СЛАВЯНОВЕД И ПРИМИРИТЕЛЬ СЛАВЯН

СЛАВЯНОВЕД И?ПРИМИРИТЕЛЬ СЛАВЯН

Имя профессора русского языка и?литературы Виленского университета Ивана Николаевича Лобойко (1786—1861) время от времени появляется на страницах исследований, посвященных науке и?культуре первой половины XIX века. Он был человеком эрудированным и?разносторонним, компетентным и?трудолюбивым; занимался историей и?языкознанием, библиографией и?этнографией. Скандинависты отмечают его вклад в?ознакомление русских читателей с?древнеисландской литературой496, слависты?– в?расширение и?укрепление русско-польско-литовских научных связей497, археографы?– в?создание белорусской археографии498, а?историографы русской исторической науки пишут о?важной его роли в?деятельности Румянцевского кружка499. Упоминают его и?как достаточно активного члена Вольного общества любителей российской словесности500. Однако жизни и?научной деятельности И.Н. Лобойко посвящено лишь несколько работ, опубликованных главным образом в?Литве и?Польше501.

Недостаточное внимание к?Лобойко связано, возможно, с?тем, что он почти не выступал в?печати. Список его прижизненных публикаций ничтожно мал (немногим более десятка, если не считать переводы), причем в?нем преобладают компиляции, учебные пособия и?газетные статьи. Кроме того, публикации эти труднодоступны (часть выходила в?Вильне, в?том числе на польском, часть в?Одессе).

В какой-то степени сказалось, видимо, и?то, что Лобойко жил в?провинции и?был оторван от столичных изданий и?издателей. Но он поддерживал переписку с?коллегами и?знакомыми, с?Н.П. Румянцевым и?митрополитом Евгением (Болховитиновым), и, напиши он какую-нибудь научную работу, она рано или поздно была бы опубликована. Гораздо важнее, что он был человеком разбрасывающимся и, по его собственному признанию, «жаден <…> к?чтению и?наукам, но <…> не имел никогда терпения и?беспрерывно воспламенялся новым предметом»502. Еще в?молодости он оставил в?альбоме своего друга (будущего академика) П.И. Кеппена следующую выразительную автохарактеристику: «<…> Много обещает, мало делает. Любит хвалиться обращением и?учеными связями с?Линде, Раск[ом] и?Вуком Стефановичем [Караджичем] и?старается подражать их подвигам. Собирается написать историю российского языка по примеру [французского филолога Ф.Ж.М.] Ренуара, российскую грамматику и?словарь по лучшим образцам или идеям, а?написал??– две тетрадки: 1) О?важнейших изданиях Герберштейна записок о?России. СПб., 1818; 2) Взгляд на древнюю словесность скандинавского Севера. [СПб., 1821]. Он сильно желает?– научиться литовскому языку для обогащения отечественной истории и?языка новыми источниками и?в?том же намерении научился он по-датски»503.

Кроме того, Лобойко был необычайно требователен к?себе, стремился как можно полнее исчерпать имеющиеся источники, что тоже снижало его продуктивность. Например, его намерение написать работу о?литовском языке и?культуре, о?котором он писал Н.П. Румянцеву504, так и?не было реализовано.

Несмотря на малое число оставленных научных работ, этот примечательный человек, страстно любивший науку и?литературу и?немало сделавший для них, достоин большего исследовательского внимания. К?счастью, он оставил мемуары, в?которых рассказал об основных этапах своей жизни, об участии в?деятельности научных и?литературных кружков и?обществ, и?изложил свои впечатления от встреч с?рядом известных лиц. Правда, как и?большинство своих начинаний, воспоминания он тоже не завершил. Но и?в?таком виде, как они сохранились, воспоминания эти содержат немало и?фактической информации, и?колоритных штрихов русской и?польской научной и?культурной жизни первой трети XIX века.

Родился Лобойко 21 июля 1786 года505 в?городе Харьковской губернии Золочев в?семье губернского секретаря, чиновника Харьковской казенной палаты. Учился он в?Харькове: сначала в?народном Рождественском училище, потом в?Главном народном училище, затем в?Слободско-Украинской гимназии. В?1804 г. в?Харькове был учрежден университет (занятия начались в?1805 г.), и?Лобойко был его студентом с?первого года его существования. Специфическая атмосфера этого учебного заведения, где русских профессоров почти не было, а?преобладали иностранцы (немцы и?французы), оказала сильное влияние на Лобойко. Например, он овладел немецким языком в?такой степени, что говорил и?писал на нем свободно, а?в дальнейшем проявлял сильный интерес и?к другим культурам (в том числе скандинавской, польской, литовской).

Учился Лобойко хорошо, причем особенно значим был для него профессор русской словесности и?риторики И.С. Рижский, автор знаменитой «Риторики». На его смерть Лобойко отозвался благодарственной одой506.

