Жириновцы

Жириновцы

Когда я однажды похвалил при Жириновском самоотверженность, идейную убежденность и бескорыстную преданность своему вождю парней и девушек Национал-большевистской партии, которые приезжали в Саратов со всех концов огромной страны и даже из-за границы, чтобы дать в суде показания в защиту Лимонова, в голубых глазах Владимира Вольфовича мелькнула тень легкой зависти. Кто, как не он, лучше других знал, что в его партии таких преданных и самоотверженных соратников никогда не было, нет и вряд ли будет. И случись с ним сейчас какая-нибудь неприятность или, не дай бог, беда, большинство из тех партийцев, что бессловесными истуканами позируют за его спиной в Госдуме, тут же трусливо разбегутся по разным партиям, а то и вовсе всадят в спину нож.

И потому Вольфовича иной раз прорывает.

— Вы въехали в Думу на моих плечах! — ругает он своих нерадивых партийцев. — Я мотаюсь по стране, постоянно встречаюсь с людьми, работаю круглыми сутками, а где вы? Отдыхаете? Наслаждаетесь жизнью? Вы — черви!..

И они молчат. Соглашаются. Хотя некоторые в душе и ропщут. Но только некоторые.

Пятнадцать лет подряд не хотел быть червем в ЛДПР один из самых известных жириновцев — Алексей Митрофанов. И еще бы и дальше мучился, но тут уж надоело играть с ним в поддавки самому Вольфовичу, и Леша, набравшись опыта и всего прочего, что крайне необходимо современному российскому политику, подался в свободное плавание по коридорам и кабинетам Власти, прибиваясь то к одному, то к другому берегу.

Александр Венгеровский, который всегда, сколько я его знал, был о себе очень высокого мнения, а после получения из рук Жириновского должности вице-спикера Государственной думы от фракции ЛДПР так возгордился собой, что стал причислять себя к «основателям партии» и даже написал и издал книжку под многозначительным названием «Хочу и могу».

Впрочем, если самоуверенность и самолюбование были всегда свойственны «барину» Венгеровскому, то любовь к эпатажу присуща вообще многим депутатам-жириновцам первого созыва, во всем подражавшим своему экстравагантному, талантливому лидеру. Однако подражали они ему, как правило, нарочито и неумело.

Наиболее отличались в этом Алексей Митрофанов (видимо, замаливая грехи, о чем речь чуть позже) и Вячеслав Марычев (ну, тот в силу характера и основных своих специальностей — актера и массовика затейника). Первый стучал кулаком по думской трибуне и, заходясь в истерике, кричал коммунистам: «Мы вам покажем!» Второй приходил на пленарные заседания то в шапке-ушанке или в телогрейке, то в поповской рясе или в белом костюме руководителя секты «Аум Синрикё», то надевал под свой знаменитый красный пиджак бутафорские женские груди. А то на пресс-конференции пил из пол-литровой банки яблочный сок, выдавая его за «мочу кандидата в президенты России Владимира Жириновского». Таким оригинальным способом депутат Марычев пытался доказать богатырское здоровье своего лидера, в отличие от плохого здоровья его конкурента на выборах — действующего президента Бориса Ельцина.

— Как у младенца! — комментировал Марычев дегустацию «мочи Жириновского», причмокивая от удовольствия.

Что же касается книжки Венгеровского, то ее выпуск, по задумке автора, тоже должен был стать еще одной эпатажной акцией жириновцев (словно они соревновались между собой, кто кого перещеголяет в экстравагантности и подражании их лидеру). Однако, как мне кажется, самим ее названием Венгеровский, что называется, сглазил и свою политическую карьеру, и саму жизнь.

— Я молодой политик. Нет у меня пока громкого имени… Главное: я хочу и могу!

Но совсем скоро выяснилось, что Александр Дмитриевич не только ничего вообще не хочет, но уже и не может: он быстро лишился поста вице-спикера Думы; несколько лет «прозябал» простым депутатом; подвергся нападению неизвестных лиц во дворе своего дома в центре Москвы, когда выгуливал там собачку, — был ранен в ногу из пистолета и стал инвалидом; затем со скандалом вышел из ЛДПР и строил маниловские планы по созданию собственной партии; долго лечился от различных болезней и умер 59 лет от роду, да упокоится его душа с миром!

Но вот когда Венгеровский еще оставался депутатом и мы с ним встречались в Думе, он постоянно жаловался мне на Вольфовича, сетовал, что, дескать, тот его не ценит, отдавая предпочтение «всяким сомнительным личностям», «дряни» и «быдлу».

Да, жириновцы совсем не походили на лимоновцев!

— Я же был самый солидный человек в партии! — обиженно восклицал Венгр. — С кем Жир останется?…

А мне, слушая его, вспомнилось, как незадолго до первых выборов в Думу в 1993 году, когда я заехал в штаб ЛДПР в Рыбниковом переулке, чтобы оставить Вольфовичу на подпись какие-то документы, то в его кабинете обнаружил… Венгеровского. Тот в отсутствие хозяина мерно покачивался в его кресле за рабочим столом, хотя никто ни до ни после такого себе не позволял.

— Дмитрич, ты чего это здесь? — не удержался я, выкладывая на стол Жириновского свои бумаги.

— Да так, — замялся Венгеровский. — Я же первый заместитель…

Этот «первый заместитель» впервые появился в партии только в июле 1992 года, в связи с чем он отсутствует даже на известной фотографии «теневого кабинета министров» Жириновского, сделанной в конце июля того года, о чем Венгеровский часто высказывал потом сожаление. Его заявление о вступлении в партию (тогда — ЛДПСС) с приколотой к нему советской десятирублевкой мне несколько раз попадалось на глаза среди бумаг на столе управделами партии Валентина Минакова, так как оно пролежало там до конца лета из-за отсутствия в Москве Жириновского. Вольфович в тот период активно разъезжал по заграницам — то в ФРГ к лидеру Немецкого народного союза доктору Герхарду Фраю, то с Лимоновым во Францию — к Жан-Мари Ле Пену.

