«Не замечая» исторических событий

«Не замечая» исторических событий

В наши дни средства массовой информации представляют большую силу. Их влияние может быть направлено на укрепление мира во всём мире и на содействие росту взаимопонимания между народами. Но оно также может быть использовано для создания помех в деле борьбы за мир и для того, чтобы настраивать народ одной страны против другой.

Важной вехой на пути политики разрядки стало Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, прошедшее в 1975 г. в Хельсинки. Какой же была позиция такой известной и солидной представительницы средств массовой информации США, как «Нью-Йорк таймс», по отношению к совещанию?

Вопросы, связанные с подготовкой к проведению Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, занимали на страницах «Нью-Йорк таймс» более чем скромное место.

В большинстве публикаций, затрагивающих эту тему, содержалось лишь краткое упоминание о совещании или же этот вопрос был одной из нескольких тем. В ряде материалов газета отнеслась к совещанию отрицательно, в других – продемонстрировала полное равнодушие к нему, ограничившись упоминанием, не содержавшим никакой оценки. Только в одном из них она проявила робкое одобрение идеи проведения форума, но лишь потому, что надеялась на то, что правительства западных стран сумеют использовать его в своих интересах.

Помимо равнодушия «Нью-Йорк таймс» к данной проблеме и её скептицизма относительно возможности проведения совещания характерной особенностью газеты было то, что, говоря о нём, она почти ничего не писала о первых 2 вопросах, стоявших на его повестке дня, – об укреплении безопасности в Европе и об экономическом и научном сотрудничестве. Как правило, она упоминала о совещании как о встрече, на которой «большое внимание должно быть уделено вопросам о правах человека» и «свободному обмену идеями и информацией между Востоком и Западом». Если читатель «Нью-Йорк таймс» использовал эту газету в качестве своего единственного или основного источника информации, то у него могло сложиться впечатление, что на совещании должны были обсуждаться исключительно вопросы о том, что получило впоследствии название «третьей корзины», т. е. проблемы исключительно гуманитарного характера, да и то лишь в том аспекте, как их интерпретировала «Нью-Йорк таймс».

Газета не скрывала, что инициаторы проведения совещания – Советский Союз и другие социалистические страны. На основании этого она строила следующую аргументацию: раз социалистические страны стремятся к созыву этого форума, то, видимо, они преследуют какие-то свои корыстные интересы. Следовательно, предстоящее совещание на высшем уровне выгодно лишь странам социалистического содружества, а поэтому Запад, мол, должен относиться к нему с осторожностью, даже с подозрением, и если уж идти на его проведение, то выдвинув свои требования. В этом направлении «Нью-Йорк таймс» стремилась формировать общественное мнение США. Она рассматривала Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе как «место сделки». Газета не призывала западных руководителей отказаться от самой идеи его проведения, полагая, что Запад сможет добиться на нём уступок от СССР и других социалистических стран по вопросу «третьей корзины».

Интересно отметить, что в отношении подготовки и проведения Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе «Нью-Йорк таймс» занимала более негативную и консервативную позицию, чем американское правительство. Официальные представители Белого дома считали, что в вопросе о совещании между «Соединёнными Штатами и Советским Союзом нет больших расхождений». Они также отмечали, что советская сторона

«выражала желание идти вперёд в этой области и что высокопоставленные представители правительства США были уверены в возможности достижения прогресса»[209].

«Нью-Йорк таймс» же смотрела на это с большим пессимизмом.

Наконец, стремление поднять в этот период на щит вымышленные вопросы о «правах человека» и о так называемых «диссидентах в СССР» доказывало, что

«эти темы использовались как средство для того, чтобы перехватить инициативу в процессе подготовки и проведения Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе если не в ходе самой конференции, то на идеологическом уровне в целом»[210].

Поэтому в связи с совещанием в Хельсинки «Нью-Йорк таймс» отводила много места на своих страницах кампании «защиты прав человека в социалистических странах», всячески переплетая её с процессом разрядки международной напряжённости. В чём хотела при этом газета убедить своих читателей, становится ясно, если внимательно проследить за её публикациями на эту тему. Так, «Нью-Йорк таймс» довольно откровенно заявляла:

«Если Соединённые Штаты должны продолжать помогать другим сопротивляться советскому империализму, то лучше всего это делать через… кампанию прав человека…»[211]

Громкий шум, поднятый «Нью-Йорк таймс» в связи с кампанией «прав человека», подтверждал, что газета решила ввести её в свой пропагандистский арсенал и активно применять на практике. Эта кампания помогала газете:

1. Отвлекать внимание американской общественности от систематических нарушений элементарных прав и свобод человека у себя на родине, заставить её забыть о судьбах политзаключённых, об угнетённых национальных меньшинствах, о безработных и других категориях американцев, лишённых в Соединённых Штатах каких-либо социальных прав.

2. В международном плане она бралась на вооружение «Нью-Йорк таймс» для создания на Западе такой атмосферы для проведения политики разрядки, при которой она могла бы извлечь для себя максимальные выгоды.

3. Поскольку в Соединённых Штатах не было полного единства даже между отдельными группами и кругами противников разрядки, то кампания «прав человека» использовалась «Нью-Йорк таймс» как одно из средств для их объединения под общим лозунгом.

Для достижения своих пропагандистских целей газета, как отмечалось, навязывала также тему так называемых «диссидентов».

«Нью-Йорк таймс» старательно формировала в представлении своих читателей стереотип «диссидента», изображая его чуть ли не героем. Особенно большое внимание в этом отношении было уделено Солженицыну. «Нью-Йорк таймс» представляла его американцам как «борца против коммунизма», как «жертву репрессий». Когда же он был выдворен из СССР, газета потеряла возможность рисовать его «несчастной жертвой». Сам же он повёл себя совсем не так, как от него ожидали. Он грубо и пренебрежительно обращался с журналистами, вступал в полемику с другими «диссидентами» и представителями эмигрантских групп.

«Нью-Йорк таймс» почувствовала, что если так будет продолжаться и далее, то стереотип Солженицына – «символа» диссидентства, который она так старательно насаждала в сознании американцев, может просто-напросто рухнуть. Поэтому газета поспешила вполне определённо предупредить Солженицына от своего имени. Она ясно напомнила ему, что он очень мало бы значил, если бы буржуазная пресса не сделала его «международной знаменитостью». «Нью-Йорк таймс» прямо давала Солженицыну инструкции, как тому следует вести себя, чтобы не разрушить сложившегося о нём представления:

«…помните: вы за диссидентов, вы против коммунизма, вы ненавидите цензуру. Не сходите с этой линии».

Вот такой «герой» был нужен «Нью-Йорк таймс». Такого Солженицына она приветствовала в США и одобряла предоставление тому всяческих льгот и привилегий. Газета требовала от него:

«Прекратите резко критиковать прессу, перестаньте ругать свободные выборы, прекратите подавлять других диссидентов. Нам нужен Толстой, а не Распутин».

«Нью-Йорк таймс» прямо предостерегала:

«…когда святые падают, средства массовой информации хранят молчание и число верующих уменьшается, а это сулит мало хорошего для возведённых в стереотипы. Вам это известно?»[212]

Широко разрекламированный «Нью-Йорк таймс», отводившей ему не только целые полосы, а и развороты, громко именуемый ею «величайший писатель», «Толстой XX века», Солженицын на деле нужен был ей в качестве марионетки, от которой требовалось полное послушание, иначе следовало резкое одёргивание, как это ясно дала ему понять газета. А стереотип «диссидента» был всего лишь одним из средств, содержавшихся в арсенале буржуазной прессы и используемых ею для пропагандистских акций, направленных против социалистических стран.

Поглощённая «акциями» по «защите прав человека», а также опекой «диссидентов» из Советского Союза, попавших в Соединённые Штаты, «Нью-Йорк таймс» явно игнорировала проблему политических заключённых в Америке. Тех, кто за свои убеждения, например за отказ участвовать в войне во Вьетнаме, был брошен в тюрьму, вынужден был эмигрировать в Канаду или жить в США нелегально. В письме, направленном в редакцию газеты, её однажды спросили: когда же американские граждане будут пользоваться такими же моральными и политическими правами, какие ныне предоставляют в Соединённых Штатах бывшим советским гражданам? И

«не ирония ли то, что США становятся приютом для политических диссидентов из Советского Союза, в то время как Канада – убежищем для политических диссидентов нашей собственной (американской. – В. К.) системы?»[213].

«Нью-Йорк таймс» оставила этот вопрос без ответа.

Рассмотрим, как освещала «Нью-Йорк таймс» подготовку и проведение завершающего этапа совещания, проходившего на высшем уровне в Хельсинки с 30 июля по 1 августа 1975 г. Возьмём для обзора публикации с 15 июля по 15 августа 1975 г. За это время в ней было помещено по данной теме 93 материала, из них 13 – положительного характера. Вошли в эту группу в основном материалы, излагавшие официальные высказывания участников совещания, позицию Советского Союза, заявления американского правительства, сокращённые тексты документов. Материалов редакционных полос в ней нет. Это говорит о том, что владельцы и редакторы «Нью-Йорк таймс» поддержки идее созыва совещания не выражали.

Негативное отношение «Нью-Йорк таймс» сказалось и на её манере подачи материалов по данной теме. Правительство Соединённых Штатов в то время издало официальное заявление, в котором говорилось, что

«хельсинкская декларация открывает огромные перспективы. Она может содействовать расширению сотрудничества и укреплению безопасности на всём европейском континенте. Это чрезвычайно важно для США и для народов всех стран»[214].

«Нью-Йорк таймс», именующая себя «газетой мнений», не могла, конечно, проигнорировать заявление собственного правительства и не сообщить о нём читателям. Однако она достаточно чётко продемонстрировала своё отношение к нему, поместив его не на первой полосе, как того можно было бы ожидать, а лишь на пятой, где оно заняло примерно ²/₃ колонки. Почти всё оставшееся на полосе место было отведено рекламе женской одежды.

В другом случае «Нью-Йорк таймс» опубликовала на 18-й полосе небольшую информацию без подписи. В ней Белый дом объявлял о предстоящей поездке Форда в Хельсинки и подчёркивал, что присутствие там президента США отражает мнение правительства о том, что Заключительный акт

«представляет существенный шаг в наших непрестанных усилиях построить более прочные и плодотворные отношения между Востоком и Западом»[215].

В ответ на это сообщение газета поместила в ближайших номерах 7 материалов, в 6 из которых содержалась прямая критика Форда за его решение поехать на совещание в Хельсинки, причём этим материалам «Нью-Йорк таймс» отвела гораздо более приметное место – иногда на первой полосе, – чем заявлению Белого дома, вызвавшему столь бурную критику и неодобрение газеты. Помимо этого она дала ряд публикаций, непосредственно не связанных с решением президента принять участие в совещании, но содержавших его косвенную критику.

Газета также не замедлила прямо высказать своё собственное мнение в отношении проведения совещания. Например, в номере от 21 июля 1975 г. «Нью-Йорк таймс» поместила две редакционные статьи. Их заголовки перекликались между собой. Первая была озаглавлена «Европейская „безопасность“…», вторая – «…и подлинная разрядка». В обеих речь шла о Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе. Подбор заголовков уже достаточно чётко определял позицию «Нью-Йорк таймс». Кавычками над словом «безопасность» газета, видимо, хотела дать понять читателю, что она имеет в виду нечто совершенно противоположное. Слово «подлинная» разрядка, употреблённое, как явствовало из статьи, в понимании самой «Нью-Йорк таймс», также имело целью подчеркнуть, что в первом случае речь идёт о чём-то вымышленном, нереальном, неправдоподобном. Газета давала рекомендации следующего рода:

«Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе, в котором принимают участие 35 государств и которое ныне приближается к своей наивысшей точке после 32 месяцев семантических софизмов, вообще не следовало бы иметь место»[216].

В результате нападок противников проведения совещания в Хельсинки, среди которых видную роль играла «Нью-Йорк таймс», администрация Форда пошла на уступки своим критикам, сделав туманные заявления, в которых её предыдущая оценка хельсинкских соглашений оказалась несколько приниженной. Однако президент США не отказался от участия в совещании, объяснив, что он не желает, чтобы «заголовки газет по всей Европе кричали: „Соединённые Штаты бойкотируют надежды на мир“»[217].

Тем не менее «Нью-Йорк таймс» поспешила отметить колебания в позиции администрации, не без торжества заявив, что «Белый дом обороняется». Таковы были взаимоотношения между газетой и правительством Форда по данному вопросу в период, непосредственно предшествовавший проведению совещания на высшем уровне в Хельсинки.

В день открытия Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в столице Финляндии «Нью-Йорк таймс» не сочла нужным проинформировать своих читателей об этом. «Качественная» газета, претендующая на энциклопедичность и избравшая своим девизом: «Все новости, пригодные для опубликования», сочла недостойным своего внимания такое событие, как открытие совещания в Хельсинки на высшем уровне, и не нашла для него места среди главных событий дня.