Глава 10 Под несчастливой звездой

Глава 10

Под несчастливой звездой

Как бы ни кичились люди величием своих дея­ний, последние часто бывают следствием не великих замыслов, а простой случайности.

Франсуа де Ларошфуко*

(«Максимы и моральные размышления», № 57. Перевод Э. Линецкой)

Нга — двадцатишестилетний вьетнамец из местечка Лао Кай. У него много детей — всего в семье двенадцать человек. Когда-то семья Нга была одной из самых богатых в деревне, но теперь они одни из самых бедных. На них подряд свалились две беды. Два года назад умер отец Нга. В семье осталось только два добытчика: сам Нга и его сорокалетняя мать. Потом сильно заболела дочь Нга Лу Сео Пао. Ей пришлось делать операции — сначала в районной больнице, а потом в окружной. Чтобы заплатить за операции, семья была вынуждена про­дать четырех буйволов, лошадь и двух свиней. Лечение стоило несколько мил­лионов вьетнамских донгов. К сожалению, девочка так и не поправилась. Все жители деревни помогали семейству, но никто не мог дать больше 20 тысяч донгов. Младший брат Нга Лу Сео Сенг, ученик шестого класса, бросил школу, чтобы помочь семье. Если бы Лу Сео Пао не заболела, говорит Нга, у семьи сейчас было бы много буйволов, он мог бы построить дом для младшего брата и Сенг продолжал бы учебу.

Сандия Чаалак — тридцатилетняя мать четырех дочерей из деревни Герува в Индии. Ее старшей девочке семь лет, а младшей нет и года. Муж Сандии чис­тил стойла на молочной ферме. Потом случилось несчастье. Уже больше года как муж болен диабетом и не может работать. Для того чтобы собрать деньги на лечение, Сандия продала дом и землю одному из односельчан за 1300 рупий, хотя такое имущество стоит больше 20 тысяч рупий. Она знает, что продеше­вила, но все равно чувствует себя в долгу у нового хозяина, потому что он по­зволил ей с семьей остаться в маленькой комнатке. Сандия стала главной до­бытчицей для родных — раз в два дня она водружает на голову вязанку хворос­та и отправляется за 10 километров, чтобы продать его. У нее мало надежд на будущее. Она живет сегодняшним днем, потому что заработка едва хватает на два килограмма риса в день. Дочери Сандии не ходят в школу, и у нее нет жела­ния их туда посылать.

У Фреды Мусонда из замбийского селения Мучинка пятеро детей. Ее муж умер в 1998 г. После похорон его родственники захватили все семейное иму­щество, включая мебель, швейные машинки мужа (он был портной) и его бан­ковскую книжку. У Фреды не осталось ничего, кроме детей. Тесть сказал, чтобы она убиралась из дома. К счастью, друг мужа отвез ее и детей в деревню, откуда она родом. Фреда не знает, как ей прокормить детей, потому что на жизнь ей не­чем зарабатывать. Ее родители очень стары и бедны. Она обрабатывала роди­тельский участок земли, но кукуруза почти не родилась, потому что в почву не вносили удобрения. Урожай маниока и проса был получше. Двое детей пошли в начальную школу в Мабонде, но поскольку Фреда не могла за них заплатить, их через некоторое время отослали назад. В тот момент, когда в дом зашел ин­тервьюер, проводивший опрос, они не знали, будет ли у них что-нибудь на обед. По словам Фреды, семья ничего не ела со вчерашнего дня, потому что ей не удалось продать свое платье. Дети питались незрелыми плодами манго [ 1 ].

Нга, Сандия Чаалак и Фреда Мусонда были вброшены в порочный круг не­грамотности, неквалифицированного труда и нищеты в результате бытовых несчастий. Когда живешь в богатой стране, легко забыть, до какой степени бед­ные люди находятся во власти природы и болезней.

Ловушки бедности, которые подстерегают людей с низкими доходами, дела­ют бедные семьи и бедные экономики крайне незащищенными от потрясений. В масштабах одного домохозяйства отдача от квалификации может зависеть от дополняющих друг друга активов и от квалификации других работников. Спо­собность использовать новые технологии, например в рамках «зеленой револю­ции», зависит от дополнительного умения правильно готовить смесь удобрений и высококачественных семян. Домохозяйства с достаточным количеством ре­сурсов могут инвестировать в квалификацию и технологию, чтобы создать бла­годетельный круг. Бедные домохозяйства не могут взять в долг, поскольку у них нет залога, и потому они не могут инвестировать в квалификацию и технологии даже там, где отдача от образования и технологии высока. Несчастье может уничтожить ликвидные активы семьи, которые можно было бы использовать для продвижения вперед. Домохозяйство может оказаться в порочном круге бедности из-за какого-то непредвиденного и большого несчастья.

Экономика катастроф

Перед лицом бедствий оказываются уязвимы и целые экономики. Напри­мер, в стране может отмечаться сравнительно высокий средний уровень ква­лификации — это создает стимулы получать квалификацию, чтобы соответ­ствовать другим квалифицированным людям. Если в обществе достаточно ква­лифицированных людей, введение новых технологий себя окупает. Но вот ка­кое-то бедствие приводит к гибели квалифицированных работников и унич­тожает активы тех, кто выжил. Ситуация резко меняется. Бедные больше не смогут платить за приобретение квалификации и новых технологий. Они рис­куют быть отброшенными назад, в порочный круг, где новые технологии не внедряются из-за преобладания работников с низкой квалификацией, а квали­фикация не растет из-за технологической отсталости.

Бедные страны в большей степени, чем богатые, подвержены природным катастрофам. С 1990-го по 1998 г. 94 % из 568 крупных природных катастроф произошли в бедных странах; 97 % от общего числа погибших за это время в природных катастрофах — жители бедных стран [2].

