ГЛАВА XIV ВЫВОД СОВЕТСКИХ ВОЙСК: ПОСЛЕДНИЙ ЭТАП

ГЛАВА XIV

ВЫВОД СОВЕТСКИХ ВОЙСК: ПОСЛЕДНИЙ ЭТАП

Последняя декада апреля 1946 г. была насыщена политическими событиями. Противостояние тегеранского руководства и Национального правительства Азербайджана постепенно трансформировалось в переговорный процесс. Сомнения в предусмотренных договором сроках эвакуации войск отошли на задний план. Пора колебаний и сомнений осталась позади. Как только было объявлено решение иранского правительства по азербайджанскому вопросу, советские танки и бронетехника, покидая военные базы, двинулись к северной границе. Избранный для переговоров с Азербайджаном член иранской делегации Фатали Ипекчиан 21 апреля прибыл в Тебриз. Этот старожил Тебриза был купцом средней руки, имел среднее образование и при царе учился в русской школе. До 1930 года его отец считался доверенным клиентом советского торгпредства и частенько посещал с деловыми визитами Москву, Баку, Тбилиси и другие города СССР. В 1943 году Ф. Ипекчиан был избран депутатом от Тебриза иранского Меджлиса 14-го созыва. Усматривая в его избрании руку Москвы, в Меджлисе попытались чинить препятствия при вручении ему мандата. Его имя нередко появлялось в прессе в ряду имен других азербайджанцев, особенно в связи с ростом демократического движения в регионе. Осенью 1945 года он дал согласие баллотироваться в азербайджанский Милли меджлис, в связи с чем центральная пресса незамедлительно организовала клеветническую кампанию, инкриминируя ему ни больше ни меньше как измену Родине и требуя покинуть иранский парламент.

Как только Ф. Ипекчиан прибыл в Тебриз, С.Дж. Пишевари послал к нему доверенного человека с просьбой избегать неофициальных встреч во избежание кривотолков. Ипекчиан в сопровождении курьера направился к Пишевари и вкратце изложил ему свое мнение по поводу тех или иных событий. В частности, он сообщил, что, узнав по радио о событиях в Тикантепе, он встретился с вице-премьером М. Фирузом, а затем и с А. Кавамом, которые уверяли его, что все произошло без санкции правительства и они обязательно примут надлежащие меры. Уходя Ипекчиан предупредил, что 22 апреля обязательно посетит кабинет министров для проведения официальных переговоров[750].

Вечером 21 апреля по тегеранскому радио было озвучено решение Кавама по азербайджанскому вопросу, 22 апреля этот текст опубликовала газета «Эттелаат», а через день и все остальные иранские газеты. В отличие от Хакими, который называл демократов «бунтовщиками», «изменниками» и призывал утихомирить их силой оружия, Кавам подошел к проблеме весьма дипломатично. Хотя иностранные корреспонденты и пытались выудить у него сведения о закулисных интригах государственной политики, Кавам ограничился кратким, без каких-либо подробностей ответом: он считает, что азербайджанский вопрос — сугубо внутреннее дело Ирана, и надеется, что сможет решить его в интересах страны; он не сторонник отправки армии в Азербайджан и подавления возникшего там народного движения с помощью оружия[751]. Заигрывая и с шахом, и с Советским Союзом, и с США и Великобританией, манипулируя общественным мнением, 70-летний Мирза Ахмед Кавам эс-Салтане весной 1946 года затеял самую масштабную и авантюрную партию в своей политической карьере. Россоу впоследствии справедливо и образно заметил: «Кавам сам был сплошной загадкой»[752]. Многим его решение по азербайджанскому вопросу, опубликованное в газете «Эттелаат», также казалось весьма неопределенным. В нем, в частности, говорилось: «Нынешнее правительство (иранское — Дж. Г.) с момента своего образования оказывает особую заботу и внимание азербайджанскому вопросу, а также проявляет большой интерес к проведению реформ в этой провинции, изучив пожелания своих уважаемых граждан. Кабинет министров призывает своих дорогих сограждан к единству и братству, чтобы исполнительная власть могла осуществить пожелания населения в рамках законов». Документ, принятый с целью разрешить азербайджанский кризис мирным путем, содержал ряд определенных уступок центрального правительства Тебризу: «В соответствии с принципами статей 29, 90, 92 и 93, добавленных в Конституцию, в законе, принятом в месяце раббиассани 1325 года (т. е. мае-июне 1907 года), утвержденные в отношении провинциальных и областных энджуменов права для Иранского Азербайджана раскрываются и утверждаются следующим образом:

1. Руководители отделов сельского хозяйства, торговли и промышленности, транспорта, просвещения, здравоохранения и полиции, а также органов суда и прокуратуры, фининспектор назначаются провинциальными и областными энджуменами, а официальные приказы об их деятельности издаются правительством на основании существующих правил.

2. С согласия провинциальных энджуменов право назначать генерал-губернатора предоставляется правительству, и командный состав вооруженных сил и жандармерии также назначается правительством.

3. Как и в других районах Ирана, в Азербайджане официальным языком будет фарси, в местных учреждениях и в судопроизводстве документация ведется на фарси и азербайджанском (тюркском) языках, с первого по пятый классы начальной школы занятия ведутся на азербайджанском языке.

4. При определении налоговой политики и бюджетного обеспечения страны правительство должно учитывать затраты на благоустройство азербайджанских городов, развитие народного образования и здравоохранения.

5. Как и в других районах Ирана, допускается свободная деятельность демократических организаций, профессиональных союзов и др.

6. К азербайджанскому населению и деятелям демократического движения Азербайджана не будут применяться репрессивные меры за участие в этом движении.

