Ветер переменился
Ветер переменился
Содержание моих передач привело к тому, что дело Томаса Квика еще раз вышло на первый план в новостных программах и на первые полосы газет. Уже в воскресенье 14 декабря 2008 года, вскоре после того, как Стюре Бергваль взял назад свои признания в конце первой передачи, адвокат Томас Ульссон заявил «ТТ», что Стюре Бергваль намерен ходатайствовать о пересмотре дел по всем убийствам, за которые он осужден. Первое ходатайство — в отношении убийства Йенона Леви — должно было быть направлено в Верховный суд сразу после Нового года.
На следующий день на шведском радио, в «Студии 1», Кристер ван дер Кваст перешел в контрнаступление.
— Это необоснованные утверждения, — заявил прокурор по поводу того, что он и Сеппо Пенттинен ввели в заблуждение суд. — Все открыто показано в материалах следствия. Неверно, что мы снабжали Квика сведениями.
Кроме того, он утверждал, что по-прежнему верит в виновность Квика:
— Наиболее весомым было то, что в каждом конкретном случае он сообщил сведения, которые мог знать только исполнитель преступления. Эти сведения сопоставлялись, среди прочего, с другими данными и заключениями судмедэкспертов. В каждом деле существовали дополнительные доказательства к его признаниям.
Сеппо Пенттинен решил вообще не давать комментариев. «Сейчас начинается пересмотр дел, и я не хочу высказываться, пока этот процесс не будет завершен», — сказал он «ТТ». Такую же стратегию выбрали Биргитта Столе, Свен-Оке Кристианссон и Клаэс Боргстрём.
Юридические эксперты — такие, как адвокат Пер Э Самуэльссон и генеральный секретарь адвокатского сообщества Анна Рамберг, высказались по поводу возможности для Стюре Бергваля добиться пересмотра дела и сочли, что шансы невелики, поскольку отказ от признания сам по себе не является основанием для пересмотра: «Для того чтобы ходатайство о пересмотре дела было удовлетворено, должны выявиться новые обстоятельства, которые суд не имел возможности учесть во время судебного разбирательства», — сказала Анна Рамберг в интервью «ТТ».
Несколько дней спустя ван дер Кваст снова согласился дать интервью газете «Свенска Дагбладет». Там он назвал мою передачу «низкопробной продукцией» расследующей журналистики и отогнал всех репортеров, тщетно пытавшихся задать ему вопросы, утверждением, что они «понятия не имеют, о чем идет речь». Он заявил, что в деле вообще не появилось никаких новых сведений, помимо того, что Стюре Бергваль взял назад свои признания.
Сам ван дер Кваст ударился в рассуждения, которые представлялись в высшей степени странными — особенно для посвященного. То, что история с пропавшими мальчиками-иммигрантами показывает: Квик придумывал убийства, почерпнув информацию из СМИ, с точки зрения ван дер Кваста — полнейший нонсенс.
— Он начал рассказывать об одном из этих мальчиков еще шестнадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто четвертого года, до того, как этим делом заинтересовались газеты.
Я буквально не верил своим глазам. 16 ноября 1994 года Сеппо Пенттинен посетил Сэтерскую больницу, чтобы принять то, что он в своем меморандуме назвал «ассоциативным материалом», который «скорее всего, имеет связь с реальностью». Там Квик рассказывает об убийстве мальчика «примерно в 1988–1990 году». Из меморандума: «В этой связи в его сознании всплывает географическое название Линдесберг. Мальчик не говорил по-шведски. Квик произносит славянское имя, звучащее как „Душунка“. Мальчик был одет в джинсовую куртку, болотно-зеленый джемпер и джинсы с отвернутыми брючинами, которые были ему явно велики. Он был черноволосый, южной внешности».
Как мог Кристер ван дер Кваст на полном серьезе утверждать, что это имеет отношение к истории с двумя африканскими мальчиками в Норвегии?