В период с 1960-го по 1990 г. 25 % из самых бедных 20 % стран страдали от голода; в самых богатых 20 % стран голода не было ни разу. Больше 1 % населе­ния из беднейших 20 % стран стали беженцами, спасающимися от той или иной катастрофы. В богатых странах беженцев не было. В беднейших 20 % стран у 11 % населения, не входящего в группу риска, в крови был вирус иммунодефи­цита (ВИЧ); в богатейших 20 % стран ВИЧ встречается только у 0,3 % населе­ния, не входящего в группу риска.

Все страны с самыми высокими в мире показателями распространенности ВИЧ (21 страна) находятся в Африке к югу от Сахары. Эпидемия СПИДа уже убила 14 миллионов африканцев. В Зимбабве и Ботсване каждый четвертый взрослый заражен ВИЧ. Ребенок, рождающийся сегодня в Замбии или Зимбаб­ве, с большей вероятностью умрет от СПИДа, чем выживет [3]. Если дети не умрут от СПИДа, от него могут умереть их родители; сегодня в Африке 11 мил­лионов «сирот СПИДа» [4]. Из-за СПИДа средняя продолжительность жизни в африканских странах, наиболее пораженных эпидемией, как ожидается, умень­шится к 2010 г. на 17 лет — до 47 лет вместо 64 [5]. В 1999 г. в Африке зарази­лись ВИЧ 4 миллиона человек. СПИД — не только человеческая трагедия; он лишает экономику работников, находящихся в самом активном возрасте. В Ботсване компании страхуют ведущих сотрудников — чтобы, если они умрут от СПИДа, покрыть издержки на поиск новых кандидатов [6].

Помимо эпидемии СПИДа есть еще природные и антропогенные катастро­фы. Число людей, погибших в природных катастрофах (таких, как землетрясе­ния, засухи, потопы, оползни, ураганы и извержения вулканов) и антропоген­ных катастрофах (войны, голод и так далее), по всему миру составило с 1969 г. 4,2 миллиона. Две три смертей из этого числа приходится на страны с низким доходом — Эфиопию, Бангладеш, Китай, Судан, Индию и Мозамбик [7].

Подверженность бедных стран катастрофам может объяснить, почему раз­брос в показателях экономического роста у них гораздо шире, чем у промыш-ленно развитых стран. У пятнадцати стран, которые в 1960 г. были самыми бедными в мире, впоследствии — с 1960-го по 1994 г. — темпы ежегодного подушевого роста колебались в пределах от -2 % (Заир) до 6 % (Ботсвана). У самых богатых пятнадцати стран тот же показатель колебался в границах от

1,6 % (Швейцария) до 3,2 % (Италия) [8].

За последние несколько лет мы имели дело с ураганом Митч, который вы­звал разрушительные наводнения в Никарагуа и Гондурасе; двумя землетрясе­ниями в Турции; муссонным затоплением в Ориссе, Индия; землетрясением в Колумбии; грязевыми оползнями в Венесуэле; землетрясением в Армении; на­воднениями во Вьетнаме; землетрясением в Тайване; паводком реки Янцзы в Китае; Эль Ниньо в Эквадоре; приливными волнами в Папуа-Новой Гвинее; ураганами Кит в Белизе и наводнениями в Бангладеш и Мозамбике. На пороге нового тысячелетия голод угрожает населению Судана, Кении и Эфиопии.

Возьмем для примера только одну катастрофу — в декабре 1999 г. двухне­дельные ливневые дожди в Венесуэле вызвали потопы и грязевые оползни. Число жертв, по оценкам, составило 30 тысяч человек, без жилья остались 150 тысяч; значительная часть штата Варгас была разрушена. Бедствие принесло стране экономический ущерб, оцениваемый суммой от 10 до 15 миллиардов долларов, или 10-15 % ВВП страны [9]. Добровольцы Красного Креста сооб­щали в одном из первых отчетов:

«Дома похожи на изорванную в клочья бумагу. Улицы выглядят так, как будто их беспрерывно бомбили несколько дней подряд. В воздухе смрад смерти. Развалины по­всюду. От рек, которые пронеслись через города, остаются камни и грязь. Из земли торчат части автомобилей и телефонных будок. Трудно представить, что это результат действий воды, а не войны. Но если войти в то, что осталось от дома, школы или церкви, и пройти по коридорам, войти в то, что когда-то было классом или кухней, виновник станет понятен — это грязь. Она лежит таким толстым слоем, что каждое строение сейчас — отчасти похоронная контора, от­части морг, отчасти кладбище. В городе Ла-Гуайра, где когда-то жили 35 тысяч человек, оста­лось только 5000».

Бланка Роза Хиральда (74 года), одна из выживших, говорит: «Когда я увц-дела, как на меня несется волна грязи, у меня не было времени вспоминать, что я старая». Она побежала наверх.

Многие из жертв жили в жестяных и деревянных хижинах у подножия горы Авила недалеко от Каракаса. Чиновники на протяжении десятилетий не заме­чали трущобы, которые взбирались по опасным склонам Авилы все выше. «Конечно, я знал, что это опасно, — говорит один из жителей трущоб, Андрее Элой Гильен, — но это земля, на которой я живу. Только богатые могут выби­рать» [10].

Я побывал в Каракасе в феврале 2000 г., спустя полтора месяца после опол­зней. Когда я увидел поселки бедняков, льнущие к склонам холмов, — те по­селки, что устояли против стихии, — меня пробрала дрожь. Там, где земля и домики были сметены волнами грязи, остались лишь красные потеки. Во мно­гих местах правительство еще не успело убрать развалины.

