ВОЛНОВОЙ ЭФФЕКТ
ВОЛНОВОЙ ЭФФЕКТ
Эта же точка зрения преобладала и по другую сторону Атлантики. Осенью 1973 г. премьер-министр Эдвард Хиз был настолько обеспокоен арабским нефтяным эмбарго, вскоре усиленным забастовкой английских угольных шахтеров, что 21 октября пригласил в свою загородную резиденцию сэра Эрика Дрэйка из British Petroleum и Фрэнка Макфадзина из Shell. Встреча была настолько важной, что проводилась под завесой секретности: утечка информации могла нанести значительный ущерб, а премьер-министр был известен своей манерой и в лучшие времена не придерживаться спокойного тона, а уж тем более тогда, когда был раздражен и пылал гневом.
В своем обращении к двум приглашенным нефтяным баронам он указывал на то, что национальный долг их компаний – обеспечение бесперебойных поставок нефти, несмотря на наложенное арабскими государствами эмбарго. И Дрэйк, и Макфадзин возразили на это, что несут одинаковые обязательства перед всеми своими клиентами; действительно, патриотическая составляющая в их международных обязательствах была очень мала. Нефтяные магнаты также заявили о своих опасениях, связанных с тем, что активы их компаний в некоторых из производящих нефть арабских государствах могут быть захвачены, если станет известно, что Великобритания (которая вместе с Соединенными Штатами была главной целью эмбарго) продолжает получать нефть в прежних объемах.
Тогда премьер-министр со специфической свирепостью направил весь свой вулканический гнев на председателя British Petroleum, настаивая, что, поскольку 5 1% акций компании принадлежит правительству, именно она должна быть в первую очередь ответственна за то, чтобы поставки нефти в Британию продолжались без какого-либо существенного сокращения. Но сэр Эрик Дрэйк прибыл на эту встречу хорошо вооруженным консультациями юристов, поскольку ожидал, что Хиз обязательно поднимет этот вопрос. Его ответ был столь же коварен, сколь и умен, чего следовало ожидать от нефтяника. «British Petroleum, – сказал он раскрасневшемуся от гнева премьер-министру, – будет выполнять его инструкции только в том случае, если правительство оформит их документально и представит такие же официальные объяснения для тех стран, которые захотят оштрафовать компанию за сокращение поставок, возникающих вследствие обеспечения для Великобритании преференциального режима».
В этот момент встречи Эдвард Хиз понял, что игра подошла к концу; несмотря на все сосредоточенные в его руках высокие полномочия, подкрепленные в данном случае мощными взрывами его министерского гнева, нефтяные компании одержали победу и продемонстрировали лидеру избранного правительства, кто является реальным хозяином положения.
Но к концу года все мучения, связанные с эмбарго, внезапно закончились. Арабский мир снял нефтяную осаду с Европы, а в марте 1974 г. закончился и бойкот Соединенных Штатов. В конце того же года достаточным основанием для оптимизма британцев стала растущая уверенность в том, что месторождение в Северном море превратит страну в крупного экспортера собственной нефти, получившей известность под маркой Brent Crude, и что многократное повышение арабами цены на это сырье впредь будет сопровождаться невообразимыми доходами, текущими в казну британского казначейства.
И действительно, только осуществленное арабами раскручивание нефтяных цен сделало рентабельной весьма дорогостоящую добычу нефти в Северном море. Столь крутой и столь желательный поворот событий поместил отношения британского правительства с нефтяными магнатами и их компаниями на совершенно новую платформу. Этому способствовал и приход к власти лейбористского правительства во главе с Гарольдом Вильсоном, который победил Эдварда Хиза и его консервативную партию на выборах 28 февраля 1974 г.
Все это обещало нефтяной отрасли настолько высокие прибыли, что вопрос о контроле над нефтяными компаниями оказался первым пунктом политической повестки дня. Парламентский отчет за предыдущий год заострил внимание на льготах, предоставленных этим компаниям прошлыми правительствами в форме целого ряда щедрых уступок, включая самую спорную, связанную с возвратом налогов. Данный вопрос сконцентрировал на себе внимание политических деятелей всех трех партий. Даже консервативная партия, традиционно ратовавшая за свободу торговли, теперь склонялась к мысли о необходимости полного контроля над British Petroleum. С возвращением к власти лейбористов это стало задачей, за которую в пределах своих полномочий с особым энтузиазмом взялись многие, включая таких горячих социалистов, как Тони Бенн. В сложившихся условиях нефтяные компании, в частности British Petroleum и Shell, рассматривались с особым отвращением, что вызывало тревогу их топ-менеджеров.