Между тем позднее Венгеровский всем посторонним рассказывал сказки, что он, дескать, является членом ЛДПР и даже членом Высшего Совета ЛДПР еще с 1990 года! И эта ложь, в которую, похоже, он даже сам стал постепенно верить, вошла и в его официальную биографию, и в Википедию.

Когда же в августе 1992 года Минюст РСФСР, возглавляемый Николаем Федоровым, аннулировал регистрацию ЛДПСС (не имея на то, разумеется, никаких законных оснований, так как зарегистрирована она была вышестоящим министерством — Минюстом Союза ССР), все шатающиеся и «новообращенные», к коим относился и Венгеровский, бросились бежать с тонущего корабля под названием ЛДПСС. Ведь дальше, как многие тогда предполагали, могли последовать и репрессии. Особенно если учесть, что Жириновский ровно год назад поддержал ГКЧП, а его члены все еще продолжали находиться в Матросской Тишине.

Сам я познакомился и начал работать с Жириновским в том самом августе 1991-го, сразу после «путча ГКЧП», когда Вольфович особо нуждался в юридической помощи. После победы над гэкачепистами, 22 августа, мэр Москвы Гавриил Попов издал распоряжение № 125рм «О приостановлении деятельности организаций КПСС и ЛДПСС г. Москвы, оказавших содействия путчистам в организации переворота». У коммунистов отобрали здания райкомов, горкома, ЦК и всего прочего, а у ЛДПСС ничего, кроме одного номера в гостинице «Москва», не оказалось. Поэтому все ограничилось направлением в гостиницу электриков, которые выкрутили лампочки, извинились и ушли.

Выглядело все это, конечно, комично. Но что могло последовать дальше — никто не знал. А могло последовать что угодно. И через несколько дней Жириновский, от греха подальше, перебрался в гостиницу «Центральная» на улице Горького с номерами без туалетов и скрипучими полами длинных коридоров.

Потом, уж осенью, Вольфовичу случайно подвернулась освободившаяся двухкомнатная квартира на последнем этаже в Рыбниковом переулке, а в начале следующего, 1992 года он со своим штабом перебрался уже в трехкомнатную квартиру в соседнем доме.

Мне приходилось часто, по нескольку раз в неделю, встречаться в те времена с Жириновским, бывая у него и дома — на Сокольническом Валу. И я невольно видел все, что происходило тогда в партии, — кто окружал ее лидера, с кем он встречался, кто приходил к нему, чтобы познакомиться или вступить в партию.

Станислав Жебровский, Ахмет Халитов, Михаил Дунец, Андрей Архипов, Андрей Завидия, Виктор Богатый, Александр Жуковский — вот те, кто был с Вольфовичем в тот период. (Жебровский, Дунец, Халитов и Богатый стояли еще у истоков создания ЛДПСС в 1989–1991 годах.) И еще были ребята-осетины, которые возили и охраняли Вольфовича.

Потом в качестве охранника появился Владимир Михайлович Костюткин — отставной майор КГБ. А уже во второй штаб-квартире в Рыбниковом переулке управляющим делами ЛДПСС стал Валентин Минаков. Он и привел в партию летом 1992 года своего знакомого Венгеровского (а тот затем, когда стал вице-спикером Думы, отблагодарил его тем, что взял к себе руководителем секретариата).

Но до 1992 года Венгеровским в партии даже и не пахло! Как и многими другими ее «старожилами» и «ветеранами», которые первыми бросились врассыпную, как только узнали, что Ельцин приказал с партией Жириновского покончить.

И среди этих беглецов, помимо Венгеровского, был и Алексей Митрофанов, появившийся в партии с документальным фильмом «Кандидат в президенты господин Жириновский», автором сценария которого он, кажется, являлся. Премьерный показ фильма состоялся 4 апреля 1992 года в московском кинотеатре «Горизонт». Фильм был самый что ни на есть заурядный. Но о Вольфовиче тогда не снимали и таких. На телевидение его тоже не приглашали, а в газетах упоминали только в рубриках «Скандалы и происшествия» или «Новости из зала суда». И Митрофанов пристал на время к Жириновскому, пока тот был на плаву и ЛДПСС еще существовала.

Но партию неожиданно прикрыли.

И «креативный» Леша Митрофанов, чутко следящий за порывами ветра, дующего со стороны Кремлевского холма, вместе с «солидным» Александром Венгеровским уже осенью 1992 года примкнули к бывшему пресс-секретарю Жириновского Андрею Архипову, задумавшему создать свою партию.

Так получилось, что Андрей тоже расстался с Вольфовичем именно в этот период, но по другой, более прозаической причине — из-за невыплаты ему заработной платы. Что в общем-то и неудивительно, ведь большинство из тех, кто был тогда рядом с Жириновским и распределял скудные партийные финансы, недолюбливали Архипова за его острый язык и всячески выживали из партии. Они считали, что Андрей своими радикальными заявлениями от имени ЛДПСС и «сенсационными» сообщениями о жизни ее лидера превращает «серьезную политическую организацию» в балаган.

И вынужденный в конце концов уйти от Жириновского Архипов пригласил для участия в своем собственном политическом проекте всех тех, кто тоже покинул Вольфовича. Так с Архиповым оказались Митрофанов и Венгеровский, коммерсант Юрий Бузов и безработный кандидат химических наук Александр Курский, торговавший у музея Ленина патриотической и либерально-демократической литературой, писатель-националист Анатолий Иванов-Скуратов и бывший рок-музыкант Сергей Жариков, ранее привлеченный им к изданию газеты «Сокол Жириновского». Впоследствии к этой экзотической компании примкнул на короткое время и Эдуард Лимонов, уже успевший разочароваться в Жириновском.

