческаго общества.
И значитъ, вопросъ возникаетъ зд?сь не тотъ, состоялось ли, или не состоялось правонарушеніе, было или не было насилія, а другой: было или н?тъ обосновано это нарушеніе и насиліе надлежащимъ нарастаніемъ и развертываніемъ новыхъ соціальныхъ силъ и возможностей, скованныхъ старой отживающей организаціей.
Какой бы отв?тъ ни дать на этотъ вопросъ, сейчасъ существенно отм?тить только самое соотношеніе духовныхъ позицій — охранительной у странъ Антанты и творчески содержательной у Германіи. Юридическая форма противъ соціальнаго содержанія; охрана пріобр?тенныхъ правъ противъ права творческихъ новообразованій, охрана старыхъ господствующихъ группъ противъ новыхъ классовъ, новыхъ народовъ, новыхъ творцовъ. Мы видимъ такимъ образомъ, что въ духовныхъ позиціяхъ, занятыхъ на войн? враждующими сторонами, позиція творческая и въ этомъ смысл? движенія — была занята Германіей, позиція охранительная и въ этомъ смысл? застоя — была занята Антантой.
* * *
Подготовлялось блистательное наступленіе Германіи уже давно, его корни очевидно сл?дуетъ искать въ реформаціи, въ исторіи Бранденбурга, въ литератур?, музык? и философіи 18 и начала 19 в?ка; но какъ бы то ни было, именно въ посл?днія десятил?тія къ посл?днему полустол?тію относится небывалый ростъ и расцв?тъ германской культуры. Хозяйственное развитіе, ввозъ и вывозъ, мореходство, промышленное развертываніе, государственная организованность, развитіе науки и техники въ ц?ломъ ряд? областей, народное образованіе, въ частности высшее — все это посл? музыкальнаго и философскаго расцв?та предыдущихъ покол?ній и на ряду съ высокими образцами военнаго· и государственнаго искусства. Покол?нія см?нялись и нагромождали ц?нности разныхъ областей, воспитывали народную душу, накопляли навыки, вырабатывали традиціи, вырастили культуру и покол?нія посл?днихъ десятил?тій, которыя въ общемъ и создали передовую культуру современности. Само собой, что въ процесс? выращиванія этой культуры и этого покол?нія сплелись и пришли въ соприкосновеніе и во взаимоборство различные слои; усиленіе однихъ привело къ ослабленію другихъ; одн? черты сыграли свою роль въ самомъ процесс? взращиванія, а потомъ поблекли и отошли, въ другихъ проявились исконныя слабости данной народной души. Значило бы не понять моей мысли — если бы ей приписали какую либо абсолютную идеализацію посл?дняго тридцатил?тія германской исторіи. Мен?е всего входитъ въ мои нам?ренія — умалять прекрасныя черты и достиженія и другихъ народовъ за то же время. Европейская культура вообще въ эту эпоху праздновала свое величайшее торжество и на праздник? встр?чались многіе народы. Но все же думаю, что преобладаніе — въ смысл? руководительства, въ смысл? передового натиска и главнаго напора — принадлежало народу германскому, что именно онъ стоялъ во глав? культурнаго движенія посл?днихъ предвоенныхъ десятил?тій.
Такія вещи едва ли вообще подлежатъ доказательству, и во всякомъ случа? подобное доказательство выходило бы за пред?лы настоящаго разсмотр?нія. Я хот?лъ бы отм?тить, что достаточно даже установить равнозначность германскаго народа другимъ народамъ въ предвоенную эпоху, чтобы признать его превосходство въ это время; ибо исторически не задолго до того германскій народъ далеко стоялъ въ разнообразныхъ отношеніяхъ позади своихъ сос?дей и соперниковъ, и уже одно то, что онъ ихъ догналъ, частью перегналъ, частью руководилъ, обнаруживаетъ въ немъ силу культурнаго напряженія, какая превосходитъ обнаруженную за то же время другими народами культурную мощь.
