А.Л.Чижевский Теория космических эр (Беседы с Циолковским)
А.Л.Чижевский
Теория космических эр
(Беседы с Циолковским)
Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?
Поль Гоген
Я — чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи.
К.Э.Циолковский
Человечество бессмертно.
К.Э.Циолковский
Может быть, об этом не следовало бы еще писать и тем более не следовало бы печатать написанное. Но если я решил расшифровать несколько строчек, набросанных мною однажды августовской полночью 1928 года, то следует ли это, написанное мною, держать в ящике стола, в безызвестности. Нет, пожалуй, не следует — это было бы эгоистично: я — знаю, а другие пусть не знают! В то же время изложенное мною может подвергнуться злой критике. Но имею ли я моральное право бояться критики? Ведь я только передаю сказанное мне Константином Эдуардовичем Циолковским. Пусть в его словах много фантастики, но зато какой! А, быть может, так и будет! Тогда тем более я не должен молчать. Пусть грядущее человечество отсеет плевелы от золотых зерен Истины. Пусть через многие, многие тысячи земных лет…
Однажды вечером, войдя в светелку, я застал К.Э.Циолковского в раздумье. Он был в сером пиджаке, в светлой косоворотке с расстегнутым воротом и сидел в своем глубоком кресле. Было холодновато, смеркалось. Он сразу даже не заметил, что я поднялся по лестнице и близко подошел к нему.
«Помешал», — пронеслось у меня в голове. Но Константин Эдуардович протянул мне руку и сказал:
— Садитесь, Александр Леонидович. Это я вот зря задумался о вещах, не поддающихся объяснению…
Мы поздоровались, и я сел рядом на стул. Его непонятные слова сразу же заинтересовали меня. Я насторожился.
— Как так «не поддающихся объяснению»? — спросил я. — Что за чудеса? Мне кажется, что все, что существует в мире, подлежит объяснению, конечно, с нашей точки зрения, с точки зрения человека. Для этого ему дан мозг, хотя и несовершенный.
— Нет, Александр Леонидович, это не совсем так. Мозг, верно, во многое может проникнуть, но не во все, далеко не во все… Есть и ему границы…
— Да, — ответил я, — наше незнание огромно, а знаем мы очень мало. Это — старая истина.
— Нет, это вопрос совсем другой категории. Сам-то вопрос этот не может быть поставлен, ибо он является вопросом всех вопросов…
— Именно? — переспросил я, не придавая особого значения его словам.
— Очень просто. Есть вопросы, на которые мы можем дать ответ — пусть не точный, но удовлетворительный для сегодняшнего дня. Есть вопросы, о которых мы можем говорить, которые мы можем обсуждать, спорить, не соглашаться, но есть вопросы, которые мы не можем задавать ни другому, ни даже самому себе, но в то же время непременно задаем себе в минуты наибольшего проникновения в сущность вещей. Прежде всего — вопрос: зачем все это? Если мы задали себе вопрос такого рода, значит, мы не просто животные, а люди с мозгом, в котором есть не просто сеченовские рефлексы и павловские слюни, а нечто другое, иное, совсем непохожее ни на рефлексы, ни на слюни, но та же материя… в ином аспекте. Не прокладывает ли материя, сосредоточенная в мозгу человека, некоторых особых путей, как бы независимо от сеченовских и павловских примитивных механизмов? Иначе говоря, нет ли в мозговой материи элементов мысли и сознания, выработанных на протяжении миллионов лет и свободных от рефлекторных аппаратов, даже самых сложных?.. Да-с, Александр Леонидович, как только вы зададите себе вопрос такого рода, значит, вы вырвались из тисков несовершенной науки и взмыли в бесконечные выси: зачем все это — зачем существуют материя, растения, животные? Человек и его мозг — тоже материя, требующая ответа на вопрос: зачем все это? Зачем существует мир, Вселенная, Космос? Зачем? Зачем? Вот вам первейший философский вопрос…
— Гм… Да… — пробурчал я, а сам подумал: стоит ли говорить на такую безнадежную тему? Особенно так, с налета… Но не успел я, собственно говоря, подумать об этом, как Константин Эдуардович продолжал, не дав мне по сути дела времени для возражения.
— Материя — единое сущее независимо от движения или перемещения разнообразных ее форм в пространстве. Я говорю о внешнем движении. Например, движение моей руки со слухачом[137] или движение Земли по ее орбите. Это движение не определяет материи, и им можно пренебречь. Глубокое познание строения материи нам пока недоступно. Но некогда наступит переломный момент, когда человечество приблизится к этому «эзотерическому» знанию, тогда и подойдет вплотную к вопросу: «Зачем?» Но для этого должны пройти целые космические эры.
Я молчал: мне сразу было трудно включиться в этот сложный разговор. Несмотря на мое молчание, Константин Эдуардович убежденно сказал:
— Многие думают, что я хлопочу о ракете и беспокоюсь о ее судьбе из-за самой ракеты. Это было бы грубейшей ошибкой. Ракеты для меня — только способ, только метод проникновения в глубину Космоса, но отнюдь не самоцель, о чем мы уже с вами говорили. Недоросшие до такого понимания вещей люди говорят о том, чего в действительности не существует, что делает меня каким-то однобоким техником, а не мыслителем. Так думают, к сожалению, многие, кто говорит или пишет о реактивном корабле. Не спорю, очень важно иметь ракетные корабли, ибо они помогут человечеству исследовать мировое пространство, расселиться по Галактике. И ради этого расселения я-то и хлопочу. Будет иной способ передвижения в Космосе, приму и его… Вся суть — в переселении с Земли и в заселении Космоса, не планет Солнечной системы, а планет других систем. Надо идти навстречу, так сказать, космической философии. К сожалению, наши философы об этом еще совсем не думают. А уж кому-кому, как не философам, следовало бы заняться этим вопросом. Но они либо не хотят, либо не понимают великого значения вопроса, либо просто боятся. И это возможно! Представьте себе философов, которые боятся! Демокрита, который трусит! Немыслимо! А?