И пока мы с Вольфовичем несколько месяцев занимались регистрацией новой Либерально-демократической партии (ЛДПР была зарегистрирована только 14 декабря 1992 года), с ним все это время оставались по большому счету лишь Жебровский, Минаков, Мусатов, Богатый, Халитов и секретарь Александр Жемло (якобы бывший прапорщик, приехавший из Латвии и ввиду отсутствия денег и жилья живший прямо в штабе партии). То есть все руководство партии вместе с ее основными спонсорами, как и год назад, могли уместиться на одном диване.

Вот, собственно, и все.

Я сам чаще общался с Мусатовым и Богатым, консультируя их по различным вопросам, связанным с бизнесом. А вот Ахмета Халитова, хотя он был весьма своеобразный и далеко не глупый человек, я никогда всерьез не воспринимал (как, впрочем, догадываюсь, не воспринимали его серьезно и все остальные). Ко мне же он относился очень хорошо, убеждая, что моя фамилия происходит от имени знатного татарского хана, покинувшего Золотую Орду в конце XV века со всем своим родом. Перебравшись в Литву, эти люди якобы расселились потом по всей Восточной Европе, став в Литве Белякасами, в Польше — Беляками (с ударением на первом слоге), в Чехии и Словакии — Биляками, а в России — Беляковыми, то есть, по его словам, «людьми хана Беляка». Он даже как-то раз, приехав к Жириновскому с каким-то казанским муллой, вручил мне книжку об известных русских фамилиях булгаро-татарского происхождения, где все это подробно описывалось и говорилось о генерале Речи Посполитой литовском татарине Юсуфе Беляке, защищавшем в конце XVIII века Варшаву от русской армии Александра Суворова. Много лет потом Халитов неизменно называл меня на арабский манер ханом Бюляком.

— Это у русских беляк — белый, чистый или щеголь, — пояснял он со знанием дела, — а у арабов бюляк — подарок…

Не знаю, прав был или нет Ахмет Халитов относительно происхождения моей фамилии, но однажды, уже в Госдуме, меня разыскал по думскому телефону какой-то пожилой литовец. Он представился Белякасом, сказал, что прочитал в вильнюсской газете «Республика» материал обо мне, и пояснил, что собирает информацию о своих известных однофамильцах — литовских татарах…

Правда, помимо тех немногих верных или просто симпатизирующих Жириновскому людей в пустых помещениях его штаб-квартиры в последние месяцы 1992 года можно было встретить еще и нескольких городских сумасшедших. Один из них, помню, важно представлялся родственником министра безопасности Виктора Баранникова, обещая Вольфовичу поддержку «на всех уровнях», но при этом сам писал огромными, на полстраницы, буквами, безумно таращил глаза и пускал слюни. Но такие типажи встречались в тот период и в любой другой партии, поэтому они не в счет.

А пока мы регистрировали ЛДПР, Архипов, Жариков, Венгеровский, Митрофанов, Курский, Иванов-Скуратов и примкнувший к ним Лимонов создали свою Национал-радикальную — Право-радикальную партию. Такое длинное и странное на первый взгляд название было вызвано тем, что Лимонов предлагал создать партию со словом «национал» в ее названии, а Архипов и все остальные бывшие жириновцы делали упор на слове «правая».

Но в том, что партия должна быть радикальной, сходились все.

Однако спустя месяц или два, Лимонов покинул своих однопартийцев, определив их как беспомощных болтунов, и загорелся идеей создания уже своей собственной партии, получившей в итоге название «Национал-большевистская» и заслуженно вошедшей в новейшую историю России…

А через год, когда после расстрела здания Верховного Совета Ельцин объявил о проведении выборов в Государственную думу и разрешил участвовать в этих выборах ЛДПР, в штабе партии вдруг вновь как ни в чем не бывало объявились Митрофанов и Венгеровский. Причем первый пришел не один, но со своей сестрой Элеонорой, а последний тут же объявил себя «первым заместителем председателя партии», оттеснив в сторону своей «солидной» фигурой интеллигентного Станислава Жебровского, поразившего в свое время Лимонова превосходным знанием французского языка.

К сожалению, не только Венгеровского, но и многих других героев этих моих записок уже нет в живых. Нет среди нас и Станислава Жебровского, о ком я искренне скорблю. Я знал его лучше, чем Лимонов и многие жириновцы. Человек с большим опытом и обширными знаниями, но совершенно лишенный тщеславия и высокомерия, Жебровский обладал редкой для жириновцев деликатностью и врожденным, шляхетским, благородством (что воспринималось многими как «старомодность»). В последние годы своей жизни Жебровский мечтал снять документальный фильм об истории создания ЛДПР, взяв интервью у всех участниках тех событий, включая Лимонова. А в середине нулевых, по моей рекомендации, он помогал депутату-справедливороссу Геннадию Гудкову в организации его законотворческой работы.

Я помню и первую после выборов 1993 года пресс-конференцию Владимира Жириновского, проходившую в том самом кабинете в Рыбниковом переулке, где я нечаянно застал Венгеровского в рабочем кресле вождя. И этот кабинет с трудом мог вместить всех пришедших к Жириновскому журналистов.

Это было что-то невероятное! Сенсационная победа ЛДПР! Кульминационный и, вероятно, главный момент всей жизни Владимира Вольфовича!

«Россия, ты одурела!» — скажет, еще не опомнившись от первого шока, публицист-демократ Юрий Карякин. А тогдашний рупор демократии — газета «Московский комсомолец» опубликует свой гневный материал о победе партии Жириновского на выборах под заголовком «Здравствуй, ж…, Новый год!».

Но Вольфович был триумфатором и не обращал внимания на весь этот скулеж. Его партия, год назад фактически ликвидированная и вновь воссозданная, победила на всероссийских выборах! Замечу: на первых и, наверное, последних честных выборах в современной России по сию пору!

Жириновский сидел за рабочим столом, стиснутый со всех сторон журналистами с телекамерами, фотоаппаратами и диктофонами, ослепленный десятками вспышек и софитов. После бессонной ночи в ЦИК он делился планами и рассказывал о себе — своей жизни, своих предпочтениях в политике и в искусстве (например, я помню, как он поразил меня тогда неожиданным признанием, что из зарубежных актрис ему, оказывается, нравится Стефания Сандрелли). К нему, ранее воспринимавшемуся «шутом» (и меня несколько раз вызывали «на ковер» в адвокатуре с вопросами, почему я его защищаю — «шута» и «фашиста»), теперь было приковано, без преувеличения, внимание всего мира. Он находился на вершине успеха! Он купался в лучах славы! Заслуженной славы.

