Валентина Ерофеева БОЛЬШАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ?!
Валентина Ерофеева БОЛЬШАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ?!
Национальная литературная премия "Большая книга"…
Младенцу два годика – третий. Да и не младенец уже – ребёнок, передвигающийся собственными ногами и разговаривающий на собственном языке. О чём уста не младенца уже глаголют и куда стопы его направлены? Имеем право спросить, ведь имя-то громкое – Большая Национальная.
В этом году главной героиней Большой Национальной стала Людмила Улицкая. Роман, на который не известная только ленивому читательскому уху писательница потратила непривычно много времени – "четырнадцать лет кропотливого труда, вдумчивого чтения фолиантов и томов, которое было необходимо, чтобы не провраться", называется "Даниэль Штайн, переводчик". В основу его, как извещает пресс-релиз премии, "легла история реального человека – католического священника и религиозного мыслителя, еврея Даниэля Руфайзена".
Роман – большо-ой, около пятисот страниц и, непривычно для Улицкой, лишённый пошловатого вульгаритэ. Видимо, сама тема как-то организует, пусть даже вынужденно, автора, привыкшего к иному "полёту" мысли. Что же в этом большо-ом романе мы ма-аленькие читатели можем увидеть и распознать, и в какой знаковой системе он с нами работает?
Вокруг главного героя вращается целый сонм как его прямых корреспондентов и собеседников, так и опосредованных – о нём пишущих и о нём же рассказывающих. Приём композиционный весьма известный и удачно, на мой взгляд, здесь Улицкой отработанный.
В это планетарное кружение включены и персонажи разнообразные – от любительницы "гараж-сейлов, распродаж и барахолок" Эвы Манукян до самого Кароля Войтылы, актёра и драматурга в молодости, в зрелые же годы – небезызвестного папы римского Иоанна Павла II.
Итак, Даниэль Штайн – переводчик. Переводчик оттого, что работал в гестапо именно на этой должности. "Как-то ему удалось скрыть, что он еврей. Его потом схватили. Но он тоже сумел сбежать", – пишет благодарная Эва Манукян; спасая от расстрела большую группу польских евреев, он спас жизнь и ей, ребёнку, ещё не рождённому одной из спасённых.
Но переводчик и по иной причине, о которой чуть позже…
"Еврейство навязчиво и авторитарно, проклятый горб и прекрасный дар, оно диктует логику и образ мыслей, сковывает и пеленает. Оно неотменимо, как пол. Еврейство ограничивает свободу. Я всегда хотел выйти за его пределы – выходил, шёл куда угодно, по другим дорогам, десять, двадцать, тридцать лет, но обнаруживал в какой-то момент, что никуда не пришёл…" Даниэль Штайн, пожалуй, мог бы подписаться под этими словами Исаака Гантмана – другого персонажа романа, – исключая последний посыл о том, "что никуда не пришёл".
Пришёл. И двигаться – уходить (или возвращаться?) начал сначала по острейшей необходимости – из благодарности перед спасшими его от гестапо монахинями приняв крещение. А затем уже "бежал, бежал по жизни со своим крестом", ничего кроме недоумения и иронических улыбок не вызывая у своих соотечественников. От презрительности этих улыбок его спасало то, что считали его "одним из настоящих еврейских героев". Героем он и был, даже уже не спасая никого из фашистских застенков. В Израиле 50-60 годов (да и позже) открыто говорить: "они такие славные люди, эти арабы", и открыто же изучать арабский – что это как ни героизм, вызов...
А получить в паспорте, вернувшись на "землю обетованную", графу "национальность не определена" ему, генетическому еврею, только за то, что он христианин, и – не сломаться, бороться, дойти до судебных боёв с израильскими чиновниками – разве это не героизм.
"Психическими сдвигами", направленными на "благородную" цель, назвали соотечественники состояние ума католического священника Даниэля Штайна. Жёсткость и жестокость оценки этой проистекали из убеждения, что "двухтысячелетнее официальное христианство, хотя и руководствовалось заветами христианской любви, но несло в себе неистребимую ненависть к евреям. Поэтому Штайн, принявший христианство, рассматривался многими как предатель национальной религии, перешедший на сторону "чужих", – объясняет Людмила Улицкая устами одного из персонажей.
Но "симметрична ли эта ситуация с христианской стороны и желательное ли лицо Штайн в среде католической"?
Разрешением таких сложных "многомудрых" вопросов и задаётся Улицкая, проанализировав тщательно и всесторонне, иногда даже повторяясь по нескольку раз, все про и контра проблемы. Это её достижение, и её личный творческий подвиг.
Ну и… какое отношение имеет этот подвиг к Большой Национальной премии?!.
Вот что о России, русских и православии в романе проскальзывает. Именно проскальзывает, как что-то, якобы, малозначительное и малоинтересное.
Загорск как послевоенный приют для польских детей – "маленький русский Ватикан"…
Счастье главного героя от того, что "из оккупированного (заметьте, не освобождённого! – В.Е.) русскими Львова попали в литовский город Вильно".