— Да, Вы правы. Трусость в философии… Это просто смешно!
— Нет, это не смешно, а печально. Дирижабли, ракеты, второе начало термодинамики — это дело нашего дня, а вот ночью мы живем другой жизнью, если зададим себе этот проклятый вопрос. Говорят, что задавать такой вопрос — просто бессмысленно, вредно и ненаучно. Говорят — даже преступно. Согласен с такой трактовкой… Ну, а если он, этот вопрос, все же задается… Что тогда делать? Отступать, зарываться в подушки, опьянять себя, ослеплять себя? И задается он не только здесь, в светелке Циолковского. Некоторые головы полны им, насыщены им — и уже не одно столетие, может быть, даже не одно тысячелетие… Этот вопрос не требует ни лабораторий, ни трибун, ни афинских академий. Его не разрешил никто: ни наука, ни религия, ни философия. Он стоит перед человечеством — огромный, бескрайний, как весь этот мир, и вопиет: зачем? зачем? Другие — понимающие — просто молчат, хитрят и молчат. Есть и такие.
— Да, да, — сказал я. — Ответа на этот вопрос нет. Но, может быть, вы, Константин Эдуардович, что-либо придумали?
К.Э.Циолковский явно рассердился. Слуховой рупор заходил в его руках.
— Придумали? Как вы спрашиваете? Нет, Александр Леонидович, говорить так нельзя. Сей учитель, как и все малые мира сего, — и он пальцем показал на свою грудь, — ничего не может ответить на этот вопрос… Ничего, кроме некоторых догадок, может быть и достоверных! А может быть, и недостоверных. Надо глубоко подумать.
— Прежде всего, чтобы ответить на какой-либо вопрос, нужно его ясно сформулировать, — сказал я, чтобы сгладить свою оплошность.
— Ну, это сколько угодно. Сформулировать этот вопрос я могу, остается лишь неясным, может ли вообще человек верно и точно сформулировать его. Вот этого я не знаю, хотя, конечно, хотел бы знать. Вопрос же сводится все к тому же: зачем и почему существует этот мир, ну и, конечно, все мы, то есть материя? Вопрос этот прост, но кому мы его можем задать? Самим себе? Но это тщетно! Тысячи философов, ученых, религиозных деятелей за несколько тысячелетий так или иначе пытались его разрешить, но наконец признали его неразрешимым. От этого факта не стало легче тому, кто этот вопрос задает себе. Он все так же мучится, страдает из-за своего незнания. Некоторые люди даже говорят, что вопрос такого рода «не научен». Поймите это: не научен, ибо ответить на него никто даже из умнейших людей не может. Только они, эти умнейшие люди, не объяснили, почему он не научен. Я подумал так: всякий вопрос может быть научным, если на него рано или поздно будет дан ответ. К некоторым же вопросам относятся все те вопросы, которые остаются безответными. Но человек постепенно разгадывает некоторые загадки такого рода. Например, через сто или через тысячу лет мы узнаем, как устроен атом, хотя вряд ли узнаем, что такое «электричество», из которого построены все атомы, вся материя, то есть весь мир, Космос и т. д. Потом наука многие тысячелетия будет разрешать вопрос о том, что такое «электричество». Значит, как наука ни старается, природа все время ставит ей новые и новые задачи величайшей сложности! При разрешении вопроса об атоме или об электричестве возникнет какой-либо новый вопрос о чем-либо малопонятном человеческому уму… И так далее… Выходит, что человек либо не дорос до решения подобного рода проблем, либо природа хитрит с ним, боится его, как бы он не узнал более чем положено по уставу. А об уставе этом мы тоже ничего достоверного не знаем. Опять «темно во облацех». Так одно цепляется за другое, а в действительности выходит, что мы стоим перед непроглядной стеной неизвестности.
— И эта неизвестность называется антинаучностью… — подлил я масла в огонь. — Как вы смотрите на это?
— Вот именно: ненаучность! — воскликнул Константин Эдуардович. — Научно все, что мы держим в руках, ненаучно все, чего мы не понимаем! С таким ярлыком далеко не уедешь. И в тоже время мы знаем, что знаем мало, чрезвычайно мало из всего того, что предлагает природа нашему изучению… Еще весь мир нам предстоит изучить. Так много в нем неизвестного и просто-напросто непонятного, а мы уже устраиваем заборы: это вот можно, а этого вот нельзя!.. Это бери и изучай, а этого не смей трогать! Запрет! В моей маленькой практике такие рекомендации постоянны: «Разрабатывай металлический дирижабль, — вот тебе деньги, а ракет не трогай!» — Дескать, ракета не по твоим зубам! А ведь я-то в таких рекомендациях не нуждаюсь! Совсем не нуждаюсь! Вы верите в это?
— Слава Богу, это известно, кажется, всем.
