Оборотни в штатском / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Оборотни в штатском / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

За двадцать последних лет в России отличнейшим образом отстроилась вся развлекательная жанровая литература, в советское время пребывавшая в понятном запустении. Теперь у нас имеются и свой детектив (да еще какой — таких уникумов, как Дарья Донцова или Юлия Шилова, нигде в мире не сыщешь!), и своя женская проза (причудливым образом перевязанная с вышеупомянутым детективом), и своя фантастика (очень самобытная и неординарная). Даже шпионский роман — и тот потихоньку дает всходы. Едва ли не единственная ниша, до сих пор остающаяся незаполненной, — это роман ужасов. По-честному, по-стивенкинговски, пугать читателя никто в России так и не выучился. И книга Алексея Маврина «Псоглавцы» — это тоже, конечно, не тот настоящий забористый ужастик, который сулят издательские аннотации, и даже не первое к нему приближение. Впрочем, хотя всерьез испугаться «Псоглавцев» крайне затруднительно, штука у Маврина получилась весьма занятная.

Сквозь дым горящих торфяников в деревню Калитино, что на реке Керженец, из Москвы приезжают трое молодых людей: студент-бездельник Кирилл, сумасшедший геймер Гугер и добропорядочный менеджер книжного магазина гуманитарий Валера. Их отобрали по записям в Живом Журнале люди из загадочного международного научного института при ЮНЕСКО. За солидную плату троим избранникам предстоит выполнить несложную на первый взгляд работу — изъять из разваливающейся калитинской церкви редчайшую фреску: изображение святого Христофора, на котором божий праведник нарисован почему-то с собачьей головой. Однако изъятие фрески — лишь внешняя, формальная часть работы Кирилла, Валерия и Гугера. Куда больший интерес для странных ученых представляет происходящая в деревне чертовщина — ненавязчивая, не каждому видная, но при этом вполне бесспорная и вроде бы как-то связанная с изображенным в церкви псоглавцем. Именно изучение этой чертовщины и является подлинной целью экспедиции.

Однако если Гугер с Валерием от прямого контакта с нечистью, а заодно и с аборигенами воздерживаются, то Кирилл активно лезет на рожон. Сначала палит в местную шпану из травматического пистолета, потом пьет и скандалит с местным «большим человеком» — владельцем магазина, а в довершение всего еще и затевает роман с местной девушкой. Надо ли удивляться, что после всего этого калитинская нечисть берет Кириллов след и устремляется за ним в погоню, опустив к земле заостренную собачью морду.

Сразу оговоримся: на протяжении большей части романа ничего сверхъестественного с Кириллом не случится — тени будут честно таиться по углам, а все намеки по большей части останутся намеками. И даже когда смутная угроза, разлитая в дымном калитинском воздухе, примет наконец вполне конкретную форму долгожданных оборотней и перейдет-таки в атаку, по-настоящему страшно все равно не станет.

Ключевой момент, вероятно, состоит в том, что не страшно самому автору. Куда больше, чем инфернальный собакоголовый ужас, автора «Псоглавцев» занимает культурная антропология вымирающей русской деревни с ее бытом и нравами, с распадом сельского уклада и деградацией, со старообрядческими мифами, великим прошлым (в прежние времена рядом с Калитином размещалась зона, дававшая местным жителям работу и смысл существования) и смутным будущим. История же с оборотнями, жестоко карающими любого нарушителя границ — физических или трансцендентальных, — служит ему лишь способом облечь свой этнографический интерес в привлекательную для читателя форму. Глаза Алексея Маврина — это доброжелательные и любопытные глаза ученого-исследователя, а вовсе не воспаленные очи безумного духовидца, поэтому увидеть ими что-то по-настоящему страшное невозможно. А вот немало занятного и оригинального — можно вполне.

Галина Юзефович

ли­те­ра­тур­ный кри­тик