Эпилог

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

К моменту, когда Михаил Горбачёв и Рональд Рейган пожали друг другу руки в Женеве — это произошло 19 ноября 1985 года, — две сверхдержавы накопили около 60000 ядерных боеголовок. Гонка вооружений достигла пика. «Мы посмотрели друг на друга на порожках, перед зданием, где должны были состояться переговоры, перед первой встречей, — вспоминал Горбачёв два с лишним десятилетия спустя. — Протянули друг другу руки, начали говорить. Он говорит по-английски, я — по-русски, он ничего не понимает, я ничего не понимаю. Но, вроде, уже завязался какой-то диалог — диалог в глазах». К концу саммита, когда они снова пожали руки и договорились о заявлении, что ядерную войну невозможно выиграть и не следует вести, Горбачёв был изумлён. «Представляете, что это такое? — рассказывал он мне. — Это значило — всё, что мы делали до этого — ошибка… Мы оба знали лучше остальных, какого рода оружием мы располагаем. Это были настоящие кучи, горы ядерного оружия. Все понимали, что война могла начаться не из-за политического решения, а из-за какого-нибудь сбоя в системах управления». Горбачёв хранил в своём московском кабинете скульптуру гуся как напоминание о том, что однажды радары раннего оповещения приняли стаю гусей за приближающиеся ракеты.

В Рейкьявике Горбачёв и Рейган подошли к ликвидации ядерного оружия так близко, как никто до них. Однако великие надежды Рейкьявика всё же не оправдались. «Абсолютное оружие» по-прежнему с нами. Хотя общее число ядерных боеголовок уменьшилось примерно на две трети, тысячи их всё ещё готовы к запуску. В Соединённых Штатах в состоянии готовности находятся около 2200 стратегических ядерных боеголовок и ещё 500 единиц менее мощного тактического ядерного оружия. Около 2500 боеголовок находятся в резерве, 4200 ожидают демонтажа. Россия сохраняет 3113 боеголовок в составе стратегических вооружений, 2079 — в составе тактического ядерного оружия, более 8800 находятся в резерве или ждут демонтажа. В общей сложности это более 23800 ядерных боеголовок.

После холодной войны мир кардинально изменился. Неявные угрозы — государства-изгои, террористы, распространение оружия — приобрели куда более чёткие очертания. Ядерное оружие едва ли сдержит повстанцев вроде бойцов «Талибана» или террористов, атаковавших Нью-Йорк, Вашингтон, Лондон, Мадрид и Мумбай. Террористы и повстанцы стремятся запугать и нанести ущерб могущественному врагу. Пока что они использовали обычное оружие — бомбы, гранаты, автоматы и похищенные авиалайнеры, — но они мечтают заполучить и оружие массового поражения. Их фанатизм невероятен. Они не боятся смерти. Террорист-самоубийца с бактериями сибирской язвы или нервно-паралитическим газом в пластиковом пакете — едва ли подходящая цель для ракеты. Ядерное оружие было надёжным инструментом сдерживания для обитателей Кремля и американского Белого дома. Но оно может оказаться не столь эффективным, если одним из противников является новоиспечённая ядерная держава, руководители которой занервничали или поддались панике.

После распада СССР Соединённые Штаты дважды пересматривали политику в отношении ядерного оружия и его размещения в ходе исследований, известных как «Анализ ядерных позиций». И в 1994-м, и в 2002-м году в этих докладах констатировалось, что мир изменился, но в обоих случаях доклады не привели к радикальным переменам. Главной причиной был страх перед будущим. Ядерное оружие было страховкой от неопределённости — сначала от хаоса на территории бывшего СССР, затем — от вероятного получения каким-либо режимом или террористической организацией ядерного оружия.