— Так вот, видите ли, мало толку, если всем известно! Есть силы, большие чем «все». Что тут делать! Вот эти-то силы и запрещают думать и разрабатывать неясные вопросы, которые задает нам наш мозг. Это — академические силы. Не спорю, быть может, это даже хорошо для процветания человечества. Ибо близкое знакомство с некоторыми вещами может быть весьма пагубно для людей, даже убийственно. Ну, представьте себе, что мы вдруг научились бы вещество-материю полностью превращать в энергию, то есть воплотили бы формальное знание, идущее еще от Дж. Дж. Томсона[138] — от 1897 года через идеи П.Н.Лебедева[139] и других, в действительность. Ну, тогда — при всей сегодняшней человеческой морали — пиши «пропало», не снести бы людям головы. Земля превратилась бы в ад кромешный: люди показали бы свою голубиную умонастроенность — камня на камне не осталось бы. Человечество было бы уничтожено! Помните, мы как-то говорили с вами о конце света. Он — близок, если не восторжествует ум! Вот тут-то и необходимо запрещение — строгий запрет в разработке проблем о структуре материи. С другой стороны, если наложить запрет на эту область физики, то надо затормозить и ракету, ибо ей-то необходимо атомное горючее… Одно цепляется за другое. По-видимому, прогресс невозможен без риска! Но тут человечество воистину рискует всем своим драгоценнейшим достоянием — мозгом!
— Но мы отвлеклись в сторону, — сказал я, интересуясь основной темой, поднятой К.Э.Циолковским.
— Нет, не отвлеклись, а сделали по необходимости ветку в сторону. Основа основ еще впереди, хотя объяснить ее трудновато.
— Если вообще возможно, Константин Эдуардович, — начал было я, но вовремя остановился, увидев выражение лица моего собеседника. Опять он был недоволен моим тоном неверующего. Он, как снайпер, стреляющий влет, мгновенно угадывал возникновение моего недоверия.
— Говорить возможно даже о том, чего мы не знаем! Если я спросил себя, зачем и почему все существует, значит, я могу дать на это ответ. Правда, далеко не сразу… В конечном итоге все сводится к существованию в мире материи, что, кажется, в особых доказательствах не нуждается. Это — ясно! Люди, животные растения — все это ступени развития самой материи. И только. Материи под названием Земля, Марс, Солнце, Сириус, Угольные Мешки, Магеллановы Облака, микробы, растения, животные, люди и т. д. Неоживленная мертвая материя хочет жить и, где только возможно, живет и даже мыслит в образе человека или «эфирных существ». Допустим и это.
— Для жизни нужны очень строгие физико-химические условия, — громко вставил я, говоря прямо в слуховой рупор.
— Конечно, они нужны. Но нельзя отрицать основного свойства материи — «желания жить» и, наконец, после миллиардов лет, познавать. И вот перед вами Циолковский, который, как часть материи, хочет познать: зачем это нужно ей, материи, в ее космическом смысле? Зачем? — спрашиваю я. — А вы, Александр Леонидович, молчите… А я жду ответа. Что вы можете сказать?
— Маловато, — ответил я. — Мои идеи в данной области неразвиты. Я кое-что уже сказал о космическом значении материи.
— Да, да, но этого мало. А вот я хочу вам кое-что рассказать дополнительно. Все мы спрашиваем себя: зачем существует мир, какую миссию он выполняет, к каким высотам идет через человека? Наверняка через человека! И тут же задаем себе вопрос: каково отношение количества мыслящей материи к немыслящей?.. И получаем совершенно незаметную величину, даже с учетом тех геологических периодов, когда уже жил человек. В мире неизмеримо больше камня, чем мысли, больше огня, чем мозговой материи. Тогда мы ставим такой вопрос: да уж нужна ли природе мозговая материя и мысль человека? А, может быть, они — мысль, сознание — совсем не нужны природе? Сознание — тончайшая пленка? И такой вопрос можно поставить.
Но раз она — мысль — существует, значит, она нужна природе. Вот тут-то и начинается история с географией, мы приближаемся к сути всего сущего. Существование в природе мозгового аппарата, познающего самого себя, конечно, в известной мере есть факт величайший, факт исключительный и совершенно непонятый по своему философскому, познавательному значению. Хочу, чтобы вы уяснили мою мысль: раз в природе существует мозговой аппарат человека, а для этого природе понадобились миллиарды лет, значит, он природе необходим, а не является только возникшим в результате долгой борьбы (пусть случайной, а не направленной) природы за существование в Космосе человеческой мысли…
И есть еще один важный пункт в моих рассуждениях: является ли материя вообще неслучайным явлением в Космосе или она случайна, то есть временна и конечна? Этот вопрос стоит в начале всех вопросов, и без ответа на него решения других вопросов будут неверными. Вопрос о случайности или недолговечности материи был поставлен еще древними мудрецами, правда, в завуалированной форме. Они учили, что есть духовный мир, где нет «ни слез, ни воздыхания, а жизнь бесконечная».
Идея «случайности» материи пришла мне на ум после того, когда я узнал, что средняя плотность массы вещества в Галактике не превосходит единицы, деленной на единицу с двадцатью пятью нулями, то есть ничтожнейшая доля грамма в одном кубическом сантиметре. Вес электрона в граммах будет равен единице, деленной на единицу с двадцатью семью нулями. Возможно, что число 10–27 неточно, если один атом приходится на несколько кубических сантиметров космического пространства.
Для космического пространства, имеющего радиус, равный миллиону парсек, я определяю это отношение не более как единицу, деленную на единицу с 38 нулями…
Я записал это число на клочке бумаги и спросил:
— Константин Эдуардович, что вы подразумеваете под «космическим пространством», ведь надо условиться…
— Конечно, можно считать, что «эфир» заполняет космическое пространство, как думали еще совсем недавно, а можно считать, что космическое пространство нематериально — пусто (по Демокриту), за исключением материальных следов в нем, то есть существует «вакуум».
— Понятие как будто бы ясное, и тем не менее мучительные потенциалы гравитационного поля… — неуверенно сказал я, — а принцип действия на расстоянии? Как следует понимать это явление?
