Деревья и клубни

Тауваи иллюстрирует свое утверждение о том, что «целью религиозной деятельности здесь оказывается поиск способа проникнуть на территорию сверхсущества и совершение насилия безнаказанно», говоря, что это значит «отправиться в лес и валить деревья для строительства, ухаживать за растениями, а затем выкопать клубни, чтобы накормить гостей» (Tawhai [1988] 2002:244). Не все жители Руаториа, неподалеку от восточной оконечности Аотеароа, занимаются садоводством или лесоводством[39]. И не все в Руатории возводят дома собраний в стиле предков, wharenui или wharetipuna. Но некоторые возводят. Среди маори множество отличных резчиков и плотников, а также садоводов и поваров – и в стране, и в глобальной диаспоре маори. Резчики, среди которых Джордж Нуку, возвели постройки в традиционном стиле из современных материалов (полистирена) в лондонском Британском музее. Как другие коренные народы, маори гордятся знаниями и умениями, связанными с обработкой дерева, в особенности с постройкой общинных зданий и домов собраний в традиционном стиле. Более того, сегодня этот искусный труд является одним из источников жизнеспособности культуры маори. Гостеприимство также обладает большим значением, будучи тесно связанным как со знанием традиционного садоводства, кулинарии и ораторского искусства, но также и с умением принимать гостей, подпитывать и распространять культуру.

Тезис Тауваи, тем не менее, не зависит от того, будет или нет больше садовников и плотников, чем есть сейчас. Он выбрал два вида деятельности, которые созвучны korero tahito («древним объяснениям»), выражение, которое он использует для того, чтобы познакомить с религией маори людей, прежде о ней не знавших. Всевозможные повседневные действия могут быть подходящим поводом и предметом религиозной деятельности. Но выбор Тауваи нельзя назвать и случайным. Религиозные действия в связи с деревьями и клубнями открывают путь к самому сердцу религии маори.

Тауваи утверждает, что у маори «религиозная деятельность не связана ни со спасением, ни с искуплением, не содержит посланий, выражающих восхваление или благодарность, но просит разрешения и предлагает умиротворение» (Ibid 244). Людям не нужно отвлекаться на восхваление божеств или поиск искупления до, во время или после выкапывания клубней или рубки деревьев. Но им нужно «просить разрешения и предложить умиротворение». Ведь это, помимо прочего, насильственные действия против живых существ. Дерево, которое можно срубить, обладает намерениями, желаниями и чувствами, возможно, даже страхом и неприязнью, в том числе уж точно по отношению к тому, кто угрожает его срубить. Дерево принадлежит к роду и связано другими отношениями в лесу. Kumara (сладкий картофель) тоже включен в родство. Он существует в мире не просто для того, чтобы быть съеденным. Прежде чем стать пищей, он – сладкий картофель. Насилие по отношению к деревьям и кумара – не нейтральное действие. Предпринятое должным образом, оно требует разрешения, которое не получается простым произнесением волшебного слова «пожалуйста». Также требуется умиротворение, которое может включать принесение извинений, уважительное поведение по отношению к деревьям и корнеплодам (включая части, непригодные к строительству и в пищу) и обращения к роду тех, кто был выкопан и срублен. Тауваи называет «религиозной деятельностью» то, что именно должен предпринять некто для того, чтобы сделать существ, чувствующих угрозу (например, деревья и клубни), менее враждебными и, быть может, даже готовыми пожертвовать своей жизнью ради других.

Часто результатом насильственных действий оказывается еще большее насилие. Убийство включенного в связи существа вовлекает совершивших его в дальнейшую конфронтацию с его родственниками. Превратности причины и следствия предполагают, что отнятие жизни предполагает наказание. Религиозная деятельность представляет собой вмешательство в эти процессы. Она стремится – без уверенности, но с надеждой – к установлению, поддержанию и улучшению здоровых взаимоотношений между родами или группами. Повседневные акты потребления, несомненно, суть акты истребления. Религия, по крайней мере в этом контексте, связана с поддержанием такого необходимого насилия. Она практикуется в связи с актами насилия и рикошетного насилия (Жирар 2000, 2010; Girard 2004) для поддержки противоположной динамики взаимности, выживания и интимности.

Может показаться, что в этой главе мы игнорируем слова (речи, молитвы и проповеди) в пользу действий (рубка деревьев, выкапывание сладкого картофеля); однако отметим значимость стратегически важного указания Томаса Чордаша (Csordas 2008) на телесность языка. Пояснить это можно на примере karakia, молитвы, с помощью которой маори обновляют свои отношения с рекой. Говорить – значит действовать, слова не просто выразительны, но чувственны, не представляют реальность, но являются ею:

Говорить – значит касаться звуков; язык – это ткань в плоти мира. Или, более яркий образ, представьте себе, что речь – это выделение; и если в этом утверждении вы чувствуете подозрительно эротический подтекст, я лишь напомню о том, что и разговор можно назвать «сношением», в чем тоже немало двусмысленности (Ibid 118).

Религиозная речь оказывается одним из взаимодействий человека с миром, и потому речевое действие[40] Тауваи кажется более чем адекватным.