Он продолжал перечислять все те «уникальные детали», которые Квик сообщил во время следствия, подтверждавшие его вину: грыжу яичек у Юхана Асплунда и его особую родинку, экземы на локтевых сгибах Терезы Йоханнесен, а также что Квик «смог описать травмы, полученные жертвами на Аккаяуре, ранее неизвестные за пределами следственной группы». И под конец — козырная карта: что Томас Квик в деле об убийстве Терезы привел следователей к месту в лесу, где он расчленил и сжег тело, — месту, помеченному служебной собакой, — и когда на этом месте провели раскопки, обнаружили обгоревшие фрагменты костей.
Ван дер Кваст также сильно сомневался, что возможен пересмотр хотя бы одного из дел.
— То, что сейчас происходит, — просто журналистские штучки. Я рассчитываю на то, что суды не станут поддаваться эмоциям и никакого пересмотра не будет, — сказал он.
В потоке новостных статей, хроник и колонок главного редактора выступила и настоящая жертва Стюре Бергваля — тот человек, которого он чуть не зарезал в студенческом общежитии в Упсале. В заметке в «Ньюсмиль» мужчина описывал это ужасное событие и выражал разочарование по поводу моего поведения.
«Когда я увидел вчера по телевидению программу о Томасе Квике, я почувствовал в ней сильный перекос — создается впечатление, что он не виновен в тех убийствах, за которые его осудили. Мне, который едва не принял смерть от рук Томаса Квика, или Стюре Бергваля, как он тогда назывался, трудно поверить, что он „мелкий преступник“, как его именуют Ян Гийу и другие хроникеры. […] По семейным причинам я ранее не рассказывал о том, что произошло тридцать пять лет назад, хотя молчание далось мне нелегко. Но когда теперь я вижу тот искаженный образ Квика, который представляют некоторые журналисты, то чувствую: мой долг — рассказать свою историю. Программа Ханнеса Ростама и хроникеры вечерних газет вызывают у меня тошноту».
Мужчина, интервью с которым опубликовала и газета «Дагенс Нюхетер», писал также: «Кстати, я позвонил Ханнесу Ростаму, когда услышал о его кинопроекте. Я хотел рассказать, что у меня сохранилось заявление в полицию о покушении на меня и что Ростам может с ним ознакомиться. Но Ростам не захотел встречаться со мной — его лишь интересовало, находился ли Квик в состоянии наркотического опьянения, когда покушался на меня».
Несколько дней спустя, 17 декабря, «Экспрессен» опубликовала интервью с отчимом того девятилетнего мальчика, на которого Стюре Бергваль сексуально посягал, работая санитаром в больнице в 1969 году. «Он в состоянии убить сколько угодно народу», — заявил отчим, который выступил потому, что считал: «важно осветить тот факт, что Томас Квик совершал насильственные действия ранее».
Помимо того, что пересказывался факт посягательства в больнице, здесь же еще раз цитировалось заключение психиатрического обследования, проведенного в 1970 году, что Бергваль страдает «высокой степенью сексуального извращения pedofilia cum sadismus», а также что он в определенном смысле «особо опасен для жизни и здоровья других людей».
Некоторые из моих коллег также сочли, что я приукрасил образ Стюре Бергваля, не углубляясь в его прежние преступления в документальном фильме, — я лишь упомянул их мимоходом. Критика была ожидаема, однако ощутима. Между тем я чувствовал, что не мог сделать иначе: моя задача заключалась в том, чтобы проверить, совершил ли Стюре Бергваль те восемь убийств, за которые он осужден, а не в описании тех преступлений, которые он доказанно совершил. При этом сжать всю исключительно сложную и многоплановую историю до двух часов телеэфира уже само по себе было невозможно.
Вскоре ситуация напоминала ту, которая наблюдалась в разгар вражды из-за Квика десятью годами ранее, — с той только разницей, что скептики, которые тогда являлись шумным меньшинством, теперь превратились в большинство, а те, кто верил в виновность Квика, представляли собой быстро тающую кучку.
