Где живет русская любовь?
Где живет русская любовь?
При сочетании слов «Православная Цивилизация» перед глазами предстает множество храмов, блеск свечей, слышатся малиновый колокольный звон и раскатистые песнопения. Верно ли такое представление о Православной цивилизации? Разумеется, оно — верное, ибо в самом деле центром каждой общины на Руси с давних пор был сияющий золотом храм. Но вот полное ли оно?
Вера, замкнутая в соборах, но бросающая на остальную жизнь народа лишь редкие отблески. Люди чувствуют себя православными, только лишь ступая на ступени храма, и теряют это чувство, сходя с них. В них вцепляется иная жизнь, имеющая свои законы, чаще всего отличающиеся от установленных Церковью с точностью до обратного.
Если главную ценность Православия можно выразить одним словом — ЛЮБОВЬ, то основная ценность возникшего в России общества — это цена. Количественная, конечная цена, которой ныне измеряется все, от товаров на магазинных прилавках до человеческих душ (фактически ценность души человека ныне определяется размером капитала, находящегося в его владении).
Разумеется, среди православных людей есть отдельные подвижники, способные строить свою жизнь вопреки напору общества. Но таких людей — единицы. А подавляющее большинство людей, считающих себя православными, на самом деле остаются православными лишь когда присутствуют в храме. Что поделаешь, слаб человек…
Очевидно, что православие явилось на Руси намного раньше, чем пришел ее современный общественный порядок. Поэтому очевидно, что он — пришлый. Очевидно, он соответствует ценностям, выработанным учением Кальвина, породившим европейский (а позже — и мировой) капитализм. Ценности Православия практически несовместимы с этим учением, выплеснувшимся теперь на обыденный, бытовой уровень. И, скорее всего, сосуществовать на русской земле эти две веры, одна — для храма, другая — для жизни — не смогут. «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот»…
На чем же стояла тысячелетняя Русская цивилизация, какое чувство было ее основой? Однозначно, что чувство это — любовь, которая была столь же велика, как бескрайние русские земли.
Любовь в семье, ведь всем известно о многодетности русских семей былых времен. Вырастить много детей, когда со всех сторон им грозит смерть — дело нелегкое, и требует огромной любви. Столь большой, что пониманию человека нынешней эпохи она просто недоступна.
Любовь к земле, часто мерзлой и бесплодной. Сколько любви надо было вложить в нее, чтоб она расцвела зелеными всходами! В короткую русскую весну крестьянин совершал истинное чудо, и оно повторялось из года в год. Для него мало одной силы человечьих и лошадиных мускулов, без любви они просто растворятся в серых недрах северного подзола. А потом ростки надо защищать от гибельных морозов, язык которых лижет наши земли по самое лето. И не уберечь их, если в сердце не пылает жар любви.
Любовь к ближнему. Друг к другу. Без нее не создать общины, в которой только и можно выжить под русским мерзлым небом. Чем больше любовь — тем крепче община, а, значит — больше возможности для выживания. Время от времени деревни вспыхивали беспощадными кострами пожаров, их заливали паводки, а уж о набегах бесчисленных врагов и говорить нечего. Но всякий раз они упрямо возрождались, что, несомненно, можно назвать чудом. Совершение этого чуда могло произойти только удивительным единением людей. Потому сама жизнь русских людей была неразрывно связана с Любовью, без нее она бы просто оборвалась.
Родившись в сердце Руси, Любовь неслась по просторам материка, разрастаясь из любви к ближнему — в любовь к дальним. К скольким народам на помощь пришел русский человек, оставив на произвол судьбы свой родной дом, обратив родные поля в заросли беспросветного бурьяна! Орошенные русской кровью мощеные дороги Европы и степные моря Азии. Как часто за любовь, за стремление прийти на помощь русский человек получал в благодарность лишь проклятия. Это — в лучшем случае. А иной, нередкий раз — пулю или удар ножа. Чаще — в спину. Что же, разве истинной Любви нужна взаимность?..