Однако причин для беспокойства у них, так или иначе, пока не было. На самом деле Гарольд Вильсон, несмотря на все его левые убеждения, муссируемые в консервативной прессе, был прагматиком и достаточно хорошо знал силу нефтяных магнатов, с которыми не хотел конфликтовать. В любом случае перспективы прибыли, которую может принести добыча нефти в Северном море и амбициозные британские планы по поводу возможного ее экспорта, не противоречили добрым отношениям с нефтяными компаниями или непосредственно с OPEC.
Используемые нефтяными компаниями методы противостояния любому правительственному вмешательству в их дела были хорошо отработаны. Действительно, как только так называемые дикие люди в правительстве Вильсона и члены парламентской группы лейбористов выступали в поход, имеющий целью взять British Petroleum в более тесные объятия государства, чиновники из министерства иностранных дел начинали предостерегающе грозить пальцами, предупреждая, что подобные действия пойдут во вред компании, ухудшая ее положение в глобальном масштабе. Такая позиция не была неожиданной для премьер-министра Вильсона, который хорошо знал, что после отставки с поста главы министерства иностранных дел сэр Денис Гринхилл занял место в правлении British Petroleum. Для своей защиты нефтяные компании часто прибегают к помощи бывших высокопоставленных лиц, которые, имея хорошие связи с людьми, все еще занимающими высокие должности во властных структурах, при необходимости могут оказать нефтяным магнатам неоценимые услуги.
Тем не менее идея государственного управления тем, что вне зависимости от политических взглядов признавалось стратегическими национальными ресурсами, не являлась предметом жарких споров. Прежний премьер-министр, Эдвард Хиз, представлявший Консервативную партию, в свое время назначил министром энергетики аристократа и блестящего чиновника лорда Питера Каррингтона, обладавшего огромными политическим опытом. Он был главной опорой Хиза во время его сражения с Shell и British Petroleum пo поводу нефтяных поставок в Великобританию в период арабского эмбарго. А незадолго до того, как ему пришлось покинуть кресло премьер-министра в марте 1974 г., Хиз принял еще более выразительное кадровое решение, назначив министром энергетики Патрика Дженкина, который исповедовал тезис о том, что государство наряду с нефтяными компаниями должно быть активным «участником» эксплуатации стратегических национальных ресурсов.
Итак, правительство предложило приобрести контрольные пакеты акций во всех нефтяных компаниях, которые получили государственные лицензии на разработку нефтяных месторождений в водах Северного моря. Данное приобретение должно было осуществляться через находящуюся под контролем государственных учреждений компанию British National Oil Corporation (BNOC), имеющую штаб-квартиру в Глазго.
Создание BNOC представляло собой нечто большее, чем развитие идеи Уинстона Черчилля о том, что каждый сектор экономики, связанный со стратегически важным сырьевым товаром, к которым, безусловно, относится нефть, должен находиться под контролем государства.
Такое развитие событий разгневало нефтяные компании. Так, сэр Эрик Дрэйк из British Petroleum заявил, что честные намерения нефтяных компаний вновь подвергнуты сомнению. В Shell, разделяя ярость Дрэйка, тем не менее не выражали ее столь громогласно, демонстрируя, таким образом, качественно новый уровень своих политических навыков и ловкости, а также тот факт, что для достижения всех своих практических целей эта компания предпочитает действовать, как «государство в государстве». Shell, по крайней мере пока, решила придерживаться тактики, суть которой образно выразил Брер Рэббит: «лежать тихо и молча» или хотя бы говорить очень мало, поскольку момент для споров с правительством был явно неподходящим.
Но поддержание молчаливого достоинства перед лицом того, что было расценено нефтяными компаниями как несправедливая провокация, не означало (по крайней мере, для Shell), что они смогут избежать общественной ненависти. Даже при том, что наложенное арабами эмбарго, которое поставило нефтяные компании под мощный политический пресс, было снято, 1974 год оказался для них особенно тревожным периодом. 29 мая в New York Times появилось сообщение о том, что японская Комиссия по торговле возбудила в отношении Shell расследование, подозревая компанию в манипулировании ценами. В то время как подобные подозрения у этого антимонопольного органа имелись в отношении сразу 12 нефтяных компаний, Shell была единственной, кто попал под расследование. А в сентябре свою лепту в атаку на нефтяные компании внес президент Джералд Форд, публично выразивший свое негодование по поводу роста влияния нефтяных магнатов и их практики удержания цен на бензиновых заправках на искусственно высоком уровне. «Суверенные нации, – интонировал президент Соединенных Штатов, – не могут позволить, чтобы их политика или даже их судьба определялась искусственным искажением мировых цен на сырьевые товары».