17 декабря «Дагенс Нюхетер» написала в своей передовице:
«То, что Томас Квик осужден за восемь убийств и взял на себя еще большее количество преступлений, может оказаться крупнейшим правовым скандалом в истории нашей страны. Однако может также оказаться, что речь идет об убийце, который виновен. Но как бы ни обстояло дело с криминальным статусом Томаса Квика, ясно одно: в деле Квика шведская правоохранительная система демонстрирует вызывающие тревогу слабые стороны, напоминающие „прогнившее правосудие“[45]50-х годов. Между тем должно свершиться судебное разбирательство с учетом закона и здравого смысла. Следствие должно быть направлено на то, чтобы установить, что именно произошло, определить роль потенциального виновника, но самое главное — быть непредвзятым. Дело Томаса Квика показывает много отклонений от общепринятой практики. Однако внимание теперь приковано к прокурору, следователю, адвокату защиты, судам, ко всей конструкции вокруг убийцы Томаса Квика. И это внимание нелестное.
Совершенно очевидно, что Томасу Квику „помогли вспомнить“, что психотерапевтическое лечение шло рука об руку с полицейским следствием и что обстоятельства, могущие „разрушить“ взятую им на себя ответственность за преступления, скрывались. Разумно предположить, что если такое возможно, значит, в правовом обществе существуют проблемы. Теперь следует проверить, как целые группы чиновников на ответственных постах обращались с делом Квика. Ожидаемое ходатайство его адвоката о пересмотре дела, скорее всего, будет удовлетворено. И тогда возможные ошибки или нарушения будут показаны, а виновные — призваны к ответу.
Важный вопрос — что обращение с Томасом Квиком говорит обо всей нашей правоохранительной системе в целом. Поразительно, например, какую роль играет в этой истории теория о вытесненных воспоминаниях. Теория эта позднее утратила позиции, но в течение определенного периода воспринималась шведскими судами, которые осудили немалое количество людей на долгие сроки тюремного заключения на основании свидетельских показаний, построенных только на воспоминаниях. Тот факт, что прошло много лет, что нет свидетелей и отсутствуют другие доказательства корректности этих воспоминаний, ничего не значил. Еще более тревожным является то, что контролирующие структуры, призванные наблюдать за деятельностью правоохранительных органов, также вовлекаются в этот процесс и теряют способность к критической оценке.
Канцлер юстиции построил свои убеждения на количестве приговоров против Томаса Квика и отбросил все возражения с формулировкой, что они касались обстоятельств, которые „в целом имели довольно малое значение“. Куда же делась красивая формулировка „неоспоримо доказано“?»
Помимо того, что давление общественного мнения становилось все сильнее, а Стюре Бергваль твердо намеревался добиться пересмотра дела, было и еще одно обстоятельство, портившее кровь тем, кто способствовал осуждению Квика или настаивал на его виновности: теперь сам генеральный прокурор Андерс Перклев начал рассматривать дело, после того как два частных лица в Сундсвалле подали заявление в полицию, обвиняя Сеппо Пенттинена и Кристера ван дер Кваста в грубом должностном нарушении.
По всей видимости, и канцлер юстиции Йоран Ламберц почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. В понедельник 22 декабря, на следующее утро после выхода моего второго документального фильма, он выступал на четвертом канале в «Утренних новостях».
— Я не знаю, виновен ли Квик, но у меня высокая степень уверенности, что он виновен по крайней мере в некоторых из этих убийств. В отношении двух решений суда можно сказать, что там приводятся совершенно неопровержимые доказательства, — сказал он тогда.
— Так вы уверены, что он виновен? — спросил у него ведущий программы.
— Да, по поводу двух убийств я уверен, — ответил Ламберц. — И кроме того, следует помнить о том, что не вызывает никаких сомнений: он на такое способен. Многие психиатры оценивают его как исключительно опасного человека с садистскими педофилическими наклонностями, и он, что доказано, ранее совершил два очень серьезных преступления, связанных с насилием, за которые был осужден много лет назад.