Но… Русский всегда прощал, и был готов идти на помощь снова. Этим пользовались многочисленные враги, заманивая русский народ во все новые и новые ловушки, вроде Афганистана. И русские шли. Движимые не политическим расчетом, поисками корысти или чьими-то угрозами, но своей бескрайней, несравненной Любовью.
Гнилые, покосившиеся избы центральной России, которые так не похожи на 2-3-этажные каменные особняки кавказской окраины. Разбитые грузовики-инвалиды русских дорог и брошенные из-за незначительных поломок на обочинах африканских дорог новенькие машины. «Зачем чинить, если Иван еще пришлет?» Кто не знает, что в Советском Союзе уровень жизни в Грузии и в Прибалтике был гораздо выше, чем в России без всяких на то экономических оснований? И вместо обиды большинство русских принимали такое положение вещей, как само собой разумеющееся, были в ходу непонятно на чем основанные байки о якобы невероятном трудолюбии, уме и усердии прибалтийских народов. Воистину, русский человек не ведал гордыни! Чем были сначала Российская, а потом — Советская Империи, как не исполинскими начертанными на челе Земли знаками великой русской любви?
Мы видим, как одна любовь в сердце русского человека порождала другую. Русские всегда прощали своих врагов, и почти никогда не начинали войну первыми. А если и начинали — то отнюдь не для защиты своих интересов, а для еще одной защиты кого-то, кто, по мнению русских, в данное время испытывал страдания. Завершением же многих войн была помощь бывшему противнику в восстановлении разрушенной страны. Удивительное дело, за свою историю наш народ очень мало раз платил кому-либо законно наложенную контрибуцию. Но зато столько раз платил «контрибуцию наоборот», в пользу не победителя, но побежденного, накладываемую на себя по доброй воле! Про Вторую Мировую Войну злые языки даже сказали, что русские в ней — «потерпели победу», а немцы — «одержали поражение».
Казалось бы, народ, представлявший собой просто сгусток любви, не может выжить на Земле, особенно в ту пору, когда холодный логический расчет превратился в новую религию. И то, что народ дожил до сегодняшнего дня — разве не великое Чудо? А умирание народа началась как раз тогда, когда любовь в его сердце стала вытесняться тем самым холодным расчетом, без которого, как выяснилось на самом деле, мы только и можем прожить. А с ним — никогда.
Была у русских людей и еще одна, особенная Любовь — любовь к пространству, которая могла родиться лишь на тех просторах, по которым распростерлась наша земля. Объединяясь уже не в просто общины, но в настоящие братства, казаки и поморы шли в глубину таинственных земель, одни — по ледяным океанским волнам, вторые — сквозь степные глади и дремучие таежные чащобы. В русском необъятье они искали отнюдь не богатства и не лучшие земли. Они искали самого Господа, и Любовь к Пространству была не чем иным, чем проявлением любви к Богу, высшей Любви.
Своей вершины эта Любовь достигла в ХХ веке с рождением Космического проекта и богоискательством уже не в горизонтальном пространстве, а в вертикальном.
Но вернемся в прошлое. Придя на новую землю, русские люди прежде всего брались за топоры и строили церковь. Сперва — небольшую, потом — побольше, каменную. А когда народу становилось много — сооружали огромный храм, часто — как будто даже неоправданно большой по отношению к его приходу. Храм был знаком того, что занятая земля сделалась отныне и навсегда — Русью. Он был как будто знаком русской Любви, застывшим в камне.
Безусловно, Церковь имела живую связь с Русской любовью. Более того, она была ее вершиной. Ибо наибольшее единение и так живущих общиной русских людей совершалось именно в храме, во славу Божию.
Но вот когда Русская любовь теряется… Такое уже было в Новгороде в те времена, когда он сделался купеческой республикой, более обращенной к Западу, чем к Руси. Мысли о индивидуальном успехе, который важнее общего дела, приплывали на этот клочок русской земли на кораблях под голландским флагом. Так возникла знаменитая ересь, вошедшая в историю, как «ересь жидовствующих» под предводительством Схарии. По своей сути она была ветвью все того же западного протестантства, отрицающего Любовь и утверждающего единство ценности и цены.