Судя по тому, что Лобойко находился на казенном содержании (т.е. должен был жить в?общежитии университета, подчиняясь существующим там правилам, а?после окончания обязательно отслужить определенное время в?ведомстве Министерства народного просвещения), семья его была небогата. По окончании университета (1810) он был определен старшим учителем в?Новгород-Северскую гимназию507, где преподавал логику, психологию и?словесность, а?на следующий год (1811) вернулся в?Харьков и?стал учителем немецкого языка и?литературы в?Слободско-Украинской гимназии. Преподавал он в?старших классах и?пользовался любовью учеников. Е.И. Топчиев, который учился у?него, писал в?воспоминаниях, что Лобойко входил в?число лучших педагогов гимназии, которых «гимназисты уважали <…> и?учились у?них гораздо прилежнее, нежели у?остальных»508. Кроме того, у?него было много частных уроков, а?в 1812 году он еще и?редактировал информационно-библиографический журнал «Харьковский еженедельник». В?1812 году Харьков посетил известный в?то время поэт А.Ф. Воейков. Лобойко познакомился с?ним, завязал переписку, посылал ему свои переводы509 и?в?дальнейшем пользовался его покровительством.

Благодаря хорошему знанию иностранных языков Лобойко получил в?августе 1815 года место в?Варшаве?– чиновника по особым поручениям у?наместника в?Царстве Польском В.С. Ланского, – где он, насколько можно судить по его воспоминаниям, занимался главным образом воспитанием и?обучением сына Ланского.

Научных занятий он не оставил и?под руководством известного польского лексикографа С.Б. Линде занимался сравнительным изучением славянских языков. Но в?конце 1815 года власть в?Царстве Польском была передана польской администрации, Лобойко, как и?другие российские чиновники, оказался не у?дел, и?ему пришлось в?1816 году перейти на службу в?Петербург.

Лобойко прослужил несколько месяцев в?Департаменте государственных имуществ на низшей должности канцелярского чиновника, потом полгода помощником контролера в?Департаменте внешней торговли и, наконец, в?июне 1817 года вернулся в?Департамент государственных имуществ на должность помощника столоначальника. С?1817 года он также преподавал в?Военно-учительском институте, переводил и?редактировал учебные книги для Ученого комитета для учреждения училищ в?военных поселениях. Близок был он и?к движению за открытие ланкастерских школ, в?частности опубликовал перевод одной из работ, посвященных этому движению510.

В эти годы Лобойко завел обширные знакомства в?Петербурге. Он вспоминал: «В Петербурге нашел я?много своих земляков и?университетских товарищей. Я?спешил познакомиться с?великими поэтами и?писателями столицы. Часто видал Шишкова, Карамзина, Жуковского, Крылова, Гнедича, Остолопова, сочинителя “Словаря изящной словесности”, Александра Измайлова, Анну Бунину при посредстве профессора Толмачева, и?даже Капниста»511. В?мае 1816 года Лобойко вступил в?Вольное общество любителей российской словесности, где быстро выдвинулся и?вошел в?число наиболее активных членов (в 1818 году ему доверили редактировать журнал общества, в?1819 году?– быть также библиотекарем). В?органе общества «Соревнователь просвещения и?благотворения» Лобойко поместил ряд публикаций: О?важнейших изданиях Герберштейновых записок о?России с?критическим обозрением их содержания (1818. №?5; пер. с?нем. из книги Ф. Аделунга о?Герберштейне); О?скандинавской литературе; Об источниках северной истории (1818. №?11); Известие об ученой жизни покойного Р.Т. Гонорского (1819. №?10) и?др. Пытался он выступать там и?как литератор, однако без особых успехов, по крайней мере стихотворный перевод с?немецкого кантаты «Ариадна на острове Наксос» был возвращен ему обществом в?октябре 1816 года с?пожеланием «переменить многие стихи и?неприличные (в значении “неудачные”.?– А.Р.) выражения»512.

Отметим, что в?Вольное общество любителей российской словесности вступил в?апреле 1818 года и?младший брат Лобойко Порфирий (также служивший в?Петербурге), правда на правах не действительного члена, а?члена-сотрудника513. Порфирий печатал в?журнале общества свои стихи514, а?в других изданиях переводы515.

Лобойко пытался заручиться поддержкой известного мецената Н.П. Румянцева и?1 ноября 1817 года представил ему записку о?своих научных планах, демонстрирующую широкий тематический и?дисциплинарный диапазон его интересов. Так, он собирался сделать извлечения из книги Ф. Аделунга сведений о?лицах, занимавшихся «изучением в?России азиатских языков и?наречий сибирских народов», из книги И. Аделунга «описаний славянских наречий с?дополнениями и?поправками Добровского» и?из книги Ф. Богуша «О происхождении литовского народа и?языка», перевести их и?напечатать, написать и?опубликовать статью о?жизни и?научной деятельности С.Б. Линде, а?также завести переписку с?Ф. Бентковским и?И. Лелевелем «в опровержение мнения, распространяемого Шлецером, будто бы польские летописцы не могут служить для российской истории источниками». Уже тут заметено стремление к?изучению польского и?литовского языков и?культуры. В?дальнейшем же он хотел осуществить (при поддержке Румянцева) «критическое описание всех внутренних и?иностранных источников, пособий, памятников и?книг, относящихся к?отечественной истории», или описание «заслуг российской академии наук в?отечественной истории, географии, этнографии, статистике, лингвистике, описаниями отечественных произведений и?памятников, с?известиями о?сочинениях и?сочинителях по сим предметам», или «издать хронологическим порядком glossarium речений, собранных из российских летописей и?древних рукописей, из Песни о?походах Игоря, Русской правды, судебника, соборных уложений и?проч. с?истолкованием знаменования речений при помощи других славенских наречий»516. Румянцев справедливо отметил чрезвычайную широту и?сложность названных проектов и?попросил сузить и?уточнить тему предполагаемой работы. 6 ноября (то есть через несколько дней) Лобойко подал новую записку о?намерении составить словарь древнерусского языка517. Ответ Румянцева неизвестен, но нет никаких сведений о?том, что он дал согласие и?стал спонсировать эту работу.