Но старые арсеналы — это плохая страховка, если речь идёт о новых угрозах. Четверо опытных государственных деятелей ядерной эпохи в 2007 году призвали приступить к действиям, направленным на то, чтобы избавить мир от ядерной угрозы. Это были: Сэм Нанн, председатель сенатского комитета по вооружённым силам в 1987–1994 годах; Джордж Шульц, госсекретарь в 1982–1989 годах; Генри Киссинджер, госсекретарь в 1973–1977 годах; и Уильям Перри, министр обороны в 1994–1997 годах. Вскоре к этому заявлению присоединился и Михаил Горбачёв. Все они в прошлом имели непосредственное отношение к решениям, связанным с ядерным балансом. Пришло время к ним прислушаться.[863]

Одна из их рекомендаций — ликвидировать оставшееся со времён холодной войны ядерное оружие малой дальности (тактическое). У США 500 его единиц, в том числе 200 — в Европе. Они предназначались для того, чтобы сдержать вторжение сил Варшавского договора. Однако Организация Варшавского договора давно стала достоянием истории. О том, что происходит в России с тактическим ядерным оружием, вывезенным из Восточной Европы и бывших советских республик в результате инициативы Буша и Горбачёва 1991 года, мало что известно. Оно может находиться на складах, а может быть готово к бою; его не затрагивает ни один договор, ни один режим верификации, хотя потеря даже одной подобной ракеты может привести к катастрофе.[864]

Ещё одним важным шагом стал бы вывод остающегося стратегического ядерного оружия из состояния готовности к запуску. Когда Станислав Петров столкнулся с ложной тревогой в 1983 году, решение о запуске предстояло принять за считанные минуты. Сегодня Россия уже не представляет для США идеологической или военной угрозы; не представляют такой угрозы и Соединённые Штаты для России. Американцы потратили много времени и сил, чтобы помочь России шагнуть к капитализму в 1990-х. Неужели нам нужно наводить ракеты на те фондовые рынки, которые мы помогали создать в Москве? Согласно оценке Брюса Блэра, США и Россия держат примерно около трети своих арсеналов в состоянии готовности к запуску. Понадобятся одна-две минуты, чтобы ввести коды и запустить ракеты «Минитмен» из шахт на американских Центральных равнинах, и около двадцати минут, чтобы запустить ракеты с подводных лодок. Суммарная огневая мощь, которую обе страны могут задействовать за это время — примерно 2654 ядерных боеголовки большой мощности, эквивалент ста тысяч бомб, сброшенных на Хиросиму. Не составит труда внедрить процедуры, позволяющие вывести ракеты из состояния готовности, и организовать специальные задержки запуска на несколько часов, дней или недель, чтобы устранить возможность страшной ошибки. А для России мудрым решением было бы отключить и вывести из эксплуатации систему ядерного возмездия «Периметр». «Машина Судного дня» — достояние прошлого.[865]

После этих шагов Соединённые Штаты и Россия смогут начать работу — в идеале вместе, как партнёры, — над полной и верифицируемой ликвидацией ядерного оружия по всему земному шару. Соединённые Штаты и Россия вместе владеют 95 % ядерных боеголовок в мире. Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов, который президенты Джордж Буш-младший и Владимир Путин подписали в 2002 году в Москве, предусматривал, что к 2012 году с каждой стороны должно быть развернуто не более 1700–2200 действующих боеголовок. Ни одна из сторон не пострадала бы и от дальнейшего сокращения. В современном мире тысячи ядерных боеголовок не делают жизнь безопаснее, чем небольшое их число.

Постепенная ликвидация арсеналов была бы достойным способом покончить с холодной войной — как и борьба с распространением ядерного оружия и материалов, а также ратификация договора о всеобъемлющем запрещении испытаний. Нам следует вспомнить слова Бернарда Броди, одного из первых, кто размышлял об атомных бомбах. Он писал, что это «истинно космические силы, впряжённые в машины войны». Война окончена. И давно уже пора отдать эти машины на слом.

