Глава 14

Глава 14

Запертые в театре люди были для террористов только аргументом, который должен был помочь заставить власти выполнить их требования. Чтобы усилить давление, чеченцы готовы были расстреливать заложников. И показали, что они способны на это. Одного они не приняли во внимание - что с ними никто не захочет вести переговоры.

За все время драматических событий в театральном центре на Дубровке не было никаких переговоров! Российские власти даже не пытались найти компромисс с террористами и освободить заложников без применения силы.

- А они и не заметили того, что никто с ними не собирается вести переговоры! - восклицает Орлов из «Мемориала». - Это были отморозки - группа молодых людей, абсолютно необразованных и не готовых ни к чему, кроме стрельбы. Все, кто с ними контактировал, единодушно утверждают, что они были не в состоянии даже ясно и понятно сформулировать свои требования. Даже если бы с ними начали вести переговоры, я думаю, они сами не сумели бы этого сделать. Они хотели повторить Буденновск и привести к перелому в войне, но это были люди из другого теста, чем Басаев. Впрочем, и Басаев был тогда совсем другим, и его люди отличались от этих, с Дубровки.

Басаев в 1995 году точно знал чего хочет и умело обходил все опасные моменты. И, наконец, заставил пойти на уступки премьера Виктора Черномырдина. Но тогда ему противостояла совершенно другая власть и другие политики. Власть Ельцина была слабой, в России 1995 года царил хаос. Нельзя сказать, что Путин всесилен, но ситуация, несомненно, изменилась радикально. И прав Орлов - руководившие операцией Бараев и Абу Бакар позволяли водить себя за нос, хотя специалисты ФСБ и представители оперативного штаба даже не прилагали к этому особых усилий.

Фатальную оценку интеллектуального уровня лидеров террористов разделяет и Анна Политковская, которая утверждает, что сама помогала им уточнять требования, стремясь к их возможно быстрому удовлетворению и освобождению заложников.

- У Бараева были серьезные проблемы, ему не хватало ума, - говорит Политковская.

- С самого начала было понятно, что переговоры - не их цель, - считает Сергей Дедух, который вел интервью с командирами террористов. - Если бы на их месте был Шамиль Басаев, возможно, начались бы длительные и упорные переговоры с российским правительством, со спецслужбами. Эти люди просто не были готовы к таким действиям.

А вот еще одно мнение о том, как проходили переговоры с террористами. Автор - специалист по переговорам, дипломат, многолетний посол Грузии в Москве, Зураб Абашидзе. Во второй половине дня в пятницу Абашидзе сказал журналистам, что никакие переговоры не ведутся.

- Трудно сказать, кто ведет переговоры, - сказал Абашидзе, который находился в оперативном штабе недалеко от театра, надеясь, что террористы освободят иностранцев, среди которых были и грузины. Посол добавил, что на самом деле никакие переговоры не ведутся, а террористы, пользуясь разными информационными каналами, просто передают свои требования.

Примерно то же сказал и Александр Зданович, многолетний пресс-секретарь ФСБ. Он признал, что профессиональные переговорщики не могут связаться с террористами, потому что те идут на контакт только в одностороннем порядке. Звонят, когда им что-то нужно.

Чеченцы, напавшие на Дубровку, как большинство террористов, действовали во имя высших целей - их требования можно было, собственно говоря, только приветствовать. Они хотели прекращения военных действий, окончания войны и вывода российской армии с территории кавказской республики. Стоит отметить, что их требования были почти идеальной копией тех, что Шамиль Басаев выдвинул в Буденновске. Так, как будто с тех пор ничего не изменилось.

Как я уже упоминал, через несколько минут после начала операции и заявления Бараева о том, чего они добиваются, он приказал заложникам звонить родственникам и знакомым, чтобы их требования стали известны всем. Заложники еще в течение нескольких часов звонили, пока террористы не запретили им пользоваться мобильными телефонами.

Но чеченцы не собирались сразу же начинать переговоры. В соответствии с принципами психологии, решили выждать несколько часов, чтобы общественное мнение и политики в полной мере осознали их угрозы, чтобы эти угрозы прозвучали еще более ужасающе.

Это, пожалуй, единственное объяснение тому, что все усилия депутата Думы, чеченца Асланбека Аслаханова, который всю ночь со среды на четверг пытался связаться с террористами, оказались напрасными. Чтобы быть точным, то примерно в 2.00 Аслаханову удалось дозвониться до террористов, но разговор превратился в перепалку. Как позднее сказал Аслаханов, сопляки из отряда Бараева во главе со своим командиром вели себя по-хамски. В конце концов дали несколько номеров телефонов, но ни один из них не отвечал.

Специалистам из оперативного штаба тоже до утра не удалось дозвониться до террористов. В отчаянии руководители антитеррористической операции отправили к журналистам Валерия Грибакина, пресс-секретаря Московского управления внутренних дел, который примерно в 8.00 призвал террористов связаться со штабом.

- Если вы имеете возможность смотреть телепередачи, просим немедленно связаться с оперативным штабом, у нас есть важная информация, - призывал террористов Грибакин при помощи средств массовой информации. На вопросы журналистов сказал, что террористы, к сожалению, не отвечают на телефонные звонки.

Примерно в это же время некоторые российские средства массовой информации со ссылкой на ФСБ стали высказывать предположение, что, возможно, террористы удовлетворятся солидным выкупом и отпустят заложников, а сами улетят в любую страну, которая согласится их принять. Ведь в середине 90-х годов неоднократно случались нападения на рейсовые автобусы на юге России, и бандиты, бравшие заложников, почти всегда чеченцы, требовали от правительства миллионы долларов выкупа. А когда получали деньги, отпускали заложников, не причинив им никакого вреда.

