7. Миф о вотчинном происхождении Московского государства
В западной историографии существует ярко выраженная тенденция примитивизации истории российской государственности. Возникновение российской государственности западные историки, как правило, связывают с Московским княжеством, что позволяет им утверждать о ее вотчинном происхождении и имманентном деспотизме. Древняя Русь с ее демократическими вечевыми институтами как факт единой государственной истории игнорируется.
За контурами исторических теорий вполне различима россиефобская позиция. В полном соответствии с западной традицией россиефобии написана резонансная статья историка-эмигранта А. Л. Янова «Иваниана»[46]. Упрощенное описание социально-политического строя средневековой Руси сводится к намерению автора доказать ущербность русского народа и его истории. Только такой народ, который исторически якобы не знал ни демократического права, ни аристократической сложности, мог принять коммунистическую диктатуру. Элементы советского тоталитаризма «обнаруживаются» в древнерусском укладе и народной ментальности.
Московское царство возникло не на пустом месте. Необоснованным по отношению к предшествующим историческим эпохам представляется подход западной историографии о разрастании вотчины московских князей до масштабов государства. В действительности Московское царство не было первосоздателем политических институтов на территории Евразии, оно лишь восстанавливало государственную систему Золотой Орды после периода децентрализации последней. Оно победило в борьбе за реинтеграцию евразийского пространства в другие постордынские государственные образования. До осуществления же московской централизации эквивалентом понятия «государство» выступала, по-видимому, Орда. Отсутствие слова «государство» было представлено западными историками в качестве свидетельства отсутствия самого института, хотя последний мог обозначаться другими терминами, что не меняло его содержательной стороны.
Умозрительным представляется также тезис западной историографии об отсутствии в Московской Руси другого вида собственности, кроме княжеской. Данное утверждение необходимо как исходный постулат в обосновании вотчинной природы российской государственности. Игнорируется даже тот факт, что сами московские земли изначально были вотчиной Кучковичей, а не Рюриковичей. А между тем наряду с княжеской существовала боярская, племенная и общинная собственность. Параллельно с государственным шло развитие церковно-монастырского землевладения. Экономическое положение иерархов церкви было столь прочным, что они могли конкурировать с великим князем по количеству накопленных ресурсов. Двойственная цезарепапистская система российской государственности явно противоречит тезису о ее вотчинном происхождении. Даже секуляризационные процессы не подорвали благосостояния духовенства.
В русской политической традиции вопреки западному историографическому клише государь не идентифицировался с государством. Следует напомнить, что тезис «Государство – это я» был выдвинут отнюдь не в Московии, а во Франции королем Людовиком XIV. Проведенное Иваном IV разделение владений на опричные и земские носило формальный характер, но оно отражало факт существования идеи о нетождественности понятий «государство» и «государственное». А потому о вотчинной природе российского государства не могло идти речи.
С теорией о русской тоталитарности связан тезис об отсутствии в Московской Руси сформировавшихся сословий. Вместе с тем повышенное внимание акцентируется на всеобщем характере российского закрепощения: крестьянам вменялось в обязанности ведение сельскохозяйственных работ, посадским людям – занятие ремеслом, дворянам – несение воинской повинности, духовенству – осуществление церковных служб.
Однако такого рода тягловые повинности как раз свидетельствуют о существовании сословий. Корпоративизм в России был, возможно, даже более ярко выражен, чем в иных европейских странах.
Российская государственная модель была неоднородной. Даже полный официальный титул императора говорит о ее сложной структуре. Рассмотрение ее в рамках понятий тоталитаризма и авторитаризма не имеет исторических оснований.