Белорусы – "были очень бедным и забитым народом, боялись начальства, и даже такая ничтожная должность, как переводчик в белорусской полиции, в их глазах была значительна".
"Красивая немолодая женщина – русская, принявшая иудаизм. …Такая большая, с крупными руками, движется, как большое животное, может быть, корова…"
"Вавилонское пленение обращало в рабство, но не отбирало жизни. То же было и в России в сталинские времена…"
Ну, а если процитировать отрывки из писем одного из персонажей к матери – учительнице русского языка, не желающей выезжать к сыну в Израиль, оставив тем самым без помощи и участия дочь, вышедшую замуж за русского, – то тут полный набор "любвеобильных" метафор и эпитетов – помойка, гои… (Справедливости ради стоит отметить, что сама эта учительница к России относится иначе, но это – как исключение в романе, не правило.)
Православный же священник, обитающий в Израиле недалеко от Даниэля Штайна, – конечно же, тайный агент, сами знаете какой разведки, и вообще, как дальнейшие события показывают, полусумасшедший, возомнивший своего новорожденного сына-дауна, страшно сказать, вторым Христом…
И так далее и тому подобное... Полный джентльменский набор, где явно, где тайно рассыпанный по всему роману.
Ну и это бы ещё ничего – пережили бы как-нибудь. Но… И тут возвращаюсь ко второму посылу своему – толкованию ещё одного, крайне замаскированного и потаённого смысла слова переводчик в названии романа. Это вам уже не даун второго пришествия. Это – само оно – второе… Крайняя замаскированность неосторожно высунула вдруг кончик носа вот из какого признания самого любимого автором действующего лица – Хильды Энгель, немки, почти безотлучным нахождением своим рядом с Даниэлем искупающей вину своей нации перед евреями: "Встретила Даниэля… он прилетел из Ватикана. Встречался с Папой. Он мне всё рассказал. …такое чувство, что стою рядом с горящим кустом…"
Вот оно – "горящий куст", а с ним носитель Слова, переводчик… С какого же языка на какой, ведь для него "человек стоит в центре, не Бог: Бога никто не видел", а Церковь – "вечный союз с Богом евреев, возобновлённый в Иисусе Христе как союз с Богом всех народов, последовавших за Христом", "христианские же народы вовсе не Новый Израиль, они – Расширенный Израиль. Все вместе мы, обрезанные и необрезанные, стали Новым Израилем, не в том смысле, что отвергли Старый, а в том, что Израиль расширился на весь мир", и "почему Рим – Церковь-Мать? Рим – Сестра! Я не против Рима, но я и не под Римом! Что это такое – Новый Израиль? Он что, отменяет Старый Израиль?.."
Вот такой – новый р-революционэр, по версии Людмилы Улицкой сподвигнувший Кароля Войтылу – Иоанна Павла II – 13 апреля 1986 года при посещении синагоги (впервые с апостольских времён) поприветствовать иудеев, "называя их "возлюбленными братьями и, можно сказать, старшими"…
"Христианское строительство чем дальше, тем больше напоминает Вавилонскую башню, а нам израильтянам, хотелось бы построить свой небольшой садик в тени большой башни, но на значительном расстоянии, чтобы, обрушившись, она не накрыла наши скромные грядки своими обломками, – рассуждает в романе одна из бывших монахинь.
Ну и стройте, обихаживайте свои скромные грядки… Нет же – опять р-рывок в светлое будущее, к Старому Израилю.
Да ладно бы сами только рвались, но ведь осчастливить жаждут "старшие" братья наши всё человечество в романе Людмилы Улицкой – в романе о переводчике. И Большая Национальная премия – за это?!.
"Мне же надлежит искать на этой земле, в среде народа, которому я принадлежу, Христа-иудея (размышляет Даниэль Штайн. – В.Е.) Тот, во имя которого апостол Павел объявил незначащими земную национальность, социальные различия и даже пол, был в исторической реальности именно иудеем".
Вот и решалась бы "мучительная" сия проблема там, на родине, на "земле обетованной". И мыслилась бы еврейская история тогда всего лишь фрагментом – не моделью "всего мирового исторического процесса"…
Может это и стало бы настоящим Пришествием...
