Гражданский рок

Прошлой волной массовой политической музыки был «русский рок» конца 1980-ых. Главным бунтарем питерского рок-клуба признавался тогда Михаил Борзыкин со своим «Телевизором». «Антисистемность» Борзыкина была замешана на Стругацких, фигуре экзистенциального бунтаря, радикальном атеизме (религия слишком быстро входила в моду) и антифашизме. И что удивительно, этот набор за 25 лет не изменился. В отличие от других «звезд питерского рока» Борзыкин не соблазнился ни православно-имперским пафосом, как Константин Кинчев, ни «просто позитивной музыкой». Ему идеально повезло с нулевыми. Совпало наконец на стороне власти всё то, что он всю жизнь так упрямо отрицал – спецслужбы, цензура, клирикализм, корпорации. Выступая с песнями на «маршах несогласных» и акциях против строительства питерских небоскребов, Борзыкин клеймит политическую элиту, выдумывая сложные неологизмы, вроде «неохристочекистов» и «газпромбайтеров», а свой последний альбом назвал «Дежавю», в том смысле, что он «всё это» уже видел «при совке». На государственном телевидении «Телевизор» строго запрещен. И всё же это идеальная музыка для бунтарей конца 1980-ых. Я не знаю ни одного человека младше тридцати, который был бы в курсе их творчества. Возможно, мне просто не везет.

Сходную «протестность» из «звезд рок-клуба» сохранил до сих пор только Юрий Шевчук. Как известно, он выступает за «честную» приватизацию против «нечестной» и поддерживает либеральные митинги, воплощая голосом, рифмами и даже выражением лица образ вечного хиппи, не понимающего, как люди могут прибегать к насилию и по какому недоразумению одни граждане ущемляют свободу других?

К середине 1990-ых годов «протестность» перестала цеплять большинство людей, и к ещё недавно столь влиятельной музыке приклеилось обидное прозвище «говнорок». «Говнорок» это когда ты играешь средне, знаешь мало, рифмуешь слабо, но у тебя при этом вселенские претензии к миру. После этого политических рок-групп и песен появлялось сколько угодно, вот только их аудитория таяла, заведомо замыкая бунтарей в узких субкультурах «нефоров». В этот долгий межреволюционный период большинство гражданских рокеров тяготели к лимоновским нацболам. «Лимонка» возникала как контркультурная тень гламура – движение, собранное вокруг стиля, а не вокруг идеи. Лимонову удалось создать интереснейший заповедник для утопистов и радикалов, в том числе и музыкальных, к которому немедленно примкнул непримиримый Летов, написавший незадолго до своей смерти «Нами правят собаки!», а так же Сергей Курехин, Дмитрий Ревякин с «Калиновым Мостом» и Ваня Трофимов с «Запрещенными барабанщиками». В бункере «Лимонки» играли и менее известные, но важные для рок-подполья люди, вроде Саши Непомнящего или группы «Резервация здесь».

Кто-то конечно оставался от «Лимонки» в стороне, как группа «Наиф», лидер которой вот уже двадцать лет твердит о своей левизне, анархизме и антигламурности, но, кажется, не находит никого за пределами узкого круга верных фэнов, кому бы это было интересно. Или как «Последние Танки в Париже» Лёхи Никонова с его “Гексогеном», «Глазами ментов» и «Пулю – буржую!».

Рок-революция получила новый шанс только сейчас. Одним из первых это почувствовал ещё один «ветеран подполья» Василий Шумов из группы «Центр». Он попробовал объединить как старых, так и новых гражданских рокеров в коллективном политическом альбоме «Содержание», но желающих протестовать рокеров оказалось так много, что понадобилось «Содержание – 2», потом « – 3», и в итоге оно превратилось в непрерывный сетевой концерт «активистского рока», как сам Шумов всё это называет. Рок этот по звуку и словам, конечно, очень разный, но самое уязвимое место «актив-рока» – прямое сопоставление «путинизма» со «сталинизмом» т.е. нарочитое игнорирование качественной разницы между «государственным социализмом» и «государственным капитализмом». Любой стиль постоянно возвращает нас к ситуации своего максимального триумфа, исторического пика, поэтому как бы сегодня ни выглядела «Система», протест против неё для рокера будет пониматься через легендарную «борьбу с совком».