Почему важна удача

Экономистам, ищущим рецепты роста, нравится думать, что рост реагирует на строго определенные факторы. Однако новые взгляды на утечки, соответ­ствия и ловушки показывают, что рост не так уж жестко детерминирован. Сог­ласно новым представлениям о техническом прогрессе, уровень технологии в одной области экономики зависит от дополняющих технологических перемен в другой. В силу дополнительности технологии и квалификации могут возник­нуть как порочные, так и благодетельные круги, что зависит от начального сос­тояния экономики. Хотя рывок к передовым рубежам развития технологий мо­жет позволить отсталым экономикам догнать развитые, экономика этих стран может оказаться слишком отсталой с точки зрения квалификации или сущест­вующей технологии, чтобы применять технологию, необходимую для рывка.

Рост зависит от исходных условий. Если экономика начинает с благоприят­ного положения, она будет развиваться. Если же природная катастрофа или вызванная историческими причинами бедность опустили страну ниже опреде­ленного порога, рост не начнется. Рост также зависит от ожиданий. Если все ожидают, что экономика добьется успеха, люди в ней будут инвестировать сред­ства в знания и технологию; в противном случае инвестиции не последуют. Невезение может создать отрицательные стимулы, удача — положительные. Люди реагируют на стимулы.

Восприимчивость к ожиданиям делает экономики восприимчивыми к уда­че. При случайном изменении начальных условий все могут вдруг поверить, что инвестиции в данную экономику не окупятся. Но если все откажутся от инвестиций, то они действительно не окупятся. Уверенность, что остальные не будут инвестировать в новые знания, средства производства, технологии и ква­лификацию, заставляет людей действительно прекращать инвестировать в зна­ния, средства производства, технологии и квалификацию. И тогда у них опре­деленно не будет возможностей привести собственные инвестиции в техноло­гии, средства производства и квалификацию в соответствие с инвестициями в технологии, средства производства и квалификацию других.

По закону возрастающей отдачи война или наводнение могут повлиять на экономику так, что из растущей она превратится в идущую на спад. Это отно­сится и к внезапным скачкам экспортных или импортных цен или к внезапной остановке потоков капитала, что наблюдалось в Латинской Америке в 1982 г. и 1994-1995 гг., в Азии в 1997-1998 гг., в России в 1998 г. и в Бразилии в 1999 г. При возрастающей отдаче капиталистические экономики нестабильны. Даже Соединенные Штаты во время своего долгого подъема от бедности к процвета­нию сталкивались с паникой и депрессиями.

Как меняют перспективы страны несчастные случаи? Мы убедились: там, где уже накоплено много знаний, средств производства и квалификационных на­выков, утечки и соответствия создают сильные стимулы вкладывать в новые знания, средства производства и квалификацию. Существующее знание будет «утекать» к любым новым инвесторам. Знание, средства производства и квали­фикация будут создавать возможности для выгодного соответствия новых зна­ний, средств производства и квалификации старым. Если новая технология ока­зывается дополнительной к существующей, могут возникнуть как благодетель­ные, так и порочные круги. Не исключены ведь резкое падение существующих объемов средств производства, уровня технологии и квалификации или смена ожиданий относительно их состояния в будущем. Такое случается, например, вследствие стихийного бедствия, войны, разоряющей экономику, или внезап­ного оттока капитала, как в случаях азиатского и латиноамериканского кризи­сов. Тогда стимулы для роста будут быстро ухудшаться.

Удача делает нас честными

Я люблю говорить об удаче, потому что это альтернативная гипотеза. Она заставляет нас как ученых быть честными при проверке своих любимых гипо­тез о том, что определяет рост. Размышлять об удаче полезно для души. Такое размышление напоминает самовлюбленным аналитикам, что мы, возможно, понятия не имеем о происходящем на самом деле. Удача заставляет нас зада­ваться вопросом: увидели бы мы ту же связь между нашим любимым факто­ром X и экономическим ростом, если бы истинной причиной такой связи был чистый случай? В этой главе я рассматриваю некоторые изощренные способы, которыми удача может повлиять на наши данные.

Обратимся к примеру из области эволюции. Мы часто думаем о гибели дино­завров в понятиях нравоучительной притчи, предупреждающей о том, что про­исходит, если не приспосабливаться к меняющимся условиям. И часто оскор­бляем явно обреченные на вымирание неповоротливые организации, называя их «динозаврами» (довольно самонадеянно со стороны Homo sapiens, чья исто­рия не насчитывает и 1 % времени, которое было отведено динозаврам). Словом, более приспособленные выживают, а менее приспособленные погибают.

Это очень сходно с традиционной мыслью о том, что в конечном счете успе­ха добиваются наиболее приспособленные экономики. И сходство здесь не слу­чайное. Идею о том, что выбирать победителей в децентрализованной систе­ме — такой, как рынок или экосистема, может невидимая рука, Дарвин позаи­мствовал у Адама Смита.

Но теперь появились новые версии, объясняющие то, что произошло с ди­нозаврами. У них все было в порядке, пока в землю не врезался астероид. По мнению одного из специалистов по эволюции, причина гибели животных не в неудачных генах, а в неудачном стечении обстоятельств. Астероидная гипоте­за — хороший пример постоянного трения между концепциями врожденных качеств и удачи.

Наконец, о важной роли удачи говорит и динамика темпов роста. Существу­ет лишь слабая связь между ростом в различных странах в 1975-1990 гг. и рос­том в 1960-1975 гг. Есть страны вроде Габона, темпы подушевого роста которого в 1960-1975 гг. были одними из самых высоких в мире, а в 1975-1990 гг. развитие сменилось спадом. Похожие ситуации, когда темпы роста в 1960-1975 гг. были выше среднего уровня и катастрофическими в 1975-1990 гг., наблюдались в Иране, Кот-д’Ивуаре, Никарагуа, Гайане, Перу и Намибии. И напротив, есть страны вроде Шри Ланка, где в 1960-1975 гг. подушевой рост был нулевым, а в 1975-1990 гг. превышал средний уровень. Темпы роста за один период плохо предсказывают темпы роста за следующий период; ростом за предыдущий пе­риод объясняются только 7 % различий в темпах роста стран за более поздний период. На рис. 10.1 показана волатильность подушевого дохода четырех ти­пичных нестабильных стран.

