Во Франции

Во Франции с 1648 года после присоединения к ней Эльзаса по Вестфальскому миру, по завершении Тридцатилетней войны, оказываются местные, германские евреи. Их порядка 20 или 30 тысяч человек, а очень скоро после этого правительство, опять же не отменяя средневекового указа, допускает въезд в страну итальянских и испанских евреев.

К 1700 году их въезжает столько же, сколько было «трофейных евреев» из Эльзаса, полученных счастливой Францией в 1648 году. Есть серьезные причины полагать — это потомки беглецов из Франции XIV века.

К середине XVIII века их во Франции много — 70 тысяч человек на 25 миллионов населения — целых 0,3 %. И католическая религия не позволяла забыть, что евреи — враги Христа, пожиратели зазевавшихся христианских младенцев. И гражданское общество во Франции формировалось медленнее. Иногда кажется, что королевская власть с каким-то самоубийственным, чуть ли не мазохистским пафосом тормозила развитие общества и тем самым подготавливала взрыв, делала его все более неизбежным.

Перед революционной властью — Конвентом — встал вопрос: как революционная утопия должна относиться к таким реальным, вполне материальным евреям? Было высказано мнение, что это народ реакционный — ведь евреи чтут Ветхий Завет и вовсе не готовы отказаться от своей религии. А ведь мерзкая католическая церковь, которую гражданин Вольтер называл не иначе как гадиной — она ведь тоже почитала Ветхий Завет, считала его частью священного предания. Значит, делался вывод, евреи — это прямо-таки поголовно враги народа. Надо их поголовно казнить, чтобы всем остальным стало лучше.

К счастью для евреев, существовала и другая логика, не менее шизофреническая, но более к ним благожелательная. Евреи, согласно этой логике, — народ как раз прогрессивный, «друзья народа», потому что они не католики. К тому же королевский режим их угнетал, считал неравноправными людьми.

В Конвенте шли такие бешеные споры о судьбе евреев, что вопрос решили передать самому народу. Пусть народ путем референдума скажет — надо истребить евреев как врагов народа или надо предоставить им гражданские права, как исконным друзьям народа. Что сказала бы сельская Франция, составлявшая 70 % населения, — бог весть. Но референдум почему-то провели только в Париже, а из 60 районов Парижа 53 проголосовали за предоставление евреям гражданских прав. Из этого, кстати, приходится сделать вывод: евреев в Париже знали с хорошей стороны. Мол, трудолюбивые и честные. С 1791 года 70 тысяч французских евреев сделались полноправными гражданами.

Провозгласить-то их гражданами провозгласили, а вот что теперь с ними делать? Что делать с народом, который живет сам в себе, по своим собственным законам и почти не входит в контакт с христианами?

В конце концов Конвент решил, что «религиозные убеждения не подлежат юрисдикции законов» и что «евреям как народу не следует давать ничего, но евреям как отдельным людям следует дать все. Надо, чтобы они были гражданами». В общем, пусть евреи приносят гражданскую присягу. Тогда они получат все права граждан. Но тем самым еврей отрекается от всех привилегий, данных королевским правительством.

До конца же еврейский вопрос пришлось решать не болтунам и крикунам в парижской говорильне-Конвенте, а великому практику Наполеону. Наполеон же действовал просто и жестко, заложив основу для всех более поздних законов. Для начала Наполеон созвал национальную ассамблею еврейских нотаблей — то есть выборных лиц. Всем им предложили двенадцать вопросов…

Одобряют ли евреи многоженство? Можно ли у них развестись с женой? Может ли еврей жениться на христианке? Считает ли себя французский еврей французом? Согласны ли евреи выполнять законы Франции? Готовы ли евреи воевать за Францию? Какой административной властью обладают раввины?

Трудно сказать, насколько понимали эти нотабли смысл происходящего… В том числе и смысл задаваемых им вопросов. Но ответили они на вопросы старательно и честно. Естественно, многоженства евреи не одобряли, жениться на христианках изъявили готовность… Ведь христиане не язычники! А ограничения на брак в иудаизме есть только с язычниками. Но самое главное, евреи подтвердили, что раввины властью не обладают, а вот французским властям они готовы подчиняться. Франция — родина французских евреев, и они готовы защищать ее от внешнего врага, и вообще лояльны к французскому государству.

Получив нужные ответы, Наполеон созвал не что иное, как… Великий еврейский Синедрион. Тот самый, что разогнали еще римляне! Который не собирался две тысячи лет!

Имя Наполеона мгновенно облетело весь еврейский мир и стало необычайно популярным. Созыв же Синедриона показался таким замечательным действием, что в синагогах служили специальные службы в честь почтеннейшего ребе Наполеона. Откуда было евреям знать, что Наполеон разгонит Синедрион, как только он выполнит свою миссию?

Великий Синедрион подтвердил все, что уже сказали ассамблеи еврейских нотаблей, — что законы Моисея суть не административные и не государственные, а религиозные законы. Наполеону только того и надо было. Раз так — то юрисдикция раввинов не распространяется на гражданские и уголовные дела, евреи подчиняются тем же законам, что и все остальные люди. Отныне французские евреи стали не государством в государстве, а частью французской нации. Опять же — одни французы идут по воскресеньям слушать проповедь кюре и звуки органа, а других «французов моисеевой веры» шафар призывает слушать раввина. Вот и все!