Владимир ШЕМШУЧЕНКО ПЕРЕВЁРНУТЫЙ МИР

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Владимир ШЕМШУЧЕНКО ПЕРЕВЁРНУТЫЙ МИР

***

Слышащий – да услышит.

Видящий – да узрит.

Пишущий – да напишет.

Глаголящий – повторит.

Всяк за своё ответит.

Каждому – свой черёд.

Слово, если не светит, –

Запечатает рот.

Пуля – она не дура,

А провиденья рука.

Да здравствует диктатура

Русского языка!

***

Хлеб оставьте себе, дайте света

Ведь не даром прошу, а взаймы.

Я верну вам – слово поэта, –

Рассчитаюсь всем снегом зимы.

Кто-то явно кусает губы.

Кто-то тайно кровоточит.

За окном из асфальтовой шубы

Светофор, как заноза, торчит.

Жизнь земная вперёд несётся.

Жизнь небесная вспять бежит.

Отворяющий кровь не спасётся –

Кровь возврату не подлежит.

МЫСЛЬ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В СЛОВА

– 1 –

Мысль превращается в слова,

Когда ослепнешь от испуга,

И кругом, кругом голова,

Когда нет преданного друга,

Когда не подадут руки,

Когда никто не интересен,

Когда не крикнуть: "Помоги!" –

Когда тошнит от новых песен,

Когда оборваны шесть струн

И мошкарой роятся слухи,

Когда давно уже не юн

И смотрят искоса старухи.

Мысль превращается в слова,

Когда, безумием объятый,

Ты слышишь, как растёт трава

Из глаз единственного брата,

Когда ночей твоих кошмар

Впивается в неровность строчек, Когда о край тюремных нар

Ты отобьёшь остатки почек,

Когда кружит водоворот,

Когда не объяснить событий,

Когда копаешь, словно крот,

Нору в осточертевшем быте.

Мысль превращается в слова,

Когда лишь пыль в пустой котомке, Когда года летят в отвал,

Когда одни головоломки,

Когда на камни – без соломки,

Когда в семье сплошной развал,

Когда идёшь по самой кромке –

Мысль превращается в слова.

– 2 –

Радеем весь день о народе.

Стемнеет – идём в палачи.

За окнами дождь колобродит.

И ветру неймётся в ночи.

Врачуем людские пороки

За предполагаемый грош.

Нам влепят вселенские сроки

За вечную трусость и ложь.

КАРТИНА

Базарная площадь. Старик – поводырь обезьянки,

Владелец шарманки и счастья за ломаный грош,

И запах хурмы, и гаданье цыганки,

И бритый узбек, заносящий над дынею нож.

Всплывает из памяти пёстрый узор минарета

И, словно гадюка, сползает к нагретой земле...

И руки узбека забрызганы кровью рассвета.

Рисую, чтоб памятью переболеть.

И штрих за штрихом, словно наземь убитая птица,

И ярость мазка, как прорвавшая шлюзы вода,

И чья-то судьба – просто загнутый угол страницы.

Гадала цыганка. Гадала, гадала, гада...

И корчится холст от дыхания знойного лета.

На шаг отойду, и сквозь пальцы дрожащей руки

Гляжу, как ожившие краски рассвета

Ладонью стирает узбек с напряжённой щеки.

МЕТАФОРА

Я давно не писал. Онемел до икоты.

Я во сне не летаю и петь перестал.

Закружил листопад, завертела работа,

Спеленало тепло шерстяных одеял.

Я сошёл на руках по немытым ступеням,

И сосед, сторонясь, покрутил у виска –

У него канарейки, заплывшие ленью.

У меня от их песен – глухая тоска.

Не хочу. Не могу. И никто не заставит!

Перевёрнутый мир подпирает карниз...

А сосед вдруг сказал:

"Прекратил бы ты, парень.

Ты идёшь на руках, но по-прежнему вниз".

***

Вспоминает зола, как смолистые тлели поленья,

Между пальцев течёт, остывая, пылит на ветру...

Я ведь тоже зола – след ушедших с земли поколений.

А недавно казалось, что я никогда не умру.

А вчера ещё думалось: стоит к цветку прикоснуться,

Притянуть к себе ветку с дрожащим от зноя листом –

И взлечу, и смогу до высокой звезды дотянуться.

Но зола всё течёт между пальцев в пространстве пустом.

А её всё несёт, а она всё ложится на лица,

На усталые души и наши немые сердца...

Пепелище моё! Дай же силы мне снова родиться,

Сохрани и спаси. Я пойду за тебя до конца.

РОДИНА

Осень. Звон ветра. Синь высоты. Тайнопись звездопада.

Если на кладбищах ставят кресты, Значит, так надо.

Значит, и нам предстоит путь-дорога

За теплохладные наши дела.

Скольких, скажи, не дошедших до Бога,

Тьма забрала.

Скольких, ответь, ещё водишь по краю,

По-матерински ревниво любя.

Я в этой жизни не доживаю

Из-за тебя.

Из-за тебя на могилах трава –

В рост! – где лежат друзья...

Но истина в том, что не ты права,

А в том, что не прав я.

***

Рука не тянется к перу, перо не тянется к бумаге.

Пришёл декабрь, и снег лежит, и на дорогах гололёд.

И жизнь, конечно же, – не мёд, но в печке от хорошей тяги

Гудит огонь, трещат дрова, и скоро будет Новый год.

И кто бы что ни говорил, – всем хватит места в этом мире

Или в другом, где все равны, и всем воздастся по делам.

Мать затевает пирожки и ставит тесто на кефире,

Мешая белую муку с ржаной мукою пополам.

Грядут иные времена, вожди на трон ползут иные

И думы о насущном хлебе возводят во главу угла.

Мы ляжем в нашу землю здесь, мы не уйдём, мы коренные,

И рюмку водки с коркой хлеба оставим на краю стола.

***

Полыхнувший закат до полоски алеющей сужен:

Туча – словно портьера, а небо – оконный проём.

Ничего, ничего...

Пусть мой голос и слаб, и простужен,

Поднимая глаза, всё равно говорю о своём.

Я до солнца встаю, чтоб увидеть, как звёздные ноты

Рассыпает Господь для поэтов на Млечном пути,

Заполняю словами тетрадок бумажные соты.

Если мне суждено, я до правды смогу дорасти.

Вознесусь над землёй, позабуду о мире и граде,

Предпочту пораженью весёлую смерть на лету,

Чтоб, ломая перо, не просить у людей Христа ради

И, ударившись оземь, зажать в кулаке высоту.

Это проще простого – умри да с восходом воскресни,

Ухватившись за гриву крылатого злого коня.

Ничего, ничего... Я приду и спою свои песни.

Я ещё постучусь к тем, кто знать не желает меня.

***

Колокольцы на шею пожалуйте мне

И ночлег в запорошенном снегом стогу!

Кто-то может иначе, а я не могу,

Потому не ищу утешенья в вине.

Если веру вчерашние топчут друзья,

Если память — лишь кровь под ногтями Руси,

Принимаю в наследство закон бытия:

Не бойся! Не верь! Не проси!