Эта нестабильность темпов роста может быть тесно связана с различными шоками и тем, как страна реагирует на них. Иные бедные страны оказываются ближе к порогу знаний и квалификации, который отделяет благодетельные кру­ги роста от порочных кругов упадка. Катастрофа, которая уничтожает квали­фицированных работников или активы населения, способна опустить их ниже такого порога, защищающего от порочного круга бедности. Богатые страны скорее всего благополучно миновали этот порог.

Исключительно высокими темпами роста в течение обоих указанных пери­одов отличались только четыре страны — Корея, Тайвань, Гонконг и Синга­пур. За постоянно высокие темпы роста они стали известны под названием «банда четырех». Но даже при слабой корреляции темпов роста по периодам будет существовать группа стран, которые успешно развиваются просто по во­ле случая. Рано или поздно это даст о себе знать. Вспомните, что случилось с Восточной Азией в 1997-1998 гг.

Иногда значительные откаты в динамике роста являются следствием изме­нений в государственной политике, но чаще всего это не так. В отличие от рос­та политика предыдущего десятилетия хорошо предсказывает политику деся­тилетия нынешнего. Инфляция в предыдущем десятилетия объясняет от 25 до 56 % инфляции в этом десятилетии. Открытость экономики (доля внешнетор­гового оборота в составе ВВП) прошлого десятилетия объясняет 81 % откры­тости следующего. Финансовое развитие (соотношение денежной массы к ВВП) прошлого десятилетия объясняет от 60 до 90 % финансового развития этого десятилетия. Политика гораздо более стабильна, чем рост, и потому она не мо­жет быть единственной детерминантой роста.

Нестабильность роста вбивает еще один гвоздь в гроб капитального фунда­ментализма — идет ли речь о физическом капитале или о человеческом. Объем инвестиций в физический капитал — заводы и оборудование — величина довольно постоянная. Инвестиции прошлого десятилетия объясняют 77 % раз­личий в инвестициях этого десятилетия. Нечто подобное наблюдается и в от­ношении инвестиций в образование. Охват населения начальным образовани­ем в прошлом десятилетии объясняет 78 % охвата начальным образованием в этом десятилетии, а по охвату средним образованием эта величина составляет 85 %. Но темпы роста в этом десятилетии очень слабо объясняют различия в темпах роста в следующем [11].

Нестабильность роста распространяется на большие отрезки времени. Срав­ните положение стран в рейтинге по темпам подушевого роста за шестьдесят лет (1870-1930 гг.) с положением в нем за последующие шестьдесят два года (1930-1992 гг.). Мы увидим, что за это время список существенно изменил­ся. Вот несколько конкретных примеров: у Аргентины в 1870-1930 гг. темпы роста были самыми высокими (из 27 стран, по которым есть данные), а в 1930-1992 гг. — самыми низкими. Противоположный пример — Италия, ко­торая в 1870-1930 гг. была на пятнадцатом месте, а в 1930-1992 гг. перескочила на второе место.

Возвращение к среднему

Если экономический рост представляет собой чистую случайность, то, оче­видно, его невозможно будет предсказать. Однако есть способ, с помощью ко­торого, даже если все определяет случай, предсказания возможны. Вы можете продемонстрировать этот фокус на ничего не подозревающих знакомых. Объя­вите собравшимся друзьям, что уверены: в стране X произойдет падение тем­пов роста. И тут же сообщите, что в стране Y темпы роста пойдут вверх. Почти наверняка вы окажетесь правы, даже если значение темпов роста во всех стра­нах совершенно случайно.

Как это можно сделать? Элементарно. Надо лишь правильно выбрать стра­ны, про которые вы будете делать это сенсационное заявление. Выберите стра­ну, в которой темпы роста в этом году были самими высокими в мире, — X. И страну, в которой темпы роста в этом году были самыми низкими, — Y. Если рост случаен, то крайне неудачное стечение обстоятельств в стране Y вряд ли повторится. Поэтому в стране Y рост ускорится. И крайне удачное стечение об­стоятельств в стране X тоже вряд ли повторится, поэтому там рост замедлится. Произойдет возвращение к среднему.

Я использовал этот трюк, предсказав в одной статье 1995 г., что «космичес­кая траектория [банды] четырех скоро снова устремится к земле». Я ничего не знаю про банковские системы, международные потоки капитала, курсы валют и все остальное, что вызвало восточноазиатский кризис 1997-1998 гг. Я просто знал, что лучшие рано или поздно будут возвращаться к средним показателям.

Рулетка

Чтобы конкретизировать примеры возвращения к среднему, представьте ко­лесо рулетки. Вообразите, что в рулетку играют тысяча человек одновременно. Каждый делает ставку двадцать раз — на красное или черное. Мы вполне мо­жем сказать, что при каждом запуске колеса у каждого из нас пятидесятипро­центный шанс на выигрыш.

Каково будет распределение выигрышей в нашей группе из тысячи человек после двадцати попыток? Поскольку у нас так много игроков, оно будет удиви­тельно широким. В среднем из тысячи самый удачливый выиграет семнадцать раз (85 % ставок — выигрышные), а наименее удачливый — только три раза (выигрышные— 15 % ставок). Счастливчик будет хвастаться своим мистичес­ким шестым чувством, позволяющим ему угадывать цвет, а неудачник почув­ствует себя последним дураком.

Если они продолжат играть в рулетку, то у каждого по-прежнему будет толь­ко 50-процентный шанс выиграть очередной раунд. 50 % — это лучше, чем у самого неудачливого, и хуже, чем у самого удачливого. Можно с большой сте­пенью надежности предсказать, что у неудачника дела пойдут лучше, а у счас­тливчика — хуже.

