XVIII

XVIII

На сегодняшний день в Европе сложно занять определенную позицию в отношении Израиля. Данное обстоятельство, а также изоляция, в которой оказалось это государство, имеют свои причины. Если после Второй мировой войны считалось постыдным быть антисемитом и многие после Шестидневной войны с гордостью относили себя к числу филосемитов, то после войны Судного дня[14] некоторые с облегчением осмелились стать антисионистами. Сегодня ни один человек не является антисемитом — разумеется, за исключением арабов. Забыто опьянение победой, в котором находились арабы перед Шестидневной войной; забыто заграждение Насером залива Акаба; забыто бахвальство Арафата; забыто, что все догадывались о нападении арабов; забыто мощное выступление египетских, иорданских и сирийских войск, благодаря которому только и стала возможной победа Израиля (евреям, определившим время начала войны, нужно было лишь открыть ловушку). Все это забыто. Евреям не следовало принимать арабов так серьезно, это была лишь шутка. С тех пор евреи считаются агрессорами. Однако причиной подобного изменения убеждений стала не только нефть, которой шейхи смазывают колеса мировой экономики и мировую совесть; не только фатальная политическая ситуация в мире, в которую невольно втянут Израиль; и не только те из друзей, которые ему только вредят, — свою лепту вносит также вошедший в моду неомарксизм, новая попытка создания марксистской системы (если не в действительности, то хотя бы в сознании). Это — идеологическая схема, которая в качестве системы является нетерпимой ко всему и вся, вместо того чтобы организовывать социальный порядок. Как все утописты и последователи эсхатологии, коммунисты чересчур нетерпеливы; если бы они были терпеливее, то их стремление могло бы оказать необычайно положительное влияние. Там, где экзистенциальное противостоит идеологическому, идеолог выступает против экзистенциального: справедливым для него является не то, что есть, а что должно быть, даже несмотря на то, что имеющееся представляется необходимым. Поговорка «Тем хуже для фактов», приписываемая Гегелю, возымела силу: тем хуже для Израиля. Таким образом, еврейское государство отвергается как фашистское, полуфашистское или буржуазное. В этом виновата марксистская традиция, ведь внутри марксизма подобное случалось не раз, неосознанная антипатия к иудаизму существует и сегодня, она соотносится с тайной антипатией, которая все еще проявляется в христианстве. Однако не только марксистская традиция, но и марксистская теория не в состоянии включить еврейское государство в свою картину мира. Одна идеология поддерживает другую, один предрассудок питает другой: мир не изменил свое отношение к евреям, изменились только доводы, приводимые против них. Сначала они были связаны с верой, затем с расой, теперь с империализмом, который приписывается двенадцати миллионам евреев. Даже в Швейцарии на первомайских праздниках наряду с транспарантами против фашизма можно увидеть антиизраильские лозунги, что удивляет только тех, кто еще не понял: каждый идеолог может принять любую идеологию. Но это второстепенно. Тяготит больше другое: когда еврей был вынужден именоваться и быть евреем, ему также навязали диалектику его врагов. Расист заставил его быть расой, национализм — националистом, даже понятие «родина», значение которого обесценилось национальными движениями, получает для еврея новый смысл, ведь где бы он ни пытался найти свою родину — в Польше, России, Франции, Германии, — ему везде навязывали его родину: Израиль. Итак, многое из того, что было сказано о фашизме, относится и к Израилю, таинственным образом, — как возрождение прошедшего, реставрация, но не в фашистском, а в экзистенциальном смысле, понятном только диалектическому мышлению, не идеологическому, так как за раздающимися со стороны марксистов упреками, что Израиль якобы является фашистским государством, а сионизм — буржуазным фашистским движением, скрывается стесненное положение, в которое помимо воли попала марксистская идеология: она сама больше не может обойтись без фашизма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.