Сергей ЕСИН ХУРГАДА (Два рассказа из цикла “Сказки новой русской Шахерезады”)

Сергей ЕСИН ХУРГАДА (Два рассказа из цикла “Сказки новой русской Шахерезады”)

ОТДЫХ ДЕЛОВОЙ ЖЕНЩИНЫ

Официанта звали Али. Завтрак, белые фарфоровые чашки для чая и кофе, через стекло помазок пальмы, кусок синего, будто неживого моря, с впаянной в него моторной лодкой; но кондиционер создавал отсутствующую за окном прохладу. Это было первое утро после перелета.

Алла сразу определила возраст официанта — двадцать лет, хотя по опыту знала, восточные мужчины выглядят всегда немножко старше своих истинных лет. Алле иногда казалось, что в отелях такого типа подобных мальчиков всегда держат не случайно. Рост 180-182, вес, наверное, не больше шестидесяти пяти килограммов, ни грамма жира, широкие плоские плечи и тончайшая, как у муравья, талия. Такая внешняя бесплотность совсем не предполагала бестелесности. Алла прикинула, каков официант может быть в деле. Хорош, тонкие черты лица, высокие упрямые скулы и тяжелые крепкие руки. Уже не мальчик, но еще и не мужчина. На первый неподробный взгляд, под ремнем у этого мальчика было совсем не пусто.

Почтительно согнулся. Как и все в этом отеле, понимает русскую речь. Арабы вообще схватывают любую речь очень быстро. Алла сказала, что хочет кофе, а не чай. Пока пила кофе и ела кусочек сыра, оглядела зал ресторана. Официант стоял у служебной тумбы сбоку и перетирал чашки. Определенно ее мальчик был лучший, самый качественный. Алла представила себе, как сама расстегнет ему брючный ремень. Но не надо торопиться. Это мероприятие тоже входит в отдых, и своего она не упустит.

Алле было сорок пять. Она приехала сюда, на египетский курорт, на неделю. Она работала частным нотариусом, то есть владела частной нотариальной конторой, и жизнь у нее была интересной. Жизнь ее состояла из дела и денег. На задворках ее дел находился муж, который занимался нефтью и тоже был увлечен деньгами и невероятными возможностями, которые предоставляла жизнь. Она вовремя и качественно закончила советский вуз. Хорошее образование очень много значит. Предыдущее время с его историей и проблемами казалось ей бредом. Вопросы, для чего надо делать деньги, ни Алла, ни ее муж не ставили, было интересно делать деньги и значиться богатыми и независимыми людьми. Имени мужа приводить не имеет смысла, потому что чуть позже описываемого эпизода мужа Аллы застрелили. Стреляют очень многих из тех, кто занимается нефтью. Отдыхали они уже много лет порознь. Взрослый сын тоже уже был на периферии их интересов. Когда сын начинал себя совсем плохо вести, они укладывали его в частную дорогую наркологическую клинику.

По привычке быстро и конструктивно мыслить Алла сразу распланировала всю свою весеннюю каникулярную неделю. Она давно уже для себя определила, что отдыхать надо как минимум три раза в год, давать себе передышки, но отдыхать насыщенно. Всю неделю она будет рано вставать и рано ложиться. Утром непременно купаться в море, соли и разные биологически активные вещества впитываются в кожу. Она ни разу не выйдет за территорию отеля, магазины и сувениры — это не ее стихия. В Москве в магазинах есть все, а ради копеечной экономии она не станет трястись по жаре. Один день из шести она потратит на большую экскурсию в Луксор — это знаменитые египетские древности. Два раза, чтобы не прерывать московского цикла, она сходит в сауну, и через день станет посещать спортивный зал. Легкое плаванье на море — само собой разумеется. За неделю, лежа под зонтиком на пляже на легком морском ветерке она прочтет новый модный роман Пелевина — от жизни отставать нельзя. Непременный дневной послеобеденный сон. То, что она подписала и заверила печатями и своей подписью некоторые бумаги, связанные с бизнесом мужа, — бумаги эти лучше бы не подписывать и не заверять, потому что за эти подписи могут и убить, — она как бы и забыла, вернее отложила, как мы откладываем какие-то продукты в холодильник или один из ящиков кухонного гарнитура; она отложила эти сомнения куда-то в уголок своего сознания. Будет, что будет.