***

В 1992 году сенаторы Нанн и Лугар решили рискнуть. Скептики считали, что бывшему Советскому Союзу следует позволить отправиться в свободное падение. Нанн и Лугар не согласились. Они помогли России и другим бывшим советским республикам справиться с дьявольским наследием Советов, и эти вложения принесли огромные дивиденды. В следующие годы Украина, Казахстан и Белоруссия отказались от обладания ядерным оружием. Россия ликвидировала 7298 ядерных боеголовок, 728 межконтинентальных баллистических ракет, 31 подводную лодку, много другого оружия.[866] Это и так предполагалось договорённостями о сокращении вооружений, но Нанн и Лугар нашли ресурсы, чтобы сделать это реальностью.

Многие объекты, располагавшие расщепляющимися материалами, в середине 1990-х прошли модернизацию. К 2008 году более 70 % зданий на территории бывшего СССР, где хранились пригодные для изготовления оружия ядерные материалы, были укреплены, хотя уран и плутоний по-прежнему были разбросаны по более чем двумстам объектам.[867] После проекта «Сапфир» высокообогащённый уран был изъят — зачастую без особого шума — ещё из 19 исследовательских реакторов и важных объектов в странах бывшего советского блока.[868] Международный научно-технический центр, открывшийся после визита Бейкера в Челябинск-70, за четырнадцать лет смог поддержать около 70000 учёных и инженеров, участвовавших в создании вооружений.[869] Фабрика сибирской язвы в Степногорске, включая гигантские биореакторы в здании № 221, была ликвидирована. На острове Возрождения были обнаружены одиннадцать могильников с сибирской язвой; этот розовый порошок, напоминавший мокрую глину, извлекли из земли и патогены были нейтрализованы.[870] В степи у южной границы России была за миллиард долларов построена фабрика на которой должны быть уничтожены огромные запасы химического оружия, в том числе зарина, находящегося на близлежащих складах. На химическом комбинате «Маяк» в Озерске Соединённые Штаты за 309 миллионов долларов построили огромное укреплённое хранилище для хранения избыточных ядерных материалов. Это хранилище со стенами толщиной семь метров удовлетворяет потребность, ставшую такой острой после распада СССР, — своего рода Форт-Нокс для урана и плутония.

Стране столь беспокойной, как Россия, всегда было непросто принимать помощь от богатого и могущественного соперника. И после распада СССР Запад столкнулся с подозрениями и непониманием.[871] Но в целом, учитывая масштабы советского ВПК и природу опасных материалов и оружия, ставка Нанна и Лугара оправдала себя. Благодаря их дальновидности и целеустремлённости мир стал безопаснее. К тому же это была выгодная сделка. Ежегодные расходы на программу Нанна-Лугара составили около 1,4 млрд долларов — крошечный кусочек бюджета Пентагона, превышавшего 530 млрд долларов.[872]

***

В холодный, снежный декабрьский день на кладбище в Екатеринбурге среди высоких сосен и берёз я обнаружил группу могил. На некоторых могильных камнях лежали увядшее розы, другие, казалось, были заброшены. Общими были даты смерти — апрель и май 1979 года. Здесь похоронены жертвы эпидемии сибирской язвы — перекличка на давно забытом поле битвы холодной войны. Андрею Комельских, умершему 13 апреля, было шестьдесят семь. Он был дедушкой. «Ты всегда в наших сердцах. От жены, детей и внуков», — гласила эпитафия. Ни Андрей Комельских, ни другие жертвы не знали, отчего они умирали. За исключением короткой фразы Ельцина, ни Советский Союз, ни Россия так и не признались — ни семьям, ни миру, — как и почему произошла эта катастрофа. Рассказать всю правду о свердловской эпидемии — было бы достойным первым шагом к тому, чтобы оставить, наконец, в прошлом ужасную тайную историю «Биопрепарата».

