LIII

LIII

Все действующие лица.

ДЕДУШКИН. Машенька, Мария Игнатьевна!.. Ой, понимаю, как вам сейчас тяжело. А нам-то с женой как непросто. Если б вы только представили. На новую квартиру переезжаем. Дом сдали. Только что сдали. Нашей Академии дом на Крупном Спонсорском переулке. Восемь квартир всего. Наверху – пентхаус, 540 метров. Там, конечно, человек особой пробы. Правая рука президента по всей говядине. Мы туда и не лезем. А еще семь квартир – по двести метров, для профессорско-преподавательского состава. Мы с женой там будем. Танечку хочу перетащить. Алисочку. Лучше, когда все вместе. Я бы за Танечкой последил. Вы же знаете, она попивает после ухода Изечки. Куперштока попивает. Было б лучше, если мы с супругой в соседней квартире. Диссертацию бы быстрее доделали, докторскую. Не колбасу. Диссертацию. Вам, кстати, не нужна свежая квартира? Они по два пятьсот продаются, но я бы вам за два отдал. Поговорил бы, чтоб за два отдали. Да, миллиона. Долларов, конечно. Там как раз одна квартира осталась незанятой. У вас же остались наличные Игоря Тамерланча. Я знаю, он всегда собирал наличные. А Большие Сумерки вы все равно не удержите, поверьте мне. Я знаю Варвару – бывшую жену вашего покойного мужа. И Надьку, дочку его, знаю хорошо. Они же – стервы, настоящие выдры. Они вырвут у вас все, что смогут. Что вы, Мария Игнатьевна. Какие отношения! Они из Игоря Тамерланча все соки сосали, и вашей крови попьют. На ребят тоже рассчитывать нельзя. Я имею в виду на Борю, на Гоцика. Я с ними двадцать пять лет работаю. Они все через меня прошли. Только с виду интеллигентные. А так – своего не упустят. Не будут они вам помогать, помяните мое слово. Я еще много лет назад их попросил операцию жене оплатить. Недорогую, во Франции. Я тридцать раз к ним ходил, унижался. Нет. Буквально тридцать раз. Так и не оплатили. То у них сметы не было, то бюджета. А когда моими бутербродами пробавлялись в Институте экономики, про смету с бюджетом не думали. Они вот такие, ребята. Хищные больно. И денег вам никаких не дадут, даже не думайте. Я их знаю. Столько лет вместе. Интеллигентных людей мало осталось. Потому надо нам держаться вместе, чтобы не съели нас. Я ведь что хотел у вас попросить. Там наверняка осталось факсимиле Игорь Тамерланча. Оно ведь вам уже не нужно, правда? А мне как раз очень, очень нужно. Осталось три письма подписать. Игорь Тамерланч как раз перед самым отёком обещал, но не успел. Досада какая. Там благодарственное письмо президенту, за то, что Танечку на Академию назначают. Ставят, то есть, Танечку на Академию. Еще два письма. А у меня знаете что? Новая инвалидная коляска есть. Осетинские родители подарили, неизвестно отчего. То есть известно отчего – от сострадания к старости моей подарили. Отличная коляска, радиоуправляемая. Захотите по Москве прогуляться – лучший способ. А то ведь пешком – ноги устают, да и хулиганы напасть могут. Сейчас время-то какое. Всех хулиганов со строек поувольняли, вот они напасть-то и могут. А так – сели на коляску и поехали. Нажали на кнопочку – и вперед. Другую кнопочку – назад. Никаких усилий. Я бы сам ее взял, но меня ж президент назначил послом в Сингапуре. Нашим послом. Да, в Сингапуре. Вчера вечером указ пошел в рассылку. А коляску я до Сингапура не довезу. В салон самолёта с ней не пускают. Габариты большие, говорят. А в багаж ее тоже не сдашь. За перевес слишком много платить. Да и багаж пропадает, бывает. Особенно ценные вещи. Прилетаешь в Сингапур, выходишь к багажной ленте, – а колясочка-то и тю-тю. Того-с. А осетинские родители-то, они от всей души. Супер инвалидная коляска. То ли Феррари, то ли Ламборгини. Лучших сейчас не делают. Я думаю, она вам очень нужна. Я завтра же скажу, чтоб вам ее доставили. А мне – факсимиле, маленькое факсимиле, всего лишь. Как нет? Не может быть, чтобы не было? Игорь Тамерланч когда попивал, за него кто подписывался? Нет, не может быть, чтобы сам. Я его руку знаю хорошо. С института, с лаборатории знаю. Это точно было факсимиле. Да и рука бы дрожала, с двух бутылок водки-то. Виски? Тем более, тем более, поверьте мне. Я Игоря Тамерланча больше вашего знаю. То есть, больше вашего знал. Щас-то уже не знаю. Нет же больше Игоря Тамерланча. Как теперь-то его знать. Так и он после трехсот грамм ничего уже подписать не мог. Его, как он в «Правде» работал, всегда водитель выносил. Пашка, здоровый такой был водитель. Потом бандитом в Люберцы устроился, его и убили. Ну зачем вы так, Машенька? Я старый человек. Я учитель вашего мужа. Вашего бывшего мужа. Бывшего, который только что был. Не стало которого. Игоря учитель. Мне всего лишь факсимиле… Как вы сказали? Я такие слова только от Гоценьки слышал. Разве можно так с российским послом разговаривать? С чрезвычайным и полномочным? Ох, Машенька, Машенька… Мария Игнатьевна, ох… Я и простил бы вас, но мне нужно факсимиле. Факсимиле, черт рогатый вас всех побери!