А рядом с ним, среди этой толпы, на стуле сидел и многозначительно кивал импозантный «первый заместитель председателя ЛДПР» Александр Венгеровский.

Станислав же Жебровский, один из основателей партии и верный многолетний соратник Владимира Вольфовича, скромно стоял сбоку, никем не замечаемый.

А внизу, по занесенному снегом Рыбникову переулку, спешили к зданию штаба ЛДПР новые и новые группы российских и зарубежных журналистов.

И по грязным, широким лестницам подъезда уже поднималась наверх к Жириновскому первая иностранная делегация — сотрудники посольства Ирака во главе с самим послом.

В коридорах штаба все еще не могли прийти в себя от счастья ставшие вдруг депутатами Володя Пчелкин и Виктор Пронин. Володя — один из «соколов Жириновского», одетый в синюю униформу, в сапогах и с портупеей через плечо, оставил на радостях свой пост у входной двери, а Виктор, устроившийся недавно в ЛДПР заведующим гаражом, уже разливал вино по стаканам.

— Да-а-а! — восторженно тянул он. — В каких только авантюрах я не участвовал, но в такой еще никогда!..

Здесь следует пояснить, что, когда президент Ельцин внезапно объявил о предстоящих выборах в Думу, Вольфович включал в избирательный список своей партии всех подряд — от сотрудников аппарата и «соколов» до первых встречных-поперечных, случайно оказавшихся у него на пути. Это уже потом желающие стать депутатами Госдумы от ЛДПР стали выстраиваться в очередь к Жириновскому, а тогда все было гораздо проще и веселей.

Так, совершенно случайно среди депутатов ЛДПР оказался, к примеру, и 23-летний Алексей Зуев, работавший до этого помощником скандально известного в те годы предпринимателя Антона Ненахова, владельца фирмы GMM, офис которой располагался в Совинцентре на Краснопресненской набережной. Ненахов (этакий симбиоз Бендера и Хлестакова) был знаком с Жириновским, приезжал к нему и сам приглашал Вольфовича на банкеты и приемы, но в момент формирования избирательного списка уехал, как назло, куда-то за границу. Вольфович позвонил ему в офис, попросив передать Ненахову, чтобы тот написал заявление и заполнил анкету, если хочет стать депутатом Госдумы.

— А я могу?… — робко поинтересовался на том конце провода молодой человек, представившийся помощником Ненахова. — Если шеф не захочет?…

Шефу он о звонке Жириновского сообщить позабыл («замотался»), но сам в Рыбников переулок приехал, заявление написал и анкетку заполнил. Так Леша Зуев, бывший несколько лет на побегушках у Ненахова, стал «самым молодым депутатом» Государственной думы.

Кстати, Алексей Зуев тоже уже умер. Он был депутатом двух созывов, но ничем особым в Думе и в российской политике не запомнился, разве что тем, что постоянно лез на передний план во время видео— и фотосъемок Жириновского. Сколько редких снимков Вольфовича с известными людьми было испорчено тем, что между ними оказывалась толстощекая физиономия Леши Зуева!..

Завгар Пронин вместе с руководителем секретариата ЛДПР В. Кобелевым, став депутатами, оказались первыми, кто покинул фракцию ЛДПР, переметнувшись к ее политическим противникам. Это произошло чуть ли не сразу после получения ими депутатских удостоверений. Но где они сейчас — я не знаю. «В жопе», — предположил более осведомленный Архипов.

Володя Пчелкин дисциплинированно отсидел в депутатском кресле весь отпущенный ему срок и потом тоже куда-то бесследно исчез, будто его и не было. Экстравагантный массовик-затейник Вячеслав Марычев умер в 2006 году, прикованный к постели и лишенный речи после инсульта…

А еще, слушая стенания депутата Венгеровского, мне вспомнился случай, как однажды он (уже будучи вице-спикером) вызвался подвезти меня на своей служебной машине до дому. Это было в начале 1994 года, когда Госдума еще располагалась в здании бывшего СЭВа на Новом Арбате, а мы с Венгеровским жили по соседству, в районе Речного вокзала.

И вот мы уселись с ним на заднее сиденье его черной «Волги» (тогда все народные избранники ездили только на «Волгах»), и машина, скрипя, дребезжа и фыркая, поехала мимо Трехгорки в сторону Пресни.

— Вот видишь, Сергей, — вальяжно откинувшись на спинку сиденья, громко воскликнул Венгеровский, — на каком барахле мне приходится ездить! Мне — человеку, входящему в десятку самых высокопоставленных чиновников России!..

«Лучшему адвокату и другу руководства ЛДПР на память от автора», — написал он мне на своей книжке. «Руководство»! Иначе Венгр о себе в тот период и не мыслил.

А фотографии, помещенные в эту книгу!

Все они в общем-то столь же банальны, безвкусны и пошлы, как все, что писал и говорил «верный жириновец» Венгеровский: он и такой-то, он и такие-то, он и памятник, он и его семья, он и Рыбкин — «коллеги», он и Жириновский — «соратники». Но начинается этот «дембельский альбом» снимком, запечатлевшим автора с телефонной трубкой и иронической улыбкой на лице. А подпись под фотографией гласит: «Момент телефонного разговора с премьер-министром В. Черномырдиным». Но почему не с президентом Б. Ельциным или с самим Господом Богом?… Скромность не позволила.

— Дмитрич, — сказал я Венгеровскому, когда он, наконец, закончил изливать мне в очередной раз свою душу, — а ты зря обижаешься на Вольфовича. Посуди сам: и ты, и все остальные депутаты оказались здесь, в Думе, только благодаря ему — его таланту и харизме. Так?

— Ну, так, — неохотно согласился Венгр.

— То есть Жириновский — это как бы основное блюдо. А вы все, извиняюсь, гарнир к нему: картошка, рис, овощи…

Венгеровский уставился на меня, как будто увидел впервые.

— Да ты не обижайся! Ведь я же правду говорю.

Венгр промолчал. Но после того разговора он больше при мне на Жириновского не жаловался.

* * *

В декабре 1995 года, незадолго до новых выборов в Думу, я предложил Вольфовичу в рамках избирательной кампании поехать в Центральный дом художника, чтобы там, на фоне художественных полотен с изображением руководителей Советского государства (как раз проходила такая выставка), под объективами телевизионщиков поговорить о предстоящих выборах и современной российской политике.

Жириновскому эта идея понравилась, и мы договорились, что поедем в ЦДХ сразу после небольшого фуршета (по поводу чего — я уже и не помню), который должен был пройти с участием депутатов фракции ЛДПР в Доме приемов на Ленинских горах. О предстоящем «культпоходе» Жириновского в ЦДХ пресс-служба ЛДПР заранее сообщила всем СМИ, и интерес со стороны журналистов к этому мероприятию был повышенный. (Надо помнить, что это были вторые выборы в Думу, и хедлайнером на них выступал именно Жириновский.)

В ходе фуршета ко мне подошел Венгеровский. Вольфович стоял недалеко от нас, через стол, и я видел, что он прислушивается к тому, о чем мы говорим с Венгром. Точнее — что тот говорит мне. А Венгр, спросив, куда я собираюсь ехать на новогодние каникулы, стал хвастаться, что за три года работы в Думе он как вице-спикер совершил 74 поездки за границу, объездив все континенты и почти все страны мира.

— Ты же, знаю, фанат Таиланда, — снисходительно похлопывая меня по плечу, говорил Венгеровский, — а я в Бангкоке за один этот год был дважды — один раз, когда летел в Австралию. И в твоей любимой Испании побывал раз пять. И два раза — в Акапулько, в Мексике. Вот где рай! Не бывал? Зря, съезди…

И тут неожиданно для Венгра подал голос Жириновский. Было понятно, что он крайне раздражен услышанным и с большим трудом сдерживает себя.

— Венгеровский! — рявкнул Вольфович. Окружавшие нас люди обернулись на его голос, умолкли и даже, как мне показалось, перестали жевать. — Ты бы лучше не по заграницам раскатывал, а со мной по стране!

С лица Венгеровского мигом слетела благодушная улыбка.

— Я это делал, пропагандируя по всему миру нашу партию…

— И ты думаешь, через неделю за нас будут голосовать тайцы и мексиканцы?…

Венгр что-то попытался сказать в ответ и даже изобразил на своем породистом лице некое подобие улыбки, но Вольфович от него уже отвернулся, а окружающие жириновцы снова (и с еще большим аппетитом) принялись поглощать дармовые осетрину, жюльены, испанские маслины и заливное из телячьего языка.

После фуршета мы поехали в ЦДХ. Я ехал в машине с Вольфовичем, а депутаты (без Венгеровского) и работники пресс-службы — на нескольких машинах следом за нами. Жириновский уже успел успокоиться и о Венгре больше не вспоминал. В сущности, это уже и был конец явления под названием «политик А. Д. Венгеровский». Менее трех лет понадобились Вольфовичу, чтобы разобраться в этом человеке. И, уверен, свою лепту в это «прозрение» лидера ЛДПР относительно Венгра и многих других «верных» жириновцев внес Эдуард Лимонов, написавший в 1994 году книгу «Лимонов против Жириновского».

А в Центральном доме художника, где нас поджидала уже большая группа журналистов с телекамерами, настроение Вольфовича совсем улучшилось.

Мы всей толпой в окружении журналистов обошли залы ЦДХ, задерживаясь ненадолго лишь у некоторых полотен или скульптурных работ.

На фоне картины с Лениным Жириновский рассказал об ошибочной национальной политике коммунистов; у портрета ветерана войны с фотографией Сталина в руках — о необходимости в России «твердой руки». На фоне нью-йоркских небоскребов Вольфович раскрыл присутствующим антироссийские замыслы американских политиков, а возле портрета какого-то чукотского оленевода вспомнил вдруг о своем детстве в Алма-Ате, после чего плавно перешел к китайской экспансии и закончил все японцами, которым ни в коем случае нельзя отдавать Курилы. В общем, он был в ударе.

Уже направляясь к выходу и комментируя по ходу движения под дружный хохот все картины подряд, Вольфович заметил в одном из полупустых залов мальчишку лет девяти-десяти и остановился возле него. Увидев рядом с собой «живого Жириновского» в окружении толпы журналистов, мальчуган разинул от удивления рот, а Вольфович, потрепав его по голове, строго спросил:

— Ты знаешь, кто я?

— Знаю, — ответил мальчик. — Жириновский.

— Верно, — похвалил его Вольфович. — А еще кого знаешь из наших политиков?

Мальчик подумал и неуверенно произнес:

— Ельцин.

— А еще кого?

Ребенок смутился.

Вольфович расцвел в улыбке:

— Правильно! Молодец! Больше никаких настоящих политиков в России нет! Тебя как зовут?

Мальчик назвал свое имя.

— Ты здесь с родителями?

— Да, у меня папа художник, он сейчас придет.

Жириновский подозвал своего помощника, что-то ему сказал, и тот через минуту передал Вольфовичу его портмоне. Жириновский заглянул внутрь, несколько секунд подумал и, вынув из портмоне пластиковую карту Visa, протянул ее мальчику на глазах оторопевших журналистов и жириновцев.

— Бери, — сказал он. — И вот тебе еще моя визитка. Дайте ему визитку!.. Скажи папе, чтобы он позвонил по номеру, который здесь указан, и мои помощники ему назовут ПИН-код этой карты. Это для того, чтобы он смог снять с нее деньги для тебя…

Когда мы вышли на морозную улицу, я спросил у одного из помощников Вольфовича, сколько денег было на той карте.