Этот прием работает, даже если удача лишь частично влияет на исход, а уме­ние тоже играет какую-то роль. Все равно остается вероятность, что лучший исход вызван комбинацией умения и удачи, а худший — неумения и неудачи. Умение остается, но очень выигрышная или очень неудачная комбинация ред­ко повторяется. Поэтому у лучших что-то пойдет не так, а у худших положе­ние улучшится. И наше предположение все равно, скорее всего, сбудется.

Принцип возвращения к среднему универсален. Все, что вам нужно, чтобы он сработал, — некоторая роль случая и выбор лучшего исхода в предыдущий период. Возвращение к среднему объясняет, почему команда — лучший нови­чок Американской Лиги, на следующий год показывает результат хуже, чем в предыдущем (просто после исключительно удачного первого года она возвра­щается к среднему показателю). Почему команда — победитель суперкубка НФЛ — на следующий год часто разваливается (не в буквальном смысле, а просто возвращается к своему среднему показателю). Почему вторые романы некоторых писателей, за которые мы беремся, нас разочаровывают (мы обра­щаем внимание на второй роман, только когда первый был исключительно хо­рош). Почему сиквелы фильмов обычно хуже оригинала (сиквел делают толь­ко к исключительно успешному фильму, а исключительный успех редко по­вторяется). И почему аналитик на фондовом рынке после серии точных пред­сказаний начинает ошибаться (у него был удачный период, который привлек наше внимание, а потом все вернулось к средним показателям). Что касается экономического роста, то возвращение к среднему объясняет, почему страны, успешные в одном десятилетии, разочаровывают экономистов в следующем. И почему, напротив, страны, разочаровывавшие в одном десятилетии, пока­зывают лучшие результаты в следующем.

Часто за возвращением к среднему видят проявление другой закономернос­ти — успех рождает неудачу. Спортивные обозреватели, склонные к морализа­торству, обычно пишут, что команде-новичку успех вскружил голову или что игроки провели слишком много времени на вечеринках, а не на тренировках, и ночи в обществе супермоделей плохо сказались на победных шансах. Возмож­но, такие обозреватели и правы, но даже если вся команда проведет межсезонье в церковно-приходской школе, у новичка в следующем году дела пойдут хуже.

Встречаются люди, которые не понимают принцип возвращения к средне­му, — это эксперты по развитию. Экстраполируя продолжающийся невидан­ный успех невиданно успешных, мы как бы предсказываем удачу самого удач­ливого игрока в рулетку на основании его успехов в первых двадцати раундах.

Предсказание

Джуд Ванниски в своем бестселлере 1978 г. «Как устроен мир» прославил достижения (накопившиеся к 1978 г.) Берега Слоновой Кости. Для Ванниски Берег Слоновой Кости был звездой Африки [12]. Энтузиаст рыночного пред­ложения, Ванниски считал, что экономический успех Берега Слоновой Кости был обусловлен низкими налоговыми ставками. (Уже тогда у Ванниски были две небольшие проблемы с историей. Первая заключалась в том, что свиде­тельств связи экономического роста с налоговыми ставками обнаружено не было. Вторая — что эти ставки действовали только для частного сектора, в ко­тором было занято лишь 1,4 % населения.) [13].

Страна-звезда, по версии Ванниски (официально мы теперь знаем ее под именем Кот-д’Ивуар, тем не менее французы по-прежнему называют ее Бере­гом Слоновой Кости), пережила один из крупнейших экономических коллап­сов, случившихся в мире после 1978 г. (взгляните еще раз на рис. 10.1); но нало­говые ставки в ней повышались лишь незначительно [ 14]. Ивуарцы сейчас по­чти на 50 % беднее, чем в 1978 г., когда Ванниски прославлял чудо, основанное на низких налогах [15].

Из-за большой доли случайности прогнозировать рост всегда очень слож­но. В 1950-х гг. у Южной Кореи экономические показатели были плохими. Пер­вая миссия Всемирного банка в Южную Корею в начале 1960-х гг. сообщила о плане корейского правительства достичь роста ВВП в 7,1 % следующее: «Нет сомнения, что эта программа развития намного превосходит потенциал ко­рейской экономики». Как выяснилось, рост Южной Кореи в прогнозируемый период составил 7,3 %, и в следующие три десятилетия его темпы поднялись еще выше.

Холлис Ченери и Алан Страут в начале 1960-х гг. писали, что в 1962-1976 гг. темпы роста Индии превысят показатели Южной Кореи. В действительности, в этот период Южная Корея росла втрое быстрее, чем Индия. Еще один специа­лист по развитию в начале 1960-х гг. поставил Восточную Азию по параметрам «экономической культуры» и «популяционного давления» ниже Экваториаль­ной Африки. Экономист Гуннар Мюрдал предупреждал о «потенциально взры­воопасных проблемах» будущей суперзвезды — Сингапура, среди которых был быстрый рост населения, который должен был привести «к увеличивающему­ся бремени безработицы» [ 16]. Как оказалось, все, что взрывообразно увеличи­валось в Сингапуре, — это ВВП.

В поисках совершенства

Неспособность понять принцип возвращения к среднему в экономике дей­ствует не только на уровне стран. Том Питере в мегабестселлере, написанном в соавторстве с Робертом Дж. Уотерменом, «В поисках совершенства», перечис­лил тридцать шесть сверхуспешных на 1982 г. американских компаний. Среди них были такие столпы американской экономики, как IBM, Digital, General Motors, Wang и Delta Airlines. Одним из критериев успешности они взяли до­ходность акционерного капитала, превышавшую в 1961-1980 гг. средний уровень [17].

