«Демократия — это вам не лобио кушать»

К этому моменту Грузия, Абхазия и Осетия уже были психологически готовы к войне. Однако начать боевые действия мешала слабость всех сторон, нехватка оружия и практически отсутствующая организация ополчения и добровольческих отрядов. Кроме того, Грузия погрузилась во внутреннюю смуту и на некоторое время просто потеряла возможность обрушиться всеми силами на Осетию и Абхазию.

Разнообразные полувоенные формирования росли в Грузии как грибы после дождя. Наиболее мощным из них стало движение «Мхедриони» (переводится это слово как «Всадники» или, скорее, «Витязи»). Эту организацию создал Джаба Иоселиани, обладатель сложной извилистой биографии. До того, как войти в грузинскую политику, он был доктором наук, театроведом. Однако прежде чем обратиться к искусствам творческим, высоким и прекрасным, Иоселиани успел отсидеть три срока за кражу, хулиганство, вооруженный разбой и убийство. Другим военным вождем стал Тенгиз Китовани, в прошлой жизни — художник и скульптор. Эти лидеры были самыми сильными среди, без преувеличения, сотен партий и движений, которые создавались в Грузии с необычайной легкостью. Наиболее активные движения захватывали здания советских партийных и государственных органов и начинали устраивать там штаб-квартиры. Гамсахурдия в момент национального подъема был на гребне волны, но теперь высокое положение автоматически делало его врагом всех амбициозных людей в Грузии. Амбициозных же людей в Грузии было множество. Внутренняя борьба между ними ненадолго отвлекла местных лидеров от вопроса об Осетии и Абхазии.

Гамсахурдия начал энергично создавать новые органы власти взамен советских. Однако кроме бюрократии ему требовалась армия. Как обычно, основой вооруженных сил стали части МВД и добровольцы. Из них с декабря 1990 года начали сколачивать национальную гвардию. «Мхедриони» осталась вне процесса, и ее попытались распустить, но правительство оказалось не в силах что-либо с ней сделать.

В свою очередь, в мятежных анклавах создавали государство с нуля. Верховный Совет Абхазии возглавил Владислав Ардзинба. До этого он занимался преимущественно академической деятельностью. Ардзинба имел редкую специальность — хеттолог, занимался древнейшими цивилизациями. Однако не следует думать, что на передний план он вышел только благодаря своим ораторским талантам. Родственные связи Ардзинбы в абхазской элите простирались довольно далеко. Как бы то ни было, должность, которую он теперь занимал, вовсе не выглядела синекурой. Самопровозглашенной республике требовалось не только создавать свои органы власти, но и в ближайшей перспективе защищать самое себя. Одним из первых его шагов стала попытка прощупать почву на Северном Кавказе. Так началась короткая история Конфедерации горских народов Кавказа. Туда, кроме абхазов, вошли представители горных народов РСФСР, включая ингушей и чеченцев. Впоследствии по линии КГНК в Абхазию уехали несколько сот боевиков, включая одного из ключевых персонажей войны в Чечне — Шамиля Басаева.

Еще сложнее было положение Южной Осетии. Республика, возглавляемая бывшим директором средней школы Торезом Кулумбеговым, была уже фактически блокирована отрядами грузинских националистов. Микроскопическая Южная Осетия имела очень мало сил, чтобы защищаться. В январе грузинские добровольцы и милиционеры попытались войти в Цхинвал, столицу республики, но осетины разоружили городскую милицию и начали отбиваться. Южная Осетия была связана с Россией и Северной Осетией Рокским тоннелем на севере, и через него к южным осетинам постоянно прибывали добровольцы. Регулярная армия, конечно, легко бы смела отчаянных, но почти невооруженных ополченцев. Однако никакой регулярной армии у Грузии не было. Вооружение осетины доставали всеми возможными способами. Что-то нелегально доставлялось из Северной Осетии, что-то брали в качестве трофеев, некоторое количество оружия, вероятно, передавалось из российских военных городков. Вообще, советские силовики сохраняли нейтралитет, но явно благожелательный к осетинам.

Грузинским войскам так же, как и осетинам, недоставало вооружения, особенно тяжелого. Это, пожалуй, было главной причиной, по которой Цхинвал и села вокруг города не были уничтожены быстро. Стороны использовали даже пистолеты-пулеметы ППШ и однозарядные спортивные винтовки. У осетин имелось некоторое количество неуправляемых ракет, их запускали с помощью кустарных пусковых установок, которые изготавливались иногда даже из канализационных труб. Зато с севера доставлялось много взрывчатки, из которой делали самодельные мины.

