3

3

Утром Вамуке и Кикуви долго дожидались, пока Гаррис и Уотсон завтракали. Наконец охотники вышли и отправились в лес через гору. Кикуви и Вамуке следовали за ними на некотором расстоянии, тихо советуясь о том, что им делать, если белые окажутся в опасности: Гадсби не дал им оружия.

Вскоре они вошли в лес. Под плотным покрывалом, буйной зелени стоял полумрак. Здесь было прохладно, сыро и пахло болотом и гниющими растениями. Ноги утопали в толстом, мягком слое прелых листьев. Заросли гигантских папоротников скрывали охотников с головой. Мангровые деревья на берегу соленого озера распустили свои воздушные корни, преграждая дорогу; колючие кусты царапали тело. Украшенные цветами лианы образовали зеленые мостики между сандаловыми, камедными, камфаровыми и тиковыми деревьями.

Охотники долго бродили по лесу. Изредка раздавался треск ломаемых ветвей: это убегали испуганные животные, услыша шаги охотников. Так дошли они до опушки леса. И здесь случилось то, чего опасались Вамуке и Кикуви, — Впереди неожиданно послышались тревожные восклицания белых, вслед за этим прогремел выстрел и совсем рядом раздался яростный рев льва. В кустах мелькнуло огромное светлое тело с темной гривой. Вамуке услышал отчаянный крик Уотсона. С ловкостью макаки белый взлетел на акацию — герару — и уселся высоко над землей на колючих ветвях. Кикуви, увидев, что Уотсон в безопасности, бросился бежать и вскоре исчез из виду. Вамуке не мог последовать за ним: с Гаррисом что-то случилось, а он отвечал за его жизнь головой.

За густыми кустами совсем рядом с ним раздался приглушенный рев. Вамуке вздрогнул и в ужасе попятился, но, совладав с собой, сделал несколько осторожных шагов и остановился, потрясенный. Гаррис неподвижно распростерся на земле. На нем, подняв огромную голову, окаймленную густой грязной гривой, лежал лев. Глаза зверя злобно сверкали; пасть была приоткрыта, обнажая огромные клыки и красный язык; тонкий хвост с черной кистью на конце нервно бил по земле. Вдруг Вамуке услышал истерический крик.

— Пошел, пошел вон!.. Кш-ш, кш-ш!.. — кричал Уотсон с ветвей, пытаясь отпугнуть зверя.

Лев поднялся и с ревом бросился к дереву. Он сделал огромный прыжок и едва не схватил Уотсона, который от страха залез на самую тонкую ветвь и чуть не обломил ее.

Вамуке быстро оценил обстановку. Около Гарриса должна быть винтовка. И он стал осторожно подбираться к ней. Затаив дыхание, он пополз через колючие кусты к неподвижно лежавшему белому. Когда до Гарриса осталось несколько шагов, Вамуке поднялся и бросился к оружию. В одно мгновение он схватил винтовку и зарядил ее. Увидев негра, зверь с ревом бросился на него. Но винтовка уже была в руках Вамуке. Он выстрелил, когда лев был всего в нескольких шагах. Огромный хищник упал, уткнувшись мордой в траву. Дрожащими руками Вамуке быстро перезарядил винтовку и осторожно подошел к нему. Зверь был недвижим. Из головы его по светлой желтой шерсти текла темная струйка крови. Вамуке подбежал к лежавшему вниз лицом Гаррису и осмотрел его. Серая рубаха была изорвана. По спине шли три длинные параллельные раны от страшных когтей. Голова была окровавлена. Вамуке осторожно перевернул Гарриса и приложил ухо к его груди. Белый был жив. Вздох облегчения вырвался у Вамуке. Он осмотрелся. Уотсон неуклюже спускался с дерева, то и дело натыкаясь на острые, твердые, как железо, шипы герары и вскрикивая от боли. Вамуке громко позвал Кикуви. Голос негра донесся издалека. Уот сон спустился наконец с дерева и приблизился к Вамуке, опасливо косясь на мертвого зверя. Пришел Кикуви. Негры соорудили носилки и, положив на них Гарриса, отправились домой.

Часа через два они вошли в ворота большого парка. Гадсби и несколько гостей сидели на веранде, пили виски с содой и играли в вист, когда из-за деревьев показалась процессия. Около дома негры остановились и положили носилки на траву. Гости и хозяева мчались уже вниз по лестнице. Впереди всех бежала бледная Анабелла. Все обступили лежавшего без сознания Гарриса. Уотсон, хмурый, стоял в стороне. Испуганно кричали женщины. Кто-то из гостей требовал доктора.

— Боже мой, что с ним? Мистер Уотсон, как же это случилось? — закричала Анабелла, едва сдерживая слезы.

— Лев… — мрачно ответил Уотсон, которому не хотелось распространяться на эту тему.

— Ах, он умер, умер! — повторяла Анабелла, в отчаянии закрыв лицо руками.