Для Питерса и Уотермена успех этой группы коренился в «уникальном на­боре культурных атрибутов», «ценностей», обслуживании клиентов и тща­тельном учете «тысячи мелочей» [18]. Придерживаясь этих ценностей, писали наши авторы в 1982 г., такие компании, как Delta Airways, оставались «удиви­тельно успешными». Например, один из информаторов Питерса и Уотермена рассказал, что по техническим причинам его жена упустила возможность ку­пить билет Delta Airlines со сверхскидками. После того как она пожаловалась, президент «Дельты» лично встретил ее у регистрационной стойки с новым би­летом [19]. (В последнюю историю мне чрезвычайно трудно поверить — так я натерпелся от разных авиакомпаний.) Позднее нью-йоркская инвестиционная фирма Sanford Bernstein 8с Со. изучила, как идут дела у «Дельты» и остальных тридцати пяти сверхуспешных компаний, упомянутых в книге. Оказалось, что многие из звезд «В поисках совершенства», включая «Дельту», барахтались где-то на дне фондового рынка. Из 36 компаний почти у двух третей за период с

1980-го по 1994 г. доходность акций была ниже средней [20]. Возвращение к среднему настигает даже авторов мегабестселлеров, которые экстраполируют нынешний успех на будущее.

В общем, трудно предсказывать успех, когда речь идет о трудноуловимых и плохораспознаваемых факторах, действующих за его кулисами.

Какой венский композитор XVIII века был наиболее вероятным кандида­том на то, чтобы прославиться на грядущие века? В тот момент вы вряд ли ука­зали бы на человека, который был на восьмом месте по популярности среди венских композиторов, — на Моцарта.

Кто такой Сэм Боуи? Никогда не слышали? Я тоже. Но на драфте Националь­ной баскетбольной ассоциации 1984 г. он шел впереди Майкла Джордана [21].

Какой политик жаловался, имея в виду удачливого соперника: «В моем слу­чае гонка за успехом была сплошной неудачей; в его — одним из блестящих успехов. Его имя гремит по всей стране и становится известным даже за грани­цей»? Это Авраам Линкольн в 1856 г. говорит о Стивене Дугласе [22]. Очень, очень трудно предсказывать успех в спорте, музыке и политике — так же, как и в экономике.

Предупреждение: некоторые цены вы контролировать не можете

Еще одним свидетельством того, что удача представляет собой важный ком­понент роста, является высокая чувствительность роста к изменениям в усло­виях торговли: соотношении экспортных и импортных цен. В основном эти цены определяются на международном рынке. Бедная страна очень мало мо­жет повлиять на цены, по которым она поставляет товары на экспорт и платит за импорт.

В 1980-х гг. между значительными изменениями условий торговли и рос­том существовала прочная связь. Четверть стран, которых эти негативные из­менения коснулись в наибольшей степени, — например экспортеры нефти, столкнувшиеся с резким падением цен на нефть, — отличались худшими по­казателями роста. Ценовой шок стоил им в среднем 1 % ВВП в год. Подушевой рост у них был отрицательный: -1 % в год. Страны, для которых изменения цен были положительными — вследствие роста экспортных цен или сниже­ния импортных цен, обеспечивших им примерно 1 % ВВП в год, — отличались лучшими показателями роста, на уровне около 1 % в год. Эффект примерно сопоставимый: потеря 1 процентного пункта ВВП в результате ухудшения ус­ловий торговли ведет к потере 1 процентного пункта в темпах роста [23].

Конкретные примеры — Маврикий и Венесуэла. Международные финансо­вые организации любят указывать на Маврикий как на пример успеха, относя этот успех на счет хорошей экономической политики. Действительно, полити­ка повлияла на успех Маврикия. Но и изменение цен по условиям торговли у Маврикия было самым благоприятным по всей выборке за 1980-е гг.

И наоборот, на Венесуэлу международные финансовые организации любят указывать, приводя пример того, как не надо управлять экономикой. С 1980 г. экономический рост Венесуэлы был резко отрицательным. Но это совпало и с резким падением цен на нефть в 1980-е гг. Возможно, на упадок Венесуэлы по­влияла и плохая политика, но и неудачное стечение обстоятельств здесь тоже сказалось. (Ныне высокие цены на нефть снова оживляют экономику Венесуэ­лы даже при подрывающем рост популистском правительстве, которое сейчас находится у власти.)

Условия торговли — вверх или вниз?

В экономической науке долго шел спор о тенденциях в условиях торговли бедных стран. В 1950-е гг. экономисты утверждали, что эти условия со време­нем будут ухудшаться. Ученые думали, что по мере повышения доходов миро­вой экономике будут в меньшей степени нужны основные виды сырья, такие, как нефть или медь. Это должно было побудить бедные страны диверсифици­ровать свое производство, чтобы оно не ограничивалось выпуском сырьевых товаров.

В 1970-е гг. группа экспертов стала настаивать на противоположном мне­нии. Эти специалисты предупреждали о «пределах роста» и о том, что в мире кончаются запасы основных типов сырья — таких, как нефть или медь. При этом потенциальные выгоды грядущей нехватки сырья для развивающихся стран, которые его добывают, подчеркивались редко. Ясно было, однако, что для них условия торговли будут улучшаться по мере того, как цены на дефи­цитные товары взлетят. Больше всего эксперты напоминали промышленно раз­витым странам о судном дне, который настанет, когда запасы истощатся.

И что же? Более или менее благоприятными становятся условия торговли в развивающихся странах? Лучший ответ, который мне довелось услышать, — «и то, и другое». Эксперты на левом фланге часто одновременно предупрежда­ют об ухудшающихся условиях торговли в бедных странах и о скорой нехватке сырья (что должно улучшить условия торговли для бедных стран). Престиж­ная комиссия Брундтланда, например, в своем докладе «Наше общее будущее» в 1987 г. известила бедные страны, что им грозят «неблагоприятные ценовые тенденции». Но позже те же специалисты сообщили, что добыча нефти, значи­тельная часть которого сосредоточена в бедных странах, будет «постепенно па­дать при уменьшении поставок и повышении цен» [24].