Вероятно, Федеральная служба безопасности, стоявшая за этими предположениями, надеялась, что чеченцы соблазнятся крупным выкупом и возможностью вылета в одну из арабских стран. Но намеки, что можно было бы договориться о выкупе, только разозлили чеченцев. Один из них в e-mail, отправленном в редакцию newsru.com, одного из российских информационных порталов в Интернете, опроверг все сообщения подобного рода: «Я хотел бы напомнить: нам не нужны деньги, нам нужна свобода. Некоторые ваши каналы сообщали, что мы якобы просили выкуп. Мы не просим - если нам будут нужны деньги, мы их просто возьмем».

В доказательство того, что деньги их не интересуют, чеченцы разбросали по залу и выбросили в туалет в оркестровой яме рубли (огромную сумму, кстати), которые обнаружили в одном из помещений театра.

Еще четыре часа чеченцы не вступали в контакт со штабом. Только ближе к полудню в штаб позвонил человек, представившийся Абу Саидом из Ведено (высокогорного селения, в котором родился Шамиль Басаев). Из сказанного Абу Саидом опубликовано очень немногое. Он требовал немедленного выполнения условий, сообщил, что в отряде пятьдесят человек - поровну мужчин и женщин. Заверил своих собеседников, что все они смертники и с радостью готовы умереть в любую минуту. Это будет несложно, поскольку здание заминировано. Предостерег перед попытками штурма.

О том, что чеченцы, несмотря на молчание, теряют терпение, сообщали заключенные в театре заложники. Врач Мария Школьникова, трезво оценившая атмосферу в театре, связалась с редакцией «Эхо Москвы» еще до того, как Абу Саид позвонил в штаб. Сказала, что «ситуация становится все более напряженной, а требования террористов все больше приобретают характер ультиматума».

- Они говорят так: «Вы тут сидите уже больше десяти часов, а ваше правительство ничего не сделало, чтобы вас освободить», - рассказывала Школьникова в прямом эфире. - Самое главное - обязательный вывод войск из Чечни. Если не будут выведены войска, они начнут расстреливать людей.

Именно тогда в рассказе заложницы прозвучали имена россиян, с которыми чеченцы готовы были разговаривать. Речь шла о политиках - как сформулировала это Школьникова, - не слишком дискредитировавших себя. И назвала имена: Григорий Явлинский, лидер демократической партии «Яблоко», Борис Немцов и Ирина Хакамада, сопредседатели либерального Союза правых сил, и, наконец, Иосиф Кобзон, независимый депутат Думы, но прежде всего очень известный певец и бизнесмен. Все они более или менее решительно высказывались против войны в Чечне.

В том же разговоре Школьникова сообщила, что в зале есть тяжелобольной пожилой англичанин и попросила, чтобы к зданию театра пришел Марк Франчетти, многолетний корреспондент «Sunday Times», и забрал больного.

Оперативный штаб не мог сразу исполнить всех пожеланий террористов. Возникла проблема - Явлинский был в Сибири, в Томске, в четырех тысячах километров от Москвы. Но он заявил, что немедленно вылетает в столицу, чтобы встретиться с террористами. Хакамада, Немцов и Кобзон были в Москве и довольно быстро появились в расположении штаба.

Какую роль сыграл штаб в установлении контактов между политиками и террористами? Насколько функционеры спецслужб оказались в этом полезными? По некоторым высказываниям можно судить, что не очень. Это заложники подсказывали чеченцам, с кем они могли бы переговорить, и звонили на радио и телевидение с просьбой, чтобы пришли те политики, на которых дали согласие террористы.

Первым вошел в захваченный театр и переговорил с террористами Иосиф Кобзон, известный российский эстрадный певец, получивший в советское время звание Заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР. Он там был очень популярен. Многие годы был депутатом Думы и весьма известным в России бизнесменом.

Позже Кобзон утверждал, что сам нашел номер террористов, позвонил и договорился о встрече! И только потом уведомил оперативный штаб, что собирается на переговоры в театр. И что его никто не инструктировал, как вести себя во время встречи с чеченцами. Не было никаких инструкций относительно переговоров, утверждает певец.

Первый контакт с оккупировавшими театр людьми был крайне нервным. Встреча состоялась в холле театра, рядом с гардеробом, примерно в 13.00 в четверг. С певцом разговаривали четыре террориста.

- Иди сюда, Кобзон, - бросил один из командиров, увидев входящего в театр артиста, и направил на него дуло автомата.

- Как ты себя ведешь?! - возмутился певец. - Мне шестьдесят пять лет, я старше тебя. Когда входит старший, вайнах (так сами себя называют чеченцы) должен встать.

- Можно и встать, - лениво отозвался чеченец и усмехнулся: - Ты что, меня воспитывать пришел?

- Пришел, чтобы с тобой познакомиться, - ответил Кобзон. И добавил, чтоб они опустили автоматы, потому что он к ним пришел без оружия, как принято на Кавказе.

Только тогда главарь террористов представился: Абу Бакар. Певец сразу стал объяснять ему, почему он должен освободить детей, женщин и иностранцев - это завоюет ему симпатии в мире. Это будет жест, который убедит всех, что террористы действительно хотят вывода войск из Чечни. Оставьте себе мужчин, не воюйте с женщинами и детьми, просил певец.

- Он все выслушал и говорит: «Никого из русских не выпущу», - вспоминает Кобзон. - Тогда я ему сказал: «Отдай мне детей!»

Абу Бакар приказал привести троих самых младших. Когда трое малышей подошли к Кобзону, одна из девочек схватила его за полу пальто и сказала: «Дяденька, а там мама осталась».