АНФИСА. Здравствуйте. Меня зовут Вера. Вера Остаповна. Я давеча у Игоря Тимофеича двадцать семь тысяч рублей заняла. Чтоб доехать до Краснодарского края. Станица Ясиноватая. Так я двадцать семь тыщ обратно принесла. Так сказано было. Принесешь, мол обратно, когда помру. Игорь Тимофеич сказал. Где тут гроб? Я в гроб хочу положить. Говорят, деньги в гроб – на доброе расставание.

ДЕДУШКИН. Кто пустил сюда этого старого люмпена? Она нас обирала при жизни, и после смерти пришла обобрать! Где охрана? Почему не смотрит! Хоронят премьер-министра России, никто никуда не смотрит! Выведите ее немедленно. И проследите, чтобы уехала на автобусе. Чтобы духу ее тут не было. Скоро поминки, Интернет-поминки, электронные поминки, первый поминки онлайн в истории. А тут ходит старая шваль, вшей распространяет. От нее пахнет, как от железнодорожного проводника. Поезд Брянск – Москва. А здесь собрались интеллигентные люди. Платок, подайте платок!

Получает платок.

Вы не поверите, но я даже мог бы жениться на ней. В пятьдесят седьмом году. Деревня Бедные Холмы. Саратовской области. Так она мне нравилась. Фактуристая девка была. А я парень простой. Застенчивый. Сгорбленный. От стыда сгорбленный.

Садится. Играет на туркменской трости.

Поет.

Там, за деревней Марьино, где я с тобой гулял, как марево, как зарево пылает краснотал. …

ТОЛЬ. Сейчас, когда Игоря нет с нами, мы должны еще плотнее и тверже сплотиться вокруг того, что он делал и говорил. Игорь никогда не любил алкоголь. Лучше сказать, Игорь всегда не любил алкоголь. Ценил, но не любил. Поэтому я не предлагаю тостов. Тем более у нас – Интернет-поминки. А на поминках онлайн тостов быть не должно. Так решили мы вместе со спонсором мероприятия – компанией «Гугл». Хочу заметить, что Игорь Кочубей именно «Гугл» считал лучшей поисковой системой для свободного мира, и никогда не отходил от этой точки зрения. И еще я хочу сказать. Премьер-министр Кочубей, наш друг, наш лидер, Игорь Тамерланович Кочубей, был абсолютный бессребреник. Таких людей сейчас уже практически не бывает. Когда мы проверили его счета, выяснилось, что на них осталось сто семнадцать долларов тридцать центов. В рублях, разумеется. По курсу ММВБ. По текущему курсу. Игорь был соавтором валютного законодательства России и всегда строго его придерживался. Я не хочу вам пожелать, чтобы после вашей смерти осталось только сто семнадцать долларов тридцать центов. Но я желаю вам быть такими же скромными в потребностях и запросах, как мозг и душа русского либерализма. Будем!

Выпивают.