Ересь возникла в городе, где имеется уникальный даже для русских городов квартал, в котором нет иных зданий, кроме храмов. Казалось бы, такой город должен быть святым.
Сейчас многие восхищаются Новгородской республикой былых времен. Но очевидно, что основным источником богатств той республики было посредничество в торговле с Русью. И богатство Новгорода шло не от трудов народа и не от даров земли, но от личной удачливости отдельных дельцов. И храмы, расположенные на берегу Волхова имели весьма прагматическое назначение — в их основаниях размещались склады. А храм над складом — и чтоб Господь в торговых делах помог, и чтоб вор не ограбил, убоявшись гнева Божьего. Ведь в те времена никто даже из отъявленных злодеев не решился бы обокрасть храм, а тут — поди различи, где кончаются закрома купчины и начинается храм Божий?
И от Православия в Новгороде осталась лишь внешняя оболочка, наполненная иным содержимым. Но в те годы окрепшая Русь не могла мириться с существованием на ее севере буферного государства, занимающегося посредничеством. Потому Новгородская республика была обречена, и вскоре войско Ивана Великого взяло Новгород. После чего новгородцы были выселены из своего города. На новых землях напрочь забыли о былой ереси, снова сделались частью русского Общего Дела и через него — вернулись в Православие.
Во время Второй Мировой войны Православная церковь была почти уничтожена. Но возникновение Общего дела, пришедшего на русскую землю против воли русского народа, в виде войны, призвало ее к возрождению. Ибо война — не только взрыв ненависти, но и взрыв любви к своей земле и своим соплеменникам, без нее — никак. А Православие — это, как я уже говорил, вершина Русской любви.
Ныне Русская любовь потеряна. Вместе с ней исчезло Общее Дело, исчезает постепенно и сам народ. Православное мировоззрение, идея вселенской Любви в массовом сознании обращена в идею для «лохов» и «быдла». Элита же имеет свою, «элитную» идеологию, в основу которой заложен уже знакомое нам западное протестантство. У Русского народа нет ныне Общего Дела. А те, кто именует себя его властью, заняты исключительно извлечением прибыли из русских земель (точнее — из их недр). При таком положении дел длительное существование стабильного общества весьма затруднено.
Для того, чтобы создать видимость связи верхов и низов, власть всеми силами стремится обозначить свою связь с Православной Церковью. А связь с Церковью народа поддерживается в первую очередь благодаря еще хранящейся памяти о былых временах. Крепка она, память, но не вечна, она уходит вместе со сменой поколений. Не может прочно стоять вершина, когда подточено основание, когда мир, в котором живет народ, уже почти официально именуется «постхристианским»!
Режим же в своих отношениях с Церковью практически не скрывает своей системы ценностей и смотрит на Православие исключительно сквозь нее. Веру своего народа он принимает исключительно, как суммарный показатель от количества заложенных храмов, часов эфирного времени на каналах ТВ, выделенных для священников и т. п. Одним словом, набор количественных данных, которыми можно управлять при помощи определенных количеств денег. Очевидно, такая политика рассчитана на скорое исчезновение Русского народа и возвращение его «элиты» в пространство родного ей протестантизма…
Сейчас стоит вопрос о возрождении Православного народа, которое неотделимо от спасения русского народа. Это будет куда сложнее, чем возрождение Церкви, как организации, ведь здесь речь идет о тончайших струнах русской души, о пробуждении Русской любви, которая хоть и заснула, но еще не умерла. И пробудить ее может лишь Общее Дело, в которое вольются все люди наших земель. Только через него и может произойти возрождение Православной веры.
Потому космическое богоискательство, о котором я говорил на предыдущих страницах, и Православие — неразрывно связаны. Только проект такого масштаба способен разжечь в человеческих сердцах пламень Любви, которая и есть суть Христианской веры.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.