Когда проект спасли два хулигана, а не Ванневар Буш

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Когда проект спасли два хулигана, а не Ванневар Буш

В 1940 году на сцену вступает признанное светило науки — Ванневар Буш (1890–1974 гг.). Разработчик аналоговых компьютеров, Ванневар Буш, будучи советником президента Рузвельта по науке, в июле 1940 года возглавил Национальный совет по оборотным исследованиям (НКОИ). И он … едва не закрыл работы по урановой проблеме.

А ведь В. Буша трудно назвать дураком. Забегая вперед, скажем, что в 1941–1947 гг. инженер Буш стоял во главе Национального комитета оборонных исследований — National Defense Research Committee), став одним из отцов научно-промышленного рывка Соединенных Штатов в послевоенном мире.

ДОСЬЕ:

«Инженер-приборист, еще в 1936 г. давший в работе «Инструментальный анализ» наметки создания цифровых вычислительных машин, Ванневар Буш выступал и как футуролог. Его можно почитать как одного из провозвестников эпохи Всемирной Сети (Интернета) и вообще интеллектуальных сетей, компьютерно-информационной революции. Именно он предложил Мемекс — гипертекстовую систему.

В своей статье «Как мы можем мыслить» (июль 1945 г.) он писал:

«1. В чем состоят те преимущества, которые дает человеку использование науки и новых инструментов, которые он создает с помощью науки? Прежде всего, наука увеличивает его контроль над материальной окружающей средой. Наука и техника улучшают его пищу, одежду его жилище, они повышают его безопасность и частично освобождают от голодного существования. Они увеличивают его знание о собственных биологических процессах, так что он увеличивается его независимость от болезней и продолжительность жизни. Они проясняют взаимодействие его физиологических и психологических функций, обещая улучшение его психического здоровья. Наука обеспечивает более быстрое общение (коммуникацию) между людьми, она позволяет сохранять и записывать идеи, извлекать идеи из записей и манипулировать ими таки образом, что знание развивается и видоизменяется вместе с жизнью человечества, а не отдельных его представителей. Но на фоне растущей горы знаний становится все яснее, что мы постепенно вязнем в растущей специализации знаний. Необходимая для прогресса специализация требует все больших усилий и в деле наведения мостов между отдельными областями знаний. С профессиональной точки зрения наши методы передачи и описания результатов исследований совершенно устарели и полностью неадекватны тем задачам, для которых они используются. Так генетические законы Менделя были незамеченные, утеряны и затем заново переоткрыты. Это произошло только потому, что публикация этих материалов не стала доступной тем людям, которые смогли бы схватить смысл этих материалов и оценить их по достоинству. Подобного рода катастрофы неизменно будут повторяться, и число их будет расти. Но сегодня уже существуют новые мощные инструменты, которые могут кардинально изменить положение вещей. Фотокамеры, которые могут фиксировать события и объекты так быстро и с такими подробностями, что они полностью меняют наше представление о научных записях. Вычислительные машины Лейбница и Беббиджа были уникальны. Не могло быть и речи об их массовом производстве. Даже если бы фараон знал, как построить автомобиль, то такой автомобиль разбился бы и был утрачен в одну из первых поездок. Сегодняшний уровень массовой продукции позволяет поставить производство таких записей на новой основе, когда оно будет достаточно дешевым и доступным.

2. Прогресс в области фотографии, кинематографии и телевидения. Сухая фотография. Факсимильная передача. Сканирование. Микрофильмирование. Сжатие данных. Если прогресс в этой области будет продолжаться теми же темпами, то в ближайшие годы мы получим микрофильм Британской энциклопедии, который будет стоить пятак, а процесс его пересылки будет стоит копейку.

3. Образ исследователя будущего — его руки свободны и он не связан с определенным рабочим местом. В процессе своих передвижений он фотографирует и комментирует увиденное. К этим фотографиям и записям автоматически добавляется время и связывает между собой два эти потока записей. Если он попадает в поле, то его записи доступны ему по радио.

4. Математик — прежде всего человек, который приучен применять логику символов в широком плане.

