НОВЫЕ МЕТОДЫ И ЕДИНЫЙ ПЛАН КУЛЬТРАБОТЫ (ДОКЛАД НА СОВЕЩАНИИ ПО ВОПРОСАМ НАРОДНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ПРИ МК ВКП(б)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НОВЫЕ МЕТОДЫ И ЕДИНЫЙ ПЛАН КУЛЬТРАБОТЫ (ДОКЛАД НА СОВЕЩАНИИ ПО ВОПРОСАМ НАРОДНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ПРИ МК ВКП(б)

Партсовещание предполагалось собрать давно, и теперь уже никто даже всерьез не верит, что партсовещание состоится, но дело в том, что в этом году очень многое изменилось. В этом году все политическое положение, вся ситуация, широкое развитие колхозного движения, все то, что происходит в рабочей среде, — все заострило вопросы народного просвещения. Особенно много внимания привлек вопрос о кадрах, вопрос о массовой политпросветработе, о массовых формах школьной детской работы — все эти вопросы приняли чрезвычайно большую остроту, начинают разрешаться под давлением снизу, и стихийно идет разрешение этих вопросов. Сейчас как раз наступил такой момент, когда эти вопросы должны уже влиться в определенное русло, и необходимо, чтобы партия по этому вопросу высказалась. Поэтому на 25 апреля назначено партсовещание, которое на этот раз, несомненно, состоится. Уже назначена комиссия по руководству — одним словом, делаются все те шаги, которые предпринимаются, когда всерьез подготовляется партсовещание, так что я думаю, что сомнений никаких быть не может.

Какие вопросы будут на партсовещании обсуждаться? Первый вопрос — о системе народного образования, затем — о новых методах работы и едином плане всей просвещенческой работы и затем — вопрос о реорганизации органов народного образования. Конечно, все эти три вопроса самым теснейшим образом между собой связаны.

В каком разрезе будет ставиться сейчас вопрос о системе народного образования? Не в том, что надо изменить как-то программу партии, основная установка которой верна, а в том, как всю систему народного образования сделать настолько гибкой, чтобы она соответствовала потребностям момента.

С другой стороны, говорить о системе народного образования сейчас, конечно, нельзя, не говоря в то же время, какими путями эту систему надо провести в жизнь, какими путями надо осуществить эту систему. Поэтому вопрос сейчас идет не о том, чтобы написать хорошую резолюцию, а о том, чтобы провести действительно в жизнь эту систему и провести ее последовательно до конца.

Наконец последний вопрос — вопрос о реорганизации органов народного образования — также органически связан с этим вопросом, потому что немыслимо думать, что те новые методы, которые зародились в самой гуще жизни, что вся эта гибкость, которая требуется текущим моментом от всей системы народного образования, могут быть осуществлены, если наши органы народного образования будут работать тем темпом, которым они работали до сих пор, и не будут как-то лучше построены, лучше приспособлены к тем задачам, которые они должны проводить.

Я намечена докладчиком по вопросу об едином плане и о новых методах культработы.

Вот, если позволите, я охотно скажу то, что пришлось подработать по этому вопросу. Конечно, частично придется затронуть и систему народного образования, но вопросов работы высшей школы, профессионального образования и т. д. я вовсе не буду касаться в своем докладе.

Так вот позвольте остановиться на вопросе о методах работы. Первое, что характеризует всю нашу просветительную работу — и политпросветскую и соцвосовскую, — это тот размах, который она приняла.

Первые годы революции приходилось думать не столько о размахе работы, сколько об основных принципах ее. Приходилось проводить громадную ломку старого. Теперь уже нам кажется естественнее естественного, что у нас — школы совместного воспитания, что у нас религия из школы изгнана, что наша клубная деревенская работа проникнута политикой, связана с жизнью и т. д. Основные принципиальные взгляды так глубоко вошли в жизнь, что мы забыли, что это взято с бою.

Первое время особое внимание обращалось на то, чтобы показать, как надо делать. В первые годы мы особенное внимание обращали на то, чтобы создать целый ряд показательных учреждений: показательных школ, изб-читален, показательных клубов. Когда приезжали иностранцы, их возили обыкновенно в наши лучшие показательные школы и показывали там новые методы, на которых мы строим наше народное образование.

Но сейчас, конечно, момент совершенно другой. Сейчас у нас революция поднимается на высшую ступень, то, что происходит в деревне — коллективизация и целый ряд связанных с нею процессов, та усиленная образовательная работа, которая идет в низах, и в городе и в деревне, — все это заставляет ставить вопрос, что теперь дело не в том, чтобы создать некоторое количество прекрасно оборудованных Домов культуры, некоторое количество прекрасно оборудованных опытно-показательных школ; сейчас вопрос стоит в поголовном обслуживании масс. Этот вопрос поставлен сейчас жизнью со всей остротой. Сейчас просто масса требует этого настоятельно. Если мы раньше, положим, говорили о пользе детских садов и хотели показать, как они должны работать, то теперь уже приходится говорить не об этом, а о том, как всех дошкольников обслужить детскими садами.

Интересен пример Саратова. Там нашли путь, каким образом провести в жизнь обслуживание всех ребят дошкольного возраста. Город разделен на участки. Выбрали участок в сто пятьдесят семь семейств и начали с того, что без гроша денег постарались устроить на этом участке обслуживание всех дошкольников. Как там это сделали? Выбрали помещение, куда удобно было всем приходить, и заведующий отделом народного образования с определенной группой товарищей сидели с утра до вечера и разговаривали со всеми матерями данного участка. С каждой матерью говорили они о преимуществах дошкольного образования и вместе с ней высчитывали, сколько ей обходится сейчас ребенок и сколько будет обходиться, когда он будет в детском саду. И удалось убедить всех матерей. Каждая мать добросовестно говорила, сколько она может внести на содержание своего ребенка. Причем товарищ, который это рассказывал, отмечал чрезвычайную добросовестность матерей, когда они увидели, как по-деловому и с каким вниманием к их ребятам обсуждается этот вопрос. Одна говорит: «Я могу вносить 2 рубля… ах, нет — я могу вносить еще 50 копеек, потому что беру на дом штопать чулки, этим подрабатываю». Оказалось только несколько человек, которые не могли вносить денег или могли вносить меньше того, что стоит содержание ребенка в течение дня. Но тут развили такую агитацию, что жители этого участка, которые даже не имели детей-дошкольников, захотели принять в этом участие. И удалось без одной копейки ассигнований устроить детский сад для всех ребят участка. Причем устроили его просто, не загружая нянюшками, а устраивая дежурства матерей. Это, как они его называли, «кооперирование матерей» дало прекрасные результаты. По этому участку стали равняться и другие участки. Тут уже началось соревнование между ними. Бригада, которая поедет в Саратов, расскажет, добились ли там уже полного охвата детей-дошкольников, или обслуживают их на 50–80 %, но, во всяком случае, в Саратове добились того, что ребята-дошкольники в своей массе обслужены детсадами. Это, конечно, громадное завоевание. Поголовное обслуживание изменяет весь характер нашего обслуживания.

Этот пример особенно характерен, когда слушаешь орехово-зуевских работниц, рассказывающих, как у них открылся сад на тридцать человек, — работницы говорят: «Я бы тоже согласилась платить за своего сынишку, ведь я все равно няньке плачу, а няньке самой надо учиться, да, креме того, я хочу, чтобы мой ребенок по-новому воспитывался». А ей говорят: «Ты к бедноте не принадлежишь, устраивают детский сад для наиболее плохо оплачиваемых работниц, для бедноты, а ты получаешь хорошее жалованье, и поэтому твоего ребенка не берут».

До сих пор на необходимость создания массовых дошкольных учреждений не обращалось столько внимания, сколько нужно. Сейчас мы переходим к поголовному обслуживанию детей. Раскачался, скажем, Саратов, еще, может быть, пара мест, но путь уже проложен, уже нащупан метод, с которым надо подходить к разрешению вопроса.