Но даже и это утвержденіе оставимъ въ сторон?, пусть и оно будетъ подвергнуто сомн?ніямъ и оспариваніямъ. Не будемъ сравнивать германскаго народа съ иными народами. Возьмемъ его самого по себ? и этого будетъ достаточно для нашего вывода. Ибо уже во всякомъ случа? ник?мъ не можетъ быть оспариваемъ тотъ грандіозный скачокъ, который совершилъ германскій народъ за полв?ка. И ограничиваясь его собственными пред?лами, можно утверждать съ достаточной точностью, что онъ произвелъ громадную работу, проявилъ грандіозное творчество, изм?нивъ соціальную ткань своей культурной жизни. И этимъ изнутри достаточно обосновывается то ощущеніе изм?ненности культурно-соціальной матеріи въ ея отношеніи къ другимъ народамъ, изъ котораго законом?рно вырастаетъ уб?жденіе въ прав? на совершеніе формально правовыхъ нарушеній во имя приспособленія міровой организаціи къ этой пышно развернувшейся новой культурно-соціальной мощи. Я нисколько не утверждаю, чтобы нельзя было этого приспособленія достигнуть безъ войны; я только утверждаю, что предвоенный всесторонній творческій процессъ въ германскомъ народ? и государств? былъ настолько могучъ, что обосновывалъ законность во имя его, во имя произведенныхъ имъ изм?неній и въ соотв?тствіи съ представшими возможностями — изм?нить міровое распред?леніе; а при необходимости — хотя бы и путемъ правовыхъ нарушеній. Это еще не значитъ, что такая необходимость им?ла м?сто, это только значитъ, что таково было самосознаніе на случай этой необходимости.
И вотъ почему, не касаясь неизб?жности, ц?лесообразности, своевременности и правильности произошедшаго, приходится по существу духовныхъ позицій, занятых!» въ войн? об?ими сторонами, установить, что противъ формальной точки зр?нія Антанты Германія выдвигала точку зр?нія содержаній, противъ рентьерскаго консерватизма — точку зр?нія творческой производительности, противъ охранительства — прогрессивность. Этого соотношенія — консервативности поб?дителя и активности поб?жденнаго — не сл?дуетъ упускать изъ вниманія при оц?нк? разрушительнаго размаха войны и ея посл?дствій; ибо разбитый напоръ даетъ большее разрушеніе, нежели разрушенная неподвижность.
2. САМООПРЕД?ЛЕНІЕ НАЦІОНАЛЬНОСТЕЙ
I
Наряду съ лозунгомъ соблюденія права и договоровъ еще и другой лозунгъ былъ выставленъ Антантой, поддержива·-емъ ею во все время войны и — въ отличіе отъ перваго — получилъ даже н?которую видимость осуществленія по ея окончаніи. Это идея самоопред?ленія національностей.
Частью впрочемъ она связана и съ лозунгомъ соблюденія права. Большія государства, пресл?дующія интересы своего роста и расширенія и не руководящіяся принципами права, всегда могутъ уничтожить малыя государства, стоящія на ихъ пути. Ч?мъ же защитится противъ нихъ слабый народъ. Прим?ръ Бельгіи и Сербіи стоялъ передъ глазами. Справедливость и благородство требуютъ обезпечить право слабыхъ, не могущихъ себя самихъ защитить противъ насилія сильныхъ и съ правомъ не считающихся. Такъ идея защиты права черезъ прим?неніе къ маленькимъ государствамъ, съ нарушенія неприкосновенности которыхъ началась великая война, связалась непосредственно съ идеей защиты, обезпеченія правъ малыхъ государствъ. И безспорно это дало одну изъ самыхъ кр?пкихъ основъ для сосредоточенія сочувствія нейтральныхъ государствъ и непредвзятыхъ наблюдателей на сторону Антанты.
Первичная точка зр?нія, какъ она зд?сь нам?чена, неизб?жно должна была подвергнуться н?которому развитію. Маленькое государство можетъ оказаться въ зависимости отъ сильнаго; сильное можетъ заставить маленькое войти съ собой въ соглашеніе и этимъ, даже соблюдая полную форму права, фактически подчинить себ? и своимъ интересамъ. Ясно, что соблюденіе правовой формы оказывается зд?сь недостаточнымъ и что слишкомъ легко подъ видимостью такого соблюденія фактически ее нарушать. Если бы до войны Австрія вм?сто того, чтобы предъявить Сербіи неисполнимый ультиматумъ, — выставила условія тягчайшія, но все же пріемлемыя и заставила Сербію пойти на соглашеніе, хотя бы и нарушающее ея интересы и достоинство, — разв? посл?дующее соблюденіе этого договора изм?нило бы характеръ насилія, хотя бы и облеченнаго въ форму права? И если бы этого не служилось, если бы Сербія на это не пошла, то потому что за Сербіей стояла Россія, т. е. сила противъ силы, а не право противъ правонарушенія.
