Валентина ЕРОФЕЕВА «ВОТ ОН - РАЙ...»
Валентина ЕРОФЕЕВА «ВОТ ОН - РАЙ...»
***
Владимиру Бондаренко
Эпоха Рыб, эпоха Рыб ушла,
Но хвостиком эпоха Водолея
По ней прошлась,
По ней слегка прошлась.
И ничего-то толком не умея,
Младенец шустрый, потешаясь всласть,
Вдруг растерялся, всё ещё не смея
Так – отторженьем – всю присвоить власть.
И стих, восторгом пред отцом немея,
И – задремал… Эпоха Водолея –
Мальчишки, фантазёра, лицедея –
Незрелая, того гляди дозреет
И ошарашит всех в который раз.
Эпоха Рыб, пока не пробил час,
Благослови Младенца – без проказ
Восцарствовать, об Истине радея.
ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
Загадочная русская душа
Взлететь всегда готова к поднебесью.
Ей на земле до одичанья тесно,
Тоскливо в суете, когда спешат,
Куда и с кем – не ведая про это.
И забывают помянуть поэта,
Пришедшего кануном Рождества
Грустить по родине, так нежно им любимой,
И вопреки законам естества,
Для человека жестко возводимым,
То быстрой ласточкой, то горестной вороной,
То стылым терпеливым воробьём –
Иль вольной сильной птицей, осторожно,
Крылом, скользяще лёгким на подъём,
Взлететь, не нарушая тайны
Глубоких снов недвижных деревень,
И плыть в истоме, нежной и печальной,
Над светлым Храмом родины своей.
И в нём угаснуть...
***
Старая пьяная баба упала,
И рядом с дорожкой, где я гуляла.
Интеллигентно, чинно гуляла,
Воздухом чистым вечерним дышала.
А старая пьяная баба – упала.
Но может не старая – просто больная?
И может не пьяная – просто такая?..
От жизни от этой многих шатает,
По жизни по этой многих болтает.
Руку мне женщина тянет во тьме,
Руку за помощью – прямо ко мне.
Больше-то не к кому – я да она,
Да над дорожкою светит луна,
Только что юркий ночной "ястребок"
Нос ей дельфиний приделал и бок.
Глазом смешливым туманным глядит –
Горе и смех невесёлый с людьми.
А старая пьяная баба – упала.
И рядом с дорожкой, где я гуляла.
Да, она старая – лет сорока.
Да, она пьяная – грязны бока,
Грязна рука, подвернулась нога.
Ну настоящая баба Яга!..
Зубы сцепив, её тяжко тащу.
Мёртво схватилась, прилипла к плащу,
Что-то там шепчет в бессильном бреду:
"Дочка, родная, прости, не дойду.
Пьяная дура!.. Прости ты меня,
Что не хватило мне светлого дня,
Чтобы добраться. Вон там я живу, –
Тычет клюкою направо ко рву. –
Там у меня уж готова постель…"
Мерзкая осень. И скоро метель…
ЕВРАЗИЙСКИЙ РОМАН
Ты – татарских кровей, милый хан.
Я – чеченка по дальней прабабке.
Твоя родина – степь да курган,
Что хранит тайны рода, отгадки
И твоей и потомков судьбы.
Только некому считывать знаки:
Мир тускнеет, безлик, одинаков,
Как вон те вдоль дороги столбы.
Моя родина – там, вдалеке,
И почти уж совсем в поднебесье,
То ль гордыней больна, то ли местью
Переполнена к "сильной руке" –
Так российскую длань называли
(Что теперь уж насмешкой звучит) –
Я не знаю, мне трудно судить,
Но полна я любви и печали
К этой маленькой горной стране,
Зовом крови навязанной мне
И блеснувшей сквозь русские дали,
Как в забытом, но благостном сне.
Что нам делать, мой хан?
Да и сколько нас в России подобных славян
С круто мешанной буйною кровью?
Не решить ли нам это любовью,
Не впустить ли других басурман,
А, мой хан?
