Я ХОЧУ ВАМ РАССКАЗАТЬ Из выступлений на конференции в Лос-Анджелесе

Я ХОЧУ ВАМ РАССКАЗАТЬ

Из выступлений на конференции в Лос-Анджелесе

Уважаемые господа! Друзья мои!

Мне бы хотелось заинтересовать вас удивительнейшим парадоксом нашей культуры. Он заключается в следующем.

Самая объемистая русская газета издается не в Москве. Не в Ленинграде. Не в степях Казахстана и не в предгорьях Урала…

Самая объемистая русская газета издается в Нью-Йорке. На углу 35-й стрит и 8-й авеню.

Вот эта газета — «Новый американец»! Выходит она еженедельно. По вторникам. На 48 листах таблоидного размера…

Три года назад в Америку прилетел ленинградский журналист Борис Меттер. Быстро и трезво оценил свои незавидные перспективы.

Несколько месяцев он вяло топтался у подножия социальной лестницы. В буквальном и переносном смысле. А именно — был лифтером.

Работа его не удовлетворяла. Он назойливо заговаривал с пассажирами в лифте. Делился планами создания новой газеты.

Кому-то идея нравилась. Кому-то представлялась нерентабельной и даже вздорной.

Важно другое. Собеседники Бориса Меттера не удивлялись. Всем казалось нормальным, что лифтер собирается издавать газету.

Вот что такое — Америка!

У Меттера появились единомышленники. Такие же беспросветные неудачники, как и он.

Мы знали, что Америка — страна неограниченных возможностей. Что можно все. В том числе — издавать газету.

Мы догадывались, что в Америке нет обкома и горкома. Значит, есть что-то другое.

Нам ужасно хотелось кому-то представиться. Получить руководящие указания. Расписаться в нашей абсолютной благонадежности.

Не вышло. Пришлось выпускать газету, не дождавшись инструкций.

Мы получили банковскую ссуду — 12 тысяч долларов. Что явилось предметом немыслимых слухов и домыслов. Говорили даже, что нас субсидирует КГБ.

Узнав об этом, я позвонил Меттеру. Меттер страшно обрадовался. Он сказал:

— Это замечательно, что нас считают агентами КГБ. Это укрепляет нашу финансовую репутацию. Пусть думают, что мы богачи…

Газета стала реальностью. Ощущение чуда сменилось повседневными заботами. Мы не имели делового опыта. Ломились в открытые двери. Изобретали бесчисленные велосипеды. Безбожно коверкали английский язык.

Президент корпорации Меттер начинал деловые телефонные разговоры следующим образом:

— This is speak I, Boris Metter!

Мы знали — чтобы выжить, необходимо стать бизнесменами.

Америка — страна поистине неограниченных возможностей. Одна из них — возможность разориться, прогореть.

Мы углубились в джунгли американского бизнеса. Одновременно вырабатывалась нравственная позиция. Мы провозгласили:

«Новый американец» является демократической, свободной трибуной. Он выражает различные, иногда диаметрально противоположные точки зрения. Выводы читатель делает сам…

Честно говоря, мы испытывали неудовлетворенность русской прессой в Америке.

Казалось бы, свобода мнений — великое завоевание демократии. Да здравствует свобода мнений! С легкой оговоркой — для тех, чье мнение я разделяю.

А как быть с теми, чье мнение я не разделяю?!

Как это непривычно — уважать чужое мнение. Как это глупо — дать высказаться оппоненту. Как это соблазнительно — быть единственным конфидентом истины. Оказалось, выбрать демократию недостаточно. Как недостаточно выбрать хорошую творческую профессию. Демократии нужно учиться.

Дома нам внушали единственно правильное учение. Дома был обком, который все знал. А тут?

Читатель — не малолетний ребенок. Он достоин самой разносторонней информации. Он достаточно умен, чтобы принимать самостоятельные решения.

Мы уехали, чтобы реализовать свои человеческие права. Право на творчество. Право на собственное мнение. Право на материальный достаток. И в том числе — священное право быть неправым. Право на ошибку. Право на идейное заблуждение.

В Союзе тех, кто был «неправ», — убивали. Ссылали в лагеря. Выгоняли с работы. Единственно верное учение не терпело критики.

Сейчас мы в Америке. Так давайте же обмениваться мнениями. Давайте выслушаем заблуждающихся. И пусть они выслушают нас.

Я думаю, не стоит бить их по голове томом «Капитала». И тем более — многотомным «ГУЛагом». Давайте жить, как принято в цивилизованном обществе…

При этом мы должны избегать анархии и вседозволенности. Посудите сами.

Утихла борьба за коммунистические идеалы. Так, может, проживем без идеалов вообще? Отменим социалистическую законность и предадимся беззаконию? Покончим с коммунистической моралью, и да здравствует аморализм?!..

Порой нас спрашивают:

— Какого направления придерживается ваша газета? С кем борется? Кого ненавидит? Против кого выступает?

Так вот, мы не против, мы — за! За правду! За свободу! За человеческое достоинство! За мир и культуру! За духовные и нравственные поиски! За нашу многострадальную родину! За приютившую нас Америку! За независимый Израиль! За мужество и талант!..

Мы называем себя еврейской газетой. Честно говоря, я был против такой формулировки. Я считаю газету еврейской лишь настолько, насколько можно считать еврейской третью эмиграцию.

Мы говорим и пишем на русском языке. Наше духовное отечество — великая русская культура. И потому мы — русская газета.

Мы живем в Америке. Благодарны этой стране. Чтим ее законы. И если понадобится, будем воевать за американскую демократию. И потому мы — американская газета.

Мы — третья эмиграция. И читает нас третья эмиграция. Нам близки ее проблемы. Понятны ее настроения. Доступны ее интересы. И потому мы — еврейская газета…

Мы освещали израильские события. Публиковали материалы на темы еврейской истории. Отдавали должное таланту Башевиса Зингера и Меламуда.

Началось брожение в общественных кругах. Нас обвиняли в пренебрежении к России. В еврейском шовинизме. В корыстных попытках добиться расположения богатых еврейских организаций.

Старый друг позвонил мне из Франции. Он сказал:

— Говорят, ты записался в правоверные евреи. И даже сделал обрезание.

Я ответил:

— Володя! Я не стал правоверным евреем. И вовсе не делал обрезания. Я могу это доказать. Я не могу протянуть тебе свое доказательство через океан. Но я могу предъявить его в Нью-Йорке твоему доверенному лицу.

Параллельно с еврейским шовинизмом нас обвиняли в юдофобии. Называли антисемитами, погромщиками и черносотенцами. Упоминая при этом Геббельса и Риббентропа…

Дома нас учили:

— Советское — значит отличное. Наши луга самые заливные. Наши морозы самые трескучие. Наша колбаса самая отдельная.

Сейчас мы в Америке. Так давайте же чуточку расслабимся. Давайте при слове «еврей» не размахивать кулаками. Чтобы не получилось: «Еврейское — значит отличное!»

В нашей газете были помещены дискуссионные материалы о Солженицыне. Боже, какой начался шум. Нас обвиняли в пособничестве КГБ. В прокоммунистических настроениях. Чуть ли не в терроризме.

Исключительный художественный талант писателя — неоспорим. Идеи Солженицына, его духовные, нравственные, политические установки вызывают разноречивую критику.

Голос Солженицына звучит на весь мир. А значит, голоса его оппонентов тоже должны быть услышаны. Этому принципу следует наша газета.

Всякое большое явление обрастает суетной и мелочной накипью. Великого человека зачастую окружает невероятно посредственная клика. То и дело раздаются грозные вопли бездумных и угодливых клевретов Солженицына:

— Кто осмелился замахнуться на пророка?! Его особа священна! Его идеи вне критики!

Десятилетиями они молились Ленину. Теперь готовы крушить его монументы, ими самими воздвигнутые.

Мы устроены по-другому. Мы восхищаемся Солженицыным и потому будем критически осмысливать его работы.

Слишком ответственна функция политического реформатора. Слишком дорого нам будущее России!

Больше года выходит наша газета. Больше года я слышу:

— И чего вы смеетесь? Над чем потешаетесь? В Афганистане — трагедия. Академик Сахаров томится в Горьком. И вообще, мир на грани катастрофы…

Да, мир на грани катастрофы. И привели его к этой грани угрюмые люди. Угрюмые люди бесчинствуют в Афганистане. Угрюмые люди хватают заложников. И гордость России, академика Сахарова, мучают тоже угрюмые люди.

И потому мы будем смеяться. Над русофобами и антисемитами. Над воинствующими атеистами и религиозными кликушами. Над мягкотелыми голубями и твердолобыми ястребами.

А главное, заметьте, — над собой.

И хочется думать — пока мы способны шутить, мы останемся великим народом. Я говорю как о русских, так и о евреях…

Говорят, в эмиграции происходят бесконечные ссоры. Все согласны, что это — безумие. Все хотят мира и дружбы.

Но одни понимают мир как торжество единственного самого верного учения. А другие — как сосуществование и противоборство множества идей.

«Новый американец», повторяю, является трибуной для их свободного, корректного, доброжелательного выражения.

А теперь я хотел бы раскрыть один маленький секрет. Все, что я сейчас говорил, — опубликовано. И разумеется, в «Новом американце». Все до единого слова.

Мое выступление составлено из 26 цитат. С использованием 18 номеров газеты. Что свидетельствует о нашем, довольно-таки последовательном, отношении к затронутым вопросам…

Спасибо за внимание.

«Новый американец», № 73, 5—11 июля 1981 г.