Вамуке робко приблизился к девушке и тихо сказал:

— Твоя не плачь. Бвана Гаррис не умирай.

Он поправил палочку в ухе и, слегка отставив ногу, принялся рассказывать о том, что произошло.

— Моя ружье нет, — начал он, посматривая по сторонам и ища сочувственного взгляда. — Бвана Гаррис ходит лес, потом стрелял. Лев прыгал на бвана Гаррис. Бвана Гаррис падай…

Вдруг сильный толчок оборвал его объяснения. Гадсби свирепо схватил негра за волосы и, отшвырнув его в сторону, коротко приказал слугам:

— Взять!

Несколько слуг набросились на ошеломленного Вамуке и заломили ему руки за спину.

— Посадите его в сарай! — Гадсби в бешенстве затопал ногами.

— Моя стреляй! — возмущенно закричал Вамуке, вырываясь из цепких рук державших его людей.

Он взглянул на Уотсона, желая найти у него поддержку, но англичанин смотрел в другую сторону, словно и не замечал, что происходит вокруг него.

Я тебе дам «стреляй»! — орал Гадсби так, что вздулись жилы на шее. — Отведите его, да смотрите, чтобы не убежал… Я тебя проучу, чтобы другим неповадно было! Вы, наверно, нарочно завели их в такие места, где много львов. Я давно уже замечаю, что ты змеей смотришь.

— Оставьте его! Негр сейчас все равно ничего не понимает от страха, — сказал повеселевший вдруг Уотсон. — Вы, мистер Гадсби, видимо, строгий хозяин.

Вамуке очутился в душном, темном сарае. В узкие щели пробивались тонкие яркие пучки солнечного света, в которых плавали мириады пылинок. Вамуке стал смотреть в щель на белых. Он увидел, как Уотсон что-то оживленно рассказывал Гадсби, размахивая руками, и как затем Анабелла долго трясла руку Уотсону, который при этом радостно улыбался.

Два дня просидел Вамуке в темном сарае без воды и пищи. На третий день пришли слуги и объявили Вамуке приговор Гадсби: пятнадцать палочных ударов.

Вамуке был наказан в тот же день в присутствии Гадсби. Затем Вамуке вместе с Кикуви отправили таскать камни, которые рабочие Гадсби рвали в скалах аммоналом и отвозили куда-то на двухколесных телегах, запряженных мулами.

Много дней Вамуке носил и дробил тяжелой кувалдой камни. Он потерял счет времени. Руки и ноги его покрылись ранами и болели от непосильной работы.

Однажды Кикуви, работавший вместе с Вамуке, не выдержав тяжелого режима, убежал. Долго о нем не было слышно. Потом его привезли избитого и худого. Надсмотрщик несколько раз «угостил» его своими огромными кулаками в присутствии всех рабочих и снова отправил таскать камни.

белых хозяев. Мзунгу иэ Кении хотят помочь мзунгу в Малайе убивать жителей страны. И два парня просили всех рабочих не помогать белым убивать народ Малайи, борющийся за свою свободу. Кикуви вспомнил о Гадсби и других мзунгу и бросил работу, хотя был голоден и у него не было ни денег, ни крова.

Не успели они объявить забастовку, как появилась полиция. Несколько негров, только что носивших ящики вместе с Кикуви, были убиты. Многие были ранены. Кикуви сбил с ног метко брошенным камнем офицера и крепко стукнул одного прислужника мзунгу.

Долго дрались они в порту. Но полицейские были вооружены, и рабочим пришлось отступить. Кикуви ударили прикладом в грудь. Он упал и едва не был растоптан толпой.

Два дня проходил Кикуви после этого по улицам Момбасы, ночуя на тротуарах.

Вамуке слушал, затаив дыхание.

Потом Кикуви рассказал, как он случайно встретил белого миссионера, который привел его в большой дом, где жило много негров, было много еды и почти не заставляли работать. Здесь жилось неплохо, и если бы с утра до вечера не приходилось слушать проповеди старого миссионера, было бы совсем хорошо. Но потом Кикуви нашли мзунгу. Старый миссионер очень рассердился, узнав, что Кикуви — беглый рабочий. Мзунгу отвезли его в Найроби, где Кикуви предстал перед судьей.

Судья был добрый старичок. Он ласково спросил, хочет ли он, Кикуви, работать у мистера Гадсби. Конечно, Кикуви ответил «нет». Тогда судья сказал, что Кикуви свободный человек, закон на его стороне и он может идти, куда ему угодно. Но тут вмешался мистер Лоу, вербовщик рабочей силы. Он показал судье толстую книгу, в которой когда-то Кикуви поставил маленький кривой крестик. Мистер Лоу сказал судье, что Кикуви обязался работать три года, но нарушил соглашение и убежал, чем причинил мистеру Гадсби большие убытки. Если Кикуви не хочет возвращаться на работу, он должен заплатить мистеру Гадсби убытки, которые тот понес, ибо его поля не будут полностью убраны. Он сказал, что Кикуви должен или работать три года, как он обязался, или заплатить мистеру Гадсби сто восточноафриканских фунтов.