- Я говорю, Абу Бакар, отдай ее мать, как дети будут жить без матери, - вспоминает Кобзон. - Они привели эту женщину, а она дурочка, вся в нервах, заливаясь слезами, вместо того, чтобы броситься к детям, стала требовать, чтобы выпустили беременную, которой угрожали преждевременные роды.

В этот момент Кобзон испугался, что заложница все испортит, схватил ее за руку, толкнул в сторону выхода и сказал: «Беременных потом, правда, Абу Бакар?» И вся группа поспешно двинулась на улицу. Но террорист остановил Кобзона и сказал: «Тут еще англичанин есть, ему совсем плохо, его тоже забери».

Через минуту Любовь Корнилова, жительница подмосковного Павлова-Посада с тремя маленькими детьми и англичанин добрались в обществе Кобзона до оперативного штаба. Там выяснилось, что освобождение детей отнюдь не заслуга политика-переговорщика, а один ребенок и вовсе не имеет отношения к Корниловой.

Сама Любовь Корнилова утверждает, что уже по крайней мере часа два с половиной назад террористы стали готовиться к первой встрече с переговорщиками. Один из шефов чеченского отряда, скорее всего сам Мовсар Бараев, пришел на балкон, где сидела Корнилова, и стал выбирать самого младшего ребенка. Каждая из заложниц протягивала в его сторону своего, но выбор пал на маленькую дочку Корниловой.

- Я как нормальная русская баба бросилась на колени и в рев: «У меня еще одна дочь», - рассказывала позднее заложница в одном из интервью. - Тогда террорист сказал: «Возьми и старшую». А третья девочка появилась как-то сама по себе. Мама ее выталкивала, я только успела записать ей на ручке номер телефона, который мать мне крикнула. Чеченцы с балкона знали, что это не мой ребенок. Когда мы спустились, террористы много раз переспрашивали, все ли дети мои, и я уверяла их, что это так. Девочка плакала и рвалась к маме. Я боялась, что обман раскроется и нас не выпустят.

Мать с тремя девочками провели на втором этаже театра больше двух часов в ожидании переговорщиков. Рядом все время сидел Мовсар Бараев. Как вспоминает Корнилова, чеченцы с самого начала в качестве жеста доброй воли хотели отдать детей кому-то, кто придет на переговоры. Называлось имя Явлинского, который тогда еще был в Томске, и, наконец, Кобзона. О судьбе детей Мовсар и другие террористы без смущения рассуждали в присутствии заложницы.

- Я себя чувствовала, как коза на базаре, - вспоминает Корнилова. - Наконец пришел Кобзон. Террористы забрали у меня детей и вывели их. А я опять, как это русские бабы делают, завыла, запричитала, что дети маленькие, что они потеряются и я их потом не найду. Я просто бросилась одному из них на шею, и они меня выпустили. Я так думаю, они не хотели, чтоб началась массовая истерика в зрительном зале, потому как я ревела в голос. А Кобзон тоже со своей стороны просил, чтобы детям отдали мать.

Как потом оказалось, родители третьей девочки остались в живых, а дочки Корниловой до сих пор тепло вспоминают женщин из отряда Бараева.

- Мои дети до сих пор уверены, что эти тети были красивые и добрые, - вспоминает бывшая заложница. - Они давали детям сладости, коробочки с «Рафаэлло», чипсы. Когда мы вышли, младшая ужасно обиделась, что мы не взяли с собой шоколадку.

Освобождение Корниловой было одним из последних жестов доброй воли со стороны террористов. Позже, в полдень в пятницу, они освободили еще восемь детей - их вывел из театра доктор Леонид Рошаль. Дети были в возрасте от восьми до двенадцати лет. А ведь до этого Бараев через Интернет уверял, что всех детей отпустили в самом начале операции.

В зрительном зале осталось еще около тридцати детей, среди них как минимум четырем не было одиннадцати лет, а одной девочке было всего шесть. Пятеро погибли во время штурма. Чеченцы же на все просьбы переговорщиков освободить детей отвечали: «Подарков больше не будет». Чеченец, написавший в newsru.com, утверждал: «Да дети сами хотят остаться с нами, никто им ничего плохого не сделает. Мы их даже учили стрелять».

Больше часа рассказывал Кобзон сотрудникам оперативного штаба, что он видел в театре. Поскольку, выходя с детьми и Корниловой из театра, он обещал террористам вернуться, примерно в 15.00 отправился обратно. С собой взял Ирину Хакамаду, так как террористы хотели, чтобы она тоже пришла.

В оперативном штабе был Борис Немцов, его имя тоже звучало в требованиях террористов, но он не пошел. Кобзон утверждает, что он испугался - вроде стал нервно звонить в Кремль, и там якобы было решено, что он не должен идти. Немцов утверждает, что руководство страны приняло такое решение, потому что он как раз в это время вел важные телефонные переговоры с Абу Бакаром.

В сущности, не имеет никакого значения, боялся Немцов или нет. Важен вывод, который напрашивается из этого инцидента, - о переговорах и о том, кто в них должен принимать участие решение принимал не оперативный штаб, казалось бы созданный именно с этой целью, а Кремль и, как выразился Немцов, руководство страны, то есть президент. Если Владимир Путин принимал решение даже по таким вопросам, то разве не достаточно очевидно, что именно он принял решение о штурме и использовании газа?

Когда Кобзон и Хакамада вошли в театр, с ними вели переговоры шесть террористов - у двоих на лицах не было масок. Один из них - Абу Бакар. Политики стали дискутировать с ними относительно выдвинутых условий. Кобзон напомнил, что уже давно существует декрет президента о постепенном сокращении военного контингента в Чечне. Заметим, кстати, что, по мнению специалистов, количество военных на протяжении нескольких лет практически не меняется.