Жизнь чиновника была не по душе Лобойко, он хотел вернуться к?преподаванию и?занятиям наукой. Лобойко познакомился с?находившимся тогда в?Петербурге известным датским филологом профессором Эразмом Христианом Раском, изучил датский язык и?прочел ряд работ по древнескандинавской литературе. Через Раска Лобойко завязал переписку с?датскими исследователями древней скандинавской словесности Расмусом Нерупом и?Карлом Христианом Рафном, а?также с?Обществом северных древностей в?Копенгагене. Кроме того, в?1821 году он поместил в?журнале «Сын Отечества» обзорную статью «Взгляд на древнюю словесность скандинавского севера»518, вызвавшую немалый интерес в?научных и?литературных кругах519.

В том же 1821 году он подал «испытательное сочинение» на освободившееся в?Виленском университете место профессора русского языка и?словесности, прошел по конкурсу (был избран 26 октября 1821 года) и?в?феврале 1822 года начал преподавать там. Студенты почти не знали русский язык, поэтому ему пришлось в?основном заниматься обучением языку, но и?русской литературе он уделял немало внимания. Преподавая теорию литературы (в языке того времени?– риторику), он следовал немецкому эстетику и?литературоведу И.И. Эшенбургу и?И.С. Рижскому520. Учил он и?церковнославянскому языку.

Н.П. Румянцев, финансировавший собирание и?изучение материалов по истории России, поручил ему приобретать в?Литве старинные книги и?рукописи, новые издания по истории Польши и?Литвы, налаживать контакты с?местными исследователями. Переписка Лобойко с?Румянцевым носила весьма интенсивный характер: Лобойко сообщал о?новых находках и?вышедших в?Польше и?Литве книгах по истории, о?своих исследованиях и?исследованиях виленских историков, отвечал на вопросы Румянцева и?о ходе выполнения его поручений. Румянцев писал ему 14 апреля 1825 года: «Ваша переписка приносит мне особое удовольствие: Вы в?ней всегда [предоставляете?] мне сведений множество обдуманно и?в?большом порядке, что не часто я?нахожу, переписываясь с?иными особами»521.

Помимо научных интересов Лобойко видел в?своей новой службе и?большой общественный смысл: он хотел смягчить, а?в конечном счете и?преодолеть отрицательное отношение поляков к?русским. Путь к?этому он видел в?ознакомлении поляков с?русским языком и?русской культурой, а?в конечном счете в?привлечении их на русскую службу (И. Данилович писал Ф. Малевскому 20 февраля 1822 года: «Лобойко начал читать литературу, имел 100 студентов, сейчас до 50 <…>. Хочет превратить нас в?россиян»522). Позиция его была явно противоречива. С?одной стороны, он с?нескрываемым интересом относился к?польской культуре (в частности, наладил контакты с?польскими учеными, приветствовал после публикации поэмы «Гражина» Мицкевича адресованным ему письмом, и?т.д.), а?с другой стороны, стремился, пусть неявно, к?русификации поляков, к?отказу их от борьбы за независимость Польского государства (подобная двойственность была связана в?некоторой степени с?украинским происхождением Лобойко, по отношению к?полякам выступающего представителем господствующей русской нации, но в?Российской империи принадлежащего к?национальности угнетенной, русифицируемой). Правда, действовать в?этом направлении он предлагал не насильственными методами, а?путем убеждения. В?сохранившихся в?его архиве недатированных заметках он писал, что, несмотря на все меры правительства, «поляки не перестают быть его врагами, не перестают оскорблять его неизменною неблагодарностию, заговорами и?тайными злодействами ко вреду России. Остаются еще ученые средства, кои, будучи соображены здравою политикою, нередко действовали успешнее самого оружия». Лобойко отмечал, что в?сфере науки и?публицистики борьба не ведется: «Кто с?историческою достоверностию изобразил их поступки во время последних восстаний? Кто старался открыть тайные пружины их мечтаний и?надежд, кто вникал в?их исторические и?географические представления, искаженные фанатизмом, ложным патриотизмом, своенравием писателей и?тлетворным дыханием тайных обществ? кто рассматривал их литературу, чтоб открыть те сочинения, коими питается их гордыня и?презрение к?другим народам, предрассудки и?упорство к?верховной власти?»523

Сразу по приезде Лобойко стал налаживать контакты с?виленскими учеными и?журналистами. Так, в?журнале «Dziennik wile?ski» он поместил свою статью524 и?фрагменты писем к?себе ряда ученых (П. Кеппена, З. Доленги-Ходаковского, А. Гиппинга), а?также Н. Румянцева525. Круг его интересов составляли славянские история, культура и?язык и?их памятники в?этом регионе; литовские культура и?язык, прежде всего в?аспекте их связи со славянскими культурой и?языком; история русской литературы; библиография русской литературы.

Научная карьера Лобойко в?Вильне развивалась вполне успешно, его ценили и?давали важные поручения. Так, он был включен в?состав созданного 30 мая 1822 года Комитета для сличения напечатанного в?Петербурге Литовского статута с?древнейшими изданиями и?списками. В?него входили, наряду с?Лобойко, профессора Виленского университета И. Данилович, И. Лелевель, Я. Зноско и?секретарь правления университета и?библиотекарь К. Контрым.