Такимъ образомъ, форма соблюденія договоровъ международныхъ — только прикрытіе иныхъ подлинныхъ отношеній по существу. Значитъ, не въ соблюденіи права по отношенію къ малымъ державамъ суть д?ла, а въ обезпеченіи за этими державами возможности устанавливать право самостоятельно наравн? съ державами великими, т. е. д?ло въ обезпеченіи за ними такой же самодовл?ющей равноправной позиціи при установленіи міровыхъ отношеній, какъ и за народами могучими. Д?ло въ томъ, чтобы признать за малыми народами право на независимое отъ другихъ сомоопред?леніе на всемъ протяженіи своей жизни. Значитъ, право малыхъ народовъ на самоопред?леніе — такова вытекающая отсюда формула.
Однако фактически историческія условія вызвали дальн?йшее расширеніе этой формулы уже въ новое положеніе. То же исканіе соблазнительныхъ и выгодныхъ лозунговъ толкало въ эту новую сторону. Народы в?дь не вс? оформлены въ государства; въ одномъ государств? сожительствуютъ разныя націи и одна нація разс?яна по разнымъ государствамъ. Задача построенія національнаго государства опред?ляла политику многихъ народовъ за посл?днее стол?тіе; задача разр?шенія національныхъ проблемъ стояла за посл?днія десятил?тія особенно обостренной передъ государствами востока и юго-востока Европы. Уже до войны лозунгъ самоопред?ленія національностей былъ выставленъ, отстаиваемъ и вызывалъ напряженную борьбу. Этотъ лозунгъ, который былъ направленъ на разд?лъ государствъ, на ихъ перестройку, — и былъ использованъ Антантой, какъ духовный динамитъ, долженствовавшій взорвать составную часть враждебной коалиціи, именно, въ первую голову — Австрію.
Односторонность фактическаго направленія принципа на врага, а не на себя можетъ быть выставлена въ доказательство того, что онъ прим?нялся не во имя т?хъ идей и того строя, который провозглашалъ, а во имя военной выгоды провозглашавшихъ. Но подобный разборъ могъ им?ть значеніе во время войны, во время провозглашенія принциповъ и агитаціи съ ихъ помощью; сейчасъ интересъ получаетъ другая — пожалуй противоположная — сторона вопроса. Лозунги, принципы, идеи выставлялись въ виду ихъ привлекательности, соблазнительности, значитъ, въ своемъ содержаніи они во всякомъ случа? считались соблазнительными и привлекательными, признавались таковыми даже и т?ми, кто въ нихъ въ сущности не в?рилъ. Въ такой м?р? д?ло именно такъ обстояло, что в?дь и Германія признала соблазнительность этихъ идей и сочла ц?лесообразнымъ воспользоваться ими съ ц?лью въ свою очередь обратить ихъ противъ своихъ враговъ — что было сд?лать чрезвычайно легко, ибо и враги Германіи въ н?которыхъ своихъ частяхъ обнаруживали ту же многонаціональную государственность, какъ ея союзники. И зд?сь какъ и въ первомъ изъ разобранныхъ отношеній обнаружилось, что позиціи, на которой объективно стояла Германія и на которую она частью становилась сознательно — она выдержать не ум?ла. Она поддавалась идеологическому напору своихъ противниковъ, она начинала оправдываться, перетолковывая свои д?йствія, она старалась усвоить себ? оружіе изъ арсенала враговъ и, заимствовавъ у него и лозунгъ самоопред?ленія, сочла за ловкое и ум?лое — противъ нихъ его и обратить. На самомъ д?л? это только обнаруживало и увеличивало неув?ренность ея въ своей правд?, расшатывало твердость и ц?льность ея духа. Германія не была достаточно проникнута своей правотой, она не сум?ла эту правоту идейно обострить и идейно пронести въ міръ на ряду съ силой своей техники, своей организаціи, своего творчества, своего оружія. На самомъ д?л? заимствуя ло-зунги у противника, она не ослабила своихъ враговъ, она не пріобр?ла себ? друзей, потому что эти идеи и д?йствительно не соотв?тствовали ея объективной позиціи; она не уб?дила и не заставила ни забыть этой своей объективной позиціи, ни пов?рить въ свою искренность; она только закр?пила въ сознаніи окружающихъ правоту своихъ враговъ, а сл?довательно свою виновность. Она только ослабила свое собственное самосознаніе и, можетъ быть, этимъ ускорила и усугубила ту внутреннюю неустойчивость, которая вызвана была, конечно, не этимъ, а тягостями міровой войны. Идейное самодовл?ніе не проявилось равнозначнымъ мощи и не оказалось на уровн? задачи. Зд?сь сказалось преклоненіе, податливость передъ той системой западно-европейской идейности, которая (независимо отъ искренности или военной условности) какъ бы подавляла германскій духъ. Конечно, сама эта идейность не была чисто франко-англійской въ противоположность германской; то была въ н?которомъ род? общеевропейская идейность, соотв?тствующая общеевропейскому литературному гуманизму 19 в?ка; и потому, поддавшись ей, Германія поддалась не просто чужому духу, а частью и своему собственному. Но ея объективная позиція требовала неуступчиваго чекана собственныхъ идейныхъ формулировокъ, требовала не поддаваться формулировк? чужой.