Правозащитный центр «Мемориал» приводил рассказ местного жителя:

«Около часа дня началась стрельба. У высокого дома кто-то, видимо, из наших бросил взрыв-пакет между автобусами патруля грузинской милиции и убежал, а патруль стал стрелять по крыше этого высокого дома, прячась за деревья и за углы стен. Забавно было смотреть, как в нескольких метрах идет война… Наивный я человек: настоящая война началась еще через полчаса или час. Опять стрельба, шум и прямо перед глазами, буквально в нескольких метрах, паническое отступление: грузинская милиция стреляет вдоль улицы из автоматов и пистолетов и набивается в автобусы, которые тут же отъезжают к центру города. Перед последним автобусом, метрах пяти-шести от меня, вдруг возник милиционер (они все из разных городов Грузии, судя по табличкам на автобусах) и, угрожая шоферу автоматом, остановил его: “Дадек, шени деда…” (“Стой, твою мать…”), мол, еще не все сели, и действительно, еще человек пять-шесть подбежали, сели в туго набитый автобус и уехали. Стало тихо, совсем тихо… Оказалось, что на все патрули по большому периметру, по которому грузинская милиция расположилась вчера, одновременно были совершены нападения. Ее отогнали к центру города, и все последующие дни, вплоть до отбытия 26 января, грузинская милиция контролировала всего лишь Театральную площадь и дома вокруг нее, а также улицы, ведущие из центра города к Старому и Новому мостам (между этими мостами метров четыреста)… Вокруг всего этого пространства в центре города грузинская милиция через два-три дня возвела баррикады из мешков с песком.

Всех мужчин, проходящих через эту зону, “досматривали” (проводили руками по всему телу и ногам). Проходя через площадь, я видел там полтора десятка автобусов и между ними около десятка собак на привязи, не только овчарок, но и непородистых.

Начиная с 7 января, с трех-четырех часов дня, вне этой зоны никакого контроля со стороны грузинской милиции не было. Вне этой зоны не было фактически и комендантского часа. Внутренние войска МВД СССР ограничивались патрулированием на БТРах, для пешего патруля у них людей не было. БТРы останавливались там, где вспыхивала стрельба.

Была и нейтральная зона, шириной не более двухсот метров (по улицам, ведущим в оккупированную зону). За нейтральной зоной возникли наши баррикады из машин и — когда поняли, что они легко простреливаются пулеметами с БТРов, — из мешков с песком. Такие же наши баррикады были возведены на въездах в город со стороны Тамарашени и Никози.

Обычно в дневное время стрельбы через нейтральную полосу не было, она начиналась в сумерки, часов с пяти — с половины шестого. Но иногда расписание не выдерживалось и стрельба начиналась несколькими часами раньше… Молодежь по ночам в домах не сидела, все дежурили или на баррикадах, или неподалеку от них, у костров, и только под утро возвращались домой».[31]

В марте грузинские отряды покинули город, по-осетински ставший теперь называться Цхинвалом. Однако спокойствия республике этот успех не принес. Вокруг городка бродили отряды националистов и обычные банды уголовников. Грузия медленно катилась к анархии.

Между тем в Тбилиси делили кресло президента.

Осенью 1990 года националисты под началом Гамсахурдия одержали победу в Верховном Совете Грузии. В 1991 году по всему СССР прошла целая серия выборов и референдумов. На референдуме о восстановлении независимости Грузии сторонники сецессии[32] победили с сокрушительным преимуществом. Сам Гамсахурдия вскоре выиграл президентские выборы со значительным отрывом от своего конкурента. Хотя для внешнего мира он был довольно одиозной фигурой, внутри страны он пользовался огромной популярностью. Однако в тени пока оставался еще один ключевой персонаж грузинской драмы, не участвовавший в выборах.