Кикуви не все понял, что говорилось на суде, так как плохо понимал по-английски. Но в конце судья объявил ему, что он может идти куда угодно, если заплатит мистеру Гадсби требуемую сумму. Кикуви не мог уплатить сто фунтов, так как все его имущество состояло из старых штанов, и поэтому он был возвращен мистером Лоу на каменоломни.

Вамуке снова и снова расспрашивал Кикуви о больших краалях мзунгу, о Великой Соленой Воде, об огромных лодках и о многом другом, что поразило его воображение. Заснули они лишь под утро.

На другой день вечером в шалаш Вамуке и Кикуви незаметно проскользнули два человека. Люди сидели в полной темноте. Кикуви полушопотом снова рассказывал о своих странствиях. Слушали внимательно, не перебивая. Когда Кикуви кончил, Фатаки, бывший солдат-фронтовик, спросил:

— Ты не знал тех двух парней-свахили, которые просили вас не грузить пароходы для Малайи?

— Нет.

— Жалко. Я думал, ты знаешь что-нибудь об их организации. Не сами же от себя просили они вас бросить работу!

Кикуви не знал, об этом.

— Мзунгу надо выбросить из нашей страны. — Солдат засопел в темноте. — Вчера приходил ко мне один рабочий с соседней плантации, вместе воевали в Ливии, и говорил, что они там, у себя, готовятся занять землю, захваченную у них, а плантатора — в шею. Надо нам к ним присоединиться.

Все зашептались, обсуждая предложение Фатаки. Никто не возражал, что нужно выступать вместе, не знали лишь, с чего начать. Потом решили, что каждый из них осторожно поговорит с рабочими. Нужно подготовить всех к дружному выступлению. Аруми — негр лет тридцати, недавно присланный на каменоломню за драку с надсмотрщиком на плантации — обещал держать связь с неграми, работающими у мзунгу.

Каждый вечер эти четверо, иногда приглашая надежных людей, собирались, обсуждали план действий, делились своими впечатлениями от бесед с рабочими. Аруми рассказывал о том, что происходит на соседних плантациях.

Так шли дни. На каменоломне внешне все было попрежне му. Но людьми, согнанными сюда, постепенно овладевала решимость изменить свое положение, изменить жизнь.

Однажды, месяца три спустя после того, как возвратили Кикуви, Вамуке увидел спасенного им Гарриса. Белый был уже совсем здоров и задумчиво ехал верхом по дороге. Рядом не было надсмотрщика, и Вамуке подошел к всаднику, вытирая с лица пот и пыль.

— Бвана… — тихо сказал Вамуке.

Гаррис рассеянно взглянул на Вамуке и не узнал его. Он не отличал негров друг от друга, все они казались ему на одно лицо.

Вамуке, сбиваясь и путаясь, долго объяснял Гаррису обстоятельства его спасения. Наконец Гаррис понял.

— Бвана Гаррис проси бвана Гадсби отпусти моя домой, Вамуке много не хотел таскай больше камень, — сказал Вамуке, глядя в землю.

Гаррису стало жаль негра. Но он подумал, что Уотсон — его начальник — вряд ли будет доволен, если он, Гаррис, расскажет Гадсби эту историю. Он вздохнул, покопался в бумажнике и протянул Вамуке фунтовую бумажку. Негр отрицательно затряс головой и умоляюще повторил:

— Бвана Гаррис, проси бвана Гадсби отпусти моя домой.

В это время из-за поворота дороги, вздымая клубы пыли,

вылетела группа всадников, и Гаррис, не желая, чтобы Уотсон видел его разговаривающим с Вамуке, хлестнул коня и поскакал в гору, не ответив негру.

Вамуке со злобой посмотрел вслед удаляющемуся всаднику, презирая себя в эту минуту. Разве не он, Вамуке, обещал товарищам выступить вместе с ними против белых? Почему же он заботится только о себе? Вамуке осторожно огляделся. Нет, никто ничего не видел.

Вамуке никому не сказал об этом случае. Лишь через два дня под большим секретом поведал он Кикуви о разговоре с мзунгу.

— Так хорошие товарищи не поступают, — сказал его приятель сердито. — Ты должен думать не только о себе одном. Все вместе так все вместе.

— Ты никому не скажешь? — робко спросил Вамуке.

— Конечно, нет. Если другие узнают об этом, они будут избегать тебя. Ты просто не подумал, что говорил.

Попрежнему целые дни проходили в изнурительном, безрадостном труде. Но вечером, когда товарищи Вамуке собирались у него в шалаше или в одной из пещер каменоломни, жизнь становилась другой: люди воодушевлялись, обсуждали действия плантаторов, расправляющихся с неграми, Аруми рассказывал о битвах и столкновениях в других колониях, о которых он узнавал от друзей на соседних плантациях.

Иногда пели. Вамуке даже сочинил слова на известный ему мотив старой боевой песни племени маджичумви: