Реплика

Реплика

Но не надо думать, что у всех адвокатов такие же близкие, можно сказать, дружеские отношения со своими клиентами, какие были, к примеру, у моего коллеги Алексея Николаевича с Марком Мильготиным. Скорее это исключение.

Хотя многие прокуроры и менты искренне считают, что это не так и адвокаты, защищающие криминальных авторитетов, жуликов или бандитов, сами, дескать, члены преступных сообществ. Хуже всего, что подобные мысли прививаются студентам — будущим юристам, и делают это преподаватели, пришедшие в вузы из правоохранительных органов. Те, кто, уволившись из прокуратуры, Следственного комитета, ФСБ или полиции, пошел работать в адвокатуру, таких глупостей не говорят. Другие же, кого в адвокатуру не приняли или кто сам не захотел туда идти, привыкнув к гарантированной ежемесячной зарплате, несут своим студентам порой такую ахинею, которую можно объяснить только какими-то личными причинами или тяжелейшим отравлением их обывательского сознания в результате чрезмерного потребления российских детективных телесериалов и книжек Донцовой и Устиновой. Или вы верите, что после двадцати лет рутинной работы в органах человек может мгновенно избавиться от привычки подчиняться приказам свыше, разлюбит грубые ментовские шутки, перестанет быть циником и сделается вдруг творческой, возвышенной личностью, жаждущей научных открытий?…

«Бандиты хотя бы прячутся, стараются не попадаться на глаза, — делятся они своим практическим опытом и обывательскими знаниями с желторотыми юнцами, решающими, как сказал поэт, «сделать бы жизнь с кого», — а их адвокаты нагло мельтешат перед глазами: туда-сюда, туда-сюда, чуть что — пишут жалобы, шастают по кабинетам…»

Что ж тут удивляться, что молодые прокуроры и следователи относятся потом к адвокатам с предубеждением, а известных боятся как огня и всячески избегают.

— Вот моя визитка, — сказал я, познакомившись в кабинете у судьи с гособвинителем по одному из своих дел, которое должно было вскоре рассматриваться. И протянул прокурору визитную карточку. Нам с ним предстояла длительная совместная работа, и я сделал это из вежливости, так как обмен визитками среди новых знакомых стал сейчас чем-то вроде рукопожатия. Но молодой прокурорский работник отшатнулся от меня, как от чумного, и, залившись румянцем, испуганно спрятал руки за спину.

Положение спас судья, который тут же попросил эту карточку для себя. Но неадекватность поведения гособвинителя была настолько очевидна, что мы с судьей некоторое время старались просто на него не смотреть и, заговорив на отвлеченные темы, попытались затушевать возникшую неловкость.

Но мне уже стало ясно, что ничего путного (в смысле интересного, неординарного или хотя бы по-настоящему профессионального) от этого прокурора ожидать не стоит: он будет тупо придерживаться текста обвинительного заключения, написанного следователями, будет весь процесс день изо дня бубнить себе под нос одно и то же, не имея ни силы, ни воли, ни ума отказаться от очевидно недоказанных эпизодов. Так все в точности и произошло.

Однако кое-чем он все-таки меня удивил, — он и его коллега, которому также было поручено поддерживать обвинение. Итак, на второй или третий день процесса они обратились к судье с просьбой переставить их стол куда-нибудь подальше, так как я, по их словам, мешаю им сосредоточиться.

— Адвокат Беляк, — заявили они, — на каждый наш вопрос или пояснение реагирует своими взглядами, покачиванием головы или жестами, что отвлекает нас, заставляет отвечать ему, дополнительно что-то пояснять, оправдываться. Мы так не можем!

— А может, я вас гипнотизирую? — спросил я с улыбкой.

Прокуроры исподлобья смотрели на меня и молчали.

— И куда же я вас, позвольте, пересажу? — В голосе судьи отчетливо звучала ирония. — Разве что ко мне — на подиум. (Стол судьи, как водится, располагался на некотором возвышении.)

— Да, ваша честь, — не поняли шутку прокуроры, — там нам было бы удобнее.

— Ну уж нет! — возмутился судья от такой наглости. — У нас здесь не цирк, а состязательный процесс, где стороны равны. И ваши места с защитой — друг против друга. Будьте любезны сидеть и работать! И впредь не отвлекайте нас по таким вопросам.

В итоге гособвинители остались мучиться «под обстрелом моих взглядов» на своем законном месте, а судья, кроме того, показал всем нам, что он хорошо помнит все, что мы здесь говорим.

Это касалось моего сравнения начатого процесса с цирком, здание которого, кстати, располагалось как раз напротив здания суда. А дело в том, что в первый день процесса, когда мы вошли в зал судебных заседаний (самый большой в суде), то увидели в нем такую картину: у противоположной от председательствующего стены вместо скамей для публики стояло… пианино; столы для защитников располагались длинным рядом вдоль окон; клетка с подсудимыми — через весь зал, напротив; а стол гособвинителей стоял как раз на подиуме, слева от стола председательствующего! И я вынужден был сделать заявление, потребовав поставить столы защитников рядом с подсудимыми, чтобы мы могли свободно общаться, а прокуроров посадить напротив нас, чтобы они ощущали себя равными нам участниками процесса, а не вершителями судеб подсудимых, восседающими рядом с председательствующим.

— А то, что мы видим сейчас, похоже скорее на цирк, — сказал я. — Может, ваш хозяйственник до этого там и работал?… Только подсудимые — не звери. Плясать в клетке под музыку не будут. И мы — не зрители.

К следующему заседанию пианино из зала исчезло, на его месте появились дополнительные скамьи для публики, наши столы переместились к клетке для подсудимых, а стол гособвинителей перекочевал к окошку, напротив столов защитников. И вот прошло несколько дней, как прокуроры предприняли попытку вернуть себе утраченную было позицию. Но безуспешно.

Все это происходило в Иркутске, в областном суде, в начале 2000-х годов, а гособвинителем, испытавшим на себе воздействие моих «чар», был тот самый прокурор Плохотнюк, о котором я уже рассказывал в этих записках.

Сейчас, говорят, он пошел на повышение и, переехав из холодной Сибири в субтропический Сочи, руководит там какой-то районной прокуратурой. Должность, конечно, невелика, но место теплое, а на карте страны, в известном смысле, и ключевое.

Его благодетель — земляк Юрий Чайка, преданно служащий Владимиру Путину генеральным прокурором и заменяющий тому прирученного сокола. А такими вот кадровыми перестановками предусмотрительный Юрий Ильич уже много лет укрепляет свое влияние на местах. Ведь сокол-то он сокол, но, по старой привычке, регулярно оказывается в мусорных кучах различных коррупционных скандалов, как повелось это с ним еще со времен работы в Иркутском обкоме КПСС и в местной прокуратуре. И тут всегда могут пригодиться свои люди, — даже такие зауряднейшие, как Плохотнюк. Такие даже лучше.

Да, годы идут, и вот дочь еще одного героя моих записок — непримиримого борца с коррупцией в лихие 90-е генерал-лейтенанта Валерия Очирова — уже член совета директоров компании «Россети». Там же числится и отпрыск директора ФСО, генерала армии Евгения Мурова. Конечно, быть может, Мария Очирова и Андрей Муров и в самом деле большие специалисты в области электроэнергетики, и, наверное, нет ничего плохого в том, что родители заботятся о своих детях, устраивая их на престижную и хорошо оплачиваемую работу. Но если родители — высокопоставленные чиновники, а детей своих устраивают на работу в одну из крупнейших государственных энергетических компаний страны топ-менеджерами, то вообще-то во всем так называемом цивилизованном мире это называется коррупцией.

Впрочем, нам, как известно, никто не указ: мы живем своим умом! Правда, жить мы хотим все-таки так же, как живут там, в мире цивилизованном. И очень удивляемся: почему это у нас никак не получается? И обижаемся, когда оттуда, из-за бугра, те, на кого мы не обращаем внимания и чье мнение для нас ничего не значит, посматривают на нас как-то искоса, с некоторой опаской.

А чего нас опасаться? Да, все последние годы, как утверждают наши ученые-юристы, «среди разрушительных процессов в России коррупция занимает одно из основных мест». Но — только одно! Другие «разрушительные процессы», как понимаем, тоже имеются, но о них почему-то меньше говорят и ученые, и политики. А о коррупции — сколько угодно! Абсолютно открыто! От высших руководителей страны до студентов. Гласность!

«Коррупция захлестнула современную власть на всех уровнях», — пишут российские студенты в своих рефератах. Советские студенты не так давно писали совсем иное: «Организованная преступность и коррупция, как массовые явления, характерные для большинства буржуазных стран, в советском обществе отсутствуют». И если в этих утверждениях и было преувеличение, то весьма незначительное.

Но вот потом у нас все пошло как-то наперекосяк. И дошло до того, что сам президент России Дмитрий Медведев объявил в 2008 году курс на борьбу с коррупцией! Госдума, следуя заданному курсу, тут же приняла Федеральный закон «О противодействии коррупции», а вместе с ним и целый пакет антикоррупционных законов.

А еще ранее, в 2001 году, по инициативе президента Путина была разработана фундаментальная концепция «Развития судебной системы России на 2002–2006 годы»!

Так что чего нас опасаться? Мы не страшные и вполне цивилизованные — законы сочиняем, щи лаптем не хлебаем, «Эхо Москвы» слушаем.

Правда, 2006 год давно миновал, развитие судебной системы как бы успешно завершено, но людей, обращающихся к адвокатам за помощью, по-прежнему в большинстве случаев интересуют не опыт, профессиональные знания и талант будущего защитника, а знает ли он конкретного судью или прокурора и имеет ли на них «выход».

Слышать такое, конечно, обидно настоящим адвокатам, — настоящим, но не «решальщикам», которых тоже развелось немало, что и не удивительно, ведь спрос рождает предложение. (А «решальщики», как правило, все те же бывшие прокуроры с адвокатскими «корочками». Кому, как не им, знать своих коллег и судей?)