В Великобритании некоторые из опасений нефтяных компаний, реальных и воображаемых, нашли свое подтверждение. В 1975 г. Вильсон назначил министром энергетики лидера социалистов Тони Бенна. Это назначение вызвало дрожь в коленях и у Shell, и у British Petroleum. Бенн, еще до того, как ему вручили министерский портфель, ясно дал понять, что убежден в том, что нефть Северного моря должна быть национализирована. Подобные взгляды вкупе с известной антипатией нового министра к тому, что он расценивал как злоупотребление нефтяных компаний своей неограниченной властью, вызвали острое беспокойство среди нефтяных баронов.
В своем дневнике Бенн сделал следующую запись, датированную 15 июля 1975 г.:
В 3.30 ко мне с визитом прибыл сэр Эрик Дрэйк из British Petroleum. Он сказал, что доля государственной собственности в капитале British Petroleum должна оставаться ниже 50 %, поскольку обратная ситуация уничтожит доверие к компании со стороны Соединенных Штатов, Новой Зеландии и других 80 стран, в которых работает British Petroleum. Поэтому он хотел, чтобы акции British Petroleum были проданы на свободном рынке, но не иностранным правительствам. Я отклонил это предложение. Кроме того, я собирался предложить Дрэйку взять на себя руководство BNOC, но он был настроен настолько негативно и враждебно, что я передумал. Я остался доволен нашей встречей и сделал вывод о том, что с этим человеком можно сотрудничать, хотя он и отъявленный тори.
Два дня спустя, 17 июля, Бенн делает в дневнике новую запись, отражающую степень порожденной нефтью коррупции:
Документы, поступившие за последние несколько дней, содержат новости из Нью-Йорка, где компания Exxon открыто призналась в том, что за прошедшие девять лет заплатила итальянским политическим деятелям и политическим партиям 51 млн долларов (20 млн фунтов). Это – более чем по 2 млн фунтов в год всего от одной нефтяной компании. Количество людей, которые могли быть подкуплены, посланы на преступление, шантажированы и убиты за эти 20 млн фунтов, не поддается воображению… Это еще раз убеждает меня в правоте нашей позиции, и я собираюсь использовать полученные факты в случае необходимости, чтобы защитить развитие BNOC.
Раковая опухоль нефтяной коррупции, поразившая все политическое пространство и отдельных людей в правительствах, была абсолютной реальностью, что очень беспокоило Бенна. Он слишком хорошо понимал, что Великобритании, как стране, глубоко вовлеченной в нефтяной бизнес, и ее эмиссарам, таким как он сам, теперь придется постоянно испытывать стремление пойти на компромисс при формировании официальной позиции. Он также сознавал, что не меньшим злом, чем коррупция, является практика применения репрессий, к которой прибегают многие из режимов, стоящих у власти в странах – производителях нефти.
Это понимание выразилось в записи, сделанной в его дневнике 10 января 1976 г.:
Один из самых непривлекательных аспектов в политике заключается в том, что независимо от ваших собственных взглядов и представлений вы вынуждены сотрудничать с представителями репрессивных режимов. Это в первую очередь относится к Советскому Союзу… и наша поддержка коррумпированного режима султана Омана выглядит ужасно…
Затем ситуация внезапно обострилась, поскольку, как становится ясно из следующей записи, начался новый этап сражения за Северное море. Нефтяники вновь перешли в наступление, обозначив новые линии фронтов.
Британский министр энергетики также не замедлил достать свою постоянно готовую к драке дубинку. Запись в его дневнике от 25 января 1976 г. снова переносит нас в загородную резиденцию премьер-министра. На этот раз, кроме него самого, здесь собралась следующая компания: премьер-министр Гарольд Вильсон, Дэвид Стил, ставший председателем British Petroleum после отставки сэра Эрика Дрэйка; его заместитель Монти Пеннелл и Франк Киртон, председатель BNOC.