— Точно не помню, — пожал он плечами. — Но тысяч десять долларов там было. Не меньше…

Я рассказал сейчас эту историю вовсе не как рождественскую сказку, хотя она для этого подходит как нельзя лучше.

Я рассказал ее для того, чтобы вы поняли: Жириновский принимает решения, что-то говорит или делает абсолютно без чьей-либо подсказки. Да, он готов выслушать дельный совет, может согласиться с чьим-то мнением или даже воспользоваться чужой мыслью, но все равно сделает все так, как свойственно только ему.

И это многих раздражало.

— Жириновский вульгаризирует чужие идеи и мысли, — говорили его оппоненты. А может, он просто чутьем улавливал то, что большинству людей гораздо понятнее и ближе его вульгарная интерпретация различных идей, чем сами эти идеи?

Авторы же оригинальных идей не могли состязаться с Вольфовичем в ораторском искусстве. Они не обладали и такой, как у него, мощной харизмой, потому и оставались в его тени. И как только выходили из этой тени, так и исчезали на свету, как лед тает под лучами солнца.

Да, Жириновский, как и любой вождь, ловко использовал людей (их опыт, знания и мысли), в то время как они думали, что чему-то его учат, что-то ему советуют, а потому, дескать, могут называться его учителями или советниками. Должности «советников» Вольфович раздавал и раздает налево и направо, как медальки. Но если поговорить с ним по душам, то он вряд ли кого-нибудь всерьез назовет своим советником. Как и своим другом.

И никакие имиджмейкеры ему тоже никогда не были нужны, в принципе. Потому что его образ сформировался раз и навсегда еще тогда, когда он только задумывался о занятии политикой и ходил пробовать свои силы на Пушкинскую площадь к «Московским новостям» или к фонтану у Тверского бульвара, где стихийно собирались толпы советских граждан, обсуждающих события в Нагорном Карабахе и спорящих друг с другом до хрипоты на самые разные политические темы.

Хотя среди жириновцев (как нынешних, так и бывших) нет-нет да и найдется кто-нибудь, кто начинает приписывать себе лавры имиджмейкера Жириновского.

Например, мне неоднократно приходилось читать и слышать, как нечто подобное говорит о себе Сергей Жариков.

Вот что он рассказывал летом 2012 года (ровно через 20 лет после своего сотрудничества с Жириновским!), отвечая на вопросы молодых, двадцатилетних, журналистов радиостанции «Маяк».

Ведущий: Очень хочется прояснить пару моментов. В 1989–1993 годах вы работали советником, спичрайтером и имиджмейкером Владимира Вольфовича Жириновского?…

Жариков: Ну, я туда попал, да. Совершенно случайно на самом деле. Попал в самом начале, когда эта партия организовалась…

Ведущая: Забавно. Неужели Владимир Вольфович — это тот человек, которому нужен спичрайтер?

Жариков: Дело в том, что он и не был лидером партии. Вернее, он был лидером. Но не был ее председателем. Партия называлась ЛДПСС, и председателем ее был Ахмет Халитов. А Жириновский был как бы такой… фронтмен. И мы поддерживали в восьмидесятых годах… с группой «Союз»… ездили и поддерживали в союзных республиках русскоязычное население… Вот мы придумали этот Советский Союз с территорией Казахстана, с Финляндией, вместе с Аляской… Вот мы придумали водку «Жириновский», придумали этот герб с соколом, который летит над огромной страной… Я был редактором газеты «Сокол Жириновского», я сам ее издавал. И название ее мы придумали…

Нет смысла продолжать цитировать этот полив дальше, потому что уже и так очевидно, что он напоминает то, что рассказывал о себе различным простакам знаменитый барон Мюнхаузен. Хлестаков нес подобное в состоянии сильного подпития, а Мюнхаузен, как и Жариков, — на трезвую голову.

Если бы все это услышал Жириновский, он… нет, не подал бы на Жарикова в суд и даже бы не рассердился, — Вольфович спокойно относится к тому, что люди пытаются заработать на его имени. Но, уверен, такие заявления Жарикова сильно бы его повеселили. Ведь Жириновский лучше других знает, что каждый человек подвешен на каких-то ниточках, и только надо знать — на каких. Чтобы ловчее за них дергать. А тут — все как на ладони.

Конечно, никогда бывший председатель подмосковного колхоза Ахмет Харисович Халитов не являлся председателем ЛДПСС.

И конечно, при всех бесчисленных талантах Жарикова, он не имел никакого отношения ни к гербу Либерал-демократической партии с соколом, парящим над страной размером от Финляндии до Аляски, ни тем более к водке «Жириновский».

Потому что на самом деле Сергей впервые появился в штаб-квартире партии в Рыбниковом переулке незадолго до начала выпуска газеты «Сокол Жириновского» (а она стала издаваться пресс-службой ЛДП весной 1992 года) и проработал там лишь до ноября того же года — пока Жириновского не покинул руководитель этой пресс-службы Андрей Архипов, который и привел Жарикова в партию. Тогда же, в ноябре, вышел и последний, пятый, номер «Сокола».

То есть, если говорить правдиво, активное участие Сергея Жарикова в деятельности ЛДП ограничивается всего лишь восемью-десятью месяцами 1992 года.

А между тем герб партии и ее флаг были утверждены Жириновским еще в августе 1991 года. И в приказе высшего совета ЛДПСС от 6 августа 1991 года «Об официальной символике партии» прямо указывалось: «Символика разработана Архиповым Андреем Вячеславовичем. Художник-дизайнер флага — Артем Караваев. Художник-дизайнер герба — Александр Хромов».

Впрочем, я не исключаю, что, общаясь с Жариковым до этого уже года два, жириновец Архипов вполне мог позаимствовать у него идею о вот такой огромной России с Финляндией и Аляской и реализовать ее потом на гербе ЛДП. Но подтвердить это мог бы только сам Андрей. А он об этом никогда не говорил ни слова.