Этого стройного мужественного мальчика она хотела бы получать каждый день где-то после обеда, точнее скорее перед ужином. Она уже знала из опыта, что после обеда официанты убирают со стола и накрывают на стол для ужина. Потом в ресторане наступает пауза. Ничто так не молодит пожилую женщину, как общение с молодым мужчиной. Это хорошо также действует на пищеварение. Лишь бы только этот молодой красавец не был захвачен какой-нибудь другой предприимчивой особой.

В обед Алла опрокинула недопитый стакан пива на скатерть. Она могла бы поклясться, что сделала это случайно. Но клясться ей было не перед кем, с ней за одним столом сидела семья из Узбекистана: молодые он и она, и ребенок, девочка лет четырех в розовом платьице, а для Аллы это было ничто. У нее был обычай: за столом на курорте ни с кем не знакомиться и по возможности не разговаривать.

Мокрое пятно стало расползаться, но тут из-за ее плеча появилась загорелая рука Али. Он положил на скатерть салфетку и принялся промокать. Где-то в литературе (очень возможно, что в набоковской Лолите, когда автор описывает госпожу Гейз) Алла встретила выражение "холодная грация". Алле оно понравилось, поскольку было применимо и к ней. Это определение ее воодушевляло. С этой самой "холодной" грацией Алла, ничего не объясняя и не смущаясь, на мгновенье положила свою руку на руку Али. Она почувствовала, как рука официанта дрогнула. Кажется, узбекская семейная пара переглянулась. Но какое это имело значение!

Дальнейшее было делом техники. Она пересидела за столом узбекскую семью и долго пила свой кофе. Потом, когда Али подошел, чтобы забрать посуду, она достала из сумочки и демонстративно положила на стол ключ от своего номера. Ключ был прикреплен к значительной бляхе, на которой стояли цифры. Али посмотрел на клиентку, и тогда Алла на бумажной салфетке губной помадой, не торопясь, вполне отчетливо, как для неграмотного, написала — 17.00. Именно в это время в ресторане наступал перерыв.

Они не пили вина, не было никаких объятий и поцелуев. Мусульманские мужчины, как известно, не целуют в губы и не пьют вина. С точки зрения Аллы, любовь без поцелуя в губы ущербна. Но поцелуи в шею и в грудь были восхитительны. Алла сама расстегнула у Али брючный ремень. Молодость есть молодость. Тело у Али было сухое и быстрое. Он напоминал ящерицу. Когда Али снова оделся, Алла достала из сумочки и дала ему двадцать долларов. Потом подумала и к этой зеленой бумажке присоединила купюру в десять долларов. Слово "баксы" Алла не любила, считая неприличным.

За время ее отпуска они встречались пять раз, кроме того дня, когда состоялась экскурсия в Луксор. Пропустить свидание, так благотворно действующее на гормональную систему, было, конечно, обидно, но культура требовала жертв. После каждой встречи Алла давала Али тридцать долларов, и тот был очень доволен. Али не позволял себе никакой фамильярности или амикошонства. В зале ресторана официант был услужлив и внимателен, в постели несколько суховат. У Али была невеста, и он копил деньги на свадьбу и калым. Али бы, конечно, надо было немножко подкормить, дать возможность отоспаться, но благотворительность не была специальностью Аллы. Тем не менее в день расставания она дала ему некие наградные — пятьдесят долларов одной купюрой. Бумажка была новая, и Алла твердо знала, что не фальшивая, потому что всегда меняла деньги в одном и том же пункте обмена валюты. Ее там знали.

Аллу убили утром, когда она подъехала к своей конторе на черном дорогом джипе. Зачем даме ездить на джипе? Из двора на улицу выбежали два киллера в черных масках и принялись палить из револьверов. У джипа были выбиты стекла, но особых повреждений не случилось. Машина, как написано в протоколе, поддавалась восстановлению. Хоронившие Аллу сослуживцы и близкие могли заметить, что весенний тропический загар с покойницы еще не сошел.

НОВЫЕ КРОССОВКИ

Утром, еще до завтрака, Геннадий ходил занимать место на пляже. В этом, правда, не было особой нужды, потому что мест хватало всем постояльцам отеля, но, во-первых, по российской привычке хотелось за те же деньги получить что-то в первую очередь и лучше всех, а во-вторых, это было почти единственное время суток, когда Геннадий оставался один и можно было всласть поглазеть на мир. Утром его жена Галина перед завтраком наводила красоту и по мобильному телефону разговаривала со своей мамой, тещей Геннадия.