5. Ученый — не единственный человек, который работает с данными и исследует мир, используя логические процессы. Всякий раз, когда используются логические процессы, возникает возможности для машины. Формальная логика в качестве инструмента при обучении студентов. Принятие решений, выбор возможностей, прием на работу, покупки, взаимоотношения между продавцом и покупателем.

6. Различие между тем как устроено хранение данных через индексирование и дробление на подклассы и тем как мыслит человек. Наш мозг оперирует данными через ассоциации, создавая паутину из цепочек, в которые вовлечены клетки головного мозга. Представим будущее возможное устройство — назовем его «memex» — которое помогает человеку хранить все его книжки, все его записи и все его коммуникации с другими людьми Устройство выглядит как обычный стол, на котором клавиатура, кнопки и рычажки. Небольшая часть стола занята данными в виде микрофильмов, остальная часть — рабочий механизм. Книги всех типов, картинки, газеты могут быть немедленно получены и включены в систему. На верху устройства находится прозрачный валик, куда попадают записи, фотографии, меморандумы и прочие документы. Эта система использует индексирование — если человек хочет получить доступ к книге — он набирает необходимый код на клавиатуре и нужная книга или страница возникает перед ним на экране мемекса.

7. Когда пользователь строит ассоциативную цепочку между двумя документами, то он записывает название цепочки в книгу кодов. Сохраненные цепочки могут быть доступны пользователю в любое время. Они образуют совершенно новую книгу, которая хранится внутри мемекса и может быть вызвана из его памяти и через много лет.

8. Возникают совершенно новые формы энциклопедий, которые содержат цепочки документов. Эти цепочки облегчают работу специалистов в области физиологии, химии, истории и других дисциплин. Возникает новая профессия проходчиков виртуальных троп (trail blazers), людей которые находят удовольствие в создании и построении полезных путей сквозь массу обычных данных.

Возможно, душе человеческой будет легче летать, если мы облегчим процедуру сохранения прошлого и позволим более полно анализировать проблемы настоящего. Человек построил столь сложную цивилизацию, что он нуждается в механизмах обработки данных, которые уже не вмещаются в его ограниченную память. Его экскурсии в прошлое и настоящее станут значительно приятнее, если он получит возможность забывать некоторые вещи, будучи уверен, что он в дальнейшем легко сможет восстановить свои записи…»

Ванневара Буша впоследствии называли «царем науки»: ибо ему удалось интегрировать в Американский проект ученых-беженцев из Европы, выведя Соединенные Штаты из положения научной провинции (каковой они были еще в первой половине ХХ столетия) к статусу научной сверхдержавы.

Но даже Ванневар Буш первоначально едва не похоронил атомный проект. Изучив работу американского Совещательного комитета по урановой проблеме, он пришел к выводу: до создания атомной бомбы — огромная дистанция, скорее всего первым удастся создать реактор для подводных лодок. Буш сперва предпочел не хлопотать об увеличении финансирования атомных исследований, а поискать доказательства невозможности ядерных боеприпасов как таковых. Он рассуждал так: если выяснится такая невозможность, то и немцев с их гипотетической Супербомбой не придется бояться. Когда глава Совещательного комитета Лаймон Бриггс 1 июля 1940 г. попросил у Буша, как у главы НКОИ, еще 140 тысяч долларов на продолжение работ, великий Ванневар распорядился дать только 40 тысяч.

Скептицизм Буша был понятен. Ведь когда все начиналось, сами ученые не знали, что для расщепления ядра и цепной самоподдерживающейся реакции нужен не просто уран, а уран-235. Который еще нужно отделить от природного урана-238. Сепарировать один от другого представлялось тогда неимоверно трудной задачей. А тут еще Теллер совершил обескураживающие расчеты: у него вышло, что урановая бомба выйдет весом в 30 тонн, и ее не увезет ни один бомбардировщик. Было от чего Ванневару Бушу взбелениться. Правда, ученые говорили, что если запустить цепную реакцию в уран-графитовом реакторе, то в результате выделится загадочный элемент-94 (позднее его назовут плутонием), из коего заряд получится намного меньше. Но так ли это? В июле 1940 года это казалось фантастикой. Не помог даже вывод английского Комитета МОД о том, что бомба из урана потребует только нескольких кило взрывчатки.