Лобойко собирался написать вместе с?Лелевелем «сочинение о?литовском народе и?языке», к?чему его всячески побуждал Румянцев. В?письме Румянцеву от 2 ноября 1822 года он подробно изложил план будущей книги, который ранее обсуждал с?Лелевелем, Бобровским и?Даниловичем:

«I Географическое описание земель, населенных народами литовского происхождения, как-то: Пруссии, Самогитии или Жмуди, Литвы, Курляндии, Летландии и?Ливонии до распространения в?сих странах христианской веры.

II О?происхождении литовского народа и?разделении его на племена.

III О?религии древних литовских народов, их богах, местах, им посвященных, богослужении и?праздниках, духовенстве, свадебных обрядах и?похоронах.

IV О?языке литовских народов и?его древнейших памятниках». Охарактеризовал он в?письме и?источники, которые предполагал использовать в?этой работе. При этом он подчеркивал: «Я почитаю необходимым учиться самому по-литовски, дабы избежать ошибок, кои обыкновенно от незнания языка в?сочинениях сего рода встречаются»526. Однако различные другие занятия отвлекли его527, и?он так и?не взялся за эту работу. Тем не менее среди его бумаг сохранились статьи (возможно, они были опубликованы) «Важность и?необходимость литовской истории», «Замечания на статью “Древний герб города Вильны”»528, а?также заметки, как нужно писать статьи «Литва» и?«Вильна» для Энциклопедического лексикона, издаваемого А. Плюшаром (середина 1830-х)529.

В 1822 году он разработал и?распространил по парафиям с?разрешения администрации анкету, включавшую вопросы о?названиях деревень, числе домов в?них, диалектах, вероисповедании, легендах, преданиях и?обычаях жителей, сохранившихся древних памятниках и?книгах. В?1823 году студенты под его руководством подготовили коллективный труд «Описание литовских и?польских городов»530. Установил он также тесные связи с?литовскими фольклористами и?этнографами Д. Пошкой (Пашкевичем), К. Незабитскаусом и?С. Станкявичусом. Лобойко занимался также изучением белорусского языка и?белорусской письменности. В?частности, в?1824 г. он писал Румянцеву о?необходимости подготовить и?издать словарь белорусского языка531, а?также принимал участие в?издании белорусских грамот: послал для издаваемого И. Григоровичем «Белорусского архива древних грамот» копии ряда грамот, хранившихся в?Вильне. Страстный библиофил и?библиограф, он много усилий и?времени уделял комплектованию университетской библиотеки русскими книгами и?журналами.

В целом Лобойко принадлежал к?довольно распространенному типу ученых-«народоведов» того времени, собирающих материалы и?изучающих обычаи, верования, фольклор, археологические памятники и?памятники древней письменности какого-нибудь народа (среди его российских современников можно упомянуть И.М. Снегирева, И.П. Сахарова, П.В. Киреевского, М.А. Максимовича). В?России он был одним из первых, кто положительно оценил культуру простого народа и?счел ее достойной изучения (возможно, тут сказалось его хорошее знакомство с?немецкой наукой, где аналогичные тенденции проявились ранее). Характерно, что он всячески поддерживал Снегирева в?его исследованиях и?оказывал ему содействие. Обосновывая эту позицию, он писал Снегиреву: «Христианская религия давно уже истребила доверие ко всем суеверным обычаям и?памятникам. Народ по большей части следует им по привычке, дабы припомнить старину и?для забавы. Этому подражают и?высшие состояния. <…> И?благочестие ничего от того не теряет. Императрица Екатерина сама присутствовала в?Петербурге на народных увеселениях и?праздниках. Созидая народную словесность и?театр, она первая подала мысль украшать наши оперы народными песнями и?хороводами, а?комедии?– народными пословицами, и?сама сочиняла их. Вспомним, что в?торжественные дни при Дворе иногда велела дамам показываться в?русском платье. Когда французы, англичане, скандинавы и?итальянцы выискали и?объяснили все памятники своей народности, и?при сих пособиях возвели свою словесность, поэзию, музыку и?живопись на отличную степень знаменитости, тогда и?славянские народы почувствовали важность сих источников, и?в?одно почти время чехи, поляки, сербы и?россияне занимаются ныне сим предметом. Русскому изыскателю предстоят на сем пути величайшие затруднения?– обширность России и?пр. Частию же и?то, что не все могут истолковать сии изыскания в?хорошую сторону. Многие смотрят хладнокровно на сии предметы по пристрастию к?иностранному или по влиянию иностранного воспитания, иные, чтобы себя не унизить, иные, желая поставить себя выше времени, и?все ищут идеальных наслаждений, презирая наше родное, многим кажется непонятно, как может это занимать любопытство ученых; когда они ежедневно смотрят на сии редкости, ничего в?них стоящего не видят»532.