Возьмем другой вопрос — о всеобщем обучении. У нас этот вопрос долго обсуждался, напечатали много книжек, в которых делаются выкладки, через сколько лет и на сколько процентов мы сумеем обучить ребят, а половина ребят благополучно растет неграмотной. До последних лет всё были больше разговоры, как это сделать. Вдруг такая самая нищая, самая бедная область, как Центрально-Черноземная, о нищете и бедноте которой все прекрасно знают (в смысле благосостояния крестьянства это самая отсталая область: густопсовые помещики сумели так забить крестьянство, что беднота там чрезвычайная, и никогда никому и в голову не приходило, что ЦЧО может что-то такое показать), взяла и вынесла постановление с этого же года, с января 1930 г., ввести всеобщее обучение. Стали освобождать для этого избы, установили трехсменные занятия, мобилизовали всех, кого могли, открыли 2500 комплектов и ввели всеобщее обучение для восьмилеток. Это новый метод поголовного обслуживания, который сразу все старые расчеты, выкладки, «радиусы» смел, — массы подошли без всяких «радиусов» и провели всеобщее обучение. Такой подход, революционный метод, характерен для настоящего времени.

Мы толкуем, что надо построить районные Дома культуры. У нас вопрос этот в периоде обсуждения, а в Краснополянском районе[187], где образовалась мощная коммуна, охватывающая шестидесятитысячное население, Дом культуры уже создан. Краснополянская коммуна образовалась на основе старой коммуны — еще со времен Колчака. Там есть еще старуха, которая в 1922 г. молилась за то, чтобы коммуна сохранилась, а теперь эта старуха богу уже не молится, говорит: «Нет, уж теперь не верю в бога». Мы тут разговариваем о Домах культуры, а в Краснополянском районе построили Дом культуры (на сорок восемь селений), в котором все время идет подготовка нужных работников: обучаются агрономы, подготовляются ликвидаторы безграмотности, заведующие яслями; проходят одна конференция за другой, на которые каждое селение посылает своих представителей. При Доме культуры образовалось два показательных участка, на которых поголовно ликвидируется безграмотность, поголовно обслуживаются и обучаются ребята.

Этот метод поголовного обслуживания представляет собой нечто совершенно новое, что, конечно, должно отразиться и на всей системе народного образования, и на самом нашем аппарате.

Возьмем ликвидацию безграмотности. Еще года два тому назад приходилось писать о «стабилизации» безграмотности, а сейчас мы имеем чрезвычайно большой размах. Правда, недостатков всяких очень много. В том же Краснополянском районе из охваченных ликпунктами как следует обучалось грамоте только 20 %, а остальные получили только общее развитие. Это, конечно, никуда не годится, но все же идет поголовное обслуживание и меняет характер всего просвещения. Тут количество переходит в качество.

Сейчас меняется и характер работы. Все уже стало насквозь пропитано политикой, во всякой мелочи нашей жизни — во всем политика. Докатилось это до самых низов деревни, и поэтому невозможно ничего делать, не упираясь в политические вопросы. Поэтому стихийно и неизбежно на ликпунктах также вводится час политграмоты. Работа, ведущаяся с матерями, связывается также с политикой. Нет такого уголка просветительной работы, который бы не был связан с политикой. Правда, тут есть некоторые трудности. Берешь букварь и читаешь: «Паша пахала», — и все возмущаются: «А где же колхоз?!» Или говорится о рабочем — и все возмущаются: «А где же соцсоревнование?!» Госиздат вопит: «Что же делать? У нас старые буквари, соцсоревнования в них нет, колхоза нет — вы буквари не хотите брать», — и начинают составлять вкладки.

Политикой пропитываются сейчас все стороны жизни, Приходится пересмотреть и программу первой ступени, еще больше — программы школ крестьянской молодежи. Теперь нет уже школ крестьянской молодежи — они уже получили новое «крещение» — школы колхозной молодежи. Не в названии, конечно, дело, но оно отражает известное устремление, необходимость все органически связать с политическими вопросами, — и все вопросы обязательно связываются с политикой. Мы знаем, что в разгар революции буквари наши сразу приняли политический характер; тогда в них писали: «Мы не рабы, рабы не мы». Потом «рабов» вытеснили опять «Даша», «Паша», «Маша». Теперь, как и во время первых лет революции, все проникнуто политикой — и иначе и быть не может. Это другое коренное изменение…