К.Э.Циолковский не ответил на этот невольный вопрос, который мог бы увести нас очень далеко, и сказал:
— Если мы заглянем в это пространство, которое нас окружает, мы не увидим ничего, кроме этих 10–38 граммов в одном кубическом сантиметре и различных полей — гравитационного, магнитного. Оставим теорию физикам. Пусть они решают такие задачи, а философы не могут молчать уже сегодня, хотя еще многое нам неизвестно.
Это значит, — продолжал он, — что вещество в Космосе занимает исчезающе малый объем по сравнению с объемом «пустого» или «полевого» пространства. Размышляя далее, я должен был прийти к странному на первый взгляд положению: малость вещества говорит о его случайности или временности, ибо все случайное или временное имеет малую или исчезающе малую величину. Для случайных и временных величин и значений их малость является наиболее убедительной характеристикой. В этом я уверен. Что же из этого вытекает? Отвечу на это сам: вообще говоря, не будет большой ошибкой признать, что случайная величина может когда-нибудь исчезнуть или время ее жизни кончится, или, говоря языком физики, преобразоваться в лучевую энергию или некоторую иную форму материи. Вообще говоря, малые формы и малые значения поглощаются без остатка большими, и это происходит тем скорее, чем больше разница между большими и малыми величинами, а тут мы имеем колоссальную, даже непредставляемую разницу. Вы, Александр Леонидович, говорили когда-то о потере и исчезновении в Космосе малых величин, которые не могут стать большими. Теперь я развил вашу мысль глубже! Не так ли?
— Да, — сказал я, — вы теперь выдвигаете принцип уничтожения или принцип потери или преобразования бесконечно малых величин?
— Если хотите — да! Можно сказать и так. Это своего рода монизм. Одноначалие. Но не подумайте, что это энтропия. Боже избави, в том мире энтропии так же не будет существовать, как не существует и в этом, в котором мы живем. Ясно, что с энтропией эта теория не имеет ничего общего!
Константин Эдуардович развил далее свою мысль об исчезновении твердой, жидкой и газообразной форм материи и о ее преобразовании в лучистый или иной вид энергии. Опыты П.Н.Лебедева о взаимосвязи между энергией света и его массой и вытекающая из них формула эквивалентности энергии и материи прилагаются к существующей в наше время материи и имеют обратимый характер, ибо из формулы не вытекает ее односторонняя направленность.
Значит, допустим такой вид материи, переход которой в энергию, излучение или что-либо другое будет односторонним, необратимым. По-видимому, такой характер преобразования материи будет существовать в терминальную эру Космоса, как сказал К.Э.Циолковский, и тогда над равенством будет поставлена векторная стрелка. Вот эта маленькая стрелочка будет говорить будущим сверхлюдям о многом. Да и косная материя уже будет этим сверхлюдям не нужна, так как вопрос о ее назначении в Космосе будет принципиально разрешен.
— Вы понимаете, куда идет современное представление о материи? — К.Э.Циолковский на минуту остановился, отдышался, потом тихо произнес:
— Если бы нас с вами кто-нибудь сейчас подслушал, то сказал бы примерно так: вот, старый фантазер развивает свои мысли перед молодым, а тот его слушает и не возражает. Но, уверяю вас, что дело это совсем не такое пустяковое, как кто-либо думает. Это дело — величайшей и сокровенной философской важности, о которой-то и говорить страшно. Поэтому-то люди такого рода мысли назвали «ошибочными», «антинаучными» и приказали держать язык за зубами. Но человеческая мысль прорывается сквозь этот барьер, она не признает никаких запретов и преград и не читает ярлыков, которые невежды навесили на языки и головы… Как хотите, считайте меня отсталым или ретроградом — чем хотите, а я должен рассказать вам об этих своих мыслях, раз они все тут у меня (и он показал на лоб) засели и держат меня в плену.
Многие предполагают, что моя мысль о вечности человечества обрывается на цветке, выросшем на могилке. Это поэтично, но не научно. Такой кругооборот неоспорим, но примитивен. Он уже осуществляется теперь и не может быть опровергнут. Но он не космичен, а значит, ограничен только миллионами лет. Это — не представляет интереса, это — не космические масштабы. Это — только поэтический символ. Отталкиваясь от него, надо идти дальше! Попробуем без боязни!
— Так-с, хорошо! Попробуем! — подтвердил я. — Смелость города берет. Я слушаю.