Но это, если хотите, еще и «лакмусовая бумажка» — самый простой и надежный способ проверки того, чем же закончилась на деле путинская судебно-правовая реформа и к чему она привела. Как видим, ни к чему хорошему.

Но не все так плохо: зарплату судьям, прокурорам и сотрудникам правоохранительных органов все же повысили. И правильно сделали, потому что до этого их зарплата была безобразно низкой, просто-таки унизительной.

А теперь в судьи и прокуроры конкурс как в театральные вузы! В Следственный комитет — меньше, так как там, в результате реформы, уже несколько лет полный завал, и не каждый человек способен выдержать такое огромное напряжение нервов и физических сил, которого требует от него современная работа российского следователя.

А вот чтобы молодому специалисту попасть в органы прокуратуры, да еще на хорошую должность, теперь нужно еще и… заплатить. Да, да, не падайте в обморок, мамы и папы будущих прокуроров: нужно дать взятку! И немалую! Об этом тоже знают и открыто говорят многие юристы, включая выпускников юридических вузов и их преподавателей, но только сами руководители прокуратуры, призванные в числе первых противодействовать коррупции, сохраняют по этому поводу абсолютное молчание.

Впрочем, возможно, и нам не стоит слишком уж беспокоиться на сей счет и пугать себя и весь «цивилизованный» мир? В России, как учит нас классика (а Юрий Чайка — большой любитель русской литературы!), мздоимство всегда было в порядке вещей. Да и «оборотни в погонах» — это не люди с песьими головами, чего их бояться?! Вполне обычные с виду — спорт любят, путешествуют, детей растят, в церковь ходят…

Вот, например, взять бывшего начальника Федеральной службы исполнения наказаний генерал-полковника Александра Реймера. Внешне тип крайне неприятный — этакая огромная восьмипудовая жаба, но и ей, как выясняется, ничто человеческое не чуждо. Хотя если бы при назначении на высшие государственные должности в России существовал фейс-контроль, то его вряд ли бы прошли и Чайка с Сердюковым. Посмотрите внимательно на их лица, там же все написано четко и ясно: «Пробу ставить негде!»

Но президент Медведев — плохой физиономист. Он этого не прочитал и назначил Реймера главным тюремщиком России. А тот спустя три года оказался вначале замешан в сексуальном скандале со своей секретаршей, отказавшей ему во взаимности, а потом еще и в махинациях на миллиардные суммы при закупках продуктов для заключенных в колониях. И когда выяснилось, что «этнический немец» Реймер — казнокрад, он быстро, с невероятной скоростью для пузатого генерала, сбежал в Израиль.

Об Анатолии Сердюкове, в связи с коррупцией и развалом Вооруженных сил, сейчас пишут и говорят много, о коррупции в ведомстве Чайки, уверен, еще будут писать и говорить, но Реймер!.. Почему по поводу истории с ним нет такого же возмущения в обществе, какое мы наблюдаем в случае с Сердюковым?! Ведь это невиданный случай, чтобы сбежал за границу, опасаясь судебного преследования за коррупционную деятельность, начальник ГУЛАГа (то есть, пардон, ФСИН)! И — тишина. Может, это потому, что для большинства наших граждан то, что происходит в этом ведомстве, а равно в бесчисленных тюрьмах и лагерях по всей России, не интересно, кажется далеким и малозначительным? И напрасно! Это заблуждение для многих россиян может оказаться трагическим, так как Россия — страна, где от тюрьмы и от сумы лучше не зарекаться…

А я, если выбирать людей, символизирующих «путинскую эпоху», выбрал бы именно эту упомянутую выше троицу: Чайку, Сердюкова и Реймера. Разумеется, можно найти и других, но я бы назвал именно этих. Они, по моему мнению, как никто лучше олицетворяют предательство, ложь, коварство, алчность, лицемерие и холуйство, свойственные подавляющему большинству чиновников этой самой «путинской эпохи».

А среди моих клиентов, наоборот, было и есть немало достойных и очень интересных людей, с которыми я с радостью поддерживал и, по возможности, продолжаю поддерживать близкие отношения. Среди них и те, кого я упоминал выше, и много вовсе неупомянутых.

— Теперь, Сергей Валентинович, ты с нами в одной команде! Мы вместе! — сказали мне как-то за праздничным семейным столом легендарные советские хоккеисты Владимир Петров и Борис Михайлов. Эти их слова, как и теплые слова благодарности в мой адрес, сказанные Владимиром Петровым в интервью журналистам после того, как мне удалось выиграть в суде дело в защиту его интересов (спор был с Федерацией хоккея России, которую в те годы возглавлял Валентин Сыч), дороги мне больше каких-либо наград или почетных званий. Точно так же, как и многолетняя дружба с Эдуардом Лимоновым и другими яркими, талантливыми людьми — известными или малоизвестными, в том числе и теми, кого правоохранительные органы и пресса относят к «лидерам криминального мира». Да, это так, и я не вижу причин скрывать этого! Но все это не делает меня самого преступником, как не делает меня лимоновцем или жириновцем, националистом, коммунистом или антикоммунистом, сионистом, металлистом или хоккеистом. Потому что я — адвокат. И этого вполне достаточно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.