- Во второй мой приход, - вспоминает Кобзон, - когда мы были там с Хакамадой, я им сказал: «Вы же знаете, должны знать, что есть решение нашего президента о выводе войск». Они на это: «Хорошо, если есть такое решение, пусть освободят хоть два-три района, тогда мы будем знать, что это решение реализуется». Я объясняю: «Даже если президент примет решение о выводе, этого же не сделаешь в два-три дня». «Мы это понимаем, - говорят, - но пусть он покажет нам и мировой общественности, что этот процесс уже идет и что районы освобождаются. Без этого можете нам не звонить и не приходить. Без этого мы не примем никаких решений, не пойдем ни на какие компромиссы». Я спросил: «А сколько вы намерены ждать?» Сказали: «Неделю. Но если в течение трех дней не наступит видимый прогресс в выполнении наших требований, мы начнем ликвидировать заложников».

Кобзон стал объяснять, что ведь люди не имеют на все это никакого влияния.

- Тогда они заметили: «Может, президента заинтересует судьба этих людей, и правительство к ним прислушается?» -вспоминает артист.

Главарь террористов сказал еще Кобзону, что его люди полны решимости и готовы умереть. «Мы не хотим жить, мы хотим умереть больше, чем вы хотите жить», - заявил Абу Бакар, оглашая девиз акции. В доказательство велел привести одну из женщин, невысокую девушку, которую звали Зуля. Чеченка показала пояс шахида и детонатор на открытой ладони, при помощи которого, как уверяли террористы, можно в одну секунду разнести вдребезги весь театр.

- Я не могу подтвердить, что это террористы-смертники, - сказала журналистам несколькими минутами позже Хакамада. - Да, они так утверждают, но я не вижу этого в их глазах.

На прощание Абу Бакар дал обоим политикам номер личного сотового телефона, прибавив при этом, чтобы не звонили, если власти не начнут выполнять их требования. И еще сказал, что они намерены разговаривать исключительно с представителем президента, наделенного всеми полномочиями.

Выходя, Кобзон и Хакамада предложили обеспечить доставку еды и питья, но террористы отказались. Как позднее рассказала Хакамада, они утверждали, что и так неплохо относятся к заложникам и не выполняют многих инструкций своих руководителей, находящихся в Чечне или даже за границами России. А они требуют более жесткого обращения с заложниками. Чеченцы отказались также выпустить остальных детей. Абу Бакар, как утверждает Кобзон, даже пошутил, что в Чечне двенадцатилетние могут уже жениться. Согласились, однако, на приход врачей. Через час в театр вошли два «иорданца», одним из которых позже оказался Леонид Рошаль.

Сразу же после выхода из театра Кобзон, Хакамада и Немцов отправились в Кремль на встречу с президентом. Скорее всего, именно рассказ политиков о том, что они увидели в театре, об их впечатлениях от разговора с террористами окончательно утвердили Путина во мнении, что проблему заложников можно решить силой, что уступки не потребуются.

По моим сведениям, именно в тот вечер было принято решение о штурме спецназа с использованием парализующего газа.

Руководители оперативного штаба и Кремль и не помышляли о выполнении требований террористов прислать полномочного представителя президента. Им нужно было, чтобы псевдопереговоры с участием людей, не имеющих права принимать какие-то решения, длились как можно дольше. Чем дольше террористы будут ввязываться в бесплодные дискуссии, тем больше времени будет у «Альфы» на подготовку штурма. Поэтому еще в тот же день, в четверг, ближе к полуночи в театр вошел Григорий Явлинский, срочно прилетевший из Томска. Совершенно неизвестно, о чем говорил Явлинский с чеченцами. Лидер «Яблока» не встречался с журналистами и никогда об этом ни словом не обмолвился. Путин потом похвалил его за то, что «не зарабатывал себе популярности на людской беде». На следующий день, в пятницу, в театр был направлен Сергей Говорухин, режиссер документального кино, сын известного кинорежиссера. Он снимал свои фильмы в Таджикистане, Афганистане и Чечне, где в одной из боевых операций даже потерял ногу. Вместе с ним в театр отправился Дмитрий Беловецкий, заместитель главного редактора еженедельника «Литературная газета». Тремя часами позже, в 20.00, к театру подошла очередная группа «переговорщиков» -бывший премьер России Евгений Примаков, бывший президент Ингушетии Руслан Аушев и чеченский депутат Думы Асланбек Аслаханов. Наконец подъехала Алла Пугачева, «примадонна», как ее часто называют в России, которая пыталась уговорить террористов отпустить четырех участников мюзикла «Чикаго». Пугачева с мужем являлись собственниками фирмы, которая перенесла мюзикл на московскую сцену. Все три встречи были удивительно похожи одна на другую и на встречи предыдущего дня. «Переговорщики» просили, чтобы чеченцы отпустили хотя бы детей и женщин, а террористы решительно отказывали им в этом.

- Кого мы считали нужным отдать, во имя Аллаха отдали, остальных во имя Аллаха оставим здесь, - отвечал все более раздраженно Абу Бакар.

На все аргументы, просьбы уступить, смягчить требования террористы отвечали нервно, часто переходили на крик. Аслаханов сказал мне, что они себя вели просто по-хамски.

- Разговор шел в огромном напряжении, - вспоминает Примаков. - Беседа слепого с глухим. Бараев срывался, был все время возбужден, сказал: «Клянусь Аллахом, вы меня не понимаете. Я запрограммирован, завтра буду все решать, завтра в 12.00 начнем расстреливать». Я ему тогда говорю: «Послушайте, что вы тут клянетесь Аллахом? Я специалист по Востоку, знаю Коран не хуже вас, а может, и лучше. Так вот, Коран гласит, что нельзя воевать с женщинами и детьми». А Бараев на это: «Немедленно выводите войска из Чечни». Вот в таком, более или менее, духе проходил этот разговор.