— Прежде всего надо установить и утвердить один основной факт, о котором повествуют почти все религиозные учения. Но мы анализируем его и утверждаем с материалистических позиций, а именно: за всю историю мыслящего человечества никакой «души» в человеке обнаружено не было, хотя ее искали и даже приписывали ей «место и вес» или «массу»… Все оказалось вздором. Никто и никогда также не обнаружил потустороннего мира, хотя всякого обмана была масса! После смерти ничего нет, кроме распада человеческого тела на химические элементы. В наше время этот факт не вызывает каких-либо сомнений. Вся метапсихология или парапсихология сводятся к «передаче сообщений» от мозга к мозгу и к подобным явлениям, механизм которых будет расшифрован в ближайшие столетия. Всюду и везде — одна материя, но в ней-то — вся суть дела… Отбросив ложные представления людей, обратим внимание на некоторую символику. «Душа», «потусторонний мир», «вечное блаженство», «вечная жизнь» — это суть символы, туманные догадки многих миллионов мыслящих людей, которые свою глубокую интуицию передавали в самых материальных образах. Это — парадоксально, но факт, да иначе и быть не могло. «Душа» у них обладала местом и весом, «потусторонний мир», «рай» и «ад» находились на определенной территории Земли или где-то в космическом пространстве и т. д. В наше время у мыслящих людей от этих представлений ничего не осталось, кроме символики — смутной догадки о будущем человечества. Мы должны признать за ней право на существование, ибо нельзя многие миллионы людей признать полоумными или просто глупцами! Над этими общепринятыми во всех религиях символами надо глубоко поработать, полнее расшифровать их с космической точки зрения. Я думал о них в свое время и обсуждал их со всех сторон. Вы, Александр Леонидович, тоже немало потратили времени на это. Однажды вы хорошо сказали о материи. И все же — все это только догадки о материи на новом уровне. И они оставались бы такими, не будь у нас космической точки зрения. Эволюция Космоса придает нашим воззрениям новое бытие, освобожденное от вымысла и от первичных детски-наивных представлений о душе или потустороннем мире. Сразу же все преображается, становится более или менее ясным и доходчивым. Отметая древние выдумки, мы восходим на новую позицию и говорим на языке современного нам материализма. Мы приобретаем право, исходя из тысячелетней символики древних, ставить вопрос: зачем? почему? Иначе говоря, получаем право посмотреть на материю не с идеалистической, а с истинно космической точки зрения. Тут на ум приходит одно веское замечание…
Константин Эдуардович протер свои старые очки, откашлялся, поднял рупор к уху и продолжал:
— Неужели вы думаете, что я так недалек, что допускаю эволюцию человечества и оставляю его в таком внешнем виде, в каком человек пребывает теперь: с двумя руками, двумя ногами и т. д. Нет, это было бы нелепо. Эволюция есть движение вперед. Человечество, как единый объект эволюции, тоже изменяется и, наконец, через миллиарды лет превращается в единый вид некоторой энергии. Иначе говоря, единая идея заполняет все космическое пространство. О том, чем будет дальше наша мысль, мы не знаем. Это — предел ее проникновения в грядущее. Возможно, что это — предел мучительной жизни вообще. Возможно, что это — вечное блаженство и жизнь бесконечная, о которых еще писали древние мудрецы… Да, вы меня слушаете, Александр Леонидович. Отчего глаза закрыли? Спите?
— Я слушаю вас внимательно, — ответил я, — а глаза закрыл, чтобы сосредоточиться…
— Только не смейтесь и не отводите мне места за решеткой в доме умалишенных. Хорошо?
— Да что это вы такое выдумываете, Константин Эдуардович, я внимательно слушаю вас и не считаю, что ваши мысли подлежат остракизму.
— Итак, значит, мы пришли к выводу, что материя через посредство человека не только восходит на высший уровень своего развития, но и начинает мало-помалу познавать самое себя! Вы, конечно, понимаете, что это уже огромнейшая победа материи, победа, стоившая ей так дорого. Но природа шла к этой победе неуклонно, сосредоточив все свои грандиозные возможности в атомно-пространственной структуре микроскопических зародышевых клеток… Только таким путем через миллиарды лет мог возникнуть мозг человека, состоящий из многих миллиардов клеток, со всеми его поразительными возможностями. И одна из самых поразительных его возможностей это вопрос, о котором мы сегодня заговорили: почему, зачем и т. д… Действительно, вопрос такого рода мог быть задан только на вершине познания. Кто пренебрегает этим вопросом, тот не понимает его значения, ибо материя в образе человека дошла до постановки такого вопроса и властно требует ответа на него. И ответ на этот вопрос будет дан не нами, конечно, а нашими далекими потомками, если род людской сохранится на земном шаре до того времени, когда ученые и философы построят карту мира, более близкую к действительности, чем наша!
Все будет в руках тех грядущих людей, — продолжал Константин Эдуардович, — все науки, гипотезы, верования, техника, телепатия — словом, все возможности, и ничем будущее знание не станет пренебрегать, как пренебрегаем мы — еще злостные невежды — данными веры, творениями философов, писателей и ученых древности, фактами, наблюдениями. Даже вера в Перуна и та пригодится. И она будет нужна для создания истинной картины мира. Ведь Перун — это бог грома и молнии. А разве вы не исследователь биологического действия атмосферного электричества?
А вот сейчас я скажу вам, Александр Леонидович, нечто неожиданное. Это — плод моих недавних раздумий. Мы уже много раз говорили с вами о передаче мысли на расстоянии, молниеносно, мгновенно. Я считаю, что истинная физиология мозга начнется с изучения механизма телепатии. Телепатия — это не только одна из функций или потенциальных возможностей мозга, а — самый мозг в некоторой нам неизвестной форме. Леонтович[140], Кажинский[141], Дуров[142], Чеховский[143], Бехтерев[144] и другие думают, что передача мысли (или эмоций) совершается с помощью электромагнитных волн. Это, очевидно, ошибка. Мгновенность — это самое удивительное. Мгновенность и проницаемость. Последнее качество обязательно сопровождает первое. Но есть еще одно качество телепатии — это повсюдность, т. е. проницаемость повсюду. Мозговое общение есть мировое явление. И если где-либо живут люди, они «слышат» нас. И наоборот. Многое, что знают они, передается нам телепатически через любые пространства и времена, а мы думаем, что это — наше. Отсюда — пророки, гении, провидцы, космические люди. Это — величайшее качество мозга как мирового излучателя и резонатора, объединяющего Вселенную. Но пойдем далее. Минковский[145] вообразил «мировую линию». Мы с вами уже как-то говорили о «мировом мозге». Пока его нет. Не видно! Но если телепатическая функция перейдет со времени в «самое существо мира», а это, очевидно, неизбежно, то тогда отпадет необходимость в отдельных мозговых аппаратах — людях. Весь Космос станет единым мозгом, земные и неземные люди или подобные существа выродятся. Эту эру я называю для краткости «лучистой». Я хочу облегчить понимание сложнейшего процесса преобразования мозга в Космос. Тогда природа познает себя впервые в самой полной и завершенной форме. Эта эра будет терминальной для материи (таблица Менделеева) и начальной для другого состояния ее. Назовем это состояние «лучистым», хотя, говоря откровенно, я не знаю, как лучше назвать такое состояние материи. Может быть, его следует назвать телепатическим состоянием или телепатическим полем мира. А как думаете вы, Александр Леонидович?
