IV.

IV.

В августе 1991 года Верховный Совет РСФСР отстранил (как потом оказалось - на несколько дней) Виктора Геращенко от руководства Госбанком СССР. Занять кабинет в здании Госбанка на Неглинной Матюхину удалось только в декабре, уже после Беловежских соглашений.

- Первым делом, - вспоминает Матюхин, - спустились в хранилища - а золотишка-то нет. По всем бумагам проходило, что у Госбанка - 300 тонн золота, а в хранилищах - ни грамма. Это уже потом я узнал, что все это золото еще в августе на пароходах вывезли за границу, но кто вывез - не знаю, и знать не хочу, а то мне голову открутят. 12 миллиардов долларов на счетах Внешэкономбанка за границей - тоже куда-то перевели, концов не найдешь. Сейчас много кто на эти деньги живет, как вы можете догадаться.

Впрочем, в первые постсоветские месяцы Матюхину было не до золотоискательства - перед Центробанком стояли гораздо более скучные задачи. 2 января 1992 года правительство Егора Гайдара объявило либерализацию цен.

- Мне никто ничего не сказал, - жалуется Матюхин. - Об отпуске цен я узнал из новостей по радио. Цены выросли, а деньги остались те же - трешки, пятерки, десятки. Их сразу же стало не хватать, мы даже ветхие купюры перестали утилизировать - а не то совсем все обрушится. Наконец, удалось договориться с Гознаком, чтобы печатать новые деньги - уже не десятки, а тысячи. Депутаты, конечно, подняли хай, что стимулирую инфляцию, - но что мне еще оставалось.

Купюры в 200, 500 и 1000 рублей были разработаны еще в советское время - на них был нарисован Ленин и герб СССР. Купюру в 5 тысяч рублей делали уже с российской символикой - герба на ней не было вообще, зато была подпись Матюхина. Это единственная в постсоветской истории купюра с автографом главы Центробанка.

- Регулярно проводились совещания насчет новых денег. На одном из них я сказал, что не понимаю, почему мы не можем, как во всем мире, - там ведь, как правило, везде купюры выпускаются с двумя подписями. Глава Центробанка и главный казначей. Давайте, мол, и мы так же будем делать. Казначея у нас не было, поэтому расписался только я - и, надо сказать, не уследил. Во всем мире подписи стоят внизу купюры, а у нас сделали с краешку, на белом поле, где водяные знаки. За это меня тоже критиковали, хотя, по-моему, такой подход правильнее, чем анонимные деньги, за которые непонятно кто отвечает - то ли Большой театр, то ли Зимний дворец. Но Геращенко, когда вернулся, первым же решением изъял эту купюру из оборота. Даже не знаю, осталась ли она у меня. Вроде бы жена такие вещи собирала, надо бы у нее спросить.