Что же касается идеи выпуска водки «Жириновский», то она (эта идея) хотя и давно витала в воздухе (в виде шутки про водку «Жириновку» — так же называлась и знаменитая фуражка Вольфовича тех лет), но реально возникла уже после того, как ЛДПР победила на выборах в Думу. Тогда и пришли к Вольфовичу люди с этой идеей и необходимыми для ее реализации средствами. Да и сама эта водка появилась только во второй половине 1994 года.

Кстати, я был одним из первых, кто попробовал ее на вкус — ту, рязанскую, первого разлива водку «Жириновский», выпуском которой занимался со своими друзьями-предпринимателями Андрей Лосев — первый руководитель аппарата фракции ЛДПР в Государственной думе.

Ну и разумеется, никогда Сергей Жариков не являлся ни спичрайтером, ни имиджмейкером Жириновского.

Он и познакомился-то с ним, как я уже сказал, благодаря Архипову, когда Вольфович уже был на всю страну известным политиком — таким, каким мы его и знаем до сих пор. А сам Андрей впервые встретился с Жириновским только весной 1991 года.

Впрочем, сейчас Жариков рассказывает, что появился в партии Жириновского аж в 1989 году (тут он перещеголял даже фантазера Венгеровского!). А ведь именно так он и написал в своей биографии в Википедии — в этом сетевом паноптикуме людских амбиций и тщеславия.

Хотя, безусловно, время тоже берет свое, и многое, конечно, забывается: даты и события путаются, лица и фамилии людей стираются в памяти.

Но все равно я не понимаю, зачем Сереге Жарикову, заслуги которого в популяризации Жириновского и его партии и без того велики и всеми признаны (и я бы назвал его и Архипова именно пиарщиками Жириновского, просто тогда мы еще не знали такого слова), приписывать сейчас себе то, чего не было в действительности, подтасовывать даты и факты!..

А теперь ко всему прочему он еще и заявил, что пришел в ЛДПСС… по заданию КГБ!..

Жаль, что до этого не дожил Венгеровский — вот бы он позлорадствовал! Хотя почесать языки на эту тему сейчас и без него будет кому. И хорошо, что не дожили до этого Сережа Курехин и Егор Летов, для которых, бесспорно, такая новость была бы не из разряда приятных.

Вот что Жариков пишет об этом в своем блоге в ЖЖ: «А попал я к Жирику по направлению Гнилой Гебушечки, усилиями своего куратора Володи, будучи под т. н. прокурорским надзором, и выбора у меня не было. Кому интересно, его знают и Архипов, и Сережа Беляк, которому он в 90-е предлагал создать адвокатскую контору. Он ходил, кстати, — и что нереально доставляет, — на наши думские посиделки второй половины 90-х вместе со своим начальником Иваном Абрамовым. До того, правда, момента, как его убили свои же, что неудивительно для этих ублюдков, и я, пользуясь случаем, хочу сказать: будьте вы все прокляты, сраные, подлые и гнусные «чекисты», и пусть дети ваши будут калеками! Ваша жизнь — жизнь услужливой собаки. Ваш хлеб — предательство. Идите нах… со всеми своими безумными стукачами, которыми вы меня окружали десятилетиями!..»

Здесь я скажу следующее.

Да, действительно, я помню какого-то молчаливого алкашеского вида Володю, которого встречал пару раз у Жарикова дома в конце 90-х, когда тот перебрался жить на Рязанский проспект. И даже с ним выпивал.

В то время мы с Жариковым и сами часто, и совсем неслабо, выпивали под закуску, которую только успевала подносить нам на стол его заботливая жена Катя. А какие удивительно вкусные котлеты стряпала его мама!.. Хотя, признаюсь, и Катя пекла такие аппетитные пирожки и варила такое бесподобное харчо, что четыре бутылки «Московской» уходили у нас зараз и нисколько не мешали «трындеть про рокенрол» или вести многочасовые беседы на философские, политические и прочие интересные темы.

Да, я помню, как однажды этот Володя, сидя на жариковской кухне, заплетающимся языком рассуждал о создании адвокатской конторы с моим именем на вывеске, но под «крышей» чекистов. Однако так как я никогда не видел себя в роли руководителя кого-либо и чего-либо и не стремился к этому, то пропускал Володин треп мимо ушей.

К тому же подобную адвокатскую коллегию с массой консультаций на местах уже создал с помощью Сергея Степашина (недолгое время возглавлявшего чекистское ведомство) некто Юрий Кастанов, о чем я узнал и в 1994 году рассказал журналистам «Московского комсомольца».

И тогда чуть было не разразился скандал: виданное ли это дело, чтобы спецслужбы сами создавали адвокатскую коллегию, материально и кадрово обеспечивая ее деятельность?! И когда после этого мне стало известно, что Кастанов представляет интересы известного советского диссидента Сергея Григорьянца (на которого вдруг посыпались одна за другой неприятности), я даже этому не удивился.

(Потом, много лет спустя, Кастанов представлял интересы Гарри Каспарова в деле против прокремлевских нашистов, и догадайтесь, кто выиграл? Правильно, нашисты.)

И разумеется, ни Кастанов, ни его адвокаты-чекисты, ни их покровители с Лубянки так и не подали на меня в суд за клевету, постаравшись просто тихо замять эту всплывшую отвратительную историю. И замяли.

Но, что удивительно, ни одного правозащитника, ни одного нашего либерала эта история тогда не заинтересовала, хотя «МК» все они читали регулярно!

Однако прошли годы, либералы лишились власти и теперь, бедные, не поймут, чего это их так однообразно-бездарно защищают адвокаты-полузащитники и откуда следственные органы так хорошо обо всем осведомлены?…

Еще один раз я видел загадочного жариковского Володю в Госдуме на слушаниях, которые проводились комитетом по геополитике.

Но я не могу подтвердить того, что данный человек являлся «гэбэшным куратором» Сергея Жарикова, как и того, что он направил Жарикова к Жириновскому в 1992 году (когда КГБ уже и не существовал), а тем более в 80-х, когда Сергей занимался еще музыкой.