Десятого февраля 2005 года меня впустили в некогда секретную штаб-квартиру «Биопрепарата» в Москве (улица Самокатная, № 4а). Это было то самое здание, где Канатжан Алибеков работал замдиректора. Я поднялся на второй этаж, чтобы взять интервью у Валентина Евстигнеева, генерал-лейтенанта в отставке, который прежде руководил 15-м Главным управлением Минобороны и курировал работу над бактериологическим оружием. Евстигнеев, один из представителей «старой гвардии», участвовал в прикрытии деятельности «Биопрепарата» в предыдущие годы. Теперь он носил деловой костюм и сидел в современном офисе. Он протянул мне визитку: первый заместитель гендиректора частной коммерческой компании «Биопрепарат». Я взял со стола глянцевый буклет о новом «Биопрепарате»: там были фотографии пробирок, шприцев, таблеток; рассказ о лекарствах и медицинских технологиях. О микробах из прошлого не было ни слова.

Когда я спросил Евстигнеева о вспышке сибирской язвы в Свердловске в 1979 году, он повторил рассказ о том, что болезнь распространилась через заражённое мясо. Затем он предположил, что причиной был саботаж или иностранные террористы. Это была ещё одна линия дезинформации, от которой военные не отклонялись в предыдущие годы.[873]

Правду об эпидемии в Свердловске скрывают до сего дня. Но правда важна. Обман — это орудие армий бактериологической войны. Те же методы обмана, с помощью которых прятали советскую программу биологического оружия, выдавая её за гражданские исследования, могут быть задействованы и сейчас, чтобы скрыть опасные бактериологические разработки где угодно. Письма с сибирской язвой, разосланные в США в 2001 году, эпидемия атипичной пневмонии в 2003 году и колоссальные достижения в области биотехнологий подчёркивают разрушительную силу биологических агентов. Национальная академия наук в своём докладе 2009 года заключила, что для размещения нелегальной программы по разработке бактериологического оружия уже не требуются закрытые города вроде Оболенска, деятельность которых оставляет чёткий след. Опасные патогенные микроорганизмы, скажем, вирусы, можно распространять, не оставляя улик. Рабочее место разработчика биологического оружия или террориста можно без проблем обустроить в университете или коммерческой лаборатории, где его не обнаружишь с помощью спутников. Люди — вот что главное. Это продемонстрировал Владимир Пасечник, следовавший голосу своей совести и раскрывший преступления советской власти. Чтобы обнаружить такую угрозу в будущем, потребуются контакты с людьми, прозрачность и взаимодействие, наведение мостов, которым занимался Энди Вебер.

В 1990-х Россия казалась уязвимой и доведённой до отчаяния страной. В начале 2000-х волна нефтяного богатства принесла чувство независимости. При Путине Россия вошла в новый авторитарный период и стала враждебнее относиться к иностранцам. Она начала сворачивать сотрудничество с Западом по линии распространения биологического оружия. Российские чиновники настаивали, что поскольку в стране нет программы наступательных биологических вооружений, нет необходимости и в сотрудничестве. Но похоже, что Россия возвращается к старым методам советской эпохи. Путинские спецслужбы вышли на охоту за учёными, подозревая многих из них в шпионаже, что сорвало совместные проекты с Западом.

Россия долго отказывалась раскрыть перед иностранцами двери трёх военных учреждений, где велись биологические исследования. До сих пор неизвестно, как далеко Советский Союз продвинулся в создании боеголовок и бомб, снаряжённых бактериями и вирусами, выращенными в «Векторе» и Оболенске. Создали ли советские учёные суперчуму, устойчивую к антибиотикам? Удалось ли им создать крылатую ракету, способную распространять споры сибирской язвы, или боеголовки для межконтинентальных баллистических ракет, переносящие оспу? И если они добились всего этого — в нарушение международного договора, подписанного в 1972 году, — то не следует ли, наконец, предать гласности детали этой истории?[874] Сеть российских противочумных институтов и станций, когда-то входивших в программу бактериологического оружия, также закрыта для западных наблюдателей. Если нет никакого оружия, нет наступательной программы, как утверждает Россия, то что же тогда происходит за их закрытыми дверями? Что за рецептуры для создания оружия остались в военных лабораториях? И, что важнее всего, что произошло с учёными, знающими, как создавать патогены, которые можно переносить просто в кармане рубашки? Над чем они работают сегодня?