7. Разрешается привести в соответствие число жителей и число депутатов от провинции. Меджлису будет сделано соответствующее предложение в начале сессии 15-го созыва. После утверждения в Меджлисе будут проведены довыборы дополнительного числа депутатов.

С целью урегулирования создавшегося в Иране положения, правительство намерено осуществить указанные выше намерения»[753].

В течение последующих дней начиная с 25 апреля заявление правительства по азербайджанскому вопросу стало главной темой тегеранских газет. Просоветски настроенные издания высоко оценивали решения иранского руководства. Самым главным, по их мнению, было то, что тегеранское правительство признавало народное движение в Азербайджане как демократическое. «Иране Ма» пафосно писала: «Тегеран протянул руку дружбы нашим братьям-азербайджанцам. Мы надеемся, что они не отвергнут эту руку и вместе с братьями-иранцами пойдут вперед к благополучной и счастливой жизни». Касаясь характера азербайджанского движения, газета отмечала его значимую роль в демократизации всего Ирана. По мнению газеты «Кейхан», если Иран не может приблизить к себе Азербайджан, то сам должен двигаться в его сторону. Провинциальным и областным энджуменам страны должны быть предоставлены более широкие права и свобода действий. Ратуя за то же, другие издания поднимали и вопрос о земле.

Стараясь ослабить прессинг этих требований, Кавам 23 апреля вынужден был объявить: все, что делается для Азербайджана в настоящем и будет сделано в будущем, опирается на Конституцию и другие действующие законы страны. Вопрос распространения на другие регионы более широких прав провинциальных и областных энджуменов будет рассматриваться. Что касается распределения земель, то это возможно в случае с государственными землями; что же касается раздела земель, находящихся в частной собственности, то здесь возникает противоречие с Конституцией и принципами ислама. Правительство изучает пути улучшения положения крестьян. Уже состоялось заседание специальной комиссии по этому вопросу. После всестороннего его изучения правительство примет действенные меры[754].

Наряду с публикациями в поддержку Кавама в левых и проправительственных газетах правая и оппозиционная пресса обрушилась на него с острой критикой. Газета «Кесра» в номере от 24 апреля писала: «Во-первых, Конституция не предусматривает предоставления столь широких прав органам местного самоуправления. Правительство не имеет права трактовать законы как угодно. Права, данные энджуменам, исключают правление центрального правительства в Азербайджане. Даже войсковое командование и жандармерия не может проводить на местах линию правительства, и даже местная полиция может арестовать этих командиров. Преподавание на азербайджанском языке в начальных классах недопустимо. Все азербайджанцы — иранцы. По этой логике в Хузистане должны преподавать на арабском, а в Курдистане — на курдском». Газета «Кушеш» в номере от 25 апреля заявляла примерно то же самое. По ее мнению, если предполагаемая автономия будет предоставлена Азербайджану и другим провинциям, то государство преобразуется в федеральную структуру.

Всполошились и на Западе, усмотрев в решении иранского правительства уступки не столько Азербайджану, сколько СССР. В издающемся в Тегеране англоязычном бюллетене «Дейли Ньюс» была опубликована 24 апреля статья депутата британского парламента от консерваторов, бригадного генерала Энтони Хеда, главной мыслью которой было ни в коем случае не допустить захвата Азербайджана русскими; туда должна быть направлена комиссия ООН для противодействия влиянию Советов. Хед считал исключение иранского вопроса из повестки дня Совета Безопасности началом больших невзгод. Он писал: «Если в Азербайджане установится русское правление, это станет многозначащим началом выдавливания Англии со Среднего Востока»[755].

Совершающий совместно с А. Хедом вояж по Ирану депутат-лейборист Майкл Фуд заявлял, что русские хотят сохранить в Азербайджане «правящую силу» и планируют сохранить свой контроль над предстоящими выборами в Иране.

После объявления о начале переговоров с Азербайджаном журнал «Тайм» писал: «Русские в Иране закручивают гайки. Правительство Кавама пляшет под их музыку, подвергая зарубежных корреспондентов цензуре, оказывая давление на правую прессу. Осуждено так много правых лидеров, что и лидеры центристов боятся за судьбу предстоящих выборов». Вместе с тем, по мнению журнала «Тайм», Запад все еще надеется, что тегеранское правительство избежит роли марионетки в руках Советов. В связи с чем, высокопоставленные официальные лица в Вашингтоне с удовлетворением отмечают, что позиция Совета Безопасности сильно осложнила попытку Москвы подчинить своему влиянию весь Иран[756].

Утром 22 апреля премьер-министр С.Дж. Пишевари принял прибывшего из Тегерана Ф.Ипекчиана, который заявил, что уполномочен Кавамом для ведения переговоров о мире. Он сообщил, что в Тегеране для переговоров с Национальным правительством создана делегация в составе заместителя премьер-министра по политическим вопросам Мюзаффара Фируза, Муваррихидола Сепехра, Мосташарудовле Садыка, Фармана Фарманиана, Мамеда Вели Мирза и его, Ф.Ипекчиана. Поэтому он просит, чтобы Пишевари также создал соответствующую делегацию от своего кабинета. Пишевари обещал обсудить это в Милли меджлисе. Далее разговор принял неофициальный характер, и Ипекчиан позволил себе весьма откровенно высказать собственные суждения. Так, он считал, что если вооруженные силы Азербайджана будут распущены, то гарантии центрального правительства вряд ли окажутся реальными. По его мнению, до начала новой сессии иранского парламента Национальная армия и федаины должны быть сохранены. Более того, он подчеркнул, что роспуск азербайджанской армии ставит под сомнение выполнение нефтяного договора с русскими. Азербайджанские вооруженные силы являются главным гарантом успешного утверждения договора в Меджлисе. Когда Пишевари спросил, что думает по этому поводу сам Кавам, Ипекчиан ответил, что по существу он ничего сказать не может, но полагает, что в случае расторжения договора между Ираном и СССР премьера могут сместить. Касаясь состава комиссии, Ипекчиан заметил, что Мосташарудовле является сторонником Азербайджана, а Сепехру он лично не доверяет. Затем Ипекчиан счел нужным отметить, что в Тегеране число сторонников демократического движения увеличилось и надо укреплять это движение, а Джафара Кавиана надо оставить на посту руководителя вооруженных сил Азербайджана[757].

После встречи с Пишевари в тот же день Ф. Ипекчиан посетил советского генконсула в Тебризе Красных и вице-консула Н. Кулиева, причем Н. Кулиеву наедине он поведал, что перед приездом встречался в Тегеране с Садчиковым и обменялся с ним мнениями. Уже известно, что имеется письменное соглашение между премьером Кавамом и советским послом. Делегация, которая предложена иранским правительством для ведения переговоров, по существу обязана лишь формально утвердить это соглашение. В соответствии с ним, в Азербайджане не должны существовать Меджлис и Национальное правительство, что же касается остальных требований демократов, то они будут выполнены в определенной мере. Поэтому Ипекчиан и прибыл раньше других в Тебриз, чтобы предупредить Пишевари о некоторых нюансах предстоящих переговоров.

Главное, неустанно повторял на всех встречах Ипекчиан, что демократы должны настаивать, чтобы национальные войска в Азербайджане не были распущены, а сохранились в нынешнем качестве — с подчинением не Тегерану, а Тебризу — в течение хотя бы 7–8 месяцев, т. е. до новых выборов в Меджлис 15-го созыва. Ипекчиан считал, что азербайджанские руководители, проявив настойчивость, сумеют сохранить за собой командование войсками. Правда, он предупреждал, что это требование наверняка встретит резкое возражение Кавама, но тем не менее демократы должны настаивать на своем и требовать, чтобы командование азербайджанских войск было возложено на военного министра Национального правительства Кавиана, с подчинением его только местной власти. Со своей стороны Ипекчиан обещал, что приложит все усилия, чтобы комиссия приняла это требование. Он не сомневался, что от положительного разрешения данного вопроса зависит выполнение Ираном остальных обещаний, предусмотренных советско-иранским соглашением, при этом свое требование по сохранению руководства войсками азербайджанские переговорщики могут аргументировать тем, что пока всемерно доверяют обещаниям Тегерана.

А вот что касается жандармерии, то, по мнению Ипекчиана, ее следует ликвидировать, так как население ненавидит ее, ассоциируя с прежними карательными операциями. Вместо жандармерии можно согласиться на создание другого полицейского органа для поддержания общественного порядка, но с новым названием. Вооруженные отряды нового органа должны состоять из федаинов, а во главе его нужно добиваться назначения одного из руководителей демократов.

Ипекчиан сообщил, что местом переговоров выбран город Кередж. Он предложил Пишевари лично возглавить делегацию Азербайджана, чтобы обеспечить эффективность переговоров. Ипекчиан к тому же добавил, что диалог надо начать и закончить до ухода советских войск из Ирана, ибо их пребывание в стране в известной мере может повлиять на ход переговоров в пользу Азербайджана.

Наконец, Ипекчиан предупредил, что англичане и американцы пытаются взять под контроль выборы в Меджлис 15-го созыва и провести туда своих людей. Если они добьются этого, то в Иране установится самый реакционный режим и все достижения Азербайджана, в том числе и совместный нефтяной проект, потеряют всякий смысл. Поэтому до выяснения ситуации Азербайджан не должен соглашаться на передачу командования своей армии Тегерану[758].

Вечером 22 апреля состоялось заседание Национального правительства, целью которого было обсудить предстоящие переговоры с Тегераном. За два часа до этого бакинская «тройка» и лидеры демократов во главе с Пишевари рассмотрели предложения Ипекчиана. Было решено в состав делегации рекомендовать секретаря ЦК АДП С. Падегана, министра внутренних дел С. Джавида, генерального прокурора Ф. Ибрагими, члена президиума Меджлиса, лояльного к демократам купца Садыха Дильмагани, заместителя премьер-министра Джаханшахлу, представителя курдов Мамед Усейн хана Сейф Гази. Острая дискуссия возникла по поводу места проведения переговоров. Пишевари и другие лидеры весьма скептически отнеслись к предложению Тегерана сделать им Кередж. Это означало, что все будет так, как того хочет центр, а азербайджанцы будут вынуждены лишь соглашаться с заранее принятыми решениями. Пишевари был чрезвычайно недоволен поведением Садчикова, который, не считаясь с мнением азербайджанцев, дал согласие на Кередж как на место встречи сторон. Пишевари с горечью заметил, что с самого начала было ясно, что демократы должны действовать в строгом соответствии с рекомендациями советских органов, т. е., руководствуясь соображениями и политикой СССР и самого Садчикова, но почему нельзя сделать так, чтобы азербайджанцы с самого начала не оказались на положении заранее подчиненных Тегерану. Поддержав своего премьера, все единодушно решили добиваться, чтобы вести переговоры или в Азербайджане, или, в крайнем случае, в Тегеране, но никак не в Кередже. Если Кавам назвал Кередж, чтобы быть поближе к своим делегатам для осуществления руководства диалогом, то ему легче будет руководить в самом Тегеране. Против Тегерана у демократов нет возражений[759].

Утром 23 апреля состоялась вторая встреча Пишевари с Ипекчианом. Пишевари объявил о решении Национального правительства проводить переговоры в Тегеране. Ипекчиан одобрил это и обещал телеграфом известить Тегеран. Затем он поинтересовался причиной включения Сейфа Гази в состав азербайджанской делегации. Пишевари объяснил, что Гази включен как представитель курдов. Ипекчиан заметил, что Кавам вряд ли согласится с этой кандидатурой. Стороны согласились также не включать в делегацию представителей тебризского духовенства. Ипекчиан вновь очень настаивал на личном участии Пишевари в переговорах. Но премьер заявил, что это невозможно и объяснил, что, во-первых, имеется решение партии и правительства о составе делегации, а во-вторых, у него высокое давление и врачи запрещают ему летать на самолете.

Естественно, разговор зашел о положении самого Кавама. По мнению Ипекчиана, Кавам окружен людьми, заинтересованными в срыве переговоров, и с шахом у него отношения плохие, но посоветовал Пишевари все же встретиться с Кавамом. Пишевари согласился с этой идеей и сказал, что встречу с Кавамом можно организовать тайно в Астаре. Но Ипекчиан отверг это предложение, заявив, что Кавам не может выехать из Тегерана. Тогда Пишевари согласился встретиться с кем-либо из доверенных людей Кавама, но в Тебризе. Ипекчиан обещал по приезде в Тегеран доложить об этом Каваму. В конце беседы Ипекчиан вновь подчеркнул необходимость сохранения нынешнего положения в Азербайджане и отстаивать престиж азербайджанского Национального правительства[760].

23 апреля Ф. Ипекчиан вновь встретился и с вице-консулом Н. Кулиевым. В первую очередь Ипекчиан изложил свое мнение о составе азербайджанской делегации. Положительно отозвавшись о Падегане и С. Джавиде, он заявил, что не знает С. Дилмагани, а в отношении Н. Джаханшахлу вообще высказался достаточно отрицательно. По его словам, Джаханшахлу пользуется нелестной репутацией в Тегеране, а Кавам его даже недолюбливает. Ипекчиан еще раз пытался доказать особую целесообразность поездки Пишевари во главе делегации от Азербайджана. По его словам, Кавам очень считается с авторитетом и положением Пишевари. Касаясь кандидатуры Сейфа Гази, Ипекчиан напомнил, что о курдах в Тегеране не было речи. Кавам не придает положению этой народности особого значения и считает, что после разрешения азербайджанского вопроса курдский вопрос разрешится сам по себе, ибо азербайджанцы сами после переговоров наведут порядок и в Азербайджане, и в Курдистане.

Ипекчиан еще раз подчеркнул важность сохранения народной армии и отрядов федаинов, а также рекомендовал привлекать в армию азербайджанских офицеров, ныне проходящих службу в разных районах Ирана, и сохранить руководство над армией азербайджанского остандара. Он обещал по этому вопросу воздействовать на других членов иранской делегации, но заметил при этом: «Правда, Кавам не дает согласия на оставление вооруженных сил в подчинении местной власти, но надеюсь, что если делегации вынесут решение, то он вынужден будет согласиться, особенно учитывая то обстоятельство, что Кавам сам нуждается в опоре и ищет ее среди азербайджанцев. Кавам возлагает на тегеранскую делегацию большие надежды и даже в последнюю нашу встречу сказал: «Как хотите договоритесь с азербайджанцами, но только прошу все сделать так, чтобы не давать повода моим противникам, которые только и ждут, чтобы развернуть кампанию против меня и дискредитировать перед общественностью Ирана»[761].

После нескольких обсуждений в составе делегации, направляющейся в Тегеран, были произведены замены. Премьер Пишевари все-таки принял на себя руководство делегацией. Ее состав стал следующим: секретарь ЦК АДП С. Падеган, генеральный прокурор Ф. Ибрагими, член президиума Меджлиса С. Дилмагани, заместитель премьер-министра доктор Н. Джаханшахлу, представитель курдов Сейф Гази. Вали Резайе Т. Шахин был избран секретарем делегации.

Уже 24 апреля в Тебриз поступила информация о том, что иранское правительство ведет серьезную подготовку к встрече азербайджанских представителей. В тегеранском аэропорту Пишевари должен был встречать заместитель Кавама Музаффар Фируз. Для обеспечения безопасности делегации было выделено 50 жандармов и большое число полицейских в штатском.

28 апреля 15 тысяч жителей Тебриза собрались в аэропорту, чтобы проводить своих посланцев в Тегеран. Состоялся большой митинг, на котором выступили Пишевари и другие члены делегации. Вместе с азербайджанской делегацией в Тегеран вылетел и Ф. Ипекчиан, а уже 29 апреля начался первый тур переговоров.

С первых минут ни одна из сторон не желала уступать свои позиции: Иран не отступал от объявленных для региона 7 пунктов уступок, а Азербайджан отстаивал 33 пункта своих предложений, раскрытых в документе «Сохранение существующего положения в Азербайджане, укрепление и расширение основ демократии во всем Иране». Окончание двухнедельных переговоров и полный вывод советских войск из Иранского Азербайджана, можно сказать, совпали. И это, несомненно, значительно ослабило позиции азербайджанской делегации.

За день до отбытия тебризцев Багиров отправил Сталину донесение о ситуации в связи с выводом войск из Ирана. Он сообщал, что отдал приказ о возвращении 62 артиллерийских орудий, 34.854 артиллерийских снарядов, 49 станковых пулеметов, 4 млн. патронов. Винтовки, ручные пулеметы, револьверы и 3 млн. патронов остались у партизан для использования в случае необходимости. Одновременно Багиров просил санкции на следующие действия:

1. Часть актива азербайджанского демократического движения — человек 200 с семьями, наиболее проявивших себя в борьбе с реакционными элементами — в случае обострения обстановки вывезти в Советский Союз.

2. В связи с предстоящим развертыванием нефтяной разведки на севере Ирана штаты консульских и торговых организаций в Иранском Азербайджане не сокращать.

3. Сохранить советские больницы в гг. Тебризе и Реште.

4. Сохранить созданный Советами тебризский Дом культуры ВОКСа, увеличив число работников на 10–15 человек.

5. Типографское оборудование армейской газеты «За Родину» передать в распоряжение тебризского Дома культуры для организации еженедельной газеты ВОКСа, как это делают англичане и американцы.

6. Продолжать издание в Баку для Иранского Азербайджана ежемесячного общественно-политического и литературного журнала «Азербайджан».

7. Оборудованную в Тебризе стационарную вещательную радиостанцию передать местным властям города как дар Красной Армии.

8. Трикотажную фабрику, вывезенную в свое время из Баку в Тебриз, передать ЦК ДПА для материальной поддержки партии, оформив это документом продажи ее группе купцов-демократов.

9. Сохранить организованную в 1944 году в Тебризе советскую среднюю азербайджанскую школу[762].

28 апреля 1946 года во время обеда у госсекретаря США Д.Ф. Бирнса в отеле «Мерис» в Париже состоялась беседа Д.Бирнса с В. Молотовым, которую можно назвать «разбором полетов» по свежим следам. Молотов начал с того, что в последнее время, как считает Москва, действия правительства США были однозначно направлены против СССР, способствовали созданию атмосферы недоверия вокруг СССР и развертыванию международной кампании, враждебной СССР. Взять хотя бы пример с Ираном. Правительство США не пожелало отложить обсуждение иранского вопроса хотя бы на две недели, как об этом просило советское правительство. Позже Вашингтон настаивал на оставлении иранского вопроса в Совете Безопасности вопреки просьбам СССР и Ирана. Бирнс парировал, что в декабре прошлого года он изложил генералиссимусу Сталину точку зрения правительства США по иранскому кризису, предупредив, что если иранский вопрос перейдет в Организацию Объединенных Наций, США будут вынуждены выступить в защиту Ирана. И он, Бирнс, надеялся, что во избежание этого будет принято предложение по Ирану, которое сделал в то время Бевин. Если бы это предложение было тогда принято, то иранский вопрос вообще не возник бы. Поскольку же вполне разумное, по мнению американцев, предложение было в последнюю минуту отклонено советским правительством и иранский вопрос перешел в Организацию Объединенных Наций, позиция США в Совете Безопасности не должна была стать неожиданной для СССР.

И окончательно отметая все претензии русских, Бирнс добавил: «Ссылки советского правительства на то, что Иран может представлять опасность для СССР, столь же безосновательны, сколь были бы безосновательны ссылки США на то, что Эквадор угрожает США. Что касается иранской нефти, то еще во время Крымской конференции Стеттиниус и Иден заявили об отсутствии у США и Англии возражений против приобретения Советским Союзом нефтяных концессий в Иране. Следовательно, нежелание Советского Союза выводить войска из Ирана было вызвано стремлением советского правительства добиться от Ирана принять свои требования… Это создало у мирового общественного мнения впечатление, что СССР стремится в Иране к экспансии, так же как он осуществляет это в Европе. США вовсе не стремились оставить иранский вопрос в повестке дня Совета Безопасности. Наоборот, когда Советы сделали заявление об отводе войск из Ирана в течение шести недель, он, Бирнс, доверяя советскому правительству, предложил не обсуждать иранский вопрос до 6 мая, когда он оказался бы автоматически снятым с повестки дня, поскольку СССР выполнил бы свое обещание. Совет Безопасности согласился с этим, и иранский вопрос не обсуждался до тех пор, пока его снова не поднял сам того не желая Громыко, настаивая снять его с повестки дня. Это было весьма неразумным шагом советского представителя, который тем самым воскресил рассмотрение иранской проблемы».

Молотов в ответ возразил, что советское правительство не могло принять предложение Бевина, так как не знало, как отнесется к этому Тегеран. Впоследствии оказалось, что иранское правительство и общественные круги страны отрицательно восприняли предложения Бевина. Подчеркивая неприемлемость примера Бирнса с Эквадором, Молотов заметил, что «опасность со стороны Ирана Советскому Союзу проистекает из того факта, что Иран при наличии там враждебного СССР правительства может вновь попытаться, как это было в прошлом, столкнуть лбами СССР, с одной стороны, и США и Англию — с другой»[763].

Начиная с последней недели апреля и до дня победы — 9 мая Советская Армия покидала Южный Азербайджан. В оставляемых населенных пунктах население трогательно прощалось со своими защитниками. В Ардебиле, Мараге, Резайе, Хое, Зенджане и других городах проводы были торжественными. 5 мая в Тебризе проститься с Советской Армией собрались 100 тысяч человек. Даже дипломатический корпус принял участие в этой акции. Вице-консул Р. Россоу писал по этому поводу: «Неожиданно начиная с 22 апреля советские боевые машины, танки, войска начали движение на север. 5 мая покинули и Тебриз. Однако, если быть точными, эвакуация до 6 мая, как было обещано, не завершилась»[764].

В те дни пресса США описывала «отход русских» как праздник. Вместе с тем на страницах прессы выражалось мнение, что американская общественность может проникнуться ложной мыслью, что «иранский вопрос окончательно решен». Журнал «Тайм» писал: «Несомненным фактом является то, что Россия никогда не желала неопределенной оккупации Северного Ирана. Она хотела, первое, наличия в Тегеране правительства, прислушивающегося к ее требованиям; и второе, дотянуться до иранской нефти. Именно на выполнение этих стремлений намекал Кавам при заключении русско-иранского договора»[765].

Азербайджанские офицеры и солдаты в рядах Советской Армии, политработники и интеллигенты, командированные из Советского Азербайджана для участия в социально-политических, экономических, культурных, военных мероприятиях национального правительства, с большим сожалением покидали Иранский Азербайджан. Проходя через города и деревни они слышали обращенные к ним горькие вопросы на родном азербайджанском языке: «Не уходите, куда вы уходите?», «Почему вы покидаете нас?», «Не забывайте о нас», «До скорой встречи», и это действовало удручающе. На обещание: «Мы будем недалеко, по ту сторону Аракса», в ответ слышали горестное: «Да высохнет Аракс до самого дна». Тяжкие предчувствия азербайджанской интеллигенции ответственный редактор журнала «Азербайджан» Расул Рза выразил таким образом: «Когда мы расставались, над горой Яныг полыхали молнии. Деревья миндаля сменили свой белый наряд на зеленый атлас. Розовые цветы персиков украсили горы. Мой прекрасный друг, я доверяю тебя тебризской весне. Я видел тебя, внимающего песне проходивших колоннами федаинов. Ты был взволнован. Может быть, это чувство возбудил в тебе вечер прощания. Мой прекрасный друг, я не оставил тебя в одиночестве. Я доверил тебя теплым майским лучам утреннего солнца. Мы весь день гуляли вместе. Мы любовались караульной башней, возвышавшейся над Тебризом. Смотрели на крепость Арк. Вновь обошли весь Тебриз. Ты, внимательно посмотрев в мои глаза, полушутя-полусерьезно сказал: «Ты не похож на плачущего, ты вечно смеешься», и смахнул слезу. Мой задушевный друг, разве ты не видишь слезы сквозь мою улыбку, не слышишь рыдания сквозь мой показной смех?»[766].

8 мая, в день завершения вывода советских войск, по решению ЦК АДП во всех партийных ячейках были проведены собрания, на которых лидеры Национального правительства и АДП, руководители окружных и городских органов выступали с докладами «О современном положении». Была обсуждена ситуация, которая может сложиться после вывода советских войск, ход переговоров в Тегеране и другие вопросы.

В связи с окончанием вывода Советской Армии из Иранского Азербайджана Багиров писал Сталину: «Крестьяне, рабочие, интеллигенция и все демократические элементы открыто выражали чувство сожаления по поводу эвакуации советских войск из Ирана. Эти слои населения проявляют беспокойство и тревогу за дальнейшую судьбу демократического движения в Азербайджане… Совершенно иную оценку и иную реакцию вызвало решение советского правительства о выводе частей Красной Армии из Ирана у реакционных элементов и в проанглийских кругах… Факт вывода советских войск из Ирана ими пропагандировался как результат давления Англии и США на Советский Союз и как победа англо-американской политики. С уходом наших войск у реакционеров усилилась надежда на разгром демократических организаций и уничтожение руководителей национально-освободительного движения в Азербайджане»[767].

Журнал «Тайм» в номере 16 от 22 апреля писал: «Тегеран нуждался в помощи России, а потому представлял русофильские восстания в Азербайджане как внутреннее дело Ирана, Но сегодня проблемы охватили весь Иран. После отхода Красной Армии правые политики и крупные землевладельцы все еще видели Кавама приспешником Советов и противодействовали ему. На побережье Каспия, в Мазандаране вооруженные банды нападали на рабочих и крестьян. Хорасанские фундаменталисты организовывались в борьбе за отмену реформ, осуществленных еще Реза шахом Пехлеви. Главной их целью было вернуть женщинам чадру, а мужчинам — бороды».

В собранных советским консульством в Тебризе секретных сведениях отмечалось, что, по слухам, циркулирующим среди населения, русские покидают Азербайджан по приказу американцев. Несмотря на то, что Советы дали азербайджанцам много оружия, теперь они вынуждены все это вывозить обратно. Многие советские офицеры, которые проживали в Азербайджане под фамилиями Ахунд-заде, Ибрагим-заде, Лятиф-заде и т. п., теперь покидают Азербайджан.

Связывая уход советских войск с Кавамом, реакционеры устраивали банкеты в его, Кавама, честь. Известный купец Мамед Рза Интизари заявил советскому агенту: «Кавам своей остроумной политикой смог обмануть руководителей такой великой державы, как Советский Союз. С таким же успехом он может обвести вокруг пальца и Пишевари. Самое важное, что русские ушли из Азербайджана, дальше все будет гладко». Некий доктор Барат, известный как реакционно настроенный деятель, говорил, что как иранец и патриот своего народа он гордится Кавамом, который своей политикой спасает Иран. «В переговорах с русскими Иран выиграл. Благодаря Каваму русские войска ушли из Ирана навсегда. Провалились все их планы в Азербайджане. Что касается нефтяного общества — то и здесь русские проиграли. Этот вопрос будет еще решаться в Меджлисе. То, что происходило в Азербайджане, затеяно кавказцами, но Кавам никогда не согласится с требованиями делегации Азербайджана. В ближайшем будущем правительство Пишевари исчезнет». Купец Мешади Таги Мианали заявил: «Как видите, Кавам разыграл с Советским Союзом такую партию, какую даже Черчилль не смог сыграть с СССР. Кавам с таким же успехом обыграет Пишевари»[768]. Это были недвусмысленные намеки на провал демократов на переговорах.

Однако в то время как советские войска уходили из Азербайджана, переговоры Тегерана и Тебриза еще не завершились. Вся общественность Азербайджана, Ирана и представители великих держав в столице внимательно следили за поединком между Ахмед Кавамом и Сеид-Джафаром Пишевари. США придавали особое значение событиям в Иране, и поэтому в апреле на место посла в Тегеране Мюррея, чья дипломатическая миссия была завершена, был назначен молодой, сильный и перспективный дипломат, заместитель директора управления Ближнего Востока и Африки государственного департамента Джордж Аллен. 11 мая он приступил к исполнению своих обязанностей. На Аллена было возложено укрепление заметно ослабленных американских позиций на Среднем Востоке. В период войны была создана небольшая специальная группа американских дипломатов, осведомленных о наращивании вмешательства США на всем Ближнем Востоке. Джордж Аллен был одним из самых подающих надежды среди них. В последние годы он работал под руководством Лоя Хендерсона в отделе Ближнего Востока. Аллен разделял мнение своего начальства о том, что цели СССР представляют угрозу интересам США в этом регионе. На мартовском заседании Совета Безопасности при назначении Аллена помощником госсекретаря Бирнса, Хендерсон лично продемонстрировал свое доверие к нему. Бирнс использовал всю свою энергию и возможности для того, чтобы Аллен мог проявить себя при руководстве посольством в Тегеране[769]. В конце апреля — начале мая деятельностью американского дипломатического представитльства в Тегеране временно руководил советник посольства Ворд. Именно Ворд посылал в государственный департамент и государственному секретарю информацию о ходе переговоров между Кавамом и Пишевари.

Избранные для переговоров с Пишевари Сепехр, М. Фируз, Мусташари Довла, Ланкарани, Фарман Фарманиан и Ипекчиан 29 апреля потребовали гарантий для переговоров с азербайджанцами. После некоторых раздумий Кавам дал такие гарантии. С азербайджанской стороны в переговорах участвовали Пишевари, С. Падеган, доктор Джаханшахлу, Ф. Ибрагими, С. Дилмагани и Сейф Гази.

В тот же день в 16.00 иранская комиссия встретилась с Пишевари. Первая беседа носила общий характер, но иранцы с порога заявили, что в азербайджанском вопросе нельзя выходить за рамки объявленного коммюнике. Это сразу же показало бесперспективность переговоров. Было решено работать с 16.00 до 20.00. Комиссия попросила Пишевари выдвинуть свои требования. Однако тот пока не спешил.

В тот же вечер, в 20.00, Музаффар Фируз и Сепехр тайно встретились с Пишевари. Фируз сразу подчеркнул, что их не интересуют общие разговоры, они хотят знать конкретные требования. На что Пишевари заявил, что не может согласиться с изменением существующего положения в Азербайджане и не позволит, чтобы в созданной им армии командовал ставленник сына Реза шаха: «Мы теперь сильны и не можем позволить перечеркнуть достигнутое». Фируз ответил, что он более чем кто-либо согласен с Сеид-Джафаром, но сейчас он представляет правительство и возможности его ограничены. Пока преимущество азербайджанцев только в физической силе, и они забывают о международной поддержке, оказываемой Каваму. Пишевари заметил, что они знают о международном влиянии Кавама, и только поэтому они здесь. Фируз напомнил, что если переговоры зайдут в тупик, Кавам вынужден будет уйти в отставку. Азербайджанский премьер изъявил готовность помочь Каваму. Фируз опять спросил, каково основное требование азербайджанцев. Пишевари заявил, что для азербайджанских демократов безразлично, как будут называться учреждения, им важно сохранить достигнутое, а самое главное — армия должна подчиняться местной власти и генеральный штаб должен быть внутри армейского командования, а не в Тегеране. Пишевари добавил еще три требования, и М. Фируз обещал уговорить Кавама. В конце этой неофициальной беседы Фируз предложил заключить тайное соглашение между Кавамом и Пишевари с целью коренной перестройки политического режима в Иране. Пишевари обещал подумать над этим[770].

Наконец Пишевари вручил комиссии требования азербайджанской делегации, состоящие из 30 статей. 30 апреля Кавам принял Пишевари. Вначале он задал несколько вопросов, касающихся взаимоотношений Демпартии и Народной партии. Пишевари дипломатично объяснил, что в Народной партии есть много честных людей, но ее руководство допустило ряд серьезных политических просчетов, однако, если Кавам не возражает, он готов с целью объединения всех демократических сил начать переговоры с лидерами Народной партии. Кавам лицемерно заметил, что в данный момент единство демократических сил служит как интересам государства, так и интересам его правительства. Пишевари ответил, что сделает все, зависящее от него, чтобы защитить престиж как правительства, так и лично самого Кавама. Здесь же Пишевари объявил, что в связи с выводом советских войск он должен быть в Тебризе и после 4 марта уже не может оставаться в Тегеране. Кавам выразил надежду, что до тех пор переговоры завершатся.

После ухода азербайджанского лидера между Кавамом и М. Фирузом состоялся примечательный обмен мнениями. Кавам сказал, что хочет удовлетворить просьбу Пишевари о сохранении структуры азербайджанской армии, чтобы противопоставить эту силу интригам шахского двора и англичан. Фируз посоветовал как можно быстрее подготовить проект такого постановления и вынести вопрос на обсуждение кабинета министров. Любое другое решение будет способствовать отдалению Азербайджана, считал он. Фируз настаивал решить вопрос как можно скорее, чтобы не дать членам кабинета возможности с кем-либо посоветоваться. «Надо уже этой ночью заключить договор с Пишевари, шах узнает об этом на следующий день, но будет уже поздно». По их негласному плану, Фируз должен был в 7.00 утра по радио сообщить о решении правительства как о свершившемся факте. Но Кавам так и не смог получить от советского посла ясного ответа: поддержат ли его Советы, если он выступит против шаха и сил реакции. Фируз советовал, чтобы левая пресса требовала сохранения азербайджанской армии, чтобы газеты выступили с жесткой критикой шаха, публиковались разоблачительные материалы о деятельности бывшего английского посла Булларда и его агентуры. Эти издания можно затем формально и демонстративно закрыть, а спустя некоторое время вновь открыть. Тем самым будет выиграно время[771].