Жена Галина была далеко не красавицей, а теща, одинокая деловая женщина, торговала цветным металлом и владела конторой по покупке и продаже недвижимости. Муж у тещи, по слухам, когда-то имелся, а теперь она платила этому алкашу алименты. Дела у тещи шли хорошо. У женщин дела всегда идут лучше, чем у мужчин, потому что у женщин полностью отсутствует жалость, и все они сосредоточены только на бизнесе и деньгах. Правда, дела семейные у таких женщин всегда где-то сбоку, хотя и их они всегда контролируют. Контролировать надо все. Теща и женила Геннадия на Галине. Такие парни, как Геннадий, обычно не пьют, потому что им надо беречь свое здоровье и быстро уходящую молодость.

Геннадий был у тещи Светланы Алексеевны шофером, и она знала, что парень он точный, исполнительный, непьющий и вежливый. Так же, как отметила теща, был Геннадий еще и в сексе крепким. Дочке не хотелось подкидывать что-то неопределенное. Светлана Алексеевна в этом смысле, как правило, проверяла всю свою обслугу: охранников и шоферов,— на мужскую крепость. Это было негласным условием работы. Так и характер сотрудника становился яснее, и вырабатывался как бы мотив личной преданности. Геннадий испытание прошел.

Когда-то, когда Светлана Алексеевна еще что-то, кроме счетов и договоров, читала, попалась ей на глаза книга про замечательную российскую императрицу Екатерину Великую. Этой модели Светлана Алексеевна и следовала. Надо, правда, сказать, что ее проходящие любимцы не нагличали, держались в тени, боялись своей патронши. Светлана Алексеевна старалась походить на великую императрицу и в этом. Но с Геннадием тем не менее, несмотря на всю ее опытность и знание жизни, Светлана Алексеевна ошиблась.

Геннадий родился и вырос на Украине, в Фастове, маленьком городе в полутора часах езды от Киева. Он отслужил в украинской армии и вернулся домой. В армии поздоровел, укрепил мускулы и лучше узнал себя. Он был младшим в роте, смугло-румяный, вечно краснеющий хлопец с огромными застенчивыми глазами, который вдобавок обладал отличным уставным почерком. Ротный старшина пристроил его писарем, и Геннадий жил на отшибе в каптерке. Иногда в каптерке же оставался ночевать и немолодой старшина. Старшина был ласковым, кормил писаря сгущенкой, и они заладили друг с другом. Понятно? В дальнейшем Геннадий о старшине Николае Николаевиче никогда плохо не вспоминал. Так уж сложилась жизнь. Геннадий считал, что случившееся — это пройденный этап, так сказать мужской специфический этап армейской службы, но пройденное зацепило.

После армии Геннадий сначала вернулся в Фастов. Пытался работать в охране, потом электромонтером, потом торговал у армянина в палатке, везде платили мало или совсем не платили. Родители тоже были согласны: езжай в Москву, ищи свое счастье.

В Москве у него было несколько связей, одна даже с солидным мужчиной, депутатом Госдумы. Удобно, надежно, экономически выгодно. Потом он устроился шофером к Светлане Алексеевне. Все шло хорошо, спокойно, размеренно. Геннадий и его сменщик Кирилл, тоже молодой парень, но молдаванин, делали всю работу по даче, возили по делам Светлану Алексеевну на шведской дорогой машине "сааб", иногда, по очереди, оставались у нее чинить проводку или просто что-то чинить. В этих случаях, лежа в постели со Светланой Алексеевной, закрыв глаза, Геннадий представлял себе что-нибудь другое. Оказалось, что и это препятствие в молодости преодолимо. Бизнес в стране делали все. Геннадий даже подумывал о том, чтобы скопить денег, баксов, которые хранил у друзей, и купить себе где-нибудь в Южном Бутове однокомнатную квартиру. Сложнее было с пропиской, но ведь можно было, в конце концов, как делали многие, фиктивно жениться. Геннадий даже узнал расценки. Но тут совершенно для себя внезапно он попал в аварию.

Дело было так. Геннадий ночевал где-то у своего старого дружка в Люберцах. Он, конечно, никогда не рискнул бы уехать туда на хозяйской машине, но у дружка был гараж, и машину обычно ставили в гараж. Безопасность была соблюдена... Дружок этот, пожилой армянин, владевший рынком, обычно ничего ему не платил, но каждый раз в нагрудном кармане рубашки Геннадия оказывалось 100 долларов. Копить надо так: рубль к рублю, доллар к доллару. О евро тогда и не слыхали. По московским меркам это было не густо, но и не плохо. В этот раз, выходя из квартиры, Геннадий ощутил на груди сладкое и привычное хрустящее жжение. А дальше все сложилось несчастливо: на кольцевой автодороге самосвал с пьяным шофером снес ему бочину: два крыла на машине и обе двери.

