VII. ЧТО О ДОМЕ ВСПОМИНАЛИ

VII. ЧТО О ДОМЕ ВСПОМИНАЛИ

Нас вон долго не учили,

А в чугунку усадили

И погнали на войну,

Во чужую во страну.

На спине моей котомка,

И ружьишко на руке.

Ты прощай, моя сторонка,

И деревня при реке,

И деревня, и садок,

И пашенька, и лужок,

И коровушка Красуля,

И зазнобушка Акуля,

Здесь австриец кашу варит,

По окопам бомбой жарит.

Здеся свету не видать.

На себя не работать.

Я прежде коло саду ходил. И отец мой садовник, и дедушка тоже. Крепаки садовники были. Дед — тот за границей саду-то обучался. И мать садовничья дочка. Вот я оттого и нежный такой. Мы спокон веков крови не видывали да на цветы радовались. А на войну-то только с червями да с жуками хаживали. Меня из сада-то выкорчевывали ровно грушу старую. Какой я воин?..

Ах, у нас хорошо дома, я нигде не видал, чтобы так хорошо было... Изба моя на реку, через реку луг видать, по нем бабы, бывало, как цветы, платками на сенокосе зацветут... А дале лес видать, краем словно дымок бежит... Глаз-то разгонишь — не остановить... Здесь мне только то и любо, что на дом похоже. Смотрю, похоже — красиво, а непохоже — так хоть алмазами убери, не надобно...

Девять ден у меня после пути оставалось... И с первой минутки тоска брала, что скоро назад надо... Ни часочку радости не имел... Сердце отогреть боялся, горя ждал впереди большего... Больше в отпуск не согласен. Бог с ним!

Грызла меня сперва тоска по дому. Все-то я дрожу да пекусь, как там: здоровы ли, да не обидел ли кто, да денег ли хватка, да не очень ли по мне убиваются? Вскоре привык дом забывать. Теперь только во сне вижу, зато каждую ночь. Встаю — так словно с полатей своих лезу. Да только не на свой подстил ступаю, не своим богам молюсь. А через часок времени отойду и опять чужой до ночи.

Сидит дедушка, дремлет, и кот при ём сказку зимнюю поет-урчит. Спрашиваю: «Кой тебе годок, дедушка?» — «А сотый даве минул, за сто мне...» — «А как же это ты, дедушка, зубов да волос не растерял?» — «А я это, внучек, свои зубы с садом садил, а волос с полем сеял. И столько это я на веку своем дерев насажал да хлебов насеял, что и грех мне лысым да беззубым ходить...»

Заболел, сразу не в себе стал. Ничего, что есть, не вижу, а все свое придумываю: что в тепле-то я, и при семье-то я, и так коло меня домашние ходят да всякое мое слово ловят. А поправился — нары да воздух под топор.

Письма получать с подарками люблю... Все думаешь: есть еще где-то люди мирные, жизнь светлая...

Завтра, братцы, иду я туды на базар, для своей семьи гостинцами разживаться. Куплю жене кожух белый, веселыми шерстями шитый, а девчонке игрушку утку видел до того хорошую — и нос алый, и пищит, сам бы занялся.

Я семью свою повсегда помню, во сне вижу, на отдыхе тоскою сохну, в самом бою осиротить жалею.

Есть и книжка, и бумажка,

Есть чернила и перо,

Да грамоте не учили,

Пропадай, мое добро...

За плечами сума сера,

На башке фуражка,

За лесами деревенька,

Там моя милашка...

Я так его жалел, лежу в казарме, а думка к нему летит: что с ним да как живет-растет... А письма наши, известное дело, чего не надобно никому, то и написано... Одно слово: «До земли поклон низкий»... Правильно, что до сырой земли... Читал я, читал да и дочитался только на третьи сутки, что Мишутка долго жить приказал... После поклонов-то низких да еще кланялись...

Сон — одна радость... Как не спишь, так не живешь... Во сне дом увидишь, со всеми по-людски поговоришь... Я теперь о чем молюсь, как лоб-то перед ночью крещу?.. Молитвы отчитаю по положению, а потом: подай, господи, сон про дом... Кабы не сны, и того тяжче стало бы...

Сгорела изба моя, и амбар, и скотинка: коровка да две овцы заводские. Остался я гол и наг и только тем не угодник божий, что семейства у меня семеро ребят, да мамаша слепая, да жена на сносях. А насчет мытарств, так хоть и святому великомученику впору...

Что вернусь — долго дома не заживусь, на каторгу живо угожу... Женка пишет: купец наш до того обижает — просто жить невозможно. Я так решил: мы за себя не заступники были, с нами, бывало, что хошь, то и делай. А теперь повыучились. Я каждый день под смертью хожу, да чтобы моей бабе крупы не дали, да на грех... Коль теперь попустить будет — опять на войну что отару погонят... Нет, я так решил: вернусь и нож Онуфрию в брюхо... Выучены, не страшно... Думаю, что и казнить не станут, а и станут, так всех устанут...

Ты лети, лети, газета,

Во деревню бедную,

Расскажи родне, газета,

Про войну победную.

Чтобы знали нашу долю,

Про сынов бы ведали,

Чтоб воину дали волю,

А в обиду б не дали...