Отметим, что никто из парламентариев даже не пытался обсуждать требования, уточнять условия, сроки их выполнения.

Если еще как-то можно понять, с какой целью руководство оперативного штаба отправляло в театр очередных парламентеров «по просьбе», то уж совсем неизвестно, зачем был послан туда журналист НТВ Борис Кольцов. Кто-то из генералов в штабе присоединил его к двум псевдопереговорщикам - Говорухину и Беловецкому, несмотря на то, что для Кольцова это было смертельно опасно. Шеф оперативного штаба не мог не знать отношения террористов к корреспондентам НТВ. Дело в том, что несколько часов назад другой журналист этого канала, Сергей Дедух, записал интервью с Бараевым и Абу Бакаром, но материал не появился в эфире, власти запретили его показывать. Главари террористов были взбешены, и в штабе об этом прекрасно знали, рассказывали об этом заложники в своих контактах с внешним миром. Тем не менее офицеры ФСБ вызвали Кольцова и сказали, что террористы хотят с ним встретиться и ждут его съемочную группу.

- Сотрудники штаба вызвали нас за оцепление и сказали, что Говорухин и Беловецкий собираются идти в театр и мы с оператором пойдем с ними, - вспоминал Кольцов в разговоре со мной. - Мы не очень понимали, зачем нам туда идти, но все-таки пошли. Там оказалось, что террористы нас совсем не ждали, они вообще не знали, что мы придем. Впрочем, как и Говорухин с Беловецким. Несколько минут держали нас на прицеле автоматов. Абу Бакар сказал тогда: «Прежде чем сюда кто-то входит, мне должны позвонить и предупредить». А в тот раз никто ему не звонил. Я считаю, что это выходило за пределы допустимого риска. Ведь они могли принять нас за агентов ФСБ.

В конце концов напряжение несколько спало, а один из переговорщиков, Дмитрий Беловецкий, достал из кармана фотографию, на которой он был снят с известным чеченским хирургом Хасаном Баиевым, который в свое время оперировал Басаева и Радуева, а также лечил мать Бараева. В настоящее время Баиев живет в США.

- Я догадался, что Говорухин и Беловецкий хотели связать этого хирурга с шефом террористов и надеялись, что он на них как-то повлияет, - вспоминает Кольцов. - Они с Абу Бакаром пошли на третий этаж и там разговаривали. А мы с оператором ждали внизу сорок минут. Бараев в это время спал. Когда проснулся, первым делом пришел к нам и спросил, почему нет интервью. Я ответил, что не знаю, наверное, запретили показ. Он, когда это услышал, резко оборвал меня и крикнул: «Пошли вон отсюда, бегом! И чтоб никто из журналистов больше не показывался, будем расстреливать». Через три минуты следом за нами вышли Говорухин и Беловецкий, - видно, Бараев пошел туда, где они разговаривали с Абу Бакаром, и тоже их выгнал.

Совсем по-другому, чем остальные переговорщики, вела себя Анна Политковская, которая, услышав о террористическом акте, поспешила вернуться из США и уже в пятницу во второй половине дня вошла в театр и разговаривала с террористами. Она сочла, что не имеет смысла в очередной раз просить их выпустить женщин и детей, как это делали остальные. Террористы были по уши сыты этими просьбами. Политковская решила, что, раз ее отправили в качестве своего рода парламентера, она должна заняться переговорами. Причем, не обращая внимания на то, что оперативный штаб делает все, чтобы этого не делать.

Она исходила из предположения, что, если условия террористов будут разумными, власти быстро их выполнят, а чем скорее это произойдет, тем скорее заложники окажутся на свободе.

- Можно было с ними договориться об освобождении всех заложников, не только детей, - вспоминала Политковская в разговоре со мной. - Во всяком случае, когда я была там, я говорила как раз об этом. Важно было найти выход из сложившейся ситуации. Я разговаривала с Абу Бакаром, он был достаточно разумен и предсказуем. Бараев - сложная личность, он крайне непоследователен и вспыльчив - с ним нельзя было ни о чем разговаривать, не было никаких шансов хоть в чем-то найти взаимопонимание. Просто из-за его ужасающе низкого интеллектуального уровня. И потом, когда я там была, он спал.

Несмотря на открытость Абу Бакара, разговор был тяжелым и долгим. Политковская убеждала его, что условия не могут быть обобщенными, типа «вывод войск». Кроме того, такое требование не может быть выполнено в разумные сроки, ведь вывод нескольких десятков тысяч человек со снаряжением займет много времени. Она старалась убедить террористов, чтобы они отказались от этого условия. Трудно в это поверить, но Политковская утверждает, что ей это удалось!

- Вначале они хотели, чтобы президент остановил войну, подписал соответствующий декрет и вывел войска, - вспоминает Политковская. - Мне пришлось долго их убеждать. И наконец мы договорились, что они выдвинут три требования. Во-первых, Путин не подписывает указ, а выступает по телевидению и заявляет о намерении прекратить войну. Это президенту было сделать легко, потому что он и раньше неоднократно говорил, что хочет покончить с войной, это ни в коей мере не нанесло бы ущерба его престижу. Вторым условием был вывод федеральных войск из одного района по выбору федеральных властей. Это тоже было несложным условием - в Чечне есть районы, буквально напичканные войсками, а есть и такие, откуда их можно было бы вывести в течение суток, потому что там почти не было военных. В-третьих, договорились, что один из международных наблюдателей, лорд Фрэнк Джадд, главный координатор Парламентской ассамблеи Совета Европы по делам Чечни, подтвердит, что вывод войск действительно начался. И это все. Никаких других условий не было. Террористы обещали, что после выполнения этих трех условий освободят заложников. Я тут же попросила не только власти, но всех, кто мог помочь, отыскать как можно скорее лорда Джадда. Если соглашение будет достигнуто, он должен быть в полной готовности здесь, в Москве, или в Чечне, немедленно подтвердить начало вывода войск, так чтобы террористы могли освободить заложников.