Светлана Алексеевна слушать никаких объяснений не захотела. Геннадию даже показалась, что хозяйка оказалась удовлетворенной ситуацией. Она сказала так: "Разбираться не станем. Машина дорогая. Женишься на Галине, и я по-родственному все забуду. Пропишу в Москве, получишь гражданство. Ты Галине нравишься". На свадьбу теща подарила молодоженам квартиру и машину. Свой старый отремонтированный "сааб".

Может быть, все случилось к лучшему? Многое в жизни Геннадия не изменилось. По-прежнему он раз в неделю оставался у тещи что-нибудь чинить, отвозил ее на работу на машине и привозил с работы. А потом ехал домой к Галине, с которой зажил вполне счастливо. Машина, на которой он теперь возил тещу, была другой — "volvo". Вот только времени стало много меньше, но иногда все же получалось оторваться. Душа требовала. Геннадий гадал: что это — его испорченность или какая-то таинственная потребность?

Раз в год Геннадий ездил с женой отдыхать за границу. Особенно он любил Анталью и Хургаду. Ему нравилось синее море, тепло, обилие фруктов и овощей, напоминавшие о его любимой Украине, а также ему нравились мусульмане — спокойный некрикливый и горячий народ. Здесь тоже всегда была возможность оттянуться и уйти от цепкого взгляда жены. Поводы он изобретал разнообразные. Можно было забыть на пляже полотенце и после ужина пойти его поискать. На пляже, правда, никогда и ничего не пропадало. Можно было сходить поменять деньги или вызваться пойти за территорию отеля купить фруктов у уличных торговцев. А уже что он, Геннадий, успеет, то и успеет. Одним из таких поводов стал и утренний поход к морю, чтобы занять лучшие места на пляже.

Предполагалось, что таким, очень удобным и комфортабельным, является полотняный грибок почти на самом краю пляжа, у кромки воды. Место действительно было неплохое, и весь пляж как на ладони, и можно было пронаблюдать разные фигуры, когда отдыхающие грузились на катера, чтобы ехать смотреть коралловые рифы или удить рыбу. Услуги и развлечения эти, разумеется, были платные. Очень интересно было также проходить туда и обратно через весь пляж, когда Галина посылала его за мороженым или холодной кока-колой. Сладкая прогулка. Какой иногда божественной красоты были молодые тела. Иногда и Геннадий ловил на себе восхищенные взгляды. Смотрели и женщины, и мужчины.

В утреннем походе был и еще один смысл. Геннадий спускался по наружной лестнице, шел мимо огромного, в два яруса, бассейна с пресной водой во дворе, мимо клуба подводного плавания, танцплощадки и выходил на пляж, как раз к тому месту, где днем какой-то араб-умелец за прилавком резал и продавал из дерева фигурки. Отсюда всё пространство становилось отлично видным, и можно было контролировать весь обзор.

Геннадий шел по двору и свой шаг соизмерял с тем моментом, когда из двери прачечной, расположенной под бассейном, выйдет мальчик лет шестнадцати, который раздает на пляже купальные полотенца. Полотенца раздавались всем постояльцам отеля бесплатно. По одному. Мальчик обычно Геннадию выдавал сразу два полотенца, а то и три. Геннадий выкладывал эти полотенца на лежаки под грибок — места заняты. В первый же день Геннадий дал этому египетскому мальчику три египетских фунта, это что-то около одного американского доллара. Теща всегда говорила, что прислуге надо давать чаевые не в конце пребывания, а в самом начале, чтобы она знала, за что служит. В тот раз мальчик понимающе улыбнулся. На следующий день они поздоровались за руку. И Геннадий, и мальчик всегда следили, чтобы никто особенно не глазел, как они здороваются за руку: постоялец-европеец и мальчик-слуга.

Итак, по утрам Геннадий наблюдал, как мальчик несет на плече стопу полотенец. Стопа в высоту казалась почти такого же размера, как он сам. Это было захватывающе красиво. Будто бы мальчик, как канатный плясун, шел по натянутой проволоке. Выгиб спины, покрытой мелкими бисеринками пота, прямая шея и покачивающаяся при каждом шаге стопка небесно-голубых полотенец. А если мальчик споткнется?