Теперь вопрос о руководстве. Как велось руководство раньше? Много шкафов стоит в Наркомпросе, а там много лежит подшитых бумаг (правда, теперь никто в них не разберется). Вот хорошо написанные резолюции, направленные в губернии, из губерний — в уезды, а из уездов — в села. Это можно сказать не только о Наркомпросе, но и о всех наших органах просвещения. Хороших резолюций много, но все же нет сейчас того руководства, которого требует жизнь. Жизнь требует живого, непосредственного руководства. Вот, например, вопрос: как работать с сезонниками, которые приходят в совхоз, — не только со строителями, а и с сельскохозяйственными сезонниками: косарями, огородниками и пр.? Какая-нибудь работа с ними ведется? Не ведется, а должна вестись. И вот давай руководство сейчас, как вести работу с сезонными сельскохозяйственными рабочими! Где, в какой резолюции об этом сказано? Искать некогда: руководство нужно немедленное.

Другой вопрос — кажется, такой простой вопрос — о кооперации. Сколько уже об этом говорили, а как организует кооперация потребителя? Вот у нас было недавно заседание Политпросветкома, и слушали мы доклад товарища из потребительской кооперации: столько-то отчислено на ликвидацию неграмотности, столько-то — на покупку книг и т. д. Все это очень хорошо, но как вы организовали потребителя? Говорят, надо иметь руководство. А дело не ждет: встает вопрос во весь рост о Новой организации потребителя.

Вот, я помню, как мне пришлось жить в Швейцарии во время войны и приходилось хозяйничать около газовки, около которой целый «женский интернационал» хозяйничал и где попутно обсуждались разные вопросы. Вот однажды и говорят: «Вы читали объявление, что по вторникам и субботам просят не есть мяса, так как с мясом затруднения?» А я пошла как раз и купила мясо, потому что лавки были открыты. Но ведь было объявление, что мяса не покупать. Я тогда спрашиваю: «Как же будут проверять, по квартирам что ли будут ходить?» — «Ну кто же, — заметила хозяйка, жена сапожника, — если написано, что есть затруднение с мясом, будет покупать, разве какой-нибудь иностранец-буржуй, а ни один рабочий мяса есть не станет». Вот это называется «организованный потребитель»! А у нас на этот счет как? Пошел разговор, что перец появился, — вали полтора кило перца. А что делает потребительская кооперация? Потребкооперация «отчисляет» столько-то процентов на ликвидацию неграмотности. Дело хорошее, но как она должна оповещать потребителя, как должна влиять на спрос, как должна культурно работать с потребителем, — как это она делает, насколько втягивает в это дело массу? Да неизвестно! Где найти руководство? Писать резолюции? Но ведь их теперь никто читать не будет!

Жизнь выдвигает такой способ руководства. Возьмем Саратов. Задумали там крестьянский университет. Когда мне первый раз стали говорить об этом, я сказала: «Ну саратовцы все выдумывают!» А теперь, послушав, что товарищи рассказывают про крестьянский университет, и, вдумавшись в этот вопрос, я вижу, что создана новая форма руководства. Что же делают в Саратове? Пишут книжки по актуальным вопросам текущей политики: социалистическая реконструкция промышленности, кооперативный план Ленина, колхозное строительство и т. д., — к этим книжкам приложены конспекты лекций, при этом указано, как работать с разными слоями населения, как прорабатывать тот или другой вопрос с колхозниками, с беднотой, с женской аудиторией и т. д. Такие книжки крестьянский университет рассылает в адреса учителей, политпросветчиков, агрономов, ветеринаров, техников — тех, что живут на селе, — мобилизует их и говорит: «Вот через столько-то месяцев приедет комиссия, будет проверять, и тогда — пожалуйте зачет, что вы из книжки усвоили и что вы по этой книжке сделали». Метод получается немножко военный: посылают книжку — учи ее, читай и по ней работай. Мне приходилось получать письма от саратовских учителей, которые мне писали: «Кому вы это дело народного просвещения отдали? Как учитель тут может жить? Не считаются с ним, заставляют учить одно, другое и третье». Но масса требует знаний. Надо, чтобы все понимали, что такое социалистическая реконструкция промышленности, в чем состоит кооперативный план Ленина. Может быть, это не по сердцу всем работникам. Есть известная часть, которая не захвачена этим общим энтузиазмом, которая не понимает задач момента. Но приходится идти в ногу с жизнью, и в этих требованиях нет ничего противоестественного и нет особого зажима. Ведь мы же требуем для преподавания во второй ступени известного обязательного минимума, и для того, чтобы преподавать в школе I ступени, тоже требуется определенная сумма знаний. Так что" требование известной суммы знаний от культурных работников вообще обычно. Тут форма только другая. Но тут что характерно? Что руководство дается не книжное, а непосредственное.