Но Буш все-таки не стал настаивать на закрытии проекта как такового. Думаю, что в 1940 году дело спасли ученые-атомники в Британии, где ранней весной 1940 года два умных еврея-иммиганта, Фриш и Пейерлс, пришли к выводу о том, что можно отделить уран-235 от урана-238 с помощью метода газовой диффузии, при этом критическая масса «235-го урана» для бомбы составляет всего несколько килограммов. То есть, учитывая большой удельный вес урана, заряд бомбы будет не более мяча для игры в гольф. Поэтому Фриш и Пейерлс в марте 1940 г. и составили две аналитические записки о технической возможности создания бомбы. Они уповали на то, что немцы еще не додумались до технологии разделения изотопов урана. Именно с меморандумов Фриша и Пейерлса в Англии и сформировался комитет MAUD — МОД. Его создали в середине 1940 года — как раз тогда, когда американская группа буквально зашла в тупик и когда Ванневар Буш смотрел на ее работу с крайним скепсисом. Тем более, что Гитлер к июню 1940 года расправился с Францией, захватил страны Бенилюкса, окончательно закрепил за собой Норвегию. (Дания пала еще в апреле 1940-го). А в августе 1940 г. начались налеты люфтваффе на Британию, оказавшуюся в труднейшем положении. Казалось бы, до какой-то ли фантастики теперь?

Но все-таки Буш в декабре 1940 года начал строительство первого исследовательского (подкритического) реактора в Колумбийском университете. Параллельно другой коллектив — в отделении земного магнетизма в Институте Карнеги по поддержке науки (где Буш раньше работал президентом) — занялся расчетами «сечения деления» для урана-235. Правда, Буш считал, что атомная энергия нужна прежде всего не в виде бомбы, а для производства электричества и для использования в силовых установках, например, кораблей. (Об этом можно прочесть в великолепном труде Джеймса П. Дельгадо «Атомная бомба. Манхэттенский проект»).

Однако у американцев исследования не были прямо связаны с военными надобностями. Изучались теория реакции деления ядра, проблема разделения изотопов урана, свойства элемента-94 (будущего плутония), велись работы по созданию реакторов и производству тяжелой воды. При этом Колумбийский университет занимался разными вариантами обогащения урана путем газовой диффузии. В университете Вирджинии разрабатывали центрифужную технологию. В Миннесоте экспериментировали с технологиями получения урана-325 с помощью циклотронов.

То есть, работы по американскому проекту двигались медленно и нерешительно. Можно сказать, что в основном проекту не дали угаснуть британские атомники и сэр Уинстон Черчилль.

Да-да, не только Рузвельт, но и Черчилль сыграл огромную роль в осуществлении Ядерного проекта. Если бы не Черчилль в 1940–1941 годах, то атомная программа в Америке могла прекратиться, причем из-за скептического отношения таких признанных специалистов, как Ванневар Буш или же из-за глухого отвержения фантастической инновационной идеи со стороны генералов и адмиралов США. Да, склонный в риску и к фантастическим новинкам Франклин Рузвельт отдал приказ начать работу по атомному оружию. Однако дел у него было полно, сам он эти работы не контролировал и потом вполне мог получить отчет от военных и администраторов: мол, ничего не получается, Бомба на сей момент технически невозможна. Стоит учесть то, что и у немцев работа над атомной программой шла крайне медленно, и они никак не успевали создать ядерное оружие до мая 1945 года. Ведь и немцы считали, что в первую очередь нужно сделать ядерный реактор, а бомбу рассматривали лишь в послевоенной перспективе. Допустим, что в 1940–1941 годах и британский премьер Черчилль тоже досадливо отмахнулся от идеи создания атомного оружия, не начав государственного финансирования физиков-атомников в Великобритании. В самом деле, тут Англия очутилась на пороге разгрома. Танков не хватает, армию нужно воссоздавать после катастрофы 1940 года в Бельгии, Гитлер начал воздушную войну против Островов. До фантастической ли Бомбы тут, когда немцы заняли Балканы? Когда гитлеровцы наступают в Северной Африке, грозя захватить Суэцкий канал и вымести англичан из Средиземноморья? Когда Гитлер уже овладел Балканами и Критом, создав угрозу выхода к нефтяным промыслам Ирака?