P.S. Родители Национальной литературной премии "Большая книга" – "Центр поддержки отечественной словесности", созданный группой компаний "РЕНОВА", ОАО "АЛЬФА-БАНК", группой компаний "Видео Интернешнл", Торговым домом "ГУМ", журналом "Медведь", Р.Абрамовичем, А.Мамутом.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Валентина Ерофеева -- Житные мы... Вани
Валентина Ерофеева -- Житные мы... Вани Вероника Кунгурцева. Похождения Вани Житного, или Волшебный Мел. — М.: ОГИ, 2010, 481 с. Так пронзительно и обострённо, на мой взгляд, о России последних двадцати лет её жития-бытия-выживания — никто ещё не писал. То ли оттого, что взгляд
Валентина Ерофеева
Валентина Ерофеева *** Александру Проханову Причудливы восторги пятен Спиральновьющихся кругов, Их лепет мягок и невнятен, Но сетью стянутый улов Богат, насыщен чрезвычайно Полётом бабочки, шмеля Смятеньем круговым. И тайна
Валентина Ерофеева ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Валентина Ерофеева ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ Повесть Леонида Бородина "Год чуда и печали", была написана им во Владимирской тюрьме. Там же изъята и, по-видимому, уничтожена, так как следов её более не сыскалось. Восстановлена в 1975 году. "Ничего не
Валентина Ерофеева ВЕЛИКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Валентина Ерофеева ВЕЛИКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ Игорь Шумейко. 10 мифов об Украине. – М..: Яуза-пресс, 2009 "История России, Украины, Польши, их войн, слияний-разлияний каждой своей мифопронизанной страницей может дать работу нескольким Гомерам и
Валентина Ерофеева СТИХИ
Валентина Ерофеева СТИХИ *** Ну, что там было? Что кружило так? Что пело так тончайшими стихами? И волны удивлённые стихали, И камешки прибрежные ласкали Усталый лунный свет своим теплом. Что было с нами в лунном свете том?.. ***
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ "Ах, лето красное, любил бы я тебя…" — любил бы, куда ж деваться, несмотря на обилие комаров подмосковных (мухи повымерли, бедняжки, не выдержав химических вторжений в естество), — да кончилось вот скоропостижно, дождливое
Валентина ЕРОФЕЕВА МУЗЫКА СФЕР
Валентина ЕРОФЕЕВА МУЗЫКА СФЕР Смерти нет. Есть переход в иное состояние. Это знают люди верующие, потому что они верующие. И уже визуально, опытным путём, не только путём верования, те, кто побывал в обмороке или под наркозом. Уходишь, уходишь куда-то… так
Валентина Ерофеева ДВА РАССКАЗА
Валентина Ерофеева ДВА РАССКАЗА ПТИЦЫ Ты убил меня... Меня теперь нет... Размазанная, растерзанная, изуродованная... Но агония ещё длится. И я, может быть, успею кое-что сказать тебе. На прощание... И прощение... Ты убил меня. Убил блистательной,
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ Обзор сентябрьских номеров журналов "Новый мир", "Наш современник", "Москва", "Знамя". "НОВЫЙ МИР" решил угостить читателя своего типично осенним фруктом — развесистою клюквою, воспитанной в аммиачно-сернистой ауре
Валентина ЕРОФЕЕВА УМЕРЕТЬ И ВОСКРЕСНУТЬ
Валентина ЕРОФЕЕВА УМЕРЕТЬ И ВОСКРЕСНУТЬ Александр Худорожков. Капельки на стекле. — М.; Глобус, 2004. "Людям не хватает слов. Добрых, искренних слов. Слов из детства или ещё раньше — из времени первой маленькой капельки." Было застолье.
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ Итак, чёт-нечет... Выбираем: корректность или как? Или как, или как! — надоело ползуче лавинное, подминающее под себя всё живое. Обесточивающее, обезвоживающее. Живое тело литературы — тоже, хотя это может быть единственный
Валентина Ерофеева КОРАБЛЬ СОВРЕМЕННОСТИ
Валентина Ерофеева КОРАБЛЬ СОВРЕМЕННОСТИ Форум молодых в подмосковных Липках. Второй. Писательский. Но писать о Форуме не хотелось. Ни иронизировать, ни критиковать. Слишком много вопросов возникало к организаторам, среди которых главными были Фонд
Валентина Ерофеева ЧЕТВЁРТАЯ ВОЛНА
Валентина Ерофеева ЧЕТВЁРТАЯ ВОЛНА Александр БОНДАРЬ. Ночной кабак. Повести и рассказы. Издательский дом "Кленовые листья". Монреаль, 2004. "Ночной кабак" — это уже из новой литературы русского зарубежья, четвёртой волны эмиграции. Именно эмиграции, а не
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ Журнал "ПРОЗА" № 4 — 2005. C начала самого отринулся было оскорблённый эстетический вкус мой от "Песни" Льва КОТЮКОВА "О Цейхановиче", отринулся, оскорблённый обилием плевков, з-дниц голых и прочим "интерьером" событий и
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ
Валентина Ерофеева ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ Отстранённость, и достаточно длительная, всегда интересна соблазном возвращения. Реализую сей соблазн с наслаждением. Итак, все календарные новые годы уже протекли, вступили в свои права: и новый Новый год, и Рождество
Валентина ЕРОФЕЕВА «ВОТ ОН - РАЙ...»
Валентина ЕРОФЕЕВА «ВОТ ОН - РАЙ...» *** Владимиру Бондаренко Эпоха Рыб, эпоха Рыб ушла, Но хвостиком эпоха Водолея По ней прошлась, По ней слегка прошлась. И ничего-то толком не умея, Младенец шустрый, потешаясь всласть,