Эдуард Шеварднадзе принадлежал к сливкам советского истеблишмента. Его долгая партийная карьера увенчалась занятием поста министра иностранных дел СССР. Прожженный интриган, он не собирался оставаться на вторых ролях в независимой Грузии. Однако главный соперник находился на пике популярности и шансы выиграть выборы у Шеварднадзе были невелики. Тем не менее он пользовался поддержкой самых разных сил и внутри Грузии, и за ее пределами. С точки зрения Иоселиани[33] и Китовани[34], он отлично годился на роль «знамени» как известный и авторитетный человек. С точки зрения России Шеварднадзе, плоть от плоти старой бюрократии, выглядел куда более приемлемым лидером Грузии, чем популист и демагог Гамсахурдия.

Вообще, стоит заметить, что репутация Шеварднадзе как правителя откровенно не лучшая. Авторитарные замашки, популизм, интриганство — все это не добавляло популярности президенту Грузии. Однако следует учитывать контекст. В начале 90-х на фоне паноптикума грузинской политики этот человек смотрелся если не витязем в барсовой шкуре, то, по крайней мере, наименьшим из зол.

Тем временем действующий президент быстро обнаружил, что искрить на митингах и управлять страной в текущем режиме — разные вещи. Гамсахурдия был вынужден так или иначе отложить абхазский и осетинский вопросы до того момента, когда Грузия сможет действительно решить их силовым путем. Этот на удивление мудрый для импульсивного президента шаг вызвал критику со стороны националистов. Экономика находилась в полном расстройстве. Еще в советские времена теневой сектор играл огромную роль в жизни Грузии, теперь же в хозяйственной жизни воцарился полный хаос. Попытки президента управиться с этим хаосом привели к тому, что Гамсахурдия смертельно рассорился с организованной преступностью. Мафиози не питали никаких добрых чувств к президенту, пытавшемуся привести финансы страны в порядок, зато с Иоселиани и Китовани они, напротив, нашли общий язык.

Во время путча ГКЧП Гамсахурдия сначала выжидал, чем все закончится, но тут он столкнулся с новой проблемой со стороны Китовани. Глава Национальной гвардии объявил, что президент сговорился с советской властью, и вышел из повиновения. Мятеж гвардейцев еще сильнее поколебал позиции неукротимого Звиада. Более того: до сих пор риторика Гамсахурдия строилась на лозунгах национальной независимости, и вот национальная независимость пришла, власть КПСС рухнула, а ничего нового лидер предложить людям не мог. Тбилиси ходил ходуном от митингов, премьер-министр Тенгиз Сигуа бежал и скрывался, по столице ходили бунтующие гвардейцы, с которыми вели бои гвардейцы же, но оставшиеся верными Гамсахурдия. Президент, вероятно, уже понимал, что остается в политическом одиночестве посреди разваливающейся страны, но продолжал бороться за власть. Однако теперь он оказался в худшем положении, в какое только может попасть правитель. Многие считали Гамсахурдию лидером одновременно авторитарным и слабым.

Противостояние достигло кульминации 22 декабря 1991 года. Отряд Китовани пошел на штурм резиденции незадачливого национального лидера. Остатки верных Гамсахурдия солдат отчаянно защищались. Бой шел прямо в центре Тбилиси, и все происходящее отдавало кровавым гротеском. По словам одного из очевидцев, многие жители смотрели на идущее сражение как на цирковое представление, поставив стулья за простреленными витринами магазинов. В пустом кабинете президентского дворца стоял микрофон, камера передавала прямую трансляцию, но большую часть времени в эфир исправно шло изображение пустого помещения. Иногда к столу подбегал кто-то из приближенных Гамсахурдия и в перерывах между разрывами громко бранил оппозицию.

В городе мародеры предавались простым земным радостям — грабили квартиры, магазины и учреждения. Милиция бездействовала. 28 декабря мятежники взяли СИЗО и освободили Иоселиани. Кстати, на свободе оказался и лидер Южной Осетии Торез Кулумбегов: Гамсахурдия арестовал его во время переговоров, и несколько месяцев глава мятежной республики провел в заключении. Кулумбегов тут же вернулся домой, а Иоселиани вывел «Мхедриони» из подполья. 6 января бои завершились, Гамсахурдия бежал в Армению, после чего уехал в дудаевскую Чечню. А в самой Грузии пришел к власти триумвират — Иоселиани, Китовани и бывший премьер Тенгиз Сигуа.