Ну, тогда Вторая мировая кончилась бы без атомного оружия. Без Хиросимы и Нагасаки. Германия и в этом случае капитулировала в мае сорок пятого, причем никаких следов урановой бомбы в ней не обнаруживалось. Япония, не познав шока ядерных смерчей над двумя городами, защищалась бы до 1946 года. Брать ее американцам и англичанам пришлось бы с большими жертвами, с применением чудовищно дорогих морских десантов.

Тогда история всего мира покатилась бы отнюдь не по лучшей для Запада траектории. Не имея ядерной дубины, американцы в 1946 году оказывались лицом к лицу с победоносным Советским Союзом, каковой мог вымести их из Европы. Сталин, не чувствуя никакой ядерной угрозы, не выводил войска из Ирана и в 1947-м оказывал помощь красной армии ЭЛАС в Греции. Во время Берлинского кризиса 1949 года, когда Сталин блокировал Западный Берлин, отвлекая внимание США от китайских красных, добивавших режим Чан Кайши и готовившихся установить полный контроль над Поднебесной, у Запада не было бы нескольких десятков ядерных бомб, угрожающих нам. И не было бы их в 1950-м году, когда северокорейцы Ким Ир Сена начали наступать на Южную Корею. В привычной нам Корейской войне русские, опасаясь перерастания ее в ядерную, не решились бросить реактивную авиацию на поддержку наступления китайцев и корейцев, ограничиваясь только охраной воздушного пространства на севере полуострова. В варианте, где у Запада не было ядерного аргумента, наши реактивные истребители сковывали американскую авиацию на направлении наступлений китайской армии, не давая ВВС янки остановить натиск азиатских дивизий. Более того, здесь появились бы бомбардировщики Ил-28 с экипажами русских «добровольцев», обрабатывающие бомбами передний край «войск ООН». Скорее всего, американцы поучали тяжелое, деморализующее поражение за двадцать лет до Вьетнама. А какой бы сюжет развивался бы параллельно? Сталин ударом из Болгарии захватывал Балканы и черноморские проливы, выходя в Средиземное море. А потом — мощным ударом вышвыривал американцев из обессиленной войной, разоренной и деморализованной Европы. Причем я уверен, что Запад, после 1945-го не подгоняемый страхом перед возможностью появления атомного оружия у Гитлера, не сумел бы так быстро развернуть и двинуть вперед работы над принципиально новым оружием, как то было в 1941–1945 годах. Ведь мы давно уже знаем, что большинство физиков, работавших в Америке над атомной бомбы в годы Второй мировой, были убежденными левыми и евреями, желавшими только предотвратить возникновение ядерной монополии гитлеровской Германии, а не дать американцам пресловутую ядерную дубинку. Они совсем не желали создавать американскую ядерную монополию вместо гитлеровской. Только неведение об истинном положении дел с урановым проектом в Третьем рейхе и страх отстать от воображаемых немецких конкурентов заставляли физиков-евреев в США и Англии трудиться, не покладая рук. И мы давным-давно ведаем, сколько из них передавали секреты своих разработок в СССР по каналам разведки — ибо они симпатизировали нам и не желали того, чтобы американцы имели ядерное оружие, а Сталин — не имел. Когда же в мае 1945 года Германия пала и когда выяснилось, что американская атомная гонка-то шла с призраком, что немцы намного отставали от Америки, то большинство ученых-инициаторов ядерной программы США выступали вообще против применения атомных бомб даже против японцев, а многие — еще и требовали поделиться ядерными разработками с Советским Союзом. Но было уже поздно: к маю 1945-го разогнавшуюся машину проекта остановить не удавалось никоим образом.

