Александр Можаев Продукты зачатия

Александр Можаев

Продукты зачатия

От Трубы до Химок

Дым Отечества - препротивнейшая вещь все-таки. Особенно когда, постранствовав, воротишься домой, в Москву. Она умеет здороваться сквозь зубы и готовить к приезду самые дрянные сюрпризы. Акклиматизироваться трудно. Я вот совершенно не хотел вновь предаваться ворчанию и писать о том, как здесь плохо. Но в последнее время, если приходится говорить о хорошем в Москве, - так это разве что о бабах. Короче, просто перечислю свои впечатления минувшей недели, первой по возвращении из зарубежной творческой командировки.

Во- первых, конечно, предчувствие Родины при движении с запада на восток автомобильным транспортом. Никакие видимые границы теперь не разделяют бывшие страны кап-и соцлагеря. Тот же лес, тот же воздух и та же вода, только вдоль дороги вдруг начинают попадаться ржавые заборы и отвратительные шлюхи, а рядом с башнями церквей придорожных селений маячат какие-нибудь ржавые водокачки. Все, к чему прикоснулась советская власть, словно отравлено. Однако если в бывшем соцлагере эта беда явно поправима, то, переехав зримую и весомую российскую границу, начинаешь понимать, что здесь уже ничего не поделать. Слишком велики масштабы разрушений, слишком много брошенных деревень вдоль дороги. И слишком мало желания что-то исправить.

Очень это все грустно, и в первые дни по возвращении не оставляет мысль: что ж делать-то? Ведь это вроде бы так просто - англичане ружья кирпичом не чистят, так скажите государю, чтобы и у нас не чистили! А потом я выхожу на свою родную Трубную площадь и вижу его, Жука навозного. Это такой новый «культурно-развлекательный» объект в начале Рождественского бульвара, вы уже знаете? Не я придумал его так называть, слова народные. Он там с весны стоит, взор радует, а теперь принял и вовсе сказочный вид. Навозного жука замотали туалетной бумагой, на которой огромными буквами написано: «Тебе во славу оду я пою, великий город - милая столица!» Ну просто туши свет. Чистили кирпичами, и будут чистить, упорно, радостно и горделиво.

На соседней улице объединенный хор градостроителей и инвесторов тоже поет вдохновенную оду столице - сносит дома в нижней части Печатникова, одного из самых красивых переулков города. Если вы в не курсе - там домики уступами сбегали с горы, образуя раму для прекраснейшей панорамы Петровского монастыря, один из самых классических видов старой Москвы. В доме № 3 с 1920-х располагался крупнейший в Советской России тайный монастырский скит, жили великие люди, некоторые из которых уже канонизированы. Наиболее известное имя - преподобномученик Игнатий Лебедев, 11 сентября исполнится 70 лет со дня его кончины в тюремном лазарете. Четвертого сентября дом № 3 был уничтожен. Мы - группа беспокойных товарищей - протестовали, как могли. Но Церковь нас не поддержала, а охрана памятников просто повернулась спиной. Еще бы: новостройку проектирует зодчий Громов, он же в Москомнаследии заведует отделом, согласующим строительство в исторических районах, все нормально.

Этот переулок - потеря не только национального масштаба, но и лично моя. У меня, как и у любого нормального городского жителя, есть свои мемориальные адреса и свои дома-музеи. Потому что Родина - это не какие-то абстрактные картинки в букваре, а совершенно конкретные географические объекты, связанные с ними воспоминания и надежды. Вот здесь, в Печатниках, я лицезрел Наталью Андреевну на закате, а она, знаете, такая рыжая, что лицезреть ее на закате… ай. А на Трубной с женой познакомился. А на Рождественском бульваре вообще вся сознательная жизнь прожита. Вы ведь помните пивной ларек у сортира? Это же счастье, иметь такие воспоминания. Как говорил о Трубе один понимающий юноша: «Мимо нее ни в зной ни в пургу / Я никогда пройти не могу / Потому что когда в дугу / Она как радуга!» А сам сортир, я извиняюсь?! Старейший в городе, говорят, его еще Эль Лисицкий проектировал. Какие там собирались колоритные диссиденты, в школьных пиджаках и вязаных шапочках, тайно обменивались грамзаписями «Дип пепл», а потом наливали трехлитровые банки «Жигулевского» и шли на бульвар или в те самые Печатники, потому что все знали, что истинное Сердце Москвы находится именно там, в по уши заросшем плющом дворе дома 5 (его ликвидация намечена на самое ближайшее время). Москва, как и любой старый, состоявшийся город - это музыка, ее трудно объяснить, но можно услышать, почувствовать. Секрет прост: зайти во двор пятого дома, разогнать спящих на скамейке котов, запрокинуть банку и смотреть на старые кирпичные стены сквозь золото пылающего на солнце «Жигулевского», и замечать, как в него ныряют солнечные зайчики с ветвей старых деревьев, а потом встать и пойти проходными дворами куда глаза глядят - на Сухаревку, на Хитровку, на Никольскую - потому что ты везде свой, и вокруг тебя бесконечная Москва Майская.