Победители действовали жестко, сторонников Гамсахурдия сажали по тюрьмам и расстреливали. Знаменитая фраза о «демократии и лобио» была произнесена Иоселиани именно по этому поводу. Однако контроль над Грузией был утрачен. Сторонников беглого президента было много, и они пытались оказывать сопротивление. Но им серьезно недоставало оружия. Попытка добыть его привычным образом — с российских армейских складов — наткнулась на неожиданно жесткое сопротивление. После появления жертв в результате нескольких перестрелок звиадисты решили, что штурмовать склады — скверная идея.

Январь прошел в междоусобице. Звиадисты удерживали Поти и Зугдиди и сумели несколько недель сопротивляться центральному правительству. Даже после того как в городах их сопротивление было сломлено, они остались на полупартизанском положении в сельской местности. Парадоксальным образом довольно много звиадистов оставалось в Абхазии: там грабь-гвардия Китовани ловить их до поры не рисковала. Победители весьма условно контролировали даже Тбилиси. Столица Грузии оказалась во власти шаек мародеров, благо одним из первых дел триумвирата стала широкая амнистия, после которой тюрьмы почти опустели. Освободившиеся уголовники массово вливались во всяческие военизированные формирования, обещавшие оружие и добычу. Началось разрушение коммунальных систем, на крупных предприятиях перестали выплачивать зарплату.

В феврале грузинские войска впервые вошли в Абхазию, преследуя остатки звиадистов. Китовани и Иоселиани даже не пытались использовать ситуацию для установления контроля над республикой: расправа со сторонниками Гамсахурдия казалась им куда более важным делом. «Мхедриони» и гвардейцы провели в Абхазии очень недолгое время и ушли — не оставив по себе доброй памяти, но и без особенных эксцессов.

После этого звиадисты удалились в Мегрелию. Покрытые лесами живописные горы давали приют беглецам и позволили движению в перспективе выжить.

7 марта 1992 года в Тбилиси прилетел Эдуард Шеварднадзе. Он прибыл в Грузию в крайне сложный момент. Сказать, что Иоселиани и Китовани непрочно удерживали власть в стране, — значит сильно им польстить; с некоторыми натяжками можно сказать, что они удерживали власть в Тбилиси. Кроме того, если Гамсахурдия был, как ни крути, избранным президентом, новые хозяева Грузии были попросту хунтой, опирающейся только на вооруженную силу. Таким образом, Иоселиани, Китовани и Сигуа требовался легитимный лидер, которого признали бы в мире и который мог олицетворять какую ни есть законную власть.

Сразу по приезде Шеварднадзе в страну был сформирован Государственный совет, в который вошли, помимо прочих, Шеварднадзе и «триумвиры». Четверо лидеров составили президиум. Шеварднадзе ко всему прочему привез западную помощь деньгами и товарами. Напряжение внутри Грузии удалось несколько ослабить. Кроме того, Грузия начала устанавливать дипломатические отношения с зарубежными странами, прорвав международную изоляцию. Однако все еще оставалась проблема звиадистов, занимавших Зугдиди, и повстанческих республик. В этих вопросах Шеварднадзе помогли связи с Москвой: грузинские вооруженные силы получили оружие в частях Закавказского военного округа. Весной 1992 года состоялся новый поход на Мегрелию, и он оказался более успешным, чем прежняя кампания: звиадистов удалось рассеять. Теперь Шеварднадзе считал себя достаточно сильным, чтобы перейти к решительному наступлению на Южную Осетию и Абхазию. Нужно заметить, что на тот момент Верховные Советы Абхазии и Осетии выглядели даже более легитимными образованиями, чем Госсовет Грузии. Они-то были, так или иначе, избраны народом, в то время как президиум Госсовета состоял из людей, пришедших к власти в итоге вооруженного переворота, и приглашенного ими же Эдуарда Шеварднадзе. Как бы то ни было, никаких уступок в вопросе об Абхазии и Осетии делать никто не собирался.

Сами Абхазия и Южная Осетия уже давно шли своим путем. Их Верховные Советы и Госсовет Грузии издавали взаимоисключающие законы и распоряжения. Стороны вошли в клинч, выйти из которого можно было, только если бы политики начали слушать друг друга. Такого желания не обнаружил никто. Попытку переговоров предпринял только католикос Илия II, но его миротворческая инициатива окончилась тем, что абхазы остановили его машину на дороге, учинили обыск, обнаружили при духовном лице оружие и развернули ревнителя веры обратно. Разрешить все спорные вопросы предстояло холодной сталью.