Много времени и?сил уделял Лобойко переписке, которая, по справедливому замечанию Ю.А. Лабынцева, была «в начале XIX века одним из самых действенных способов распространения научных идей»533. В?1820—1830-х годах Лобойко вел интенсивную «ученую переписку» с?Н.П. Румянцевым, митрополитом Евгением (Болховитиновым), И.М. Снегиревым, П.И. Кеппеном, П.М. Строевым, И. Даниловичем, И. Лелевелем, З. Доленгой-Ходаковским, М.Т. Каченовским, С.Б. Линде, В.Г. Анастасевичем, Р.К. Раском и?др. Кроме того, он снабжал материалами других: в?Вольном обществе любителей российской словесности в?ноябре 1822 г. было зачитано присланное им сообщение «Документы и?письма Киево-Софийского собора, хранящиеся в?ризнице оного», позднее эти материалы были опубликованы в?журнале общества534; в?журнале П.И. Кеппена «Библиографические листы» печатались в?1825 г. сообщаемые им сведения о?выходящих в?Вильне книгах и?периодических изданиях; в?подготовленном М. Максимовичем сборнике «Малороссийские песни» (М., 1827) было помещено 5 песен, записанных Лобойко.

В 1825 году Лобойко был избран членом Общества северных древностей в?Копенгагене и?Общества истории и?древностей российских при Московском университете, в?1828-м?– Общества любителей российской словесности при Московском университете, а?в 1839-м?– Курляндского общества словесности и?художеств. В?1824 году Лобойко стал членом правления университета по училищному отделению, в?1825—1827 годах исполнял должность декана филологического отделения.

Но не все, тем не менее, складывалось гладко. С?начала 1820-х годов брожение в?студенческой среде Виленского университета усиливалось, тут действовали студенческие общества, ставившие своей целью как саморазвитие, прогресс науки и?просвещения, так и?содействие освобождению Польши. С?другой стороны, занимавший пост императорского комиссара в?Польше Н.Н. Новосильцов, преследуя личные карьерные цели, искал повод для дискредитации руководства университета. В?результате в?1822—1823 годах тут работали следственные комиссии, причем если в?первой Лобойко попал в?число следователей, то для второй он был уже подследственным. Явившийся итогом работы новосильцевской следственной комиссии разгром университета (высылка многих студентов в?Россию, отстранение от преподавания ряда профессоров) травмировал Лобойко на всю жизнь.

Кроме того, в?начале 1826 г. умер Румянцев, с?материальной и?моральной поддержкой которого были связаны различные начинания Лобойко. Возможно, поэтому он замолчал, отошел от научных занятий и?почти не печатался. После 1823 года он 15 лет не публиковал научные статьи, издав только две учебные книги. «Начертание грамматики российского языка, составленное по наилучшим и?достовернейшим пособиям, на российском и?польском языке» (Вильно, 1827)535 вызвало неодобрительную рецензию в?журнале «Московский телеграф». Рецензент писал, что автор «мало пользовался новейшими усовершенствованиями в?системе грамматики нашей и?потому много у?него найдется неточного и?затруднительного»536. «Собрание российских стихотворений. В?пользу юношества, воспитываемого в?учебном округе Императорского Виленского университета» (Вильно, 1827) помимо обширного свода стихов включало Предуведомление, содержащее обзор отечественных и?зарубежных антологий образцовых сочинений, и?статью «Взгляд на успехи в?духовной поэзии россиян, французов и?немцев». Эта статья дает представление об эстетических взглядах Лобойко, отнюдь не тривиальных для своего времени. Он сочувственно ссылается на А.С. Шишкова и?отмечает, что в?России «духовные писатели почти не обращают внимания на светскую словесность, а?светские равнодушны к?духовной. Справедливо, что поэзия наша до сих пор еще не освободилась от той зависимости, по которой считают ее подражательною; но если хотим сделать ее народною, то не в?одних народных песнях и?повестях должно искать нужной для сего подпоры. Творения российских проповедников для сего необходимы <…>»537. Но при этом Лобойко отнюдь не был сторонником классицизма, он включил в?сборник также стихи Карамзина, И. Дмитриева, Батюшкова, Жуковского, Плетнева, Баратынского и?А. Пушкина. Тем не менее в?эпоху торжества романтизма сборник выглядел архаично и?вызвал резкую критику (за всеядность и?отсутствие вкуса) в?отстаивавшем романтизм «Московском телеграфе». Рецензент писал, что «исполнение г-д издателей весьма неудачно. <…> кажется, издатели печатали без разбора, что попадало в?руки. Тут находим стихи Сумарокова, Хераскова и?других поэтов, не носящие никакой печати изящества, сатиры и?проч. и?проч. все без различия»; «иной сварливый критик удивился бы, увидя князя П.И. Шаликова наряду с?Александром Пушкиным и?выше Баратынского, Козлова, Дельвига, Грибоедова, а?сих поэтов поставленных наряду с?г-дами Межаковым, Яковлевым, Иванчиным-Писаревым и?пр.»538 Лобойко подготовил к?публикации еще два сборника подобного типа («Лирические и?поучительные стихотворения» и?«Описательные и?повествовательные стихотворения»), но они не были изданы539; возможно, это было связано с?критикой первой книги.