— Вопрос ваш, Константин Эдуардович, меня смущает. Это надо обдумать. Телепатическое поле мира! Его существование возможно, но оно не доказано. Первым опытным доказательством существования такого поля я считал бы его глубокое проникновение через соленую морскую воду, в которой затухают электромагнитные волны. Вспомните: логарифмический декремент затухания электромагнитной волны прямо пропорционален степени электропроводности. Но такой опыт под водой еще никем и нигде не организовывался!
— А я считаю, что уже и в наши дни существуют намеки (только слабые намеки) на такое телепатическое поле. Это — одновременность массовых действий некоторых животных. Как вы рассказывали, профессор П.И.Карпов[146] извлек из научной литературы потрясающий пример: неожиданное и общее буйство и уход с коновязи на сто километров лошадей двух полков под Петербургом и под Лондоном. Одновременно по Гринвичу. Ваша теория солнечного действия в данном случае уступает место теории мировой телепатии. Ха-ха! Тут неясного, конечно, очень много. Неясным остается скорость распространения телепатического поля, но я думаю, эта скорость превосходит скорость распространения света. Если имеете возражения — возражайте. А вообще говоря, допущения такого рода могут смутить кого угодно. Но пойдем дальше. Человечество не может жить в шорах, как живет, двигать своею мыслью по указке, ибо человек далеко не машина — и это надо запомнить: человек настраивается природой в определенном тоне, это безусловно мажорный тон, требовательный тон, а не мольба о помиловании. Человек постепенно перерождается — из жалкого просителя он становится в воинственную позу и начинает требовать: дескать, выкладывай, мать-природа, всю истину. Так заявляет о себе новая космическая эра, к которой мы подходим, медленно подходим, но верно.
— Да, конечно, вы правы. Вы можете так говорить, ибо никто так много не думал о космической эре, как вы, Константин Эдуардович.
— Ну зачем же вы, Александр Леонидович, всю тяжесть этого вопроса обрушиваете на меня? Да разве я один составляю столь избранное общество? а вы где? где другие? Некоторые уже вступили в космическую эру, сами того не замечая, и потому их интересуют те же вопросы, что и меня, а меня — те же вопросы, что и их. Вступление в космическую эру человечества — это поважнее, чем восшествие на престол Наполеона Бонапарта. Ха-ха! Это грандиозное событие, касающееся всего земного шара. Технически — это робкое начало расселения человечества по Космосу, которое свершится через тысячелетие. Я думаю, что космическое бытие человечества, как и все в Космосе, может быть подразделено на четыре основные эры:
1. Эра рождения, в которую вступит человечество через несколько десятков или сотен лет и которое продлится несколько миллиардов лет (по земной длительности).
2. Эра становления. Эта эра будет ознаменована расселением человечества по всему Космосу. Длительность этой эры — сотни миллиардов лет. Общение людей только телепатическое.
3. Эра расцвета человечества. Теперь трудно предсказать ее длительность — тоже, очевидно, сотни миллиардов лет. Телепатизация Космоса. Включение косной материи в телепатизацию.
4. Эра терминальная займет десятки миллиардов лет. Во время этой эры человечество полностью ответит на вопрос: «Зачем?» — и сочтет за благо из корпускулярного вещества превратиться в иное состояние. Что такое всетелепатическая эра Космоса — мы ничего толком не знаем и ничего предполагать не можем.
Допускаю (хотя это просто нелогично, но природа, когда идет к совершенству, прибегает к нелогичным поступкам: она не только логически эволюционирует, но и алогически разрушается!), что через многие миллиарды лет данная эра Космоса снова превратится в корпускулярную, но более высокого уровня, чтобы все начать сначала: возникнут Солнца, туманности, созвездия, планеты, но по более совершенному закону, и снова в Космос придет новый, еще более совершенный человек, человек другого «покроя»… чтобы перейти через все высокие эры и через долгие миллиарды лет погаснуть снова, превратившись в сверхлучевое или сверхтелепатическое состояние, но тоже более высокого уровня. Пройдут миллиарды лет, и опять из лучей возникнет материя высшего класса, и появится, наконец, сверхновый человек, который будет разумом настолько выше нас, насколько мы выше косной материи. Он уже не будет спрашивать: зачем? Он это будет знать и, исходя из своего знания, будет строить себе Космос по тому образцу, который сочтет более совершенным… Такова будет смена великих космических эр и великий рост разума! И так будет длиться до тех пор, пока этот разум не узнает всего, то есть многие миллиарды миллиардов лет, многие космические рождения и смерти. И вот, когда разум (или мыслящая материя) узнает все, само существование он сочтет ненужным и перейдет в телепатическое состояние высокого порядка, которое будет все знать и ничего не желать, то есть то состояние сознания, которое разум человека считает прерогативой богов. Космос превратится в великое совершенство.
— Вы чудесно фантазируете, — сказал я. — Так правдоподобно. Но если это не фантазия… Вы, Константин Эдуардович, должны простить меня за некоторые сомнения… без них трудно.
— Это — схема, — спокойно сказал он, — пока голая схема, но периодические пути рождения и смерти человека ясны уже и теперь. Ясно уже теперь, что вопрос: «Зачем?» — будет решен разумом, то есть самой материей, через бесконечные миллиарды лет, может быть, не ранее того, как изменится вся окружающая нас материя, пройдя постепенно через одушевленную жизнь и мыслящий мозг человека, сверхчеловека и абсолютное его совершенство — мировую телепатию. В своих построениях я оперирую тысячами миллиардов лет в соответствии с размерами самого Космоса, ибо космическая материя, время, разум и мировая телепатия связаны между собой определенными математическими соотношениями. Нет еще математика, который записал бы эту идею в виде формулы.
