Обходные пути экономического антисемитизма

Мы уже видели, что эмансипация евреев в германских государствах была неполной. В некоторых из них положение евреев почти не изменилось, как, например, в Саксонском королевстве, где их число было слишком незначительным, чтобы правительство позаботилось выработать свою позицию по этому вопросу. В результате вплоть до 1848 года положение евреев определялось там древними законами феодального периода. В других государствах случалось, что под вопрос ставились права, пожалованные евреям в 1800-1815 годах. Наиболее известный случаи произошел в Пруссии после восшествия на престол в 1840 году короля Фридриха-Вильгельма IV.

Этот монарх, принимавший в молодости участие в «войне за освобождение», сохранил верность романтическим германо-христианским идеалам своего поколения. Фридрих Карл де Савиньи, знаменитый историк права, на которого была возложена ответственность за политическое образование будущего монарха, мог лишь укрепить его в этих взглядах. Ведь начиная с 1815 года он сравнивал евреев с иностранцами, проживавшими в древнем Риме, и требовал восстановления для них режима исключений. Среди сторонников возвращения к системе гетто значительное место принадлежало мыслителям немецкой исторической школы, к которым Гейне относился с таким же недоверием «как к жандармам и полиции». Вдохновляясь концепциями этого рода, Фридрих-Вильгельм IV среди других мер, которыми было отмечено его восшествие на престол, наградил Яна железным крестом и восстановил старого Арндта на его профессорской кафедре. С другой стороны, он хотел учредить для евреев режим, соответствующий их сверхъестественному предназначению. В результате он решил освободить их от военной службы, окончательно закрыть для них общественные должности и рассматривать их как «изолированный народ», находящийся под особым покровительством. В результате он надеялся «исполнить волю небес и доказать евреям, что на них распространяется его благосклонность». Но еврейские общины упросили короля проявить свою благосклонность иным способом, а их патриотические протесты («Мы перестанем быть настоящими пруссаками, если нас освободят от службы в армии») способствовали тому, что он отказался от своего утопического проекта.

На этом примере хорошо видна шаткость эмансипации евреев в Германии, где всегда сохранялись некоторые антиеврейские ограничения доступа на влиятельные и властные посты. В результате этих ограничений сыновья Израиля оказывались еще более склонными к занятиям, предрасположение к которым определялось их прошлым, чему также способствовали и новые перспективы промышленной революции. Торговля, финансы, свободные профессии стали областями применения их талантов.

В какой мере они способствовали экономическому подъему Германии? Сам факт эмансипации затрудняет ответ на этот вопрос, поскольку для XIX века мы не располагаем административными документами, отражающими деятельность бывшего «еврейского народа». Исчезновение евреев способствовало развитию в Германии исследований такого рода, так что историки наших дней пытаются осветить этот вопрос, цитируя разрозненные факты и называя имена: так, мы узнаем, что, например, в Берлине из пятидесяти двух банковских домов, существовавших в 1807 году, тридцать принадлежали евреям. Также известно, что возглавляемые вездесущими Ротшильдами еврейские банкиры явились главными создателями системы общественного кредита в эпоху, когда складывалась практика государственных займов, а другие выходцы из гетто стали крупнейшими организаторами в новых сферах деятельности, таких как строительство железных дорог или немецкая текстильная промышленность. Один из них, Либерман, мог с гордостью заявить Фридриху-Вильгельму IV, что он «изгнал англичан с континента». В дальнейшем присущий им дух инициативы сотворит чудеса в торговле цветными металлами, в электрической промышленности и в организации больших универсальных магазинов, которые вплоть до 1933 года останутся в Германии еврейской монополией почти на восемьдесят процентов. Горнодобывающая промышленность Верхней Силезии также в значительной степени обязана своим процветанием еврейским предпринимателям. Напротив, промышленная империя Рура с ее сателлитами в Сааре была создана исключительно усилиями христианских металлургических королей, похоже также, что христианской была и химическая промышленность, эта типично «новая» отрасль деловой активности.

Легко привести еще множество подобных примеров, но очень трудно предложить сколько-нибудь убедительное объяснение этих фактов, к тому же подобные рассуждения представляют для нашей темы лишь побочный интерес. Более того, факты этого рода напоминают нам, что в условиях либерального капиталистического режима (называемого его главными хулителями той эпохи «еврейским») религиозная принадлежность ведущих деятелей экономики теряет свое значение, и если некоторые древние специализации сохраняются, то новые, по-видимому, возникают чисто случайно. К тому же следует учесть тенденцию концентрации капитала и расцвета анонимных обществ с их переплетением интересов, так что в конечном счете становится невозможным отличать «еврейские предприятия» от «христианских».

Но на заре промышленной революции в Германии, как и в других странах, может быть, лаже в большей степени, чем в других странах, внеэкономические факторы способствовали тому, что экономическая роль евреев казалась более важной, чем она была на самом деле, в частности их приток в большие города, а в этих городах концентрация в богатых жилых кварталах, где они проявляли известную склонность выставлять напоказ внешние знаки своего процветания – частные особняки, экипажи. Сохранение традиционных занятий лавочников, торговцев вразнос и ростовщиков, еженедельно взимающих процент, действовало в том же направлении, как и новые профессии адвокатов или нотариусов, врачей или аптекарей, которые также умножали число дорогостоящих услуг, оказываемых евреями христианам. Наконец, в XIX веке евреи еще были достаточно многочисленны в деревнях, особенно в Баварии и Вюртемберге, где они выступали в качестве посредников между деревней и городом, всеохватывающим и таинственным, тем самым персонифицируя его господство.

