Спать, спать. Надо поспать. Хотя бы немного подремать.

Лавка жесткая.

Скорый поезд восемьдесят первый Горький - Санкт-Петербург прибывает к пятой платформе на одиннадцатый путь.

Лавка не такая уж жесткая, для сидения нормальная, даже слегка мягкая, а вот для лежания довольно жесткая.

Ничего, ничего. Как-нибудь. Спать.

Нумерация вагонов начинается с хвоста состава.

Обувь лучше не снимать, а то сопрут еще.

Сумку под голову. В сумке что-то выпирает углом, неудобно. Надо перегруппировать содержимое сумки таким образом, чтобы ничто не выпирало.

Ох, ох.

Электропоезд до станции Крутое отправлением в один час двадцать четыре минуты проследует только до станции Железнодорожная. Приносим извинения за доставленные неудобства.

Ни фига себе «неудобства». Человек собирается последней электричкой добраться до Крутого, а его довезут только до Железнодорожной, в два часа ночи, примите наши извинения.

Совсем охренели.

Не обращать внимания на объявления. Спать, спать.

Какая- то женщина пришла с огромной охапкой цветов в пластиковом ведре, сняла ботинки и легла на лавку, а ведро с цветами поставила рядом.

Попробовать повернуться на другой бок, может, это улучшит ситуацию.

Хорошо, что не надо ничем укрываться, тепло.

Надо бы как-нибудь уснуть. Еще как минимум часа четыре здесь торчать, до первых электричек, до открытия метро.

Уважаемые пассажиры, будьте осторожны, от четвертой платформы с восьмого пути отправляется скорый поезд сто девяносто третий Санкт-Петербург - Пермь. Пожалуйста, будьте внимательны.

Каждую минуту объявления. Не обращать внимания, спать.

К спящей женщине с цветами подходит слегка пьяненький паренек лет двадцати, треплет ее за плечо, мать, а мать, она вскакивает, мать, почем цветы, эти вот по семьдесят, а вот эти и эти - по сто, давай вот этих, три штуки, нет, давай сразу пять, чего там, гулять так гулять, берет букет и быстрой пошатывающейся походкой идет к выходу в город.

Женщина опять ложится и, кажется, моментально засыпает.

Она, наверное, привыкла. Человек ко всему привыкает.

Уважаемые пассажиры, до отправления скорого поезда номер шестьдесят восемь сообщением Севастополь - Санкт-Петербург остается пять минут. Просьба пассажирам занять свои места, провожающим - выйти из вагонов. Желаем вам счастливого пути.

Милиционер выводит на улицу низенького потрепанного мужичка, кажется, пьяного. Это не бомж, нет, просто довольно неопрятно выглядящий мужичок, видно, давно не был дома, поистрепался. Мужичок не сопротивляется.

Вроде и устал, и спать хочется, а все как-то никак. Спать, спать. Надо постараться.

Через два ряда наискосок сидит молодой парень. Сидит просто так, не спит, не читает, просто сидит и оглядывается по сторонам. Снимает ботинок с правой ноги. Внимательно осматривает ботинок, засовывает вглубь ботинка руку, что-то там нащупывает. Ставит ботинок на пол, снимает носок. Внимательно осматривает носок, в том числе на просвет, - судя по всему, проверяет на предмет дырявости. Внимательно осматривает босую ногу. Надевает носок и ботинок. Повторяет те же манипуляции с левой ногой. И опять сидит просто так, озираясь по сторонам.

Книжку бы хоть какую-нибудь взял почитать. Или газету купил. Киоск газетный работает, кстати. Или, там, журнал. Нет, сидит просто так, озирается. И будет, небось, сидеть так всю ночь.

Довольно долго не было объявлений. Ночь уже, глубокая ночь, электрички не ходят, поездов совсем мало, только проходящие, которые идут в Питер или из Питера через Москву, через Курский вокзал.

Задремал, задремал. О, эти блаженные секунды перед окончательным проваливанием в сон.

Лавка, правда, жесткая. О, эти блаженные секунды.

Мужчина, вставайте. Эй, мужчина, давайте на выход.

А, что. Что случилось.

Ничего не случилось, уборка.

Зал ожидания закрывается. Минут через сорок откроем, приходите.