Еще одна его публикация этих лет?– напечатанная без подписи сервильная статья о?визите Николая I в?Вильну540?– чуть не принесла ему, как он пишет в?воспоминаниях, неприятности, поскольку некоторым в?Вильне не понравились его описания императорского экипажа и?поведения народа. В?1829 году он писал И. Лелевелю: «Положение мое в?университете и?до сих пор тяжелое. Должен скрываться и?остерегаться. Постоянно в?тревоге»541. А?в?1832 году, после Польского восстания 1830—1831 годов, университет был вообще закрыт. И?хотя Лобойко стал преподавать в?созданных на основе университетских факультетов Виленской медико-хирургической академии (с 1832 года) и?Виленской римско-католической духовной академии (с 1833 года; в?последней он был также членом правления), а?также входил в?Школьный комитет, где отвечал за разработку программ преподавания русского языка, надежда на «налаживание мостов» между двумя нациями оказалась в?прошлом. В?академиях изучению русского языка и?словесности придавалось особое внимание как средству приобщения к?русской культуре и, в?конечном счете, русификации, и?Лобойко оказался очень востребован. Польский историк Л. Яновский даже писал: «Мы располагаем черновиками его [Лобойко] доносов на виленскую молодежь, которые не знаем куда посылал»542, однако ни изложения этих текстов, ни цитат из них он не опубликовал, а?местонахождение их сейчас неизвестно. Другой польский историк, Р. Волошиньски, утверждал в?1974 г., что на следы этих доносов «напали недавно советские исследователи, однако результаты их расследования еще не опубликованы»543. Не опубликованы они и?по сей день. Со ссылкой на Р. Волошиньского я?повторил эти утверждения544, однако в?дальнейшем в?фонде III отделения никаких материалов, свидетельствующих о?контактах Лобойко с?этим учреждением, мне найти не удалось. Думаю, что пока нет достоверных фактов, которые могли бы подтвердить подобные подозрения, обсуждение этой темы следует снять с?повестки дня.

Для помощи студентам в?подготовке к?экзамену Лобойко написал в?1833 году «Историю русской словесности»545, во многом революционную для своего времени: он начинал с?древнерусской литературы, включил и?фольклорный материал (предания, народные песни, пословицы, сказки и?т.д.), а?о литературе Нового времени речь тут не шла. Лобойко собирался доработать ее, включив биографии писателей, и?опубликовать книгу «История российской словесности древней и?новой». Вообще планы у?него, как всегда, были обширные. В?1835 году он записывал, что собирается подготовить и?издать, помимо упомянутой, книги «Библиография российская», «История славянской словесности», «География славянских народов», «Сравнительная грамматика славянских языков», «О российском стихосложении».

Однако ни одну из этих работ Лобойко не завершил. Он признавался Снегиреву: «Принимаюсь всегда за дело сгоряча, от излишнего усилия хвораю и?охлаждаюсь. Как трудно уметь располагать своими телесными и?умственными силами!»546 Кроме того, преподавание отнимало много времени, в?письме Снегиреву от 21 октября 1834 года он сетовал: «Комитеты, заседания, поручения похищают весь наш досуг и?едва оставляют нам времени для приготовления лекций. <…> Занимаясь более канцелярскими и?школьными делами, я?отстаю от словесности». А?26 апреля 1840 года в?письме ему же Лобойко писал про «мучительные заседания в?академии по делам опасным и?продолжительным; комитеты, споры, ревизии, канцелярские бумаги <…> оставляют самую малую часть времени для необходимых учебных занятий»547. Действительно, кроме учебных нагрузок Лобойко время от времени приходилось выполнять поручения местной администрации. Так, виленский военный губернатор Н.А. Долгоруков в?1833 году поручил ему написать работу по истории Вильны, чтобы показать, что «россияне составляли некогда наибольшую часть его жителей и?что посему Вильна была столько же русским городом, как ныне Киев и?Чернигов». Лобойко, полагая, что «поляки не перестают считать себя древними и?коренными жителями Вильны и?Литвы <…> [а] сей образ мыслей поляков для общественного спокойствия весьма вреден, <…> употребил все <…> усилия оному противодействовать»548 и, используя редкие книги и?рукописи, подготовил исследование «Вильна, столица Западной России и?Киевской митрополии»549, которое позднее было опубликовано под измененным заглавием и?с сокращениями в?«Виленских губернских ведомостях»550. В?том же 1833 году попечитель учебного округа Г.И. Карташевский поручил ему (исполняя указание министра народного просвещения) описать оказавшиеся в?библиотеке Виленской духовной римско-католической академии рукописи из библиотеки закрытого Виленского университета. К?1836 году Лобойко описал рукописи из этого собрания (их было 132), и?каталог вместе с?рукописями был передан в?Императорскую публичную библиотеку в?Петербурге.

Отношение большинства окружающих к?Лобойко было положительным. Е. Павлович писал впоследствии, что он был «добрый человек, влюбленный в?свою жену, а?еще больше, может быть, в?ее музыку»551. Эпитет «добрый» тут не случаен; видимо это действительно важная черта характера Лобойко; показательно, что его употребляли в?переписке применительно к?нему многие современники552. Автор истории Виленского университета Ю. Белиньски писал, что в?Вильне Лобойко «был всеми уважаем»553.

В то же время ни репутацией серьезного ученого, ни особыми успехами в?преподавании он похвалится не мог. Судя по ряду свидетельств, и?в?науке, и?в?быту он нередко воспринимался как человек странноватый, не заслуживающий серьезного отношения. Так было еще в?России. В?1821 году, до приезда Лобойко в?Вильно, В. Пельчинский писал знакомому из Петербурга, что «Лобойко не злой человек, несколько чудаковатый <…>»554, через несколько лет, в?1824 году, О. Сенковский почти повторил это мнение: «…Лобойко вообще-то превосходный человек, но из-за своей этимологии и?корнесловия он сделал себя несколько комической фигурой в?этом городе, чему поспособствовали Булгарин с?Гречем, оба его приятели; что еще хуже, что и?Карамзин знает об этой его комической стороне, в?прошлом году я?слышал, как он смеялся над этимологией Лобойко <…>»555 В?Вильне (что, возможно, было связано с?негативным отношением к?русским в?польской среде, особенно после восстания 1830—1831 годов) критическое восприятие Лобойко усилилось. Учившийся у?него Т. Добршевич вспоминал: «Профессор русской литературы Лобойко был скорее предметом шуток для молодежи, чем учителем. Добродушный, слабохарактерный, не осознающий важности своего поста и?лишенный профессорского достоинства, он только забавлял и?смешил, но ничему не учил, хотя не лишен был знаний по своему предмету. Впрочем, нужно признать, что только выдающийся и?подлинный талант смог бы в?то время преподавать с?пользой эту литературу»556. Подобную репутацию усиливали влюбчивость Лобойко и?его карикатурные попытки модно одеваться. Вначале (примерно в?1823—1824 годах) Лобойко выбрал объектом своих ухаживаний Хлевиньскую и?«все время проводил в?Одахове у?матери возлюбленной»557, после нее (примерно в?1826—1827 годах) в?схожей роли выступала Людвика Снядецкая (за ней ухаживал и?будущий великий польский поэт Юлиуш Словацкий, тогда студент Виленского университета, учившийся у?Лобойко), причем, чтобы понравиться ей, Лобойко, как пишет Л. Яновский, ссылаясь на неопубликованные письма И. Онацевича, «ездил верхом, не подозревая, что выглядит комично»558, а?его ухаживания широко обсуждались в?Вильне. Но в?1828 году он уже был помолвлен с?певицей Евгенией Контской559, а?в 1829 году женился на уроженке Митавы Генриетте (Андреевне) фон Клонман560.

Но отмечали мемуаристы не только производимый Лобойко комический эффект. Учившийся у?него М. Малиновский называл его в?своих мемуарах «большим невеждой, которому казалось, однако, что он сумеет распространить среди литвинов любовь к?стихам русских классиков. Лобойко пренебрегал Пушкиным, но, как идолопоклонник, отдавал почести Державину»561. Аналогичным образом оценивал знания Лобойко профессор ботаники Виленского университета С. Юндзил, которой писал в?своих воспоминаниях, что Лобойко, «человек спокойного характера и?примерных нравов, однако ограниченных способностей и?слабой заинтересованности русским языком и?литературой, мало в?них продвинулся»562. Для оценки знаний Лобойко сами цитируемые мемуаристы не обладали достаточной компетентностью, но можно предположить, что это отголоски распространенных в?виленской среде мнений.

Знания у?Лобойко были, на наш взгляд, обширными и?вполне на уровне своего времени, но у?него не было целеустремленности и?умения сосредоточиться на работе. Поэтому свои масштабные замыслы он не доводил до конца. Но даже когда ему удалось практически завершить книгу, как было с?«Историей изящной русской словесности», над которой он работал более 15 лет, ему не удалось издать ее563. Выпусти он тогда (в 1839 году) эту работу, она оказалась бы заметным явлением в?русском литературоведении, поскольку ей предшествовал только «Опыт истории русской литературы» (1822) Н.И. Греча, гораздо менее совершенный. В?отличие от Греча Лобойко мало внимания уделал биографическому материалу, зато стремился связать прогресс литературы с?развитием системы образования и?с изменением цензурных условий, довольно подробно характеризовал древнерусскую литературу, кроме того, в?историю литературы он включал также историю переводческой деятельности, характеристику историографии, издания справочной литературы, библиографических книг и?т.д. Хронологически Лобойко доводил курс до современности, рассматривая, например, А. Пушкина, А. Бестужева, О. Сенковского и?Н. Гоголя.

Лобойко признавал исторический характер литературы. Например, по поводу русской словесности первой четверти XIX в. он писал: «Первый характер есть тот, что послания, элегии вытеснили оду; 2. Что аполог дошел до совершенного развития; 3. Что введена баллада, которая заступила место cтихотворной повести и?даже драмы; 4. Перестали писать po?sies fugitives; 5. Многие начали писать писать m?ditativus poetiones и?мистические стихотворения. Потом, наскучив балладами, опять за стихотворные повести принялись»564. Характер литературной социализации Лобойко (в юности он много читал древнерусские произведения) и?непричастность к?кружкам и?литературным партиям, обусловленная провинциальным положением, позволяли ему в?ряде случаев давать независимую оценку литературным явлениям, например в?характеристике Ф.В. Булгарина: «С 1825 года Фаддей Булгарин (поляк), один из превосходнейших русских журналистов, начал сочинять занимательные и?остроумные повести и?к удивлению нашему так много, что вскоре их составилось несколько томов; потом отважился он издать роман “Дмитрий Самозванец” (4 ч. СПб., 1830), которым он первый в?это время, после долгого бездействия пробудил в?русских охоту к?сочинению романов. “Иван Выжигин” и?“Петр Иванович Выжигин”, Булгарина романы, и?его плодовитость в?издании подобных сочинений поселили в?русских писателях доверие к?собственным силам, и?многие из них убедились, что Булгарин обязан своим успехам не чрезвычайным дарованиям, а?благоразумной отважности»565. Однако книга Лобойко не была издана и?осталась неизвестной современникам.

В 1840 году медико-хирургическая академия была закрыта, духовная переведена в?Петербург, а?Лобойко вышел в?отставку. Понимая, что сам он опубликовать свои работы не сможет, Лобойко в?1840 году подарил их Российской академии (40 рукописей, переплетенных в?22 тома), однако и?это не помогло, ни одно из его призведений издано не было. Часть своего архива Лобойко в?том же году передал Обществу истории и?древностей российских при Московском университете (собрание книг, рукописей и?выписок по истории русской, польской, литовской и?скандинавской). Лобойко писал М.П. Погодину в?связи с?этим: «Я приехал в?Литву с?авторским жаром, который не перестает меня мучить и?поныне; но я?более и?более испытал, что здесь невозможно ничего кончить. Собираясь ныне по расстроенному моему здоровью за границу и?рассчитывая остаток лет своих, я?вижу, что из скандинавской моей портфели, а?также из литовской, равномерно и?из книг, к?сим предметам принадлежащих, не могу я?сделать никакого употребления»566.

В 1840—1841 годах Лобойко совершил путешествие по Германии и?Швейцарии и?в?1842 году прибыл в?Петербург, собираясь выпустить упоминавшийся курс по истории русской литературы и?книгу «Путеводитель по Германии и?Швейцарии, в?пользу русских путешественников составленный». Однако издателя для них он не нашел. Кроме того, в?1843 году Лобойко подал прошение о?разрешении выпускать бесплатно рассылаемое с?газетами периодическое рецензионное издание «Литературный и?художественный указатель» (вариант названия?– «Библиографический и?художественный указатель»). Цензор А.В. Никитенко, которому это прошение поступило на отзыв, оценил замысел положительно, но указал на ряд проблем и?затруднений, с?которыми сопряжено подобное издание, и?в?итоге Министерство народного просвещения ответило Лобойко отказом567. Не удалось ему также поступить на службу в?Отделение рукописей и?старопечатных славянских книг Императорской публичной библиотеки?– на вакантное место в?библиотеку взяли не его, а?молодого археографа А.Ф. Бычкова568 (впоследствии ставшего академиком). Все надежды потерпели крах, с?наукой и?журналистикой было покончено.

В 1844 году Лобойко отправился в?Харьков, а?оттуда в?следующем году в?Одессу, и?в?дальнейшем жил в?основном там (совершив в?1847 году путешествие по Крыму569). В?1852 г. он сделал попытку обосноваться в?Вене, но начавшаяся Крымская война вынудила его в?следующем году вернуться в?Одессу. Все эти годы он продолжал интересоваться славянской проблематикой, за рубежом встречался со славистами, ряд своих книг он подарил библиотеке Музеума в?Праге570.

Сохранившиеся в?архиве тетради с?выписками из печатных источников (в том числе из герценовского «Колокола») показывают, что он внимательно следил за происходившими событиями и?придерживался либеральных взглядов: осуждая французскую революцию 1848 года, он в?то же время понимал ее историческую обусловленность и?значимость571. По поводу осуждения петрашевцев он писал в?1850 году: «…вольнодумству правительство не дает ни малейшего выхода: оно думает, что для него достаточно подавить его тотчас, как скоро оно обнаружится. Но правительство не хочет знать, что этот род вольнодумства, если он иногда и?обнаруживается под пером писателей или в?обществе высшего круга, то это только искры из того пламени, которое кроется в?недрах земли, во чреве Эреба»572. «Оттепель» конца 1850-х?– начала 1860-х годов Лобойко приветствовал, надеясь, что крестьяне будут освобождены и?что люди смогут свободно выражать свои мысли. Он писал в?1857 году: «Дошла очередь и?до России, где правительство стояло непоколебимо с?китайскою неподвижностию и, если дух народа проявлялся, оно еще более ограничивало его свободу, да вопреки коренных узаконений. Право, предоставленное законами, путешествовать или выезжать за границу, было уничтожено. <…> Освобождение крестьян от власти помещиков было также давним желанием народа. Правительство не противилось, но не умело этого сделать и?не старалось, полагая, что никто его к?тому принудить не может и?что еще не настало время. Но война англо-французская заставила р[усское] правительство ускорить это преобразование»573.

Основная часть архива Лобойко хранится в?отделе рукописей Пушкинского дома (ИРЛИ): труды по теории литературы («Риторика», «О стихосложении российском»), истории русской литературы («История изящной русской словесности», «Биографии российских писателей»), языку («О языкознании»), библиографии («Список славянским книгам, напечатанным до введения гражданской печати», «Российская библиография с?1740 по 1815 г.») и?подготовительные материалы к?ним, а?также путевые заметки, тетради с?черновиками писем и?т.д. Находятся там и?его воспоминания574. Очень небольшие архивные фонды есть также в?Литовском государственном историческом архиве (Ф. 791), Российской национальной библиотеке (Ф. 440) и?Российской государственной библиотеке, в?составе фонда Общества истории и?древностей российских (Ф. 205. К. 122).

Скончался Лобойко 7 июня 1861 года в?Митаве (ныне?– Елгава в?Латвии). Секретарь Общества любителей российской словесности при Московском университете М. Лонгинов писал в?отчете общества за 1861 г., что в?начале 1820-х годов Лобойко «был в?числе немногих тогда деятелей по разработке памятников нашей народности и?потом долгое время посвящал себя на ознакомление литовского края с?русской литературой»575.

2013 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.