Экономисты, недостаточно гибкие, чтобы представить себе, как что-либо может одновременно повышаться и понижаться, изучили долгосрочные тен­денции в ценах на сырье. Общий результат этих исследований заключается в том, что никакой четкой тенденции нет. В среднем цены на сырье по отноше­нию к промышленным товарам не понижаются (при учете повышающегося качества произведенных товаров) [25].

Война

Резкое изменение условий торговли — только один из шоков, который мо­жет послать развивающуюся экономику под откос. Другой шок, не лежащий в сфере экономической политики, — это война. Вполне очевидно, что война ухудшает стимулы для роста. Никто не хочет строить новый завод, если вою­ющие армии все равно его уничтожат.

Так что ничего хорошего в экономике воюющей страны произойти не мо­жет, и факты подтверждают это очевидное наблюдение. У воюющей страны — сражается она с другой страной или военные действия ведутся на ее собствен­ной территории (в случае гражданской войны) — подушевой доход обычно падает на 1 % в год. Экономики мирных стран растут в среднем на 1,8 % в год. Например, бангладешская экономика во время и после войны за независимость в 1971 г. сократилась на 22 %. Подушевой доход Эфиопии во время затяжной гражданской войны 1974-1992 гг. упал на 27 %. Доход суданцев во время пер­вой гражданской войны между мусульманским севером и христианским югом (1963-1973 гг.) упал на 26 %; затем, когда война снова началась в 1984 г. (а она продолжается по сей день) снова снизился на 23 %. Заметьте, что все эти бе­дствия военного времени обрушились на страны, которые и так были среди беднейших в мире.

При этом подсчеты, возможно, преуменьшают влияние войны на экономи­ку, потому что самые суровые войны разрушали не только экономику, но и статистические бюро, которые публикуют сведения о темпах роста. Судан пре­кратил сообщать данные об экономическом росте в 1991 г.; война там продол­жается до сих пор. Афганистан, Либерия и Сомали не дают сведения о ВВП во время продолжающихся гражданских войн; но сведения говорят о том, что их экономики не переживают бурного расцвета. Так что по худшим периодам у нас просто нет данных.

Ставшее хроническим состояние гражданской войны объясняет экономи­ческую отсталость некоторых стран. В Колумбии очень профессиональная и высококвалифицированная государственная служба и превосходное экономи­ческое руководство. Но история страны с момента обретения ею независимос­ти — это череда гражданских войн или кровопролитных восстаний: 1839-1842 гг., 1851 г., 1859-1862 гг., 1876 г., 1885 г., 1899-1902 гг., 1930 г., 1946-1957 гг. и с 1979 г. по сей день. Персонаж Габриэля Гарсиа Маркеса полковник Аурелиано

Буэндиа постоянно начинал новые гражданские войны в трагикомическом ро­мане «Сто лет одиночества».

Сейчас ситуация в Колумбии вряд ли кому-нибудь покажется комичной (Бу­ди Аллен говорит, что комедия — это трагедия плюс время). Хорошо воору­женные повстанцы контролируют территорию, по размеру равную Швейца­рии, и их связи с наркобаронами усиливают проявления насилия. С повстанца­ми сражаются ополченцы, придерживающиеся правых взглядов. В 1999 г. раз­ные вооруженные группировки убили 32 тысячи человек.

За время нескольких моих визитов в Колумбию рядом с моей гостиницей взрывалась бомба, я видел попытку политического убийства и однажды по рас­сеянности забрел в место вооруженной разборки между двумя враждующими правительственными воинскими соединениями. Как-то министр любезно пред­ложил подвезти меня и моих коллег в гостиницу. Мы чувствовали некоторое беспокойство, потому что за месяц до того повстанцы безуспешно пытались взорвать его автомобиль. Но вежливость перевесила страх, мы приняли его предложение и всю дорогу до гостиницы ехали на красный свет. Трудно оце­нить влияние такой обстановки перманентного насилия на экономику Колум­бии, однако вполне возможно, что оно имеет отношение к нищете, царящей сегодня в этой стране.

Рост промышленно развитых стран

Помимо всего прочего, темпы роста в развивающихся странах очень чув­ствителен к темпам роста в промышленно развитых странах Северной Аме­рики, Западной Европы и Тихоокеанского бассейна. Когда богатые страны чи­хают, у бедных начинается грипп. Статистические данные свидетельствуют, что замедление роста в промышленно развитых странах на 1 процентный пункт оборачивается замедлением роста в развивающихся странах на 1-2 процент­ных пункта. Замедление роста в промышленно развитых странах в 1980-1998 гг. по сравнению с 1960-1979 гг. может отчасти объяснить замедление подушево­го роста в развивающихся странах с 2,5 процентного пункта в 1960-1979 гг. до нуля в 1980-1998 гг. [26].

Почему темпы роста в развивающихся странах так восприимчивы к темпам роста в промышленно развитых странах? Возможно, развитые страны уста­навливают передовые рубежи развития технологий, и развивающиеся страны идут следом за ними. Замедление развития новых технологий тормозит как лидеров, так и идущих за ними.

В любом случае замедление роста в промышленно развитых странах яви­лось еще одной неудачей для развивающихся стран за последние два десятиле­тия. Ирония состоит в том, что в 1990-е гг. большинство из них стали улуч­шать свою политику и в награду получили нулевой рост. В этом может отра­жаться действие возрастающей отдачи, которая бьет по бедным странам, или плохие общемировые экономические условия, или и то и другое. Если разви­тые экономики ускорят темпы роста за счет электронной революции, как пред­сказывают некоторые эксперты, развивающиеся страны могут поймать свою удачу в следующем десятилетии.