Можно погулять по Курскому вокзалу. Здесь как раз только что закончился грандиозный ремонт. Теперь Курский вокзал напоминает своими интерьерами международный аэропорт. Все сверкает, сияет, переливается. Идеальная чистота. Красивые яркие указатели, много указателей. Заблудиться невозможно. Магазинчиков и кафешек гораздо меньше, чем до ремонта, но они все очень чистенькие, симпатичные, что называется, «приличные». Вот, например, магазин электроники. Целая полка цифровых фотоаппаратов-«зеркалок». Человек едет куда-нибудь, например, в Донецк или Пермь, вдруг вспоминает, что забыл купить фотоаппарат-«зеркалку», забегает перед поездом в магазин электроники и покупает фотоаппарат-«зеркалку». Удобно.

Милиционеры, охранники, тишина, порядок, спокойствие, чистота, комфорт, сияние.

Раньше, при советской власти и тем более в девяностые, Курский вокзал был совсем другим. Тесные залы ожидания, скамейки с поручнями, на которых невозможно было лежать. Люди спали сидя, крепко обхватив свои тюки, сумки, чемоданы. Если какой-нибудь предмет оставить без напряженного внимания примерно секунды на четыре, предмет исчезал бесследно. Другие люди спали на холодном полу, постелив газеты или просто так, ничего не стеля. Их было очень много, очень, они лежали чуть ли не штабелями вдоль стен, в смрадных углах. А сколько было бомжей… Они были везде. Входишь в здание вокзала и сразу натыкаешься на свору бомжей, сидящих и лежащих в пространстве между входными дверями. И внутри - бомжи, бомжи, сплошные бомжи.

В начале 90-х на Курском вокзале можно было наблюдать по утрам такую сцену. Аккуратные улыбающиеся женщины из местного отделения Армии Спасения, одетые в строгую и в то же время слегка кокетливую униформу, развозили на специальных тележках комплекты питания для бомжей. Бомжи кривились - лучше бы им на этих тележках подвезли пива, а еще лучше водки, - но комплекты питания все же брали, с некоторой снисходительностью. Чего добру пропадать.

Вокзал днем и ночью кишел личностями не просто подозрительными, а такими, что страшно было смотреть на их амбалистые фигуры и лица, перекошенные лютостью. Все дышало опасностью и криминалом. Здесь каждую минуту могли избить, ограбить, убить. Тут и там вспыхивали драки, кого-то били, кто-то истошно кричал…

В те годы ночевать на Курском вокзале было действительно страшно. А сейчас… Кажется, не очень. Да, неприятно, неудобно. Но не страшно. Разве что самую малость.

Уборка окончена, зал ожидания открыт. Спать уже не хочется. Просто посидеть.

Народу немного, занято меньше половины скамеек. Просторно, светло - два огромных примыкающих друг к другу зала. Находиться в них можно совершенно бесплатно, и билет на поезд предъявлять не нужно, любой человек может зайти сюда и находиться здесь сколько захочет, за исключением периодов уборки.

Охранник периодически проходит вдоль рядов и говорит спящим: в обуви нельзя, нельзя в обуви. Спящие подвигают свои конечности сантиметра на два к краям скамеек, обозначая, что сигнал услышан и принят к сведению, и продолжают спать. Охранник вежлив и даже немного робок.

Из соседнего зала доносится шум - кто-то шумит. Причем, шум какой-то ритмичный. Прислушался. Стихи. Человек читает стихи. Стараясь не привлекать к себе внимания, подсел невдалеке. Два мужичка, один высокий, здоровый и пьяный, другой - маленький и трезвый. Пьяный читал стихи. А трезвый слушал. Стихи складные, без глагольных рифм. Автора таких стихов охотно бы приняли в литобъединение «Восход» при районном Доме культуры где-нибудь в Тамбовской области. Или в Пензенской. Одно стихотворение про любовь, другое - про родную природу. Закончив читать, пьяный поэт несколько раз выкрикнул: я поэт! я личность! а они все - быдло! они не понимают! И в один миг, резко уронив голову на грудь, уснул. А трезвый молча сидел, со скучным выражением на лице.

