Виктор ШИРОКОВ ИЗ КУБИНСКОЙ ТЕТРАДИ

Виктор ШИРОКОВ ИЗ КУБИНСКОЙ ТЕТРАДИ

***

Моя душа, как танцовщица,

ступила на заветный путь.

Сегодня снова память тщится

увиденное в явь вернуть,

чтобы измерить полной мерой

опять свечение зари,

ночные пляжи Варадеро,

отели, словно фонари.

На этом радостном свиданье

восторг внезапен, как испуг;

и океана колыханье

на дне стакана вспыхнет вдруг.

НЕКРОПОЛЬ

Дождь шёл неспешно, резво топал,

швырял дождинки вкривь и вкось…

В Гаване мы зашли в некрополь,

верней, проехали насквозь.

Здесь поразительны кварталы

сплошных надгробий и гробниц;

глядят безжалостно порталы

прорезами своих глазниц.

Вывертываясь наизнанку,

ждут спящие приход Суда…

Хосе Рауля Капабланку

мы навестить пришли сюда.

Он понял, что вся жизнь двуцветна,

что редко радует ничья;

и мы, поверив беззаветно,

чуть ли не плачем в три ручья.

Хосе Рауль, прими в подарок

хотя бы скорбные цветы…

А день ещё настолько ярок,

и столько в мире суеты,

что вновь не до вселенской стыни,

где каждый спящий одинок;

но для некрополя отныне

в душе есть тоже уголок.

ФИЛЬМ НАЯВУ

Карденас – городок из сказки,

фильм, что вершится наяву.

Скажи себе: я здесь живу;

гуляй, как хочешь, без опаски.

Смотри на лица и на маски,

на рвущую асфальт траву…

Запомни это рандеву.

Поведай, не боясь огласки.

Меня сразила красота;

и воплощённая мечта

со мной пребудет неизменно…

Оказывается высота

по сути дела так проста…

Ты только посети Карденас.

***

Я мальчиком писал стихи нечасто,

зато их в изобилии читал.

Поэзия была дорогой счастья,

я путником её усердным стал.

И, повзрослев, не изменяю страсти,

казалось бы, идёт девятый вал…

Слова, как карты, лишь козырной масти

и так же жизнестойки, как металл.

Но вот недавно, побывав на Кубе,

готов воспринимать событья в кубе.

Мир полон остроты и перемен.

Он дорог мне и в радости, и в горе;

ведь остров, словно ящерица в море…

Так написал бы Николас Гильен.

РАКОВИНА

Мой сувенир на вид простой –

привёз я раковину с Кубы…

Она то ласково, то грубо

шумит тревогою морской.

Мне этот нравится рассказ,

я часто вслушиваюсь в пенье

трубы морской, её волненье

мне помогает в трудный час.

Я отыскал её в песке,

раскапывая лишь руками;

она лежала там веками,

отдавшись мертвенной тоске.

И вот она лежит сейчас

на письменном столе открыто,

но боль страданий не забыта,

и продолжается рассказ.

Нет, я привёз не сувенир,

звучит пусть выспренно и странно,

но это сердце океана,

ведь в раковине – целый мир!

Шумит так вечности вода,

я прижимаю к створкам губы,

наверно, это голос Кубы,

что не забуду никогда.

ТАНЦЫ

Вот и я попал в иностранцы…

Каждый вечер в отеле танцы.

Покидаю тотчас же бар,

чтоб послушать дуэт гитар.

Не старея, "Бесаме мучо"

до сих пор моё сердце мучит.

Каждый вечер в заветный час

вижу блеск непогасших глаз.

На площадке, что рядом с баром,

вновь призывно звучат гитары.

И впивается каждый звук

словно эхо былых разлук.

Долго будут не позабыты

голенастые сеньориты.

Ослепителен их наряд.

А глаза-то горят, горят!

Эй, танцоры, вы что – уснули?

Каблуки почти что ходули.

А за ухом яркий цветок

оттеняет волос завиток.

Экзотическая прическа,

и порханье по гладким доскам…

Карменсита из Варадеро,

как ты сердце моё задела!

Видно, это диктат судьбы:

танцы, танцы взамен ходьбы…

Улыбаешься белозубо,

и дрожат лепестками губы.

Миловиден овал лица,

и на пальчике нет кольца.

А глаза, как ночные птицы,

будут мне постоянно сниться.

Год прошёл… Только до сих пор

продолжается разговор.

Я себя укоряю сердито:

прозевал ты свою Карменситу…

Лишь взамен танцевальных торжеств

сохранился прощальный жест.

Я бы стал кубинцем, испанцем,

чтобы слиться с девчонкой в танце.

Только это совсем непросто.

Куба, Куба, далекий остров…

Танцовщицы, ночные птицы,

продолжают мне часто сниться.

Но я верю, что в свой черёд

донесет меня самолет

на заветное побережье…

Вот тогда и танцуй, приезжий!

Вне невзгод и поверх измен

новый танец подарит Кармен.

Улыбнется светло и открыто

голенастая сеньорита.

СОНЕТ О ДОЖДЕ

Дождь зарядил ещё с полночи,

стучал он в окна кулаком;

тем, как быстрей пробраться в дом,

казалось, был он озабочен.

Мне не спалось; и, между прочим,

слегка хлебнув кубинский ром,

я вдруг задумался о том,

что этот стук весьма порочен.

Едва дождался я рассвета…

Дурная, видимо, примета

твердить себе же: аз воздам!

Пускай всё гуще в небе тучи,

всей силой найденных созвучий

и я прекрасное создам.