Оговоренные таким образом условия Политковская передала в оперативный штаб и редактору своей газеты. Была пятница, средина дня, время обеда. Как утверждает журналистка, если бы Путин действительно хотел спасти всех этих людей, у него было на это время - он мог еще в пятницу выступить по телевидению с обращением, в котором объявил бы об окончании войны. А уже в субботу лорд Джадд мог бы подтвердить, что в одном из районов Чечни нет российских войск. В субботу вечером все заложники были бы на свободе.

Несмотря на усилия Политковской, штаб никак не отреагировал, и вообще трудно сказать, что там происходило. Беловецкий описывает потрясающую сцену: шеф оперативного штаба, генерал Проничев, сидя в штабном автобусе, дает им с Говорухиным последние инструкции перед выходом в театр: «Ребята, узнайте, на каких условиях они готовы вести переговоры. Мы готовы выполнить все условия, обеспечим коридор, вывезем из Москвы. Для меня важнее всего люди!» - передает Беловецкий патетическую речь генерала ФСБ.

Трудно сказать, правда ли это, но если так, то сцена курьезная - руководитель операции, целью которой является освобождение заложников, через полтора суток после начала теракта понятия не имеет о том, чего они в действительности хотят! Кроме того, как следует из текста Беловецкого, Проничев произнес свою тираду уже после «договоренности» Политковской с Абу Бакаром.

Власти, естественно, не могли согласиться на сценарий, предложенный журналисткой «Новой газеты», поскольку это означало бы триумф террористов, а этого российские власти не намерены были допустить. Поэтому, когда во второй половине дня через театр продефилировал хоровод «переговорщиков», умоляющих выпустить детей и женщин и ничего не решающих, Мовсар Бараев понял, что его обманывают, и вышел из себя.

Со слов Кольцова и Политковской, Бараев в пятницу несколько часов спал. Проснулся он как раз в тот момент, когда в театре находились Говорухин с Беловецким и Кольцов с оператором. Главарь террористов сначала выгнал их из здания театра, а потом, взбешенный тем, что власти все еще не собираются выполнять его требований, объявил, что скоро начнет расстреливать заложников. Заканчивались вторые сутки оккупации здания на Дубровке, а Кремль не прислал ни одного человека, наделенного полномочиями для ведения серьезных переговоров. Бараев не собирался больше этого терпеть.

Никто не знал точно, когда террористы начнут расстрелы. Говорили - может, в пятницу вечером, может, в субботу утром, сообщали разное время - 22.00, 6.00, 10.00, 12.00. Но руководство оперативного штаба наконец поняло, что это не шутки. Не были это и брошенные всуе угрозы, как в начале операции, это был очень конкретный «последний ультиматум». Поэтому примерно через три часа после заявления Бараева, то есть около 21.00, в театр позвонил Виктор Казанцев, полномочный представитель президента в Южном федеральном округе, включающем в себя и Чечню.

Казанцев был прекрасно известен чеченцам не только по тем временам, когда он командовал российскими частями, занимающими их республику. Осенью 2001 года Кремль предложил проведение переговоров с сепаратистами. Предложение было само по себе странное, так как речь шла только об условиях сдачи оружия и принципах возврата республики к мирной жизни. Президент Аслан Масхадов не хотел говорить на таких условиях, но не мог отвергнуть это предложение, поскольку Москва вообще впервые с начала войны в 1999 году проявила желание вести с ним переговоры. Поэтому он отправил в столицу своего представителя, своего близкого сотрудника Ахмеда Закаева. 18 ноября 2001 года Закаев и Казанцев встретились в аэропорту Шереметьево, но их двухчасовые переговоры потерпели фиаско.

Для террористов, оккупировавших театр, которые наверняка прекрасно помнили ту встречу годичной давности, Казанцев был подходящей кандидатурой - переговорщиком, у которого, несомненно, будут широкие полномочия от президента. По телефону генерал пообещал, что приедет на следующий день и поговорит с ними обо всем. Попросил при этом, чтобы до его приезда не было никакой самодеятельности и жестоких акций. Он, естественно, имел в виду расстрел заложников.

- Чтоб там не было никаких ненужных шагов, очень прошу, ничего не предпринимайте, - решительным тоном, больше похожим на приказ, чем на просьбу, говорил Казанцев. - Договорились?

- Думаю, что да, - ответил Бараев.

- И чтоб все было спокойно, - добавил генерал.

- Хорошо, - покорно согласился шеф террористов.

- Завтра увидимся, - сказал генерал.

- Ждем, - ответил партизан.

- До свидания, - сказал генерал.

- До свидания, - вежливо попрощался террорист.

После этого звонка, как утверждают заложники, Бараев впал в эйфорию. Вел себя так, как будто уже победил. Террорист не понял, что Казанцев позвонил именно затем, чтобы успокоить захватчиков. Телефонный разговор с генералом не был прелюдией к серьезным переговорам, совсем наоборот, он их завершил, так и не дав начаться.

Через восемь часов начался штурм.

Подведем итоги тех двух дней, которые прошли с момента захвата террористами театра до телефонного звонка генерала Казанцева. Существует, как мне кажется, несколько неоспоримых доводов, подтверждающих тот факт, что власти с самого начала не намеривались вести с террористами переговоры.

С ними ни разу не вступил в контакт профессиональный переговорщик, наделенный полномочиями. Самозванцы-парламентеры выслушивали требования террористов, пробовали с ними спорить, просили выпустить хоть некоторых заложников, но не были в состоянии ответить на простой вопрос - на какие уступки готов пойти Кремль. Они не только не имели оснований делать подобные заявления. Они вообще понятия не имели об этой проблеме. В течение двух дней террористов посетили: Иосиф Кобзон и Алла Пугачева - эстрадные артисты и бизнесмены; Ирина Хакамада - политик, заместитель спикера Думы; Асланбек Аслаханов - депутат Думы, генерал милиции в отставке; Григорий Явлинский - председатель «Яблока»; Сергей Говорухин - кинорежиссер-документалист; Дмитрий Беловецкий - редактор газеты; Руслан Аушев - бывший президент Ингушетии и Евгений Примаков - бывший премьер России. У всех, несмотря на многочисленные отличия, есть одна общая черта - они не связаны с Кремлем и командой, принимающей решения. Почти наверняка у них не было никаких сведений о том, что творится непосредственно в центре принятия решений при президенте Путине, каковы реальные намерения Кремля. Так что они не были представителями властей, как того требовали террористы. Приходили в театр, чтобы более или менее осознанно затягивать время. А кроме того, никто из них даже на минуту не был допущен в зрительный зал, где сидели захваченные зрители мюзикла «Норд-Ост».

Заложник Александр Сталь, который, сидя на балконе театрального центра, имел возможность узнавать о ходе переговоров, поскольку террористы время от времени включали телевизор, так оценивает увиденное: «Нас обрадовали слова Путина о том, что приоритетом является освобождение заложников. Хоть все и понимали, что это только слова. Мы были довольны переговорщиками (Немцов, Хакамада, Кобзон). Пока идут переговоры - мы живем. Но серьезно их усилия мы не воспринимали, понятно было, что на самом деле у них нет никакой власти».

Виктор Казанцев, человек, властью облеченный, полномочный представитель президента, который - как ожидали террористы - должен был говорить о конкретных вещах, позвонил Мовсару Бараеву только тогда, когда больше тянуть было невозможно, то есть в пятницу вечером. Когда террористы пригрозили, что начнут расстреливать заложников. Но и в этом случае, мы можем быть уверены, никто не собрался выполнять требования террористов. По мнению Казанцева, если бы он на следующий день появился в театре, можно было бы выиграть еще один день. Не исключено, что генерал даже согласился бы на уступки, но только затем, чтобы террористы отложили объявленные экзекуции и можно было закончить подготовку к штурму. Казанцев позвонил в театр в тот момент, когда Кремль уже принял решение: атака десантников - единственный способ разрешить ситуацию. Не было только известно, удастся ли провести штурм еще в эту ночь. По моим данным выходит, что «Альфа» начала разведку в подвальных помещениях театра только около полуночи, то есть через три часа после звонка Казанцева. Перед разведкой стояла задача определить, можно ли провести штурм еще до рассвета, и утвердительный ответ появился после полуночи - почти через четыре часа после звонка Казанцева! Если бы разведка показала, что немедленный штурм невозможен, Казанцеву пришлось бы бороться за жизнь заложников, изображая «настоящие» переговоры. Тогда, наверное, он даже появился бы в театре.

И еще одно доказательство того, что Кремль не намеривался выполнять требования террористов. В Чечне ни одна воинская часть не была приведена в боевую готовность, ни один командир не получил приказа начать подготовку к эвакуации. Жизнь шла своим чередом. Как будто ничего не произошло. Мало того, террористы, которые связывались со своим руководством в Чечне, утверждали, что акции спецназа и зачистки в чеченских селениях продолжаются.

Естественно, уже во время оккупации театра российские власти опровергали все обвинения в том, что они не стремятся к компромиссу и не намерены идти на уступки. В пятницу в районе театра появилась Валентина Матвиенко, вице-премьер российского правительства, которая, конечно же, располагала значительно большей властью и лучше знала о планах Кремля, чем те политики, которые вступали в контакт с террористами. Матвиенко встретилась с родственниками заложников и пыталась их успокоить, чтобы они не впали в панику. Потом ответила на вопросы журналистов.

- Мы готовы на любые переговоры, но террористы не хотят с нами разговаривать, - заявила она.

Террористы требовали встречи с серьезным переговорщиком, но прибегали и к другим способам давления на общественное мнение и власти.

Для этого они, прежде всего, использовали средства массовой информации, хотя были на удивление беспомощны в этом -они не умели вести себя перед камерой, не могли четко сформулировать своих требований. За время своего пребывания в театре террористы дали несколько интервью. Однако первый, ударный контакт с прессой состоялся во второй половине дня в четверг, когда посыльный привез в московское бюро катарского телевидения «Аль-Джазира» посылку - видеокассету с записью выступления Мовсара Бараева и группы женщин из его отряда, которые уже около двадцати часов удерживали заложников в театре на Дубровке.

Это был великолепно продуманный шаг - телевидение «Аль-Джазира» называют арабской CNN. Новость о появлении на экране террористов, захвативших здание в центре Москвы, в секунду облетела весь мир. Это была еще одна попытка заставить Путина пойти на уступки, попутно чеченцы хотели показать свою решимость и вкратце представить свои условия.

На экране появился Бараев, который, сидя по-турецки под белой стеной неизвестного помещения, склонившись над ноутбуком, произнес следующее:

- Мы готовы пожертвовать жизнью во имя Аллаха и независимости Чечни. Мы хотим смерти больше, чем вы хотите жить. Мы пришли в Москву, чтобы остановить войну или умереть во славу Аллаха.

Стоит обратить внимание на слова «Мы хотим смерти больше, чем вы хотите жить».