Спать не хочется. Побродил туда-сюда. Посмотрел, послушал. Разговорился с узбеком. Узбек приехал в Москву из Узбекистана с целью работать на стройке. Работал он на стройке, работал, и заработал довольно приличную, по узбекским меркам, сумму. Собрался на месяц-другой на родину, навестить семью, со стройки уволился, получил причитающиеся деньги. На стройке заправляли таджики. В последнюю ночь перед отъездом таджики украли у узбека все деньги, а также документы, включая паспорт гражданина Узбекистана. Место в общежитии тоже было утрачено. Теперь узбек ждет, когда узбекское посольство выдаст ему новый паспорт и поможет с билетами до Ташкента. В ожидании этих событий узбек работает в палатке с шаурмой (земляки пристроили на время), а ночует на вокзале. Больше негде. Сегодня ночует на вокзале. И завтра будет ночевать на вокзале. И послезавтра тоже. Он рассказывает об этом совершенно бесстрастно, ровно. В выражении его лица, в интонациях, во всем его облике сквозит привычный, спокойный стоицизм. Да, тяжело каждый день ночевать на вокзале, но что делать, что делать. Ничего не поделаешь. Ничего, скоро будет паспорт, билет, родина, семья, а потом опять в Россию. Только я в Москву больше не поеду, говорит узбек. Москва - хороший город, красивый, да. Но я в Москву не поеду. Поеду в Сибирь, в Омск, земляки говорили, там работа хорошая, там хорошо, поеду в Сибирь.

Навалилась новая волна усталости, можно было бы попытаться опять уснуть, но уже нет смысла. Уже почти утро, около пяти. Поездов все больше, объявления все чаще, поезд прибывает, поезд отправляется, поезд задерживается, нумерация с головы состава, до отправления осталось пять минут, две минуты, просьба занять свои места, будьте осторожны, счастливого пути, счастливого пути, счастливого пути.

В зале ожидания наблюдается циркуляция людских потоков. Кто-то скоротал ночь и дождался своего поезда, кто-то, наоборот, приехал и ждет теперь открытия метро.

В газетный киоск завезли свежую прессу. Это очень кстати. Свежий «Спорт-экспресс». Россия с трудом выиграла у Уэльса. Швейцарцы сенсационно продули Люксембургу. «Витязь» (Подольск) - «Торпедо» (Нижний Новгород) 6:5.

Как же хорошо, когда переночевать на вокзале - это просто журналистское задание. Когда знаешь, что «ночь пройдет, настанет утро ясное», и можно будет поехать домой, и эта вокзальная ночь останется в памяти как странноватый и немного даже забавный опыт, и можно будет потом друзьям рассказывать: знаешь, я тут на Курском вокзале ночевал, мне по работе было надо, такое было задание, а что, даже интересно, с узбеком познакомился, а один дядька, пьяный, стихи читал, удивительно.

А вот когда человек ночует на вокзале потому, что ему просто негде больше ночевать, некуда пойти, и он знает, что и завтра снова будет здесь ночевать - вот это страшно. И даже когда сидишь ночью на вокзале в порядке эксперимента, все равно ощущается некий намек, некая тень этого жуткого страха бездомности, этого ужаса под названием «некуда пойти».

Следующей ночью я объехал еще несколько московских вокзалов. Далеко не все они так же дружелюбны в плане предоставления ночлега, как Курский. Ленинградский и Ярославский после отправления последнего поезда просто закрывают, в зале ожидания оставаться нельзя. Открываются они часов в пять утра. Казанский вокзал тоже закрывается, примерно с двух до четырех. Нормальные залы ожидания - только для пассажиров с билетами. Для всех остальных - зал с немногочисленными скамейками по периметру, так что большинству находящихся там людей приходится стоять. А вот Киевский вокзал - почти как Курский, в здание вокзала и в зал ожидания ночью можно пройти, предъявив любой документ, удостоверяющий личность (таким образом отсеиваются бомжи). Зал ожидания большой, скамейки довольно удобные, тепло. В общем, если вдруг надо будет переночевать на вокзале, идите на Курский или на Киевский. Впрочем, надеюсь, что такой необходимости у вас не будет.

Уважаемые пассажиры, электропоезд до станции Подольск отправится в пять часов тридцать две минуты от второй платформы с третьего пути. Поезд проследует со всеми остановками, кроме Депо. Пожалуйста, будьте внимательны.

Отлично, вот на этой электричке я и поеду, метро еще закрыто, на электричке я доеду до Текстильщиков, метро как раз к тому времени откроется, три остановки - и я уже в Выхино, там десять минут на автобусе, и я дома, дома, дома, спать, спать, спать.

P. S. За целую ночь, проведенную на Курском вокзале, я не встретил ни одного бомжа.