Я молчал, ошеломленный миллиардами лет Циолковского и неограниченным полетом его мысли. Было нечто торжественно-трогательное в этом построении — трагическое для человека, трагическое и вместе с тем великое! Телепатия — явление существующее, но нам непонятное!
Я молчал и ждал, что еще скажет Константин Эдуардович. И он продолжил:
— Я поделился с вами, Александр Леонидович, своими сокровенными мыслями, которые нельзя опубликовать, ибо еще не пришло время для их восприятия. Я даже не записываю их… Для чего? Чтобы надо мною глумились еще больше, чем глумятся. Не хочу давать в чьи-либо руки такого выигрышного козыря, не хочу засесть в сумасшедший дом… Боюсь, что после моей смерти мои рукописи перейдут на рассмотрение какому-нибудь ограниченному субъекту и он в компании подобных себе будет издеваться над ними… Бррр… Вас интересуют такие мысли?
— Да, конечно…
— Ну так слушайте и запоминайте! Когда-нибудь их можно будет передать следующим поколениям! Обязательно! Как эстафету!
— Почему вы так осторожно относитесь к своим предвидениям? — спросил я.
— Да нет, я просто не хочу услышать еще и еще порицания, но мне кажется, что вы не порицаете меня. Ведь так?
— Конечно нет! Как могла такая мысль прийти вам на ум? Я охвачен вашими идеями и даже боюсь говорить о них, чтобы их не вспугнуть, чтобы их не рассеять! Мне надо освоиться с ними!
— Ну, я рад этому. А ведь это только маленькая крупинка из моего логического построения… Ничтожная крупинка… Вот я думаю о «монизме Вселенной», но и в нем я не касаюсь этого сложного и крайне деликатного вопроса. Там все проще… Там — особое мировоззрение, которое, конечно, связано с этим — космическим… Но это слияние осуществлю в дальнейшем, если буду жив… Если вам не надоело — слушайте.
Так вот, Александр Леонидович, уже и теперь, на самой низкой ступени человеческого сознания, появляются идеи о будущем, таящие в себе, как я уже сказал, схему грядущих свершений. Конечно, Бёкк[147] был прав, когда писал в книге о «космическом сознании», что среди человечества были и есть всего-навсего несколько умов, которые схематически проникли в далекое грядущее и рассказали о нем нам. Это — своеобразная аномалия: Христос, Конфуций, Магомет, Будда и еще несколько прозорливых умов. Это были люди, которые слегка, только еле-еле коснулись того самого вопроса, о котором я вам говорил. Коснувшись этого вопроса и поняв всю его потрясающую глубину, они перестали быть обыкновенными людьми и возвысились до бессмертия в космическом понимании этого слова. Было бы ошибкой считать, что они, эти люди, что-либо поняли, поставив такой вопрос, но, поставив его, они служили ему всю жизнь как могли, как позволяло им их дикое время. Служение этому вопросу привело их (допустим, что их не было, а был многосотлетний мыслящий коллектив) к основанию религий, близких по существу, но далеких по догмам. А вопрос-то был у всех один и тот же. Для решения его они пытались выработать правила поведения человека — посты, молитвы, обряды и т. д. Конечно, все это внешний налет, необходимый для сохранения среди человеческих умов этого необычайно важного для познания природы вопроса. Следовательно, все это только философия. В прикладном значении она превратилась в отвратительные формы инквизиции или папства, которые забыли основу основ, то есть единый вопрос вопросов, волнующий самые передовые умы всех времен и всех народов. Значит, вопрос этот в человечестве уже назрел, но из многих многих миллионов, да и то бледно и незавершенно понимали его значение только единицы, ставшие основателями религий… вместо того, чтобы по сути дела стать основателями материалистической философии. Не о «надмирном» боге идет речь во всех религиях, а, если глубже вдуматься, о «божественности» косной материи. «Земля еси и в землю отыдеши»[148]. Какой глубочайший смысл скрыт в этом похоронном песнопении! Основателям подобных учений пришлось прибегнуть к символике, чтобы быть понятыми, а символика преобразовалась в конце концов в жесткие религиозные догмы, то есть от прежнего «вопроса всех вопросов» остался только бледный след, идя по которому можно все же кое-что понять.
Поверьте мне, Александр Леонидович, — продолжал он, — я постарался изучить историю религий и проникнуться идеями, которые были положены в основу христианской, магометанской, буддистской, конфуцианской и иудейской религий, и, к моему удивлению и радости, нашел повсюду одно и то же — стремление разрешить все тот же вопрос всех вопросов. По-видимому, этот вопрос является тем краеугольным камнем философии, ответ на который раскрыл бы всю тайну видимого мира, то есть косной и живой материи, к расшифровке которой неуклонно идет вся наука в целом, особенно физика, химия, биология, математика, которые мало-помалу вытесняют первобытные верования древних. Чем занимаются перечисленные науки? Только загадками материи… Законы Архимеда, Пифагора, Ньютона, Декарта, Паскаля вплоть до выводов Планка[149], Лебедева, Шрёдингера[150], Дирака[151], Гейзенберга[152]… Все научные умы занимаются только одним: раскрытием законов вечно движущейся материи. Материя и ее эволюция представляют собой самую загадочную и совсем непонятную единственную субстанцию Космоса, к отгадке которой стремится мозг человека уже целые тысячелетия, также воплощающий ту же материю… Если Фалес, Анаксимандр, Левкипп, Демокрит, Лукреций и другие философы создали первичную картину мира и наивную атомистику, то теперешнее человечество продвинуло этот вопрос глубже и дальше, но и до сих пор еще находится на самой поверхности этого учения — еще на самом поверхностном слое ее.