Гарольд задавал бесконечные вопросы об Аляске, Иране и Канаде. Дэвид Стил из British Petroleum чувствовал себя неловко, поскольку не владел информацией. Монти Пеннелл, заместитель председателя British Petroleum, напротив, имел избыток фактов, а Франк Кертон не проронил ни слова… Затем Дэвид Стил приступил к изложению вопросов, волновавших British Petroleum: независимость, прибыль от месторождений Северного моря, деятельность компании в этом регионе и на международной арене. Он сказал, что «…акции British Petroleum, принадлежащие Банку Англии, представляют собой проблему. Мы можем предложить вам помощь, но не больше…» Когда был поднят вопрос о независимости, Гарольд завернул длинную и путаную метафору, сравнив British Petroleum с девственницей, брак которой так и не состоялся, поскольку невеста была холодна и подверглась насилию… это прозвучало весьма вульгарно… Стил вел себя миролюбиво, но твердо придерживался своей позиции. Пеннелл, являясь промышленником-тори, был настроен в основном враждебно. Фрэнк, казалось, терялся в этой компании, потому что BNOC была слишком слаба и не видела никаких признаков поддержки со стороны премьер-министра.
Таким образом, нефтяные компании вновь эффективно продемонстрировали свое влияние. Тем не менее наиболее отважный из политических деятелей, этичность поведения которого никогда не ставилась под сомнение, продолжал бороться. Из записи в его дневнике от 4 февраля 1977 г. следует, что Тони Бенн предпринял еще одну попытку добиться от нефтяных магнатов того, чтобы добыча нефти в Северном море принесла как можно большие выгоды для Великобритании.
Я провел долгие переговоры с представителями компании Amoco, которые начались в понедельник вечером, продолжались до полуночи и, как предполагалось, должны были окончиться заключением соглашения во вторник. Однако они провалилась из-за того, что президент Amoco Europe м-р Оун, исполнительный директор Норман Рабаш и юрист компании Эд Биссетт отказались подписать документ в том виде, в котором его подписали представители Shell и Esso, а именно: подтвердить свои намерения относительно технологий нефтепереработки в Великобритании, выразить готовность к применению методов оптимизации использования нефти Северного моря, а также согласиться с тем, чтобы вести торговлю, стремясь максимизировать выгоды Великобритании. Они объяснили свой отказ тем, что подписание документа, по их утверждению, возложит на компанию юридические обязательства инвестировать 100 млн фунтов в нефтеперерабатывающий завод в Милфорде, к чему они не готовы. Тогда я спросил Фрэнка Киртона, поддержит ли меня, если я приму жесткое решение, и он, в конце концов, ответил утвердительно. После этого я пригласил Оуна и Рабата на отдельную встречу без посторонних в 11.15. Они, видимо, были предупреждены относительно моих намерений, и думаю, хотели убедиться в этом лично… Я спросил их, в чем состоит проблема. Они дали длинное объяснение, заключавшееся в том, что все меняется настолько быстро, что они не успевают проводить модернизацию, и сообщили, что разработали свой вариант соглашения. Я сказал: «Эта тема не обсуждается. Мы собирались уладить все дела еще в пятницу и подбирали формулировки очень тщательно».
Они сказали, что совет директоров никогда не даст им полномочий для осуществления таких инвестиций.
На это я заметил: «Вы говорили мне, что у вас есть все полномочия, чтобы обсуждать эти вопросы».
«Хорошо, – сказали они, – вы будете рассматривать наш вариант проекта соглашения?»
«Нет. Я не могу выходить за рамки соглашения, подписанного Shell и Esso».
Рабаш побледнел.
Я продолжал: «Вы должны понимать, что имеете дело с Правительством Ее Величества. Мы не потерпим никакого давления. Вы ведете переговоры не с шейхом в 1940-х гг., а с британским правительством в 1970-х».
«Хорошо, – сказали они, – но речь идет о 100 миллионах…»
«Я никогда не упоминал про 100 миллионов, – сказал я. – Вы сами это придумали, а затем заявили, что это является препятствием. Мы никогда ни о чем вас не просили, но ваша рыночная политика требует подробного обсуждения… вот о чем идет речь. Вы должны выразить свое отношение к предложению правительства нашей страны, и если решите не присоединяться к добровольному соглашению – это ваше дело. Извольте оповестить меня о своем решении до конца дня».
Я пылал гневом. Эти переговоры навсегда останутся в моей памяти. Если Amoco откажется от сотрудничества, они будут исключены из числа участников и не получат лицензию на нефтедобычу.
Данный эпизод иллюстрирует поведение нефтяных компаний, которые не прикладывают ни малейших усилий в попытках оценить общий климат, прежде чем сесть за стол переговоров с правительствами. Кроме того, это глава приводит яркие примеры для понимания того, в чьих руках сосредоточена реальная власть. Тем, кто умеет видеть и слышать, совершенно ясно, кто стоит за дирижерским пультом, когда нефтяные магнаты играют свою мелодию.