«Снайпер» возвращается к своим

4 января 1961 года

Дэвид Мерфи, директор Берлинской оперативной базы ЦРУ (сокращенно БОБ), жаждал историй с успешным концом, поэтому он испытал сильное волнение, когда узнал, что его самый ценный агент – польский агент под кодовым именем Снайпер (Heckensch?tze) – позвонил во время рождественских каникул по секретному номеру, который ему дали на случай возникновения чрезвычайной ситуации. Снайпер, понимая, что разоблачен, хотел дезертировать. «Вы готовы предоставить защиту мне и моей жене?» – спросил он.

Мерфи предупредил телефонисток, работавших на станции ЦРУ в Берлине, что если они пропустят звонок Снайпера на номер, закрепленный только за ним, то «будут на следующем судне отправлены домой». Абонент только сказал, что передает сообщение от имени герра Ковальского, код, с которого начинался ряд заранее подготовленных ответов. Снайпер хорошо продумал свой побег. Во-первых, он спрятал порядка трехсот сфотографированных документов, – включая списки с именами нескольких сотен польских агентов, – в Варшаве в тайнике в дупле дерева, растущего рядом с его домом. ЦРУ уже нашло эти ценные документы.

А сейчас в полдень 4 января старший офицер ЦРУ, прилетевший из Вашингтона, сидел в ожидании вместе с другими сотрудниками в американском консульстве в Берлине, где, как они обещали, Снайпер почувствует себя как дома. Консульство, открытое для гражданских лиц, удобно располагалось рядом со штаб-квартирой американских войск на Клей-аллее. Мерфи уже приготовил комнату, оборудованную микрофонами и звукозаписывающей аппаратурой, в которой предстояло выслушать доклад Снайпера.

Позже Мерфи вспоминал, что он и Джон Диммер, его заместитель, испытывали большее волнение, чем обычно в подобных экстраординарных случаях, в какой-то мере из-за того, что, получая на протяжении двух лет сообщения от Снайпера – иногда ценные, но чаще не поддающиеся расшифровке, – никто еще ни разу не видел этого таинственного агента и не знал, кем он был на самом деле. Кроме того, Берлинская оперативная база Мерфи терпела поражение в самой важной в мире шпионской войне в городе, в котором было больше иностранных и местных разведчиков, чем в любом другом месте на Земле.

Победа была просто необходима, поскольку ЦРУ только что потеряло единственного агента в советской военной разведке, подполковника Петра Попова, то ли по собственной небрежности, то ли по неосмотрительности агента [14].

Советские и восточногерманские спецслужбы в Берлине действовали не в пример лучше ЦРУ. Проблема, по мнению Мерфи, состояла в том, что ЦРУ стало заниматься шпионской деятельностью сравнительно недавно и слишком часто сочетало безудержную решимость, свойственную молодости, с опасной наивностью непосвященных.

Завербовать местных талантливых людей являлось почти неразрешимой проблемой, и в этом отношении Мерфи сильно отставал от КГБ и восточногерманского министерства безопасности. Печальная правда состояла в том, что коммунистам было намного проще проникать в открытое западное общество, манипулировать ведущими специалистами и внедрять агентов, чем ЦРУ действовать в жестко контролируемой Ульбрихтом Восточной Германии.

ЦРУ было создано на основе Управления стратегических служб, действовавшего во время Второй мировой войны. Его основной функцией является сбор и анализ информации о деятельности иностранных организаций и граждан. КГБ был более опытной и многочисленной организацией. Эта служба внешней и внутренней разведки закалилась во время сталинских чисток и войны с нацистской Германией. Несмотря ни на что, она действовала успешно и с ошеломляющей последовательностью.

Наибольшее беспокойство у Мерфи вызывала растущая эффективность восточногерманской тайной полиции, которая всего за полтора десятилетия превзошла своего предшественника, гестапо, как, впрочем, и КГБ. Увеличивающаяся армия тайных осведомителей, четко организованная немецкая система сбора информации и широкая сеть агентов на ключевых позициях в западной сфере влияния позволяли Ульбрихту и Москве во многих случаях срывать планы ЦРУ еще до начала их осуществления.

Абонент позвонил в 17:30, сообщив, что Ковальский прибудет через полчаса. Звонивший попросил отнестись к миссис Ковальской с особым вниманием – первый признак, что Снайпер появится не один. В 18:06 из такси вышли мужчина и женщина, у каждого в руке был небольшой чемодан. Они, опасливо озираясь, подошли к входу в консульство, дверь открылась, и они быстро вошли.

Как это часто бывает в шпионском деле, все оказалось не совсем так, как предполагалось ранее. Снайпер объяснил, что женщина, пришедшая с ним, не жена, а его любовница, и он хочет, чтобы ей тоже предоставили убежище. Затем он попросил, чтобы она не присутствовала во время разговора, поскольку знает его только как польского журналиста Романа Ковальского. Он объяснил, что на самом деле он до 1958 года был заместителем начальника польской военной контрразведки. Он действовал как двойной агент, информируя не только ЦРУ, но и КГБ о том, что поляки скрывали от своих советских хозяев.

На следующий день Голеневского на военном самолете отправили в Висбаден, а оттуда в Соединенные Штаты. Голеневский передал списки с именами польских и советских офицеров разведки и агентов. Он помог раскрыть агентурную сеть в британском Адмиралтействе, разоблачить Джорджа Блейка, агента КГБ в британской разведке, и Хайнца Фельфе, агента КГБ, работавшего в федеральной разведывательной службе. Что еще более важно, Голеневский указал «крота», окопавшегося в ЦРУ.

Однако была одна проблема: психическая неуравновешенность Голеневского. Он начал сильно пить, а затем стал утверждать, что является царевичем Алексеем, сыном царя Николая II, единственным выжившим наследником семьи Романовых, и что Генри Киссинджер является шпионом КГБ. Руководство ЦРУ так никогда и не сошлось во мнении, был ли Голеневский перебежчиком или советским провокатором.

Кеннеди вступал в мир интриг и обмана, не имея соответствующей подготовки.