Мне ничего подобного Володя не рассказывал, и потому я не могу выступать тут свидетелем.

Тем более что ни юрисконсульт Жириновский, ни агроном Халитов, ни офицер Дунец, ни физик Жебровский, ни внешторговец Богатый в число фанатов группы «ДК» никогда не входили и про ее лидера Сергея Жарикова до 1992 года слыхом не слыхивали.

К тому же и «под прокурорским надзором» он оказался, по его же собственным рассказам, лишь в 1993 году, как редактор журнала «К топору», первый и единственный выпуск которого (сразу под номером 5) появился в марте 1993 года, то есть уже после создания Архиповым, Жариковым, Митрофановым, Венгеровским, Лимоновым и К^о своей партии и даже после размежевания с Лимоновым. Кстати, в редакции журнала был опять же все тот же вездесущий Архипов, но он «под прокурорским надзором» почему-то не оказался.

И вообще, я впервые услышал от самого Жарикова, что он «сотрудничал с КГБ», всего года три назад, когда этот Володя уже давно умер.

Я приехал тогда к Жарикову не один, а с Сашей Волковым (нашим общим другом, художником-дизайнером) и моим приятелем Алексеем Разуковым. И вдруг за разговором, после пары бутылок сухого вина, Серега заявил, что в 80-х годах «работал на Контору», и рассказал, чем там занимался. Мы с Волковым ошалело уставились на него, не понимая, зачем он это сказал, и тем более в присутствии постороннего человека. А Разуков от неожиданности чуть было не подавился куском мяса.

Потом всю дорогу, пока я развозил ребят по домам, мы обсуждали услышанное, и я пришел к выводу, что Жариков просто ляпнул это спьяну.

— А может, его приперло? И он решил покаяться? — предположил Разуков. — Ведь он обвинял в сотрудничестве с КГБ того же Артемия Троицкого…

— Нет, ты просто не знаешь Серегу. Жариков — великий мастер мистификаций!

В этом меня поддержал и Волков.

Но мне все равно до сих пор трудно объяснить, зачем понадобилось Жарикову все это теперь писать и говорить (а я вижу во всех его словах массу нестыковок, что заставляет меня сомневаться в правдивости его утверждений). Возможно, это просто усталость и раздражение оттого, что после двух ярких моментов в его жизни (занятий музыкой и работой с Жириновским) ничего даже близко похожего, к сожалению, не произошло.

С другой стороны, ясно, что Жариков ностальгирует по тем временам, когда он общался с Вольфовичем, вспоминая о них как о чем-то наиболее интересном (для большинства людей) и важном в своей биографии.

«Я никогда не был членом партии, — пишет он, — но входил в так называемый теневой кабинет — весьма неплохой ход, который придумал Митрофанов, чтобы подальше отвязаться от т. н. «высшего совета» с Жебровским, Венгеровским и прочими коммуняками, издававшими тогда унылый вестник «Правда Жириновского». Неумный, но страшно завистливый Венгр — не без помощи «высшего совета» — стал, что называется, «расти», наезды на наш медийный авантюризм участились, издание моего «Сокола Жириновского» они пытались несколько раз приостановить, но Жирик каждый раз был против… Отдавая, наконец, должное артистическому таланту Жириновского и редкому для рашки его умению ситуативно рисковать… тем не менее, он потерял для меня всякий интерес. Да, я когда-то рассматривал его как свой персональный арт-проект, где я был кагбе продюсером…»

Ну, про «свой персональный арт-проект» и про «кагбе продюсера» Жарикова уже в общем-то говорилось. Про покойного Венгеровского тоже сказано было немало. Только стоит напомнить, что именно с «неумным, но страшно завистливым Венгром» Жариков и Архипов и будут создавать свою партию после ухода от Жириновского.

Газета же «Правда Жириновского» в 1992 году еще не издавалась. Она появилась гораздо позднее. А в указанный период официальным печатным органом ЛДПСС являлась газета «Либерал», редакторами которой были Халитов и Жебровский. И «Сокол Жириновского» выходил как раз в качестве приложения именно к газете «Либерал».

Тираж «Сокола», открою тайну, никогда не превышал тысячи экземпляров, хотя в ее выходных данных значилось иное.

Например, вот такое: «Тираж 837 500 экз. Цена свободная. Мухосранская районная типография, г. Мухосранск, Ямало-Ненецкая Автономная область».

И еще: «Специальный выпуск газеты «Либерал» подготовлен пресс-службой ЛДП. Главный редактор Сергей Жариков. Ответственный за выпуск Андрей Архипов».

И как к этому стебу следовало относиться Жебровскому, Халитову, Минакову и всем прочим жириновцам, мечтавшим превратить свою партию из маргинальной в парламентскую?

Просто одни верили в это чудо, а другие (Архипов, Жариков, Дьяков, Плеханов, Митрофанов, Венгеровский etc) — нет.

Что же касается так называемого «теневого кабинета», то его идея хотя и действительно принадлежала Митрофанову, но создание такого «кабинета» было продиктовано исключительно соображениями пропаганды партии, но не попыткой противопоставить этот виртуальный орган реальному высшему совету ЛДПСС и, как пишет Жариков, коммунякам в нем во главе с Жебровским.

Жебровский-то как раз вошел в список министров этого теневого кабинета.

Сообщение о создании Жириновским такого кабинета появилось в СМИ 22 июня 1992 года. А Жариков, видимо, вспоминает о тех далеких уже событиях по знаменитому ныне фотоснимку «теневого кабинета», который был сделан чуть позже и на котором Станислав Жебровский отсутствует. Но скромный, погруженный в повседневные партийные заботы Жебровский просто не захотел тогда ехать в фотоателье, потому что не предполагал (как и многие другие жириновцы), что эта обычная фотосессия в ателье у Бутырской тюрьмы будет потом названа кем-то «съемкой членов теневого кабинета министров Владимира Жириновского».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.