В начавшихся в Тегеране переговорах представители Азербайджана предлагали признать созданное 3 сентября 1945 г. в Азербайджане прогрессивное движение демократическим, прогрессивным и являющимся залогом истинного суверенитета Ирана. В представленном демократами документе говорилось: «Азербайджан, включающий 3-й и 4-й останы и область Хамса (Зенджан), в форме автономного управления находится в составе Ирана, и столицей его является Тебриз».

Во время первых обсуждений правительство Кавама эс-Салтане настаивало на том, чтобы не выходить за рамки семи статей своего заявления[772]. Но кабинет министров, обсуждавший 4 мая предложения азербайджанских представителей, пришел к выводу о невозможности их принять.

После нескольких встреч с иранской делегацией и лично Кавамом, Пишевари понял, что его обманывают и что советское посольство в этой игре активно участвует. Возмущенный происходящим, он решил уклониться от дальнейших переговоров и, не подписывая никаких документов, вернуться в Тебриз. Посол И. Садчиков, внимательно следивший за действиями Пишевари, 4 мая сообщал в МИД СССР и в Баку, М.Дж. Багирову, следующее: «Считаю своей обязанностью информировать вас о некоторых странных заявлениях Пишевари, непоследовательности его позиции в переговорах и не вполне достойном поведении. В первую нашу встречу я справился о состоянии его здоровья. Он ответил, что чувствует себя явно больным, испытывая сильные головные боли и боли в желудке. На мой вопрос, на какой основе он думает вести переговоры с иранцами, он ответил, что вообще не хочет вести с ними переговоры, ибо рассуждения все равно ни к чему не приведут». Далее Пишевари заявил: «Я приехал сюда не по своей воле, меня заставили сюда приехать. Зачем это сделали? Зачем нужно было позорить меня перед азербайджанским народом и унижать перед реакционером Кавамом? Кавама я не люблю, не доверяю ему, он обманет нас и обманет вас — нефти не получите. Весь азербайджанский народ ненавидит Кавама, а меня заставили приехать к нему. Зачем? В начале подняли на небеса, а теперь бросаете в колодец, за что? Что плохого я сделал Советскому Союзу? Всю жизнь служил ему, сидел в тюрьмах, а теперь вынудили меня приехать сюда, чтобы своими руками подписать позорное соглашение. Я предлагал товарищу Багирову, чтобы я подал в отставку. Пришли бы другие, более удобные, а я бы вообще уехал из Азербайджана… Я сохранил бы авторитет, уважение, а теперь меня отдали в лапы реакционеров, которые арестуют нас всех. А я ведь тоже человек, у меня есть семья, я, наконец, болен».

Советский дипломат, пытаясь успокоить Пишевари, заверял, что его приезд нужен прежде всего для блага и пользы азербайджанского народа. Но Пишевари не поддался на прекраснодушные разглагольствования: «Почему нас заставляют идти на уступки Тегерану, ведь мы не побеждены, у нас есть силы. Пусть мне разрешат, я захвачу Тегеран». Садчиков поинтересовался, какими силами он располагает. Пишевари ответил, что имеет 10 тысяч регулярного войска и около 15 тысяч федаинов. На вопрос, имеются ли танки, самолеты, он горько заметил, что имел танки и орудия, но теперь у него их отняли. Посол заявил, что с такими силами и средствами захватить Тегеран не удастся, ибо у иранского правительства мощные вооруженные силы. Ну что ж, сказал Пишевари, «если суждено, мы умрем, за свободу можно и умереть».

Дословно цитируя разговор, И. Садчиков пишет: «Я указал ему, что это вопрос бесцельного кровопролития и что де-факто реакция уничтожит те достижения азербайджанцев, которые еще можно сохранить, а самое главное, вооруженное столкновение между иранцами и азербайджанцами в нынешних условиях неизбежно привело бы к новой мировой войне, ибо союзная контрольная комиссия стала бы поддерживать иранцев, а мы — азербайджанцев. «А вы не помогайте нам, мы будем бороться своими силами», — воскликнул Пишевари. Мне пришлось долго и упорно объяснять ему, что мы исчерпали все средства поддержки азербайджанцев, что остается только одно средство — война, а на это мы пойти не можем»[773].

Несмотря на оптимистический тон интервью, которое дал газете «Эттелаат» 6 мая руководитель иранской делегации, министр промышленности и торговли Сепехр, в котором речь шла об урегулировании вопроса в ближайшие два-три дня, переговоры шли отнюдь не гладко. Начиная с первых дней левая пресса Тегерана — «Рахбар», «Зафар», «Иране Ма», «Неджате Иран», «Башар», «Эстеглал», «Дад» и другие издания встали на сторону позиции делегации Азербайджана, часто печатали фотографии Пишевари. В самом начале переговоров органы печати выдвигали четыре требования к премьер-министру Каваму. В них отмечалось: «Реформы, претворенные в жизнь в Азербайджане, а также аграрные преобразования должны сохраниться и распространиться на весь Иран; произвести чистки в государственном аппарате, армии и жандармерии, срочно уволить иностранных консультантов в жандармерии, в частности американского полковника Шварцкопфа; признать азербайджанскую армию и ее ныне действующее командование; дать право азербайджанцам самим назначать командный состав в армии и жандармерии»[774].