Хватит силы и их переплавить,
Нет, не сразу – века и века,
В белобрысого русского Ваню,
Чудака, простака, дурака
И – царевича с гордою кровью.
Не решить ли нам это любовью,
А, мой хан?
И от нас ли зависит судьба
Оскорблённой, избитой России?
Неужели в смертельном бессилье
Примем роль трусовато – раба,
А-а, мой хан?
Ну, решай!
Или
Всё давно и без нас уж решили?..
***
Зима в России. Много лет.
Закованы все реки льдами.
Моря отторгнуты. С салями,
Мацой и пудингом обед
Запит озёрами чудными.
Теперь их у России нет.
Зима в России. Много лет.
И сном тяжёлым спит Россия.
Ей вколот морфий. И с иглы
В Останкино стекают капли,
Как с клюва у голодной цапли,
Лягушку вырвавшей у мглы
Гнилого топкого болота.
Но чу! Зашевелился кто-то,
Кому-то там ещё охота
Холодной ключевой воды,
Простой несуетной еды,
Небес высокой чистоты?
Вставай, Россия! Это – ты!..
***
Как красиво плывёт
Светлой уточкой старым Арбатом
Чудо-девочка – милый урод,
Перед всеми уж тем виновата,
Что глубинной своей хромотой
Нарушает "гармонию" мира.
И средь буйно-бездарного пира
Красок, тряпок, дешёвого пива
Выделяется чистой душой
В обрамлении хрупкого тела.
И до нас – никакого ей дела.
Величава, красива и смела –
То спустилась Пречистая Дева
Своей верной земною сестрой.
***
В переходе подземном Арбата
Бьётся музыка грудью о гулкие камни моста.
Раствориться б и выпасть мечтает душа простовато –
Выпасть в вечность... Куда уж скромнее мечта.
***
Нас обманули – вот он рай:
В луне, застрявшей боком в туче;
В истерзанной ветрами куче
Навоза; и собачий лай;
И гордый неуёмный кочет
Извечное ку-ка-ре-ку
На верхотуре, на суку,
Захлопав крыльями, клокочет.
Вот рай… И запах молока
Так беззащитно веет сеном.
И это – вечно и нетленно,
Вне времени и на века.
И райских яблочек бока
Призывно манят прикоснуться,
Зубами впиться и – очнуться
Изгнанниками Старика…
НЕЖНОСТЬ
Застывшее в поленьях древо
Свой источает аромат.
И звёзды – сверху, справа, слева –
Дыханье благости струят.
Покой и тишь в подлунном мире.
Все катаклизмы до утра –
Часа на три или четыре –
Зависли в коме. Спать пора…
Собачье сонное смятенье
Вновь освещает путь – назад.
Луны угаснувшей затменье –
Как очищенья листопад.
Спадают тяжко горечь, пытки
Молчанием достичь глубин,
Где заиграют солнцем слитки
Грядущей нежности вершин.
Всё ей, всесильной и всевластной,
Под ноги брошено давно.
И мраком, тяжким и прекрасным,
Пресыщенно горит окно.
***
Несуетная тишь, невиданная гладь,
Быть может, даже Божья благодать
Намоленного домика вдруг снизошли ко мне,
И тени мягкие колышутся в окне,
Чтоб тайной росчерка улечься на ковёр
И воскресить забытое с тех пор,
Как помню я себя.
А время, ненавидя и любя,
Раскручивает звёздную спираль,
Но не уходит по привычке вдаль
По проторённо Млечному Пути,
А медлит, медлит – не спешит уйти.
И зависает вдруг над головой,
Стирая грань меж счастьем и бедой,
Ушедшим и стремящимся ко мне,
Дождём скользящим шелестит в окне,
Врачуя искажения души, –
Пред вечностью блаженной не спешит.
ЛОШАДЬ
Далёкое слабое ржанье
Скользит по воздушным волнам
И отблеском дальних скрижалей,
Созвучных иным временам,
Ложится волнами на душу,
Её овевая теплом.
Далёкое лёгкое ржанье –
Эпохи хрупчайший надлом.