Все эти факторы усиливали впечатление еврейского захвата и господства. В Германии это впечатление имело не столь хрупкие основания, как в других европейских странах. Для начала XX века имеются некоторые статистические данные по этому вопросу, которые, отражая конец определенной линии развития, позволяют составить некоторое впечатление и о ее начале. Эти данные, собранные Вернером Зомбартом, показывают, что евреи, составлявшие около одного процента немецкого населения, в 1900 году занимали двадцать пять процентов мест членов административных советов и четырнадцать процентов мест директоров промышленных и финансовых предприятий.

Есть основания полагать, что некоторые из этих промышленных магнатов предпочли бы удовлетворять свое честолюбие в Генеральном штабе и дипломатическом корпусе или в высших сферах администрации, куда им дорога была закрыта. Их вынужденный уход в область экономики в свою очередь способствовал усилению впечатления, что они достигли своего положения как «евреи», а не как «директора» или «банкиры». Что же касается евреев в целом, то из таблиц, составленных Зомбартом, следовало, что в среднем они были в шесть или семь раз богаче своих соотечественников, иными словами, в их руках было сосредоточено шесть-семь процентов национального богатства.

Таковы полуреальные, полувоображаемые источники экономического антисемитизма. Если этот феномен вообще достоин своего названия, то в новое время он заслуживает его лишь в той мере, в какой евреи превосходят неевреев в качестве финансистов и предпринимателей или в сфере так называемых свободных профессий. Если рассмотреть последовательно европейские регионы, то подобное превосходство обнаруживается прежде всего в ранний период урбанизации в эпоху «начала капитализма», совпавшего с началом еврейской эмансипации. Традиционная зависть христианских цеховых организаций совпала тогда с общим смятением, вызванным освобождением обитателей гетто, в результате чего конкуренция с ними стала еще более пугающей.

Нет никаких сомнений, что именно происки этих организаций находятся у истоков многочисленных антисемитских кампаний, что многие памфлеты были сфабрикованы по их заказу. Однако окутанные тайной интриги и провокации такого рода чрезвычайно трудно обнаружить. Тем не менее антиеврейские беспорядки 1819 года, за которыми последовало полицейское расследование, свидетельствуют об агитации предпринимателей на фоне кризиса, поразившего зарождающуюся немецкую промышленность после установления мира. Имеются данные, что хозяева поили рабочих и подмастерьев и подстрекали их против евреев. По некоторым данным трактирщики даже раздавали оружие; в Вюрцбурге, откуда распространились беспорядки, провокации были столь очевидны, что правительство пригрозило распустить цеховые организации.

Аналогичная ситуация возникает в России спустя столетие. Советский государственный деятель М.И. Калинин оставил описание подобных событий:

«Еврейская семья, лишь недавно вышедшая за стены гетто, естественно оказывается более приспособленной к борьбе за жизнь, чем образованные русские семьи, которые получили свои права не в результате долгой борьбы, а по своеобразному праву первородства. То же самое справедливо и для торговцев. Прежде чем выйти на большую дорогу капиталистической эксплуатации, еврей должен был пройти суровую школу борьбы за существование. Вырваться за пределы гетто могли только те евреи из тысяч мелких лавочников и ремесленников, яростно боровшихся друг с другом за свою клиентуру, которые проявили исключительные способности к обогащению благодаря честным или нечестным способам извлекать выгоду из окружающих обстоятельств. Очевидно, что эти евреи на целую голову превосходили русских купцов, которым не пришлось пройти через такую суровую школу. Поэтому в глазах русского купечества и представителей свободных профессий, в глазах буржуазии в целом, евреи выглядели особенно опасными конкурентами».

Мы уже говорили, что речь здесь идет об общеевропейском феномене, который проявлялся особенно ярко на данной стадии социально-экономического развития. Важно также заметить, что христианские коммерсанты должны были выиграть от исчезновения евреев, тогда как народ от этого только проигрывал. Вспомним, что писал Шарль Фурье:

«Народ был в восторге и кричал: да здравствует конкуренция, да здравствуют евреи, философия и братство. После приезда Искариота упали цены на все товары. Публика говорила торговцам из соперничающих торговых домов: «Господа, это вы настоящие евреи…»

Но этот народ было легко ввести в заблуждение. Поэтому следует внимательней рассмотреть понятие «экономического антисемитизма», этого «социализма для идиотов», как его часто называли, который в наиболее распространенной форме охватывает вожделения и слепую ярость христианских народов в целом.

Какой бы ни была трактовка экономического антисемитизма, «рациональной» (в случае коммерсантов) или «иррациональной» (у их клиентов), корни его остаются в области теологии и питаются только ею, поскольку при отсутствии теологического фактора состоятельные евреи были бы лишь людьми со средствами подобно всем прочим. Уже Бернард Клервосский заметил; «Там, где нет евреев, христиане оