«Управлять женским сознанием…»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Управлять женским сознанием…»

О том, зачем понадобились издания для женщин, можно узнать из характерного по своей откровенности высказывания журнала «Портико», предназначенного для мужчин: они нужны «во имя обеспечения выгод для нашего пола, во имя интересов мужчин как таковых». Четко и ясно. И далее:

«Огромное внимание должно уделяться правильному управлению женским сознанием».

Задача поставлена. Но как может издание «управлять» сознанием? Разумеется, при помощи конкретного содержания материалов, опубликованных в нем. Первый журнал носил длинное название — «Лейдис мэгэзин энд репозитори оф энтертейнинг нолидж», что означает в переводе «Женский журнал и вместилище развлекательных знаний». Как уже упоминалось, он вышел в Филадельфии в 1792 г. Откровенное морализирование и нарочитый дидактизм считались здесь хорошим тоном:

«Чаще перечитывайте наставления и не пропустите слова „повинуйтесь“. Только сделав счастливым своего мужа, вы можете добиться счастья для себя лично…»

— и так далее в том же духе. Заметим, что (пусть и в несколько модернизированном виде) эти же заповеди можно встретить в журналах для американок и сегодня.

Несмотря на обещание развлекать читательниц, в «Лейдис мэгэзин» нельзя найти ни одного материала, способного выполнить эту задачу. Почему? Редакторы «Лейдис мэгэзин» были категорически против всего «недостоверного и испорченного», против сентиментальной беллетристики, способной-де воспламенить воображение читательниц, против моды, захватившей незаконно престол. Позиция не случайна. Американок воспитывали в духе суровых пуританских нравов.

«Лейдис мэгэзин» существовал недолго, немногим более двух лет. Он остался в XVIII в. единственным журналом для американок. Но в начале следующего века ситуация резко меняется — в крупнейших городах Атлантического побережья появляются все новые и новые журналы. К середине века их уже около 25. И освоение женского рынка потребителей печатной продукции велось в дальнейшем все убыстряющимися темпами.

Пуританская сдержанность уступила место такой развлекательности, о которой раньше не могли и помыслить. Печатаются «готические романы ужасов»: заброшенные замки, населенные призраками, вампиры и подземные темницы, переполненные жертвами, — этой чушью заполняли страницы изданий. Объяснение простое. Во-первых, началась погоня за подписчицами. Но выгода от роста их числа преследовалась не только материальная. Романы призваны были отвлечь американок от тягот повседневного существования. Это во-вторых.

Вслед за ужасами пришло время любовной романтики. Цели те же. И вместе с тем несколько отличные. Американкам поставлялись рецепты, с помощью которых они якобы могли противостоять опасностям, исходящим от противоположного пола. По меткому выражению американской исследовательницы М. Сесиль, журналы для женщин поклонялись в ту пору «двуликому богу — частной собственности и целомудрия».

В вопросе о собственности мало что изменилось. Зато проблему «целомудрия» женщине предлагалось решать, проявляя максимум добродетели. Известно, что поведение американки регламентировалось двойным стандартом половой морали, предусматривающим снисхождение к грешкам мужчины и суровые санкции за аналогичные провинности к женщине. Американский специалист в области семейных отношений Дж. Фурст объяснил, что этот лицемерный кодекс сформировался как раз в то время, когда частной собственностью стал управлять мужчина.

«Нормы целомудрия, девственности и половой чистоты возникли как средство, гарантирующее мужчинам, что их наследники являются их собственными детьми».

И получилось, что из стремления мужчины передавать нажитое лишь законным наследникам и закрепился двойной стандарт поведения для супругов, ставший еще одной формой ханжества и лицемерия по отношению к женщине.

Однако, вместо того чтобы учить добродетели мужчин, журналы наставляли женщин. Им всячески внушали, что «дорога добродетели заслуживает того, чтобы идти по ней не сворачивая». Ужасы, следующие за грехопадением героинь, кочевали из номера в номер. Американкам внушалась также мысль о необходимости смирения даже с самой горькой участью, как с некоей «волей божьей».

Награда неизменно поджидала тех из героинь, кто терпеливо дожидался своего «звездного часа», стойко сопротивлялся всяческим соблазнам, проявлял богобоязненность и покорность. Именно названные добродетели больше всего почитались, по словам авторов бытописаний, «мужчинами на земле, а всевышним — на небесах». Самой высокой наградой, как нетрудно догадаться, становилась встреча с «мистером тем самым». Пример? В рассказе В. Таунсенда «Моя жена и где я ее нашел» герои, как в сказке, безошибочно распознавали в прачках истинных леди и брали их в жены. Распознавали, разумеется, благодаря их безупречной порядочности. Суть подобных сочинений лучше всего передает одна лишь фраза:

«Помните, что рано или поздно Купидон заглянет и к вам».

Иллюзия, но какая!

В этом обещании неотвратимой встречи с богом любви и заключается суть притягательности жанра любовной романтики, предназначенной для доверчивых читательниц.

«Романтика — это то, чего хотят читательницы от своих журналов, — не просто рассказов о любви, а волнующей, сладостной романтики, в отношении которой жизнь так часто обманывает их»,

— уточняет М. Сесиль, хорошо изучившая многое из того, что публиковалось на протяжении более двух столетий в журналах для женщин. свое исследование она так и озаглавила: «Влюбленные героини: 1750–1974».

Американским женщинам преподносились слащаво-сентиментальные версии, изображавшие возможности «настоящей любви» преодолевать все, даже материальное неравенство. Ну, скажем, дочери простого рыбака предлагал руку и сердце сын миллионера (ни больше ни меньше), прельстившийся ее внешностью и манерами. Бывает ли такое на самом деле? Дадим слово еще одной американской исследовательнице, Б. Велтер:

«Свобода выбора на брачном рынке, — утверждает она, — была больше кажущейся, чем реальной: большинство девушек находили женихов, не выходя за рамки собственного класса, веры и места жительства».

Но так или иначе, несмотря на реальность бытия, журнальные искусители трудились все-таки не зря. Они хорошо понимали женскую психологию. Дешевая романтика несла американкам хоть какие-то надежды покончить с рабской зависимостью от семьи, улучшить свой социально-экономический статус. А для этого, как вещали журналы, требуется сущий пустяк — «быть пай-девочкой, избегать глупых любовных приключений и следить за здоровьем». Все это служило якобы гарантией того, что парусник домчит ее в уютную гавань счастливого брака и безоблачного будущего.

Так шаг за шагом у женщин Америки создавались представления о некоей гарантированной формуле успеха. Беллетристика, действующая как дурман, прочно закрепилась в качестве постоянного компонента изданий для женщин, и в частности журнала «Годис лейдис бук» («Женская книга Годиса»), который выходил с 1830 по 1898 г. Его редактор С. Хейл особенно чутко уловила тягу американок к переменам в лучшую сторону и не замедлила этим воспользоваться, напуская любовного дурмана в каждый номер. По меткому выражению американской исследовательницы женской печати Э. Вудворт, «наседка (С. Хейл. — О. К.) несла золотые яйца», сделала «Годис» одним из самых прибыльных периодических изданий. Его тираж достиг 150 тыс. экземпляров в месяц.

Для своего времени цифра беспрецедентная. Именно она являлась основным показателем экономического здоровья журнала, поскольку в дорекламную эпоху прибыль складывалась исключительно из сумм, вырученных за реализацию издания. Так что иллюзии, продаваемые «Годис», имели и вполне конкретную цену для их создателей. Чтобы лучше сбывать свой товар, редактор предусмотрительно заверила мужей, от которых в первую очередь зависело, станет ли супруга подписчицей, что на страницах ее издания не будет напечатано ничего, что могло бы прийтись не по вкусу хозяину дома. Иначе говоря, уцелеют извечные представления буржуазного общества о предназначении женщины. На этот постулат обратим особое внимание. В нем заключается один из главных и наиболее оберегаемых принципов всей буржуазной периодики для женщин, — периодики, сегрегированной по признаку пола.

Историки печати установили, что в среднем каждый номер «Годис» попадал в руки четырех-пяти американок и охватывал 600–750-тысячную аудиторию. А это значит, что журнал являлся самым массовым и самым влиятельным средством информации. Ни одному другому американскому периодическому изданию специалистами не дано столь высокой оценки. Так, Дж. Вуд даже назвал «Годис» «американским институтом XIX века», подразумевая влияние, оказанное журналом, на формирование морали, вкусов, привычек, поведения нескольких поколений американских женщин, и, подчеркнем особо, женщин из наиболее обеспеченных слоев общества, являющихся подписчицами журнала.

Для воспитания подопечных имелось немало приемов. Здесь и обсуждение актуальных проблем, и до мелочей продуманный язык. Редактор «Годис», по словам упоминавшейся уже Э. Вудворт,

«соединяла команды, отдаваемые читательницам в жесткой и мягкой форме, с откровенной лестью в их адрес».

Такой тон стал впоследствии традиционным и для других женских изданий. Он является незаменимым «инструментом» при обработке сознания американки с ее внутренней растерянностью, потребностью в моральной поддержке, постоянным стремлением соответствовать представлениям об истинной женственности. Последнее ощущалось особенно остро, поскольку представления были весьма смутными, да и женщины Нового Света были лишены глубоких корней, оторваны от исторических традиций.

По какому же образцу стремились лепить духовный и внешний облик читательниц? Журнальная леди имела мало общего как с женщинами колониальной Америки, так и с фабричными работницами, которых молодой капитализм все больше вовлекал в промышленное производство. Отражая интересы буржуазного общества, «Годис» повернулся в сторону американок из высшего света. Почему именно к тем, чей пример доступен очень немногим? Ответ заключен в самом вопросе. Пример обладает огромной притягательной силой, демонстрирует роскошную, обеспеченную жизнь, которой были лишены те, кто был поставлен в Америке совсем в другие жизненные обстоятельства. О материальных невзгодах американок призывали забыть, как, впрочем, и о моральных. Отныне предлагалось говорить только о «заботах», лежащих, как и прежде, в сферах, далеких от реальных дел и проблем американского общества. Джентльменам не могло понравиться, если бы их жены заговорили, скажем, о политике. Не случайно, конечно, на страницах «Годис» не нашлось места для рассказа о Гражданской войне между Севером и Югом за отмену рабства, которая всколыхнула всю страну.

Таким образом, игнорирование мира вне стен дома (что бы ни происходило) — давняя традиция изданий для женщин. ее придерживались и все последующие за «Годис». Дом и только дом объявлялся своеобразным ареалом, местом обитания женщины. причем если раньше женщина замыкалась в стенах дома в силу того, что семья и экономика были слиты воедино, а ее домашний труд носил производственный характер, то теперь, после разрушения патриархального уклада, никакой необходимости снова привязывать женщину к дому не было, кроме той, о которой мы уже упомянули, — во имя изоляции американок от внешнего мира. И делалось это с фанатичностью своего рода новой религии, религии «домашнего очага», созданной исключительно для «слабого пола». Краеугольным камнем этой религии стал вопрос о том, как американке сделать себя и свой дом такими, чтобы был доволен мужчина. И услужливый «Годис» не скупился на советы по этой части, ставшие впоследствии приманкой для всех читательниц женских изданий.

Отныне женщина должна была стать символом статуса своего преуспевающего супруга, как это делали деньги, дом, одежда и прочие неодушевленные предметы. Разница лишь в том, что жена-символ должна была сама заботиться о своем виде. Например, она обязана иметь приятную наружность, уметь удалять следы загара (ведь смуглая кожа — верный признак тяжелого труда), одеваться соответственно положению супруга и т. д.

По указке «Годис» гостиные читательниц стали заполняться всевозможными вышивками, акварелями, подушечками для иголок, плетеными подставками для цветов, корзиночками из перьев и прочей чепухой. Изготовление этих поделок настоятельно рекомендовалось американкам в качестве «достойнейшего вида занятий», якобы развивающего эстетический вкус, успокаивающего дух и экономящего семейный бюджет. Чем занять женщину еще, дабы не осталось времени на вольнодумство? А хотя бы пением или рецептами, с помощью которых можно было бы выживать в «чрезвычайных» обстоятельствах. Каких? В Америке состояния не только наживались, но и терялись с пугающей скоростью. Богатая читательница «Годис», имеющая сегодня прислугу, уже завтра могла оказаться кухаркой в своем доме.

«На этот случай, — пишет американская исследовательница женской периодики XIX в. Б. Велтер, — ей следовало знать, как действовать, и оставаться такой же не теряющей бодрости духа утешительницей своего супруга в скромном доме, какой она была и в его особняке».

Викторианские моралисты не случайно приложили руку к тому, чтобы дом превратился в этакое святилище, куда израненный в борьбе за преуспевание мужчина приходит за душевным покоем. Ну, а центр этого домашнего мира — все та же американская женщина. Это ее призывают дарить нравственное очищение поиздержавшемуся в собственнических боях супругу да не забывать о его комфорте. Социальные функции «создательницы семейного уюта» и «ангела-утешителя» выдвигались ведущим женским изданием на самый передний край. Достаточно взглянуть на заголовок типичной статьи: «Женщина — лучший друг мужчины».

И вряд ли стоило бы оспаривать авторов такого чтива, если бы женщине отводилась роль подлинного друга, каким она и должна была стать в браке. Но идеологи тех лет, распинавшиеся об американке как о незаменимом «консультанте и друге своего супруга», утешителе его печали, чутком предвестнике опасности, стремились хоть в какой-то степени компенсировать отсутствие у женщины привилегий, которыми пользовались представители «сильного пола». Активная социальная роль в обществе женщине, как и ранее, категорически возбранялась, несмотря на ее превозносимые моральные достоинства.

«Каким образом американская женщина может продемонстрировать свой патриотизм?» — под таким заголовком «Годис» объявил конкурс на лучшее сочинение. Вознаграждение — 50 долларов — заработала некая сметливая Э. Везерел, лучше других соискательниц награды изложившая соображения на предложенную тему. Правда, не свои, а мужа. Последний, по ее словам, «тонко подметил», что лучшее проявление женского патриотизма — «оставаться дома с Библией в руках». Верная супруга призналась журналу, будто никогда раньше не понимала столь глубоко этой простой истины, так отчетливо сформулированной ее патриотично настроенным мужем. Сие «признание» и было соответственно оплачено пятьюдесятью долларами. Это ли не пример для подражания другим американкам? Пример, суть которого — почаще прислушиваться к советам истинных патриотов Америки. Разве они не правы, утверждая, будто женская природа может быть реализована исключительно на поприще деторождения и ни на каком ином, не считая, конечно, обслуживания супруга?

Сколько же слов пошло на то, чтобы заглушить в американках искания беспокойного интеллекта, заставить их поверить в непреложность законов бытия, отведенной им роли, причем так же слепо, как требовалось от них поверить в господа, не ставя под сомнение его существование. Сколько напускного волнения и благородства в речах журнальных проповедников. Как не поверить, например, искренности автора статьи, озаглавленной «Домашние и социальные требования, предъявляемые к женщине»:

«Общество, — пишет С. Фарлей, — устроено таким образом, что достоинство и красота женского характера состоят в правильном понимании, верном и радостном исполнении семейных обязанностей».

До чего же искусно семейные обязанности «проистекали» из самой природы женщины, создавшей ее такой отличной от мужчины!

еще один автор, О. Браунсон, уверял, будто точно осведомлен о психическом складе истинной леди:

«Женская независимость — абсурдная вещь, — заявил он. — Лишь подчиненная женщина может стать компаньоном, создателем уюта, ангелом-хранителем. Но женщина, равная мужчине, — нечто совсем другое. Когда ей предоставляют свободу следовать своим неуправляемым фантазиям и смутным желаниям, ее амбиции и врожденная любовь к власти, не контролируемая со стороны мужчины, превращают женщину либо в социальную аномалию, либо в отвратительного монстра».

Ни больше ни меньше! И все это не в какой-нибудь бульварной газетенке или низкого пошиба издании для мужчин, а в журнале, претендующем на место наставника и советчика американок.

Неудивительно, что и набожность (синоним покорности) считалась настолько важной характеристикой девушки, что всем, кто подыскивал невесту, настоятельно советовали в первую очередь обращать внимание именно на это достоинство. Ну, а о том, чтобы указанное «достоинство» встречалось почаще, заботились журнальные поводыри, дававшие совет за советом. «Как с первых шагов установить правильные отношения с супругом?» Ответ готов:

«Хорошенько следить за собой, чтобы не допустить первого конфликта с тем, кому сам господь и общество дали право осуществлять над вами контроль, — вещает сотрудник журнала К. Джилман. — С благоговением относитесь к его желаниям, даже когда вы сами их не разделяете».

О женских желаниях конечно же ни слова! Их просто не существует. А вот кредо еще одного наставника «прекрасного пола», С. Скриптнера:

«Не высовывайтесь из своего маленького семейного круга в поисках средств для проведения моральных и социальных реформ, — поучает он. — Пусть женщина начинает их с дома».

В хоре хранителей буржуазной морали звучал и голос преподобного отца Стернса, он из числа тех священнослужителей, которые использовали «Годис» в качестве дополнительной церковной кафедры. И он призывал читательниц не мечтать о мирской суете за стенами домашней обители, не искать других наград, кроме похвалы супруга:

«От вас самих зависит, — увещевал он, — будет ли надлежащий порядок оставаться таким, какой он есть, или общество распадется на хаотичные куски».

Так что путь к спасению американки лежит не через соревнование с мужчиной в деловых сферах, а через служение ему. По сути «Годис» узурпировал право выражать общественное мнение о том, что из себя должна представлять «истинная леди», всячески сопротивлялся распространению идей тех американок, которые призывали вести борьбу против женского угнетения и бесправия. Журнал заклинал предать анафеме трактат о женских правах М. Фуллер и книгу «Общество в Америке» X. Мартеню. Эти две смелые американки рискнули назвать вещи своими именами. Истоки рабского положения женщины они нашли в укоренившихся предрассудках относительно ее места и роли в обществе.

«Годис» объявил инакомыслящих «полуженщинами, духовными гермафродитами», заслуживающими самой печальной участи. А «синие чулки» (так называли одиноких женщин, зарабатывающих на жизнь собственным трудом) выставлялись неудачницами, не сумевшими якобы постичь самую необходимую и единственную для женщины науку — науку изучения мужчины. Приветствовались же лишь «женские семинарии» — заведения, где американки получали религиозное воспитание и обучались домашним ремеслам. На остальном ставилась точка — философия, логика, латынь, астрономия и другие предметы объявлялись ненужными, поскольку их знание женщине, мол, применить негде. И кроме того, «излишняя» осведомленность могла просто повредить женщине, подорвать, например, здоровье, испортить внешность и нрав.

Одним словом, ведущий женский журнал прошлого века не оставляет для нас никаких сомнений в своем предназначении — любой ценой тормозить женскую эмансипацию. Редакция усердно отрабатывала не только три доллара стоимости подписки, но и куда более серьезную плату — благожелательность к ее деятельности власть имущих в Америке.

«Годис» был не одинок в этой работе, хотя и считался до последней четверти XIX в. ведущим изданием для женщин. Его активно поддерживали друзья по «борьбе» и конкуренты по бизнесу — журналы «Петерсонс нэшнл лейдис мэгэзин», «Каскет», «Монитор оф фэшн» и другие буржуазные женские издания. Но время не стояло на месте. Неспособность, да и нежелание правильно оценить сдвиги, происшедшие в жизни читательниц, обусловили упадок, а затем и гибель «Годис» и всех его печатных собратьев. Слишком лобовыми стали выглядеть их проповеди женопослушания. Однако уход с политической сцены этих изданий не создал вакуума в печати для женщин. На смену шел новый лидер, хорошо представлявший себе необходимость более тонкой и завуалированной пропаганды. Но прежде ответим на вопрос: в чем заключалась новизна момента? Какие перемены заставили буржуазных идеологов менять тактику?