Они звучали как рекламный слоган акции на Дубровке. Люди Бараева неоднократно их повторяли. Политолог Анатолий Гушер отметил, что они напоминают фразу, которую в VII веке употреблял в своих письмах Халид Абу аль-Валид, военный предводитель арабского халифата. Когда он хотел, чтобы соседние народы добровольно приняли ислам, на всякий случай писал такое предупреждение: «Иначе Тот, кроме которого нет Бога, пошлет против вас людей, которым нравится умирать, как вам жить». Еще один довод в пользу того, что теракт готовили люди не только разбирающиеся в истории ислама, но и прекрасно знающие принципы, правящие прессой, пропагандой и рекламой.

В кадре появилась также группа женщин в черных одеждах с чадрами на лицах.

- Нам все равно, где мы умрем. Мы выбираем смерть в Москве и возьмем с собой сотни неверных, - сказала одна из женщин. Они стояли на фоне плаката с надписью «Аллах велик». Этот плакат во время теракта висел на занавесе в театре.

Акрам Хузам, шеф московского бюро «Аль-Джазиры», позднее утверждал, что, если бы он получил эту кассету на два дня раньше, отдал бы ее спецслужбам. Но поскольку неизвестный мужчина принес ее почти через сутки после начала операции, запись тут же пустили в эфир. По мнению Хузама, запись была сделана в Москве накануне теракта.

Только после показа записи всеми телеканалами мира террористы потребовали прислать к ним журналистов. В ночь с четверга на пятницу (24/25 октября) в театр вошла съемочная группа НТВ. Несмотря на многочисленные изменения, наступившие на этом канале с конца девяностых, для чеченцев он продолжал оставаться символом объективности. Во время первой чеченской войны журналисты НТВ чаще других передавали репортажи с «чеченской» стороны фронта. Для Мовсара Бараева не имело значения, что пять лет назад его дядя Арби похитил группу именно этого канала во главе с журналисткой Еленой Масюк и продержал их в неволе три месяца. А освободил журналистов, только получив солидный выкуп.

Входя в театр, Сергей Дедух и его оператор вряд ли думали об этом. А увидев перед собой главаря террористов, проверяющего микрофон словами «раз, два, три…» и задающего вопрос своему заместителю, хорошо ли смотрится его шапочка, они окончательно перестали об этом думать. Сила телевидения!

Перед журналистами уселись два террориста - Бараев, снявший маску, и Абу Бакар, оставшийся в маске с отверстиями на глазах и рту. За ними, немного сбоку, стояли две чеченки, тоже с закрытыми лицами.

Само интервью было конфузным. У Бараева и Абу Бакара были трудности с русским языком, они были скованны и не могли ясно и четко изложить свои требования. Бараев вообще говорил, как деревенский парнишка.

Бараев: Наша группа называется «Рияд ус-Салихийн». Наша цель, мы уже не раз говорили, остановить войну и вывести войска.

Корреспондент: А если российские представители начнут переговоры с Масхадовым или еще кем-то?

Бараев: Мы действуем по приказу высшего военного эмира. Военный эмир там у нас - это Басаев, вы все его хорошо знаете. Масхадов это наш президент. Хоть мы не раз слышали, что Масхадов никому не подчиняется, что с ним никто не считается, это, не знаю, как сказать по-вашему, обман и ложь. Мы даже очень подчиняемся и очень с ним считаемся. И наши разговоры с Масхадовым… Конечно моей задачей было приехать сюда. То, чего мы хотели, мы с помощью Аллаха сделали.

К. Почему вы выбрали именно это место для операции?

Абу Бакар. По воле Аллаха. Центр города, чтобы все видели и все знали.

К. Только поэтому?

Б. Мы хотели еще что-то захватить, но у нас не получилось.

К. То есть спонтанно так получилось, что вы приехали сюда?

А. Нет, мы готовились уже месяц, два, ходили, спектакли смотрели, что и как.

К. Значит, было несколько таких пунктов?

Б. Было несколько пунктов. Мы ждали. Мы могли это и раньше сделать. Ждали, что кто-то придет, кто-нибудь остановит.

К. Вас называют племянником Арби Бараева, это так?

Б. Да, я его родственник.

К. Можно ли считать, что эта акция - месть за его смерть?

Б. Нет.

Дедух, обращаясь к стоящим сзади женщинам: Скажите, пожалуйста, что означают ваши одежды и пояса с взрывчаткой?

Женщина: Это означает, что нас ничто не остановит. Мы на пути Аллаха. Если мы тут умрем, это не конец. Нас много. Это будет продолжаться.

Запись не была показана ни одним из российских телеканалов. Власти запретили ее демонстрацию, объясняя, что это было бы пропагандой терроризма и экстремизма. Не помогли настояния террористов, которые обещали, что за трансляцию интервью Бараева и Абу Бакара они освободят двенадцать заложников.

Еще одно интервью взял Марк Франчетти, журналист «Sunday Times». Террористы - и на этот раз Абу Бакар и Бараев - сказали ему, что они в прекрасном настроении, потому что достигли того, чего хотели, остальное зависит от Путина, который теперь должен принять правильное решение. Чеченцы подчеркивали, что они не террористы, иначе они бы потребовали миллионы долларов и самолет. Перед камерой британского журналиста появился и Ясир, который не очень грамотно, зато точно выразил решимость террористов.

- Я хочу сказать, наши враги, клянусь Аллахом, мы стремимся, чтобы умереть на пути Аллаха больше, чем они хотят жить. Аллах акбар, - заявил он.

Очередное интервью прозвучало в прямом эфире на волне «Эха Москвы». Журналисты этой информационной московской радиостанции дозвонились до одной из заложниц и попросили передать телефон ближайшему чеченцу.

- С вами говорит командир разведбатальона смертников, меня зовут Хасмамат, - гордо заявил террорист.