***

Мало того, что Россия после распада СССР оказалась слаба и уязвима, так в 1990-е начались новые потрясения: террористы бросились на поиски оружия массового уничтожения. Люди, готовые совершать массовые теракты, не располагали ресурсами, доступными правительствам и военным, но они горели желанием убивать впечатляюще и с размахом. В самом терроризме не было ничего нового, однако преступники, завладевшие арсеналами времён холодной войны, смогли бы натворить немало бед.

В 1995 году секта «Аум Синрике» выпустила смертельный нервно-паралитический газ зарин в трёх поездах токийского метро. 12 человек погибло, больше тысячи пострадали, началась паника. Атака в метро показала, чего можно добиться, имея даже небольшое количество опасного вещества. Трагедия в Токио «обошлась» сектантам всего в 4,5 кг зарина. А между тем в России, в комплексе у города Щучье в Западной Сибири, хранятся 1,9 млн снарядов, наполненных 5447 тоннами нервно-паралитических газов.[875]

Говорят, что Усама бен Ладен был впечатлён катастрофой в токийском метро и хаосом, который она породила. В 1998 году лидеры «Аль-Каиды» начали программу в области химического и биологического оружия под кодовым названием «Забади», в переводе с арабского — «простокваша». О подробностях этой программы стало известно из документов, найденных на компьютере руководства «Аль-Каиды» в Кабуле. Айман Завахири, бывший хирург из Каира, который в 1998 году объединил свою радикальную организацию «Исламский джихад» с «Аль-Каидой», отмечал, что «разрушительная сила этого оружия не меньше, чем у ядерного оружия».[876] В 1999 году Завахири нанял пакистанского учёного, чтобы тот организовал небольшую биологическую лабораторию в Кандагаре. Позже эту работу поручили малайзийцу Язиду Суфату, который знал террористов, совершивших атаку 11 сентября 2001 года, и помогал им. Он изучал химию и биологию в Калифорнии и провёл в кандагарской лаборатории несколько месяцев, пытаясь культивировать сибирскую язву. Джордж Тенет, бывший директор ЦРУ, говорил, что работа над сибирской язвой шла параллельно с подготовкой захвата самолётов.[877] Он был уверен, что самое острое желание бен Ладена — заполучить ядерное оружие. В какой-то момент ЦРУ лихорадочно искало подтверждения, что бен Ладен договаривается о покупке трёх ядерных устройств в России — хотя подробностей выяснить так и не удалось. «Они понимают, что взрывы машин, грузовиков, поездов и самолётов обеспечат им первые полосы газет, в этом нет сомнений, — писал Тенет. — Но если они смогут устроить ядерный гриб, то войдут в историю… Даже в самые мрачные дни холодной войны мы могли полагаться на то, что русские, как и мы, хотят жить. С террористами всё иначе».[878]

Создать работоспособную ядерную бомбу трудно. Культивировать болезнетворные бактерии гораздо проще. Комиссия конгресса в 2008 году пришла к выводу, что террористам будет сложно превратить в оружие и распространить значительное количество бактерий в форме аэрозоля, но, возможно, проще будет найти кого-то, кто сделает это за них. В докладе говорилось: «Учитывая, насколько сложные технологии необходимо изучить, чтобы использовать болезнетворные бактерии в качестве оружия массового поражения, Соединённым Штатам стоит беспокоиться не столько о том, что террористы станут биологами, сколько о том, что биологи станут террористами».[879]

Сейчас оружие массового поражения распространено по миру шире, чем прежде. И хотя работа над тем, чтобы обезвредить оружие бывшего Советского Союза, продолжается, мир, в котором мы живём, сталкивается с новыми угрозами, которые не ограничиваются «Биопрепаратом». Даже один человек сейчас может представлять угрозу для всего общества, — если он вооружён флягой с микробами, выращенными в гараже, — и при этом не оставить никаких следов.

«Мёртвая рука» гонки вооружений всё ещё жива.