Обрывки воспоминаний

Встречи с Рюриковичами

– Вы одеты, как бомж, – резко выговаривал мне знатный потомок великого рода, старый князь Никита Лобанов-Ростовский, с которым я случайно познакомился на случайном мероприятии.

– Как клошар, – вежливо парировал я замечание строгого князя.

– Да, парижский клошар, – поразмыслив, согласился Его Сиятельство и переключился на другого собеседника.

Теперь можно ваять книгу – «Мои встречи с Рюриковичами».

Классик

Харьков, первые демократические выборы на съезд народных депутатов. Интервью с Евгением Евтушенко, который баллотируется по Харькову. Поэт порывист, темпераментен, в руке, между пальцев – сигарета. Сигарета не горит – Евгений Александрович бросает курить, но привычка держать сигарету осталась. Он артистично жестикулирует, рассказывая о перестройке, о необходимости перемен.

Из пересушенной, давленой сигареты сыплется табак – будто истекает песок в песочных часах. Поэт не замечает этого и табак просыпается на пол гостиничного номера, и на его пестрый павлиний пиджак. Он машет рукой, щедро осыпая табаком себя и слушателей…

Словно балуется.

Демократия

Был очень нужен Виталий Коротич. Увидев на перроне народного депутата СССР, отъезжающего в Москву тем же поездом, что и я, смекнув, что он поедет в СВ, крадусь по элитному вагону. Главное – успеть пока он не захлопнул двери в купе.

Коротич бессильно садится, из него вырывается вздох облегчения и избавления от публичной жизни. Он ложится на диван и блаженно вытягивает ноги.

И тут в проеме коварным привидением возникаю я: «Добрый вечер, Виталий Алексеевич! У меня тут одно дело…» Он приподнялся на локте, похоже, ему очень захотелось заплакать. И дырочка на его носке беззащитно светилась…

Автограф

Никита Сергеевич Михалков вальяжно плыл в кулуарах. Он уже выступил с высокой трибуны – как всегда: захватывающ, гневлив, блестящ – и теперь плавно отчаливал. Я принял зверское решение китобоя – беру. На день рождения друга необходим неожиданный подарок, а тут осенило: автограф! Первый раз в жизни!

Пересек курс, изловил и пока я извлекал из дорожной сумки чего-нибудь пишущее, вокруг мэтра образовалась толпа из внемлющих и снимающих. Внизу у ног Михалкова, никем не замеченный, ползал я… И вынырнул под самые камеры. Вызвал испуг, изумление, испортил дубль.

Друг автографу не поверил.

Преемственность

Лариса Лужина, советская, российская актриса, пик популярности которой пришелся на то время, когда я был маленьким, долго и оценивающе смотрела на мои кудри. А я смотрел на нее, любимую женщину Владимира Высоцкого, песни которого я слушал еще с детства.

«Можно потрепать ваши волосы?» – неожиданно спросила она. Былое озорство ярко осветило ее лицо. «Разумеется», – галантно шаркнул я и склонился. Она запустила пальцы в мою шевелюру и касания ее были ловкие и нежные.

– Настоящие, – легонько подергав волосы, засмеялась она. Я вспомнил, что этими руками она обнимала Высоцкого.

– Настоящая, – подумал я.