С этой точки зрения божество высших религий создано, конечно, не страхом смерти, не страхом перед грозными явлениями природы, а настоятельной необходимостью решить тот же кардинальный вопрос всех вопросов. Многие тысячелетия известные и неизвестные мудрецы рассуждали над этим вопросом, но ничего придумать не могли, хотя и констатировали четыре основных факта. Первый: человек и Земля — одно и то же. Человек превращается после смерти в Землю — в косную материю. И второй: секрет эволюции человека — передача его свойств по наследственности — лежит в зародышевой клетке, из которой путем питания косной материи возникает человек со всеми его свойствами. Пропуская промежуточные факты, констатация этих двух явлений продвинула науку очень далеко вперед. Наконец, третий важнейший факт — работа мозга, которая побуждает заняться изучением более глубоких его свойств, и особенно телепатии. И факт четвертый: для сохранения и вселенского расширения этих свойств должно было возникнуть расселение человечества по Космосу, то есть возникнуть из эры земной эра космическая, на пороге которой мы уже стоим! Это одна из самых замечательных, но и самых трудных и страшных эр в жизни земного человечества. Если ранее поэт мог сказать: «Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце…»[153], то теперь надо сказать иначе: «Я в мир пришел, чтоб расселиться по миру». Тогда это и станет началом первой космической эры.
— Отчего же нам надо расселиться по Космосу? Почему это будет первым реальным шагом в деле решения великой задачи? Или, согласно вашей концепции, через человеческий мозг надо пропустить максимальное количество косной материи? — с таким вопросом я обратился к Константину Эдуардовичу.
— Можем ли мы, стоящие на самой грани космической эры, ответить на эти вопросы? Ну что ж, рискнем. Я всегда писал о том, что проникновение в Космос человечества нужно для «завоевания» околосолнечного пространства, а затем и дальнейшего пространства. Вообще говоря, конечно, это будет «завоевание» для нефилософа и проникновение в освоение Космоса и освоение материи для философа. Первое понятно всем, второе понятно только немногим. В частности, я немало размышлял по этому вопросу и пришел к выводу, что сама природа требует этого исключительно в познавательных целях, а не для того, чтобы искать вне Земли тучные поля, хлеб, мясо, овощи, фрукты, которые необходимы тоже материи в образе животных и человека, как средство питания, то есть средства своего становления и средства проникновения в будущее — в телепатический Космос.
А теперь два слова о вас, Александр Леонидович. Вы так же, как и я, смотрите на Космос и изучаете его. Я — с точки зрения техники и философии, принципиально с точки зрения философии, вы — научно, подвергая анализу самое важное: Человека, его поведение, его историю, его болезни и даже пенетрантную радиацию[154] и ее влияние на живые организмы. Наконец, вы защищаете технику проникновения в Космос! Очевидно, вы интуитивно пришли к тем же заключениям, что и я, насчет этих вопросов. Ведь я прав или ошибаюсь?..
Я поднял руку, желая остановить комплименты Константина Эдуардовича и чтобы показать, что его философская проблема мне близка, что я также размышлял по этому вопросу, может быть несколько иначе, чем он, но считал это глубоко интимным и вдруг встретил единомышленника в его лице. По выражению его лица я увидел, что эти вопросы также были сокровенными и что он рискнул поделиться со мною только потому, что именно сегодня он глубоко и настойчиво размышлял о них. Очевидно, он понял, что я не только разделяю его точку зрения, но и поражен некоторым сходством наших воззрений. Все же я считал своим долгом протестовать. О Космосе до Константина Эдуардовича думали Бруно, Галилей, Коперник, Сведенборг[155], Кант, Ламберт[156], Гумбольдт[157], де Ситтер[158] и десятки других мыслителей-естествоиспытателей. Но их мысли были не те, что идеи К.Э.Циолковского. Все они хотели представить себе, что такое Вселенная, галактики и внегалактические образования. Он же думал о заселении всех космических образований человеком с Земли и о наивысших судьбах материи, тех судьбах, до которых еще не дошел современный человек, о которых он, современный человек, даже и не думал. Это было нечто вроде ясновидения, космической телепатии, а Константин Эдуардович — вроде великого посвященного. Нет, нет, все эти наименования были ему не к лицу. Все это было не так — все было материально и в то же время удивительно.
— Какой же может быть комплимент по вашему адресу, Александр Леонидович, когда я увидел (а как я увидел — это уже мое дело), что вы тайно мучаетесь теми же вопросами. И не сегодня и не вчера, а уже давно в разговоре с вами, когда вы мне читали о том, что «материя рвется в жизнь», я увидел, что вас интересуют те же вопросы, что и меня. После этого я думал о вас как об единомышленнике, которого я встретил на своем пути. Затем я просил перечитать ваши высказывания — вы это помните — и укрепился в своем заключении.
— Увы, Константин Эдуардович, над такой философией современные люди могут только потешаться. Поэтому и не предлагаю редакциям моих мыслей, но надеюсь, что в будущем онивсе же увидят свет. Я даже никому не читаю свои стихотворения — ведь сегодня люди могут поднять меня на смех. Не понимают не только вас, но и меня. Высмеивают, даже «Шемякиным судом» угрожают. Эти люди не терпят Космоса, космических широт и глубин, космических мировоззрений и вообще проникновения в космическую философию. Им лишь бы насытить брюхо всласть. Извините за столь грубое выражение.