Мальчик, провожаемый взглядом, доходил до своего прилавка возле душевых кабинок. Здесь он целый день, стоя на жаре в белых форменных шортах и кительке с позолоченными пуговицами, выдавал отдыхающим полотенца. Тут-то, выждав паузу, чтобы мальчик отдышался, подходил Геннадий и протягивал руку. Мальчик первому выдавал ему два полотенца, еще прохладных и чуть влажных после ночной стирки, и улыбался. Они оба догадывались, что каждый хочет от другого, но мальчик вроде бы боялся. У мальчика уже был некоторый опыт. Ему хотелось новые кроссовки, какую-нибудь нарядную майку и мороженого в "Макдональдсе" на набережной, чтобы походить на беззаботного приезжего европейского мальчика. Беззаботные и праздные мальчики не обязательно европейцы. А что касается того, что хочет этот голубоглазый и ласковый русский, то это ведь недолго, и природное недоумение можно перетерпеть. Но всё это были только головные размышления.

Вечерами Геннадий сидел в баре вместе с Галиной, они слушали музыку, и Геннадий тихо напивался, а мальчик перед тем, как уйти домой, в темную нору, называемую домом, пересчитывал и сдавал в прачечную полотенца. Геннадию было мучительно все это время сознавать, что мальчик находится где-то почти рядом, но к нему невозможно прикоснуться. А мальчик волновался, что этот белый парень уедет, а кроссовки он так и не получит. У обоих были свои переживания.

Они все-таки встретились накануне дня отъезда Геннадия в Москву. Самолет уходил рано утром. Вещи с вечера уже были упакованы и собраны, и перед сном Геннадий отпросился бросить монетку в море. "Ты брось монетку и за меня, — сказала Галина, — но долго не ходи, ты мастер исчезать вечером надолго". Вот это "долго не ходи" и сидело в сознании Геннадия, когда он встретил мальчика на пляже. Лишний скандал ему был не нужен, особенно в день отъезда, тогда и пяти долларов на пиво не выпросишь, чтобы выпить в аэропорту. В этот день мальчик, оказывается, подменял заболевшего ночного охранника. Пляж был темен, лишь фонари покачивались в олеандрах у душевых кабин. Геннадий протянул мальчику руку для пожатия, и мальчик пожал ее медленно и, как показалось Геннадию, томно, со значением. Тогда Геннадий положил свою руку мальчику на плечо и почувствовал, как все его, Геннадия, тело сотрясает крупная неостановимая дрожь. Мальчик, не сбрасывая с плеча чужой трепещущей руки, вдруг весь напрягся, а потом сделал на редкость пошлый и примитивный для этой возвышенной минуты жест: сложил пальцы щепотью и потер их, будто соля пищу. Жест, на всех языках мира означающий деньги. Трясущимися руками Геннадий достал из заднего кармана джинсов пятидесятидолларовую бумажку и протянул мальчику.

Лицо мальчика было мечтательным и серьезным, когда они обнялись в розовых кустах за сараем лодочной станции. От моря тянуло прохладой, лампочка над входом в сарай болталась, перемещая обзор. Стоя на коленях, Геннадий поднимал взгляд, как бы ожидая, что мальчик посмотрит на него, но глаза того были обращены куда-то в темную даль моря, лишь руки всегда привычно протягивавшие Геннадию полотенца, теперь, как арбуз, сжимали его виски и теребили волосы. Геннадий так и не понял, было ли ему хорошо, и получил ли он за свои деньги то, что хотел. Но наступила какая-то разрядка, так в жаркий день долго что-то копится в природе и вдруг разрешается грозой. И все же жизнь была прекрасна! Отпуск удался, загар покрывает его плечи, спину и ноги, желания осуществились.

Геннадий почти вовремя вернулся к своим собранным чемоданам и к жене. Она уже лежала в постели, и ее лицо блестело от ночного крема. Он как бы приплыл в свою собственную пристань. В душе у Геннадия даже шевельнулось чувство раскаяния. Всё, в последний раз! Вот ведь удивительно, женился по расчету, а живет, кажется, по любви. Их ночь была полной, влажной и мучительно прекрасной. Так и надо жить, пока они оба молоды, а выспаться можно и в самолете.

Но Геннадий не знал, что обаятельный арабский мальчик за несколько дней до этого таким же образом встретился с замечательным средних лет русским джентльменом. На шее этого джентльмена бугрилась золотая цепь, на которую вполне можно было прицепить люстру в холле гостиницы. Джентльмен заплатил за полученное удовольствие крупную сумму — сто долларов, и мальчик был очень доволен этой свалившейся на него внезапной удачей. Джентльмен с размахом доживал жизнь. Ему уже довольно давно был диагностирован иммунный дефицит. Мальчик обо всем этом тоже, естественно, не знал.