Спринтер Мунэо

Спринтер Мунэо

Мунэо Судзуки родился 31 января 1948 года в городке Асиеро на самом северном японском острове Хоккайдо – в глубокой провинции. Выучился, как говорят, на «медные деньги», поступив на факультет политэкономии малоизвестного университета. Еще будучи студентом, он стал помощником депутата парламента от Хоккайдо Накагавы – политика истероидного типа, близкого к правым кругам и, как утверждают, к японской мафии – якудза. Возможно, поэтому сообщение о том, что однажды Накагаву нашли повешенным в номере гостиницы, мало кого удивило. Зато многие изумились, узнав, что главный хранитель тайн Накагавы – его помощник и кассир Мунэо Судзуки – не только остался жив (обычно в таких случаях жертвами становились как раз секретари, а не их шефы), но и с первой попытки занял место почившего патрона в парламенте. Журналисты вспоминают эту историю Судзуки и сегодня, но японский суд не рассматривает легенды, поэтому вернемся к тому, что известно более-менее достоверно.

С 1983 года, когда он был впервые избран депутатом Палаты представителей, Мунэо Судзуки сделал стремительную по японским понятиям карьеру. Трижды он становился парламентским заместителем начальника Управления национальной обороны Японии, один раз – парламентским заместителем министра иностранных дел, был членом спецкомиссии по вопросам Окинавы и «северных территорий», министром по развитию Хоккайдо и Окинавы, а в 1998 году стал заместителем генерального секретаря кабинета министров Японии. Заметен он был и во внутрипартийных списках, возглавляя поочередно отделы внешних сношений ЛДПЯ, Национальной безопасности и неоднократно становясь заместителем председателя партии.

Будучи депутатом от тех районов Хоккайдо, которые непосредственно примыкают к «северным территориям», Мунэо Судзуки сделал эти острова своей козырной картой. Понимая, что наиболее активны те избиратели, которые чувствуют ущемление в правах, используя давнюю обиду многих японцев на СССР и держась в колее главной политической линии Японии, Судзуки сумел раздуть это чувство до масштабов поистине вселенских. Его карьерный рост пришелся как раз на те времена, когда распался Советский Союз, когда Михаил Горбачев, пусть и довольно туманно, но вселил в японские сердца надежду на возвращение Южных Курил, а «друг Борис» пообещал «другу Рю» решить этот вопрос до 2000 года. Это был звездный час Мунэо Судзуки. Неофициально отвечавший в парламенте за «больную тему», он наконец-то стал большим политиком, и его узнали не только в Японии. Когда в 1990-е годы жители Южных Курил замерзали на столь нужных нам островах, напрочь забытые Москвой, о них вспомнил депутат Судзуки. Неважно, что это нужно было ему самому. Важно, что тепло требовалось русским. Его стратегия челночной дипломатии принесла свои плоды: Курилы получили электростанции, Дом дружбы, многие другие хозяйственные объекты и открытую Судзуки официальную линию гуманитарной помощи островам.

Рейтинг японского депутата рос не по дням, а по часам, чему способствовала его кипучая деятельность: утром он присутствовал в Токио на состязаниях борцов сумо, чего был большим любителем, а вечером бежал марафон на жаркой Окинаве, срывая аплодисменты и на бегу раздавая интервью. Теперь его называли не иначе как «тайным министром иностранных дел», «серым кардиналом японского МИДа». Его поездки в Россию быстро перестали ограничиваться Курилами, где он, по его собственному признанию, чувствовал себя как в своем избирательном округе, и все чаще Судзуки становится гостем российской столицы.

Весной 2000 года умер его личный друг – премьер-министр Японии Кэйдзи Обути. Последнее письменное обращение покойного было адресовано новому, только что избранному Президенту России Владимиру Путину. Доставил его в Москву Мунэо Судзуки, смахивавший слезу по скончавшемуся другу-премьеру. Ровно через два года депутату пришлось плакать снова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.