Хочу сообщить Вам. Я только что говорил с отцом Игоря, Тамерланом Пурушевичем Кочубеем. Он подтвердил мне, что жив, и навестит могилу сына при первой возможности. Мы, правда, не говорили ему, что Игорь умер. Чтобы не расстраивать. Потому лучше и дальше не говорить. Если будет утечка, этим займется корпоративная служба безопасности. Андрея Полевого вы все хорошо знаете. С ним нельзя связываться. И я еще раз убедительно прошу вас: не допускать ни малейших утечек о смерти нашего друга Игоря! Время еще не пришло.

Звенит.

Вполголоса.

Накануне смерти, о которой никому нельзя говорить, я получил несколько писем от Игоря. Электронных писем. Он подробно рассказал мне, как его мучили сотрудники КГБ. Это подлинные письма. Но доказать их подлинность невозможно. Там нет подписи Игоря. Его мокрой подписи. Его человеческой подписи. Но скоро мы возьмем факсимиле доктора Кочубея. Андрюша уже занимается. Мы возьмём его. И поставим на всех его письмах. И мир, наконец, поймет, что такое сотрудники КГБ. Главное – факсимиле!

ГОЦЛИБЕРДАН. Машка-Машка, привет-привет. Ну что, всё закончилось? Махнем теперь в Монтеземоло? Ты помнишь тот наш ресторан? Любимый? С безногим арфистом. Играл у входа на самодельной арфе. Ты еще так смеялась. А я? Я не умею толком смеяться, ты же знаешь. Потому до сих пор и не миллиардер. А какие там были тортеллини ин бродо, помнишь? Собирайся. Бери очки. Я тебе куплю, если нет. Остальное и так при тебе. Монтеземоло! Всегда впереди – Монтеземоло!

Успокаивается.

Знаешь, мне нужен Игоряшин отзыв. На диссертацию. Докторскую. Нет, он уже сделан. Уже готов. Только подпись осталась. У тебя же есть его факсимиле? Сдашь мне его в аренду? Ненадолго. Лет на двадцать. Мне действительно очень нужно. Я всегда готов выебать тебя лишний раз. Только лишний. Факсимиле – это же от слова ебаться! По-английски. Но английский я не учил. Я был занят тогда другим. Факсимиле! Только и всегда впереди – факсимиле.

Типа танец.

МАРИЯ. Ты знаешь, Игорь, я рада, что все случилось именно сейчас. Я не выдержала бы еще. Я бы тебя разлюбила. Страшно разлюбила бы. А теперь – снова люблю. Как тогда, когда мы не поехали в Ирландию. И ты говорил про луга, полные асфоделей. Странно. Удивительно. Снова любовь. Тебя нет, и – снова любовь.

Взгляд.

Я решила переименовать себя. Буду теперь Марфа. Марфа Игнатьевна Кочубей. По паспорту. Мария – это плохо. Столько израсходовать драгоценной жидкости. Ни с того ни с сего. Марфа – лучше. Ты хотел меня так называть. И ты меня так называл. Так теперь и будет. Раз и – навсегда. Я сшила тебе то, что ты хотел. Красную мантию. Ты же хотел. Чтобы живот не так видно. Чтобы – не выпирал. Твой пастозный живот чтобы казался красивым. Под мантией. И – красная. Потому что не пачкается о дорогу. С краями не выше, чем по щиколотку щек.

Многофигурная композиция.

КОЧУБЕЙ. Тут, Машенька, в целом всё ничего. Побудка только ранняя. В шесть утра. А потом уже не скоро ляжешь. На завтрак дают какую-то мешанину. Но не паэлью, нет. Что-то типа яиц. Скремблд еггз или там рюрайер. По-немецки. Ты помнишь. Коридоры очень длинные. Белые. Горячую воду часто отключают. Только хочу зубы помыть – сразу же отключают. И небо – какое-то трехмерное. Трехразмерное. Как в кино. Помнишь, мы смотрели «Алису в стране чудес»? Как раз в начале апреля. Перед этой смертью. 3D «Алиса в стране чудес». Вот такое небо. И немного тошнит. От такого неба. И земля ходит чуть-чуть под ногами. Как будто сейчас что-то случится. А что случится – никто не знает. До самого отбоя. До десяти вечера. А здесь ведь и поговорить не с кем. Моих знакомых нет почти никого. И даже мантия не помогает. Та самая, красная мантия. Это так здорово, что ты вовремя ее зашила. В общем, я тебе скажу: какое это страшное место! Я никогда не думал, что это такое страшное место. Пусть лучше Господь избавит вас от этих глубин!

Занавес (если есть)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.