Но в том варианте истории, где атомные программы угасали в США и Англии в 1940–1941 годах, Западу пришлось бы начинать атомный проект только к концу 1945 года, уже как противовес огромной силе Сталинской империи. Не имея еще ни сложившихся исследовательских команд, ни сильнейшей мотивации для участников программы. Да и умный Рузвельт умер 12 апреля 1945 года, еще во время боев русских за Берлин, а сменивший его Трумэн по вождистским и организаторским качествам Рузвельту в подметки не годился. Так что ядерное оружие у Запада в таких условиях могло появиться лишь в начале 1950-х и вполне могло не успеть ко времени броска Сталина на Балканы и в Западную Европу. Остановить же легионы советских танков не могли ни авианосцы, ни «летающие крепости», ни первые и весьма примитивные оперативно-тактические ракеты, к тому же — не имеющие ядерных боеголовок.

Так что если бы автор сей книги был бы неким аналогом высших властителей из «Конца вечности» Азимова, то ради перекройки истории, как минимально необходимое воздействия, уничтожил бы в 1940 г. Черчилля как главного вдохновителя британской атомной программы, как «запал» для самого проекта «Манхэттен». С тем, чтобы СССР восторжествовал после 1945 года.

Но, к сожалению, последнее — действительно чистая фантастика. А в реальной истории свою фантастику воплотил этот похожий на бульдога англичанин с неизменной сигарой в зубах. Сам того не ведая, он спас Запад. Черчилль действительно в самые критические для Англии моменты не свернул государственного финансирования работ по атомной проблеме. Именно британские усилия, пускай и косвенно, но все-таки не дали угаснуть «урановым работам» в Соединенных Штатах. Хотя англичане не имели экономических возможностей для создания Бомбы и им в 1943-м пришлось отдать флагманскую роль Соединенным Штатам, именно они помогли ядерному проекту Запада пересечь «долину смерти» 1940–1941 годов.

Да, судьбоносное решение о начале атомной программы Америки принял Рузвельт, «американский Сталин», хулиган и нарушитель признанных правил, смолоду увлекавшийся научно-технической «фантастикой», поочередно бредивший то горючим из простой воды, то пассажирскими дирижаблями, то магазинами-автоматами. Но и пламенно-смелое решение Рузвельта могло с шипением погаснуть в американском бюрократическо-военном болоте, если бы не нашелся еще один буян и неуемный фантазер у власти — Уинстон Черчилль. Тот, кто до того одним из первых поддержал идею создания танков, кто ломал сопротивление профессиональных военных, кто потом ратовал за самый инновационный вид оружия тридцатых — авиацию, и кто с 1939 года узрел огромные возможности ядерного оружия. Черчилль, состоявший в переписке с Рузвельтом и наладивший поставку информации о британской атомной программе в высшие круги США, буквально спас будущий Манхэттенский проект в 1941 году.

Именно благодаря премьеру-диктатору Черчиллю 1940-м Британия выдержала воздушное наступление Германии, не капитулировала и продолжала работу по своему атомному проекту. В апреле 1941 года в Англии (Симон) уже была разработана газодиффузионная технология получения урана-235. Более того, той же весной британцы теоретически разработали «пушечный» метод подрыва ядерной бомбы. То есть, выстреливание небольшой докритической массы урана в другую докритическую массу. На таком принципе, кстати, будет построена американская бомба «Малыш», которую в августе 1945 г. сбросят на Хиросиму. В апреле 1941 года в США еще не знали, какой будет атомная бомба, в Британии — уже знали. Более того, высчитали (ошиблись, правда, в десять раз, на порядок), что взрыв 11 кг урана равен взрыву 1800 тонн тротила. Но и это в 1941-м потрясало до глубины души. Поэтому мы не покривим душой, если скажем, что англичане, хотя сами и не могли создать бомбу из-за недостатка ресурсов, сыграли историческую роль: они не дали заглохнуть атомному проекту Запада как таковому.