Лозунгъ защиты малыхъ государствъ отъ засилья большихъ — самоопред?ленія малыхъ государствъ — перешелъ или осложнился лозунгомъ самоопред?ленія національностей, вкрапленныхъ въ инонаціональныя государства, при томъ въ форм? ихъ самоопред?ленія государственнаго. Эта точка зр?нія и была противопоставлена германской позиціи — имперіализма. Самоопред?леніе національности и имперіализмъ — таково въ этой плоскости противоположеніе антантистской и германской позицій.
Самоопред?леніе государствъ и негосударственныхъ народностей — представляетъ существенное различіе и потому о нихъ приходится говорить порознь, хотя они и были объединены военной идеологіей.
* * *
Сравнительно проще стоитъ вопросъ съ самостоятельностью малыхъ государствъ. Принципъ зд?сь безспорный; это правовая идея прошлаго (въ отличіе отъ второй идеи государственной самостоятельности безгосударственныхъ націй, выработанной современностью и еще только ждущей своего осуществленія отъ будущаго), — идея государственнаго суверенитета. Разум?ется, позиція Антанты заключалась не въ томъ, чтобы эту идею провозгласить и провести въ жизнь, а въ томъ, чтобы обезпечить обозначаемый ею и издавна существующій фактъ, — не въ провозглашеніи государственной самостоятельности мелкихъ государствъ, а въ обезпеченіи ея.
Малый народъ самъ по себ? беззащитенъ противъ сильныхъ; его независимость можно было бы отстоять, поставивъ за нимъ другой сильный, благородный и безкорыстный народъ, который его во что бы то ни стало и будетъ защищать. Злая Германія готова напасть на Бельгію, благородная Англія этому воспрепятствуетъ. Пусть такъ, — въ этомъ будетъ защита, но в?дь не будетъ обезпеченія, ибо сегодняшній благородный покровитель завтра можетъ воспользоваться своимъ положеніемъ защитника во имя своихъ интересовъ. Защита сильнымъ слабаго ставитъ слабаго въ вассальное положеніе отъ сильнаго; защита слабаго сильнымъ отъ другого сильнаго есть осуществленіе первымъ того, отъ чего слабый защищается противъ второго, — установленіе надъ нимъ своего господства. Франція, защищающая Бельгію отъ эвентуальнаго вторженія германскихъ войскъ, т?мъ самымъ за своими войсками обезпечиваетъ свободный входъ въ Бельгію, обезпечиваетъ свою власть надъ ней. Пусть это благод?тельная, идеальная власть — это власть, господство, а гарантія въ томъ и заключается, чтобы оградить вообще отъ чужого господства, а не только въ томъ, чтобы оградить отъ господства плохого.
Можно себ? представить обезпеченіе малаго государства не путемъ защиты его сильнымъ, а путемъ договора вс?хъ заинтересованныхъ сильныхъ (какъ это до войны и им?ло м?сто съ Бельгіей). Прекрасная гарантія, посколько сильные между собой не перессорились, пока договоръ д?йствуетъ, но столь же необезпеченная, какъ не обезпечено ею вообще соблюденіе международныхъ договоровъ.