Несомненно, очень большой шаг вперед по сравнению с тем отношением к делу, которое Ламберц изложил в своем решении от 2006 года. В дебатной статье в «Афтонбладет» от 6 января 2009 года он сделал еще один шаг. Изложив причины, говорящие в пользу виновности Квика, канцлер юстиции написал:
«Вполне возможно, что он решил стать „массовым убийцей“, изучил преступления как можно подробнее, в том числе благодаря средствам массовой информации, и представил себя виновным, постоянно приспосабливая свой рассказ и свое поведение к тому, что требовалось, чтобы ему поверили. Возможно, повлияло действие наркотиков и психотерапии. Его нынешний рассказ может оказаться истинным.
В отношении по крайней мере двух убийств существовали другие подозреваемые.
Некоторые важнейшие части в рассказах Квика оказались совершенно неверными. Эти ошибки трудно объяснить иначе, чем тем, что он все выдумал».
Затем Ламберц пишет, что нет ни намека на доказательство того, что следственная группа «якобы пыталась ввести в заблуждение суд и общественность и заставить их поверить в виновность Томаса Квика в тех преступлениях, в совершении которых им они сами не были уверены». Вместе с тем: «Полиция и прокурор иногда действовали поспешно и, возможно, не всегда учитывали обстоятельства, говорившие против виновности Квика. Это совсем не хорошо, но по-человечески понятно в той ситуации следствия, в которой они находились».
Канцлер юстиции уже просто не представлял себе, в какую сторону ему склониться.
Опять же, легко рассуждать, что все либо белое, либо черное. Что либо психотерапевт Биргитта Столе, полицейский Сеппо Пенттинен, прокурор Кристер ван дер Кваст, адвокат Клаэс Боргстрём и несколько журналистов, например, Губб Ян Стигссон из «Дала-Деморкатен», глубоко заблуждаются или даже состоят в сговоре. Или, наоборот, заблуждаются Лейф Г. В. Перссон, Ян Гийу, психиатр Ульф Осгорд, адвокат Пелле Свенссон, полицейский Ян Ульссон и журналист Ханнес Ростам. Но на самом деле необязательно должно быть «или — или». Возможно, все они проделали большую и важную работу и пришли к разумным, хотя и противоположным выводам.
Резюме Йорана Ламберца очень характерное: «Если Томас Квик был осужден невинно, то это, наверное, огромный правовой скандал? Да, все комментаторы, похоже, единодушны в этом мнении. И эта оценка может оказаться правильной — мы подождем окончательного ответа, который, возможно, скоро последует. Однако следует подчеркнуть, что ситуация, когда правовой аппарат осуждает невиновного, который признается и хочет быть осужденным, выглядит менее серьезной, чем когда осуждают невиновного, который постоянно отрицает свою вину».
Вне всяких сомнений, интересная мысль из уст первого юриста страны.
Позиция председателя адвокатского сообщества Анны Рамберг была столь же шаткой, когда она пыталась сформулировать ее в передовице газеты «Адвокат», где написала, что Томас Квик вполне может оказаться «осужденным правильно, хотя и невинно».
16 января 2009 года генеральный прокурор объявил, что не намерен начинать следствие о действиях ответственных лиц в деле Квика.
В своем решении он указал, что большинство из предполагаемых должностных нарушений были совершены более десяти лет назад и срок давности по ним уже вышел. Однако даже если они были совершены позже и могли быть актуальны для расследования, то все равно осуществились до проверки канцлером юстиции в 2006 году. И: «Канцлер юстиции счел тогда, после подробной проработки документации, что расследование не следует инициировать», поскольку никаких «серьезных ошибок со стороны прокурора и следствия допущено не было».
Поскольку канцлер юстиции — главный юрист страны, генеральный прокурор счел, что у него нет оснований действовать вопреки его решению. На этом вопрос был снят.
Однако те два человека, которые заявили в полицию, хотели, чтобы прокуратура определилась, нет ли у нее оснований самой инициировать пересмотр судебных решений по делу Квика. По этому пункту Перклев согласился с ними, и дело было передано в Национальный отдел по полицейским делам в Мальмё, где старший прокурор Бьерн Эрикссон назначил группу, состоящую из него самого и еще трех прокуроров, а также следователя, которому предстояло проверить все материалы следствия по делу Квика.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.