15 июля 1941 г., когда немцы уже вовсю перемалывали Красную армию и продвигались вглубь нашей земли, британский Комитет МОД завершил два отчета, причем первый их них твердо гарантировал возможность бомбы из 11 кг урана, имеющей эквивалент в 1800 тонн тротила и обеспечивающей долгое радиоактивное заражение места своего взрыва. И, хотя отчет давал излишне оптимистический прогноз о возможности создания бомбы уже в 1943 году, он отмечал, что необходимо тесное британо-американское сотрудничество в работах над новым оружием. (Джим Бэггот, «Тайная история атомной бомбы» — Москва, «Эксмо», 2011 г., сс. 142–143).

Итоги работы МОД через Линдемана дошли до британского премьера Черчилля. Благо, Линдеман в 1941-м уже стал и научным советником главы правительства Империи, и лордом Черуэллом заодно. 16 сентября 1941 года итоги работы Комитета МОД выслушала экспертная группа английского правительства по оборонным вопросам. Доводы ученых ее полностью убедили, а 20 сентября начальники штабов видов вооруженных сил Британии согласились с выводами экспертов и решили «проекту по созданию урановой бомбы придать первостепенную важность». Кстати, вскоре донесение советской разведки по заседанию экспертного комитета 16 сентября ушло в Москву: сработала разведсеть агента НКВД Анатолия Горского. И только 3 октября 1941-го копию доклада Комитета МОД получил в США Ванневар Буш.

А Ванневар Буш еще в апреле 1941 года продолжал сомневаться в возможности создания ядерного оружия. В марте 1941 года в Англии побывал заместитель Буша по НКОИ, президент Гарвардского университета Джеймс Конэнт. Он уже тогда переговорил с некоторыми физиками из британского Комитета МОД и сам для себя понял, что создание бомбы возможно. Но, вернувшись в Америку, Конэнт вовсе не спешил убеждать в этом Ванневара Буша. И потому Совещательный комитет под руководством чиновника Бриггса продолжал работать ни шатко, ни валко. Буш вообще не хотел трогать Бриггса, считая того подходящим руководителем работ по атомной проблеме. Хотя, как станет известно позже, Бриггс просто складывал отчеты о работе британского Комитета МОД в шкаф, даже не читая их.

Но уже в апреле 1941-го стало ясно, что англичане создали теоретическую модель атомной бомбы. Тогда Ванневар Буш, все еще не осмеливаясь принять самостоятельное решение, страхуется. Он обращается за помощью к Национальной академии наук США: разберитесь в ядерной проблеме, доложите мне об этом внятно и нескучно. Академия наук поручает это дело нобелевскому лауреату, физику Артуру Комптону.

17 мая 1941 г. группа Комптона представила крайне осторожное заключение. В то время, как британцы уже знали и о том, что урановая бомба будет строиться на основе сталкивающихся с огромной скоростью двух кусков урана-235, ученые американские мужи из Академии наук дипломатично писали: да, высвобождение атомной энергии возможно. Но — это перспектива нескольких лет, успех возможен не раньше 1945 года. Доклад Комптона ничего не говорил ни о понятии критической массы, ни о самом принципе расщепления ядра урана-235 быстрыми нейтронами, ни, тем более, о принципиальном устройстве ядерного боеприпаса. Понятное дело, ученые светила боялись за свою репутацию и потому писали отчет обтекаемо.

Тем не менее, это несколько ускорило американскую ядерную программу. Особенно с момента, когда немцы вторглись в СССР. Буш, став летом 1941-го главой еще и Управления по научным исследованиям и разработкам (Office of Scientific Research and Development), запускает сразу несколько проектов. В Чикагском университете благодаря Бушу Артур Комптон открывает Металлургическую лабораторию. Здесь начинают создавать ядерные реакторы. В Калифорнийском же университете группа Роберта Оппенгеймера (беженца из Германии, будущего научного руководителя Манхэттенского проекта) начинает исследования применения нейтронов в цепной реакции.

И при всем этом Ванневар Буш продолжал осторожничать и тянуть волынку. Он по-прежнему не говорит подчиненным, что речь идет именно о ядерной бомбе. Если Сталину приходилось добывать материалы британского комитета МОД с помощью разведки, то В.Бушу никакого шпионажа не требовалось. Ведь британцы присылали свои материалы и выводы в Вашингтон. Более того, в июле 1941-го черновик окончательного доклада комитета МОД (с расчетами критической массы и принципиальным действием А-бомбы) был и Бушу передан, и обсужден на вершине американской власти. Но Буш и тут продолжал мешкать, ожидая копии доклада МОД из официальных источников! Более того, он даже не поведал участникам американского проекта, что работа ведется именно для создания бомбы, продолжая кормить их сказками о новом источнике энергии для подлодок.

Но к тому времени англичанам стало окончательно ясно, что сами они супербомбу создать не смогут: экономические возможности рассыпающейся Британской империи для этого оказались слишком скромными. В то же время, они по-прежнему боялись того, что физики Гитлера идут впереди и давно пришли к тем же выводам о реальности создания атомного оружия, что и Комитет МОД. И вот в июле 1941 года из Британии (от группы тамошних участников ядерных исследований) в Америку приехал Маркус Олифант, физик-австралиец. И пережил буквально шок.

Встретившись с Лайменом Бриггсом, Олифант узнает, что чиновник попросту не читал отчетов Комитета MAUD. Что он их просто положил в стальной шкаф под замок и даже ни словом не обмолвился о них членам американского Совещательного комитета по атомной проблеме. Тогда Олифант настоял на встрече с членами американского комитета и откровенно поведал им: мы в Англии пришли к выводу, что создание атомной бомбы возможно, причем в самые ближайшие сроки. И это, в свою очередь, ошеломило американских ученых. Ведь Олифант прямо поведал именно о ядерной бомбе, а не о новой силовой установке для подводного флота. В то время, как и Буш, и Бриггс все время говорили именно о втором!

В сентябре 1941-го Олифант поехал в Нью-Йорк к Ванневару Бушу и Конэнту. Но и разговоры с ними его только разочаровали: и эти, в общем-то, весьма неглупые люди не желали понимать близкой реальности атомного оружия. Наверное, Западу очень повезло в том, что немцы тогда занимались ядерными делами спустя рукава.

Но, к счастью для США, Олифант во время своей поездки увиделся с американским физиком, нобелевским лауреатом 1939 года, Эрнестом-Орландо Лоуренсом, создателем циклотронов. На той встрече в Беркли был и будущий научный руководитель проекта «Манхэттен», знаменитый Роберт Оппенгеймер. Им-то английский гость и рассказал в подробностях о выводах Комитета МОД о реальности создания ядерного оружия.

На счастье Америки, Лоуренс, в отличие от чиновников-администраторов, оказался весьма неравнодушным человеком и патриотом, коему «больше всех надо». Хотя формально он возглавлял лабораторию подводной акустики в Сан-Диего, занимавшейся разработкой противолодочных систем и ядерная проблема была никак не его «епархией», именно Лоуренс затем поехал вправлять мозги физику Артуру Комптону, который мог повлиять на Буша и Бриггса через Академию наук США. Ведь Лоуренс считал, что его циклотроны помогут добыть драгоценный уран-235 из массы урановой руды.

Приехав к Комптону домой, Лоуренс встретился там не только с хозяином, но с Конэнтом, тогдашним главой Национального комитета оборонных исследований США. Лоуренс доходчиво рассказал им обоим о том, до чего додумались англичане и объяснил, насколько недопустимы проволочки в работе над проектом, коими только и занимаются в Вашингтоне. С огромным трудом Комптон и Лоуренс смогли переубедить Конэнта, до последнего считавшего атомное оружие чем-то возможным лишь в далекой перспективе.

Пожалуй, именно это и сдвинуло дело. На календаре значилось уже 3 октября 1941 года, когда Ванневар Буш как глава американского Управления научных исследований и разработок (УНИР, Office of Scientific Research and Development) получил, наконец, официальный доклад британского Комитета МОД с предварительными расчетами по возможности создания ядерного оружия. Как пишет Бэготт в своей книге, это случилось через две недели после того, как тот же доклад в Москве изучили Сталин и его люди. 9 октября 1941 года Ванневар Буш наконец ознакомил самого Франклина Рузвельта с полученным английским докладом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.