Не делайте этого дома

Давайте на мгновенье представим, как выглядел бы мир, если бы рост зави­сел только от удачи. Вообразим две страны, которые я назову Венабмия и Син-гаван. С 1960-го по 2000 г. Венамбия увеличила свой подушевой доход на 50 %, в то время как подушевой доход Сингавана утроился (рис. 10.2). Какие факто­ры определили сингаванское экономическое чудо и венамбийское экономи­ческое прозябание? Эксперты могли бы исписать на эту тему тонны страниц. Дело могло заключаться в различных институтах, разных культурах или раз­ной политике правительств. Могли сыграть свою роль умелое государственное вмешательство, свобода рыночной экономики, или и то и другое. Все возможно.

Однако ни одна догадка не будет верной. Ведь какова истинная природа Син-гавана и Венамбии? Я создал эти страны при помощи генератора случайных чисел. Я позволил росту подушевого дохода колебаться в пределах между -2 и 6 % в год для 125 виртуальных стран. Затем взял страну с самыми высокими темпами роста (Сингаван) и страну с самыми низкими темпами (Венамбия). Страна с самым быстрым ростом, естественно, процветала, в то время как по­ложение страны с низкими темпами роста, само собой, было посредственным. Однако разница между страной с самыми высокими темпами роста и страной с самыми низкими в этом примере была абсолютно случайной.

Математики отмечают, что случайные числа нередко ведут себя неожиданно. Например, если вы будете много раз подбрасывать монетку и подсчитывать по­следовательность орлов и решек, велика вероятность, что либо орел, либо решка долго будут преобладать. Кроме того, если долго подбрасывать монетку, то орел (и решка) может выпасть много раз подряд. Так, в нашем примере с Сингаваном и Венамбией у Сингавана на протяжении двадцати двух лет не было рецессий. Игроки прекрасно знают об этих «счастливых полосах». Баскетболисты тоже — иной раз игроку удается забросить в корзину подряд несколько мячей. Но мы сознаем, что все это чистая случайность. В реальности, как показывают исследо­вания, у баскетболиста вероятность попадания мяча в корзину после серии удач­ных бросков и после серии неудачных одинакова.

Подумайте, что должны будем чувствовать мы, экономисты, если обнару­жится, что разница между динамичными экономиками и застывшими, мерт­выми, совершенно случайна. Это небольшое упражнение заставит нас, претен­

Рис. 10.2. История о двух странах. циозных прорицателей, очень и очень критично отнестись к собственным ана­литическим способностям и стать скромнее. Мы забываем о том, какими раз­борчивыми становимся, когда говорим о чудесах роста и об экономических провалах. При попытках проиллюстрировать и объяснить причины разницы в темпах экономического роста срабатывает естественная тенденция концен­трироваться на самых впечатляющих чудесах и самых катастрофических про­валах. Но нам не удастся полностью объяснить разницу между лучшими и худ­шими, если в деле замешан хоть какой-то элемент случайности. Законы веро­ятности предопределяют, что лучшие хоть в какой-то мере пользовались пло­дами удачи, а худшие хоть в какой-то степени страдали от невезения. Присут­ствие большой доли случайности может объяснить, почему так трудно пред­сказать, кто добьется успеха, а кто нет, в чем мы уже убедились ранее.

Заключение

У римлян была богиня удачи Фортуна—первородная дочь Юпитера. Ее обыч­но изображали с рогом изобилия как дарительницу процветания и со штурва­лом как вершительницу судеб. Жрицы храма Фортуны делали предсказания — для этого они прибегали к игральным костям или жребию. Иногда на изобра­жениях богини фигурировало колесо — за две тысячи лет до Ванны Уайт и иг­ры «Колесо Фортуны».

Средневековая версия Ванны Уайт была обнаружена в бенедиктинском аб­батстве в Фекаме (Нормандия). Она относится примерно к 1100 году:

«И увидел я колесо, которое каким-то неизвестным мне способом опускалось и поднима­лось, все время вращаясь… Колесо Фортуны — враг рода человеческого во все века — много раз бросало нас в бездны; она, лживая обманщица, обещает поднять нас к неведомым высотам, но потом совершается круг, и мы должны опасаться бешеной Фортуны и не доверять невернос­ти этого на вид счастливого и порочно соблазнительного колеса [27].

Для бедных цикл удач и неудач окрашен в трагические тона, потому что их мало что может поддержать. В некоторых районах Ганы голодный период на­ступает ежегодно и может длиться пять-шесть месяцев в зависимости от из­менчивых дождей. Здоровье населения во время голода обычно ухудшается. В Замбии спрос на рабочие руки выше всего перед урожайной страдой, когда не­достаток еды и малярия уменьшают энергию работников. В Нигерии во время «голодного сезона», когда цены на еду подскакивают, бедняки берут деньги в долг под большие проценты, а после сбора продают урожай по низким ценам, чтобы расплатиться с кредиторами [28].

Наши поиски роста постоянно подвергаются влиянию случая. Мы замеча­ем это, сталкиваясь с неуклюжими попытками экономистов рационально объ­яснить случайность или отмечая трагическую незащищенность бедняков. Я не верю, что рост полностью во власти случая. Надеюсь, что разнообразные фак­ты, приведенные в этой книге, убедят вас: и правительственная политика, и прочие факторы тесно связаны с ростом и процветанием в долгосрочной пер­спективе. Случай лишь создает колебания вокруг долгосрочной тенденции, которая определяется более фундаментальными факторами. И если мы будем помнить о роли случая в экономическом развитии, то не будем уделять чрез­мерное внимание краткосрочным колебаниям. Кроме того, мы будем более снисходительны по отношению к странам, в которых темпы роста внезапно стали снижаться. Обычно отчасти тому виной плохая государственная поли­тика, но и неудачные стечения обстоятельств тоже играют свою роль. А о том, как именно плохие правительства влияют на рост, — речь в следующей главе.

Интермеццо. Жизнь в фавеле