Всеобщее обучение, ликбез необыкновенно расширили кадры тех, кто привлекается к культурной работе. Сейчас к этой работе привлечен целый ряд таких работников, которые раньше стояли в стороне. Привлекается учащаяся молодежь, посылаются товарищи в деревню, и название особое сложилось — «культармейцы». Делаются досрочные выпуски в вузах, в техникумах, в школах I ступени, и молодежь едет в деревню. Например, в Центрально-Черноземной области, в Орловском округе, крестьяне выезжают навстречу молодежи с валенками, тулупами, отводят им место, где жить, и сейчас второступенец, который иначе не знал бы, с какой стороны ему за работу взяться, сразу оказывается в другой обстановке и сразу начинает вступать в работу. То, что мы знаем об Орловском округе, о Курском округе, о Нижней Волге, — все это показывает, как осуществляется совсем новый подход и как эти культармейцы, поставленные лицом к лицу с жизнью, находят такие методы работы, которых раньше не видано и не слыхано было. В очень многих случаях это дает прекраснейшие результаты, но только в том случае, если с культармейцами ведется какая-то работа. Мы видим такую картину в Саратове, в Воронеже, в целом ряде других городов, где вузы начинают обрастать целым рядом курсов, подготавливающих культармейцев. Это уже другой вид руководства — это работа с широкими кадрами вовлекаемых в культработу. Это тоже то новое дело, которое отличает нашу просветительную работу в данный момент от просветительной работы прежнего времени. Кадры культармейцев расширяются и увеличиваются.

Есть еще новое, о чем четко говорится в программе партии, но что часто оставалось на бумаге, — это необходимость вовлекать само население в работу. Возьмем клубы. В клубах было обязательное членство, так что вовлекалась не вся масса. Затем возьмем школы — были совсоды, тоже не очень широкие, работа была и здесь ограниченна; то, что называется советами по народному образованию, в жизни почти не практиковалось. Широкие массы не вовлекались в работу, а главное — масса рассматривалась как объект педагогической пропаганды. Вот, скажем, надо было работать с членами клуба, но включались они в работу плохо, им не давали самостоятельной работы. Самодеятельность масс не была организована.

Как пример я приведу следующий случай. Недавно проходил съезд по жилищной кооперации. Зашла я на этот съезд. Подходит ко мне группа женщин, и начинает одна из них «плакать»: «Я, — говорит, — в группе по подготовке работниц по детским садам». Спрашиваю: «В чем же дело, что неладно?» — «А вот, — говорит, — к работе не подпускают, учат, а к работе не подпускают». Вот этого недопускания к работе масса терпеть не может.

Сейчас самое важное — это активность масс организовать, и под этим углом зрения необходимо построить работу. Мы начинаем хорошие вещи, но дело у нас постоянно срывается, и срывается потому, что, по существу, в дело не втянуты массы. Когда мы будем эту самодеятельность масс организовывать, тогда дело пойдет.

Еще пример. Вы знаете, как идет работа с выдвиженцами. Идет выдвиженец в аппарат с уверенностью, что он аппарат весь перевернет, а его аппарат начинает затягивать, как тина. Выдвиженец сопротивляется, не желает тонуть в болоте, но, как ему сопротивляться, он не знает, и вот первое время замечается чрезвычайное нервничанье выдвиженца.

Какие тут методы? Поставить выдвиженца на самостоятельную работу. Пока выдвиженец находится в аппарате, ему кажется, что к нему невнимательно относятся, а когда он идет, например, на инспекторскую работу в деревню, тогда он со своей пролетарской точки зрения умеет подойти к вопросам, поставить вопросы — нажать на фининспектора, если фининспектор неправильно действует, нажать на бюрократа, который закрывает избы-читальни не вовремя; своим пролетарским чутьем и настойчивостью он влияет на массу, на актив. Когда он видит, что знания, приобретенные в аппарате, помогают ему добиться результатов, он уже совершенно иначе себя чувствует. Таким образом, вопрос самостоятельной работы — это один из основных вопросов в организации самодеятельности масс.

Все эти вопросы о новых методах работы, конечно, отзываются на постановке всего дела народного образования. Отзываются эти методы и на наших вузах. Когда мы бросаем наших студентов на массовую работу, сначала им кажется, что они не для того учились, чтобы заниматься какой-то ликвидацией безграмотности, или не для того они учились, чтобы руководить «вводными курсами в производство», а для того, чтобы быть инженерами. Но когда они соприкасаются с массами, то скоро начинают понимать, что значит «уча — учимся». Они видят, что они и того, и другого не знают, — здесь начинается серьезная самопроверка. Поэтому студент, который работает с массами, уже не тот, который сидит только над книжками.

Американский ученый Тейлор, когда пишет о профобразовании, говорит, что необходимо, чтобы студент высшего учебного заведения годик поработал на производстве рядом с рабочим в таких же условиях, что и рабочий, не получая никакой привилегии, на одной ноге с ним работал, — тогда он будет настоящим специалистом, который не только пишет какие-то планы, но умеет свои планы и проверять. Сейчас у нас это идет стихийно, и жизнь требует того, чтобы студенты шли в массы. Многим, особенно старой профессуре, это кажется нарушением учебных порядков, сами студенты не всегда идут охотно; но массовая работа — это школа, через которую должен всякий специалист пройти. И вузовская работа сейчас принимает несколько другой характер — гораздо более глубокий, чем это было раньше.

Здесь мы подходим еще к одному вопросу. Мы знаем, что в хозяйственной области у нас — пятилетка. У нас каждый малыш о пятилетке говорит, пионеры всё толкуют о пятилетке. Приезжал к нам один американец. Когда наш работник, т. Киров, стал рассказывать ему, как мы ведем пропаганду пятилетки, американец все повторял, что это удивительно. «Неужели вы это делаете — уделяете так много внимания этому вопросу? У нас ничего подобного нет», — говорил он. Ему рассказывали о всех плакатах, о диаграммах — обо всем, что делается по пропаганде пятилетки. Надо сказать, что размах пропаганды пятилетки у нас чрезвычайно большой.

Кто не знает про пятилетку, про плановую работу, про промфинплан? Все знают, что надо действовать по плану. Это уже вошло в жизнь. А вот насчет культурной работы, что и тут надо по плану делать, — этого еще никто не знает. А если бы кто-нибудь обмолвился, что надо планово работать, то сам он хотя и скажет, что надо планово работать, но думает, что это еще не скоро будет. Возьмите село: тут у вас и детский дом, и школа, и изба-читальня, а школьники пишут: «У нас нет книжек», — и пионеры пишут: «У нас нет книжек», — и детский дом пишет: «У нас нет книжек», — и изба-читальня пишет, что нет книжек. А если бы сложили гроши вместе, были бы книжки. Детский дом рядом, но ничего не знает об избе-читальне. Школа ничего не знает о детском доме, живут точно на необитаемом острове. Нет не то что плановой работы, а нет и элементарной связи, скажем, между избой-читальней и школой. Тут нет никакой увязки, нет культурного комбината, нет плановости в работе.

У нас при Наркомпросе работает Комитет политпросветработы. Он имеет большое значение. Очень редко кто-нибудь из Московского отдела народного образования заглядывает в Комитет политпросветработы. Мы думали, что туда будет заходить не только один т. Артамонов, а вообще Моно в целом будет больше интересоваться этой работой. Но вот т. Артамонов видел, знает и всеми косточками чувствует, как мы врассыпную все работаем: отдельно профсоюзы, отдельно кооперация, отдельно Политпросвет и отдельно Колхозсоюз. Когда мы поставили злободневный вопрос о работе в колхозах, то к нам пришли представители от сорока организаций, работающих среди взрослых. Таких организаций уйма, но каждая организация работает сепаратно.

Когда профсоюзы сейчас перестраивают свою работу, то они ее перестраивают так, что неизвестно, куда культотделы делись. Но все же попробуйте поговорить с культотделами (прошлыми или будущими) об общей плановой работе — немножко трудновато договориться, а с кооперацией еще труднее. Каждый говорит, что руководства нет, а когда говоришь, что надо по одному плану работать, то отвечают: «У профсоюза деньги — вы на деньги заритесь!» А вот в Бежице, в семи километрах от Брянска, был народный дом на шестьсот человек, профсоюз же теперь через улицу построил Дом культуры и затратил миллион. Насчет неграмотности профсоюз говорит: «Ну что мы будем заниматься ликбезом? Это дело отдела народного образования, пусть он занимается; детсадов кот наплакал» — и т. д. Так сейчас идет растрата сил и средств.

В Орехово-Зуеве оказалось двадцать две библиотеки профсоюзные, несколько кооперативных, одна детская библиотека, и все они действуют каждая за себя. Одна купит научных книг, а популярные забудет, две библиотеки рядом купят одну и ту же литературу. Такой разнобой, что через улицу один завод металлический, другой текстильный, но если в библиотеку металлистов придет текстильщик, то ему книги не дадут.

Я была в Ростове-на-Дону — там великолепный Дом культуры имени Ленина. Неплохая там и библиотека. Я спросила библиотекаря: «Ну а если зайдет к вам крестьянин из колхоза и попросит книгу, вы ему дадите?» Библиотекарь посмотрел на меня подозрительно и сказал: «Пусть он посмотрит, как рабочие живут, а книжку мы ему не дадим». Оказалось, что дают книги только железнодорожникам; есть там большой завод — Сельмашстрой, у которого своя плохая библиотечка, но эта хорошая библиотека к ней никакого отношения не имеет — большой разнобой и страшная неорганизованность. Этому должен быть положен конец.

Я думаю, что это ясно, но даже практически чрезвычайно трудно проводится единый план. И надо, чтобы партия сказала свое авторитетное мнение, потому что, если не будет определенной партийной директивы, мы еще долго будем канителиться с этим делом и будем работать не по единому плану, а врозь, бессистемно, бесперспективно.

Какой должен быть план? Он не может быть произвольным, это не бюрократический план — не то, что взять и высчитать: столько-то селений, на каждое селение столько-то учреждений, — взять перемножить, сократить и т. д. Не так подходить надо. Надо такой план строить на основе состояния и развития хозяйственной жизни — тогда он будет настоящим планом. Мы знаем: состояние промышленности и сельского хозяйства в крае такое-то, в этом округе — такое-то, в этом — такое-то и т. д. Сообразно этому нужен и разный подход. Население разное — и потребности разные. Каждый край имеет свое прошлое, свой национальный состав, свой культурный уровень. Все эти особенности надо учесть и на основании их построить план, в котором можно защитить каждую цифру и доказать, что нужен именно такой, а не какой-нибудь другой план. Только тогда этот план будет построен на хозяйственной основе. Он должен быть оперативным. Необходимо, чтобы все организации объединили свои средства, объединили свои силы, распределили между собой работу, заключили между собой генеральный договор, который обязывает каждую организацию вести работу, и тогда общими усилиями удастся сдвинуть дело с места.

Если мы сейчас посмотрим на деревню, она, конечно, другая, чем была двенадцать лет тому назад, но все же поразительно, когда изо дня в день читаешь в газете о каком-то «антихристе» и т. д. Думаешь, неужели за эти годы мы настолько культурно не продвинулись, что у нас еще так много отсталости? Когда слышишь, что на таком-то заводе пришедший из деревни рабочий в машину всунул лом, чтобы убедиться, справится ли с ним машина, и завод, работающий на конвейерной системе, из-за этого останавливается, или что рабочие не вышли на работу, потому что «надо выгнать скот в поле», — когда все это слышишь, то думаешь: «До чего мы отстали и как от этой нашей отсталости страдает все развитие нашей страны!»

Несомненно, что партсовещание подойдет к этому вопросу со всей серьезностью и, надеюсь, даст нам новые твердые установки, даст возможность широко развить громадную массовую работу.

1930 г.