Я вспоминаю эти дни с таким восторгом совсем не потому, что это было в прекрасной юности, до Сонькиного предательства, до необходимости ходить на работу и всех прочих осложнений взрослой жизни. Просто город действительно был прекрасен. Да, изрядно пыльный, местами увечный, но тогда все казалось поправимым. Мы ведь были студентами-архитекторами и вполне ясно представляли, как это можно вылечить. Благо в институте нам разъясняли значение таких умных и добрых понятий, как историческая среда, морфотип застройки, визуальные связи и ответственность градостроителя. Как выясняется, откровенно врали: и Рождественку, и Трубную площадь окончательно доконал именно родной МАрхИ, выстроивший под вывеской «Международного архитектурного центра» два преподлейших, бессовестных комплекса доходных зданий. Мне на этой Трубе ловить больше нечего.

Но, в общем, и это еще цветочки. Главный сюрприз ждал меня в родных Химках. То есть я там действительно родился, на самой красивой улице города - улице Калинина, я очень ее люблю. Двух- трехэтажные сталинские дома на берегу огромного сквера. Тихо, зелено, и очень, очень уютно. Но в последние пять лет потихоньку поперла знакомая точечная застройка - во дворах и переулках стали появляться двадцатиэтажные башни, неба все меньше, зато машин прибывает. Последние два года город стоит, перейти нашу улицу днем непросто. Я понимал, что скоро за нас примутся всерьез, но то, что я увидел после месячного отсутствия дома, оказалось страшнее поруганной Хоббитании.

Соседние двухэтажные дома ограждены забором, на котором большими буквами написано: «Современная архитектура и комфорт», а рядом нарисовано, что это такое. Гигантская, именно гигантская извивающаяся шняга, образуемая рядом 20-30-этажных башен. Не сразу понимаешь, как она привязана к подоснове - ни прежних дворов, ни даже кварталов, совсем другой город, вместо того, что был здесь прежде. Весна больше не придет на мою Заречную улицу, все владельцы лубяных избушек расселяются в пределах так называемого «городского округа Химки», в границы которого предусмотрительно включена даже сокрытая за горизонтом Сходня. Городская администрация отдает под снос лучшие кварталы, и понятно, что одной улицей они не ограничатся. На месте наших родных дворов будут жить богатые г…ноеды, в основном из регионов (это называется национальным проектом «Доступное и комфортное жилье - гражданам России»). Что станет с транспортом, когда они все это воплотят, даже думать страшно - рядом непроезжие МКАД и Ленинградка. Целый город летит под откос, но заколдованный народ безмолвствует и будет безмолвствовать впредь.

А все потому, что слишком часто приходится слышать: «Да все равно у вас ничего не получится», «Да вы знаете, чья это стройка!», «Да они все за нас уже решили», и даже глубоко философское - «С нами по-другому нельзя…» А давеча жена рассказала про то, как вышел у нее спор с будущими акушерками, завтрашним днем нашего здравоохранения. Та же безнадежная песня: «Да вы много хотите, да это же Россия, здесь иначе не бывает». А раз не бывает, то и не будет, ведь правда? О чем, говорю, хоть спорили. А она показывает мне цитату из учебника «Акушерство»:

«Живорождение - это полное изгнание или извлечение продукта зачатия из организма матери». Вот и ответ. Страну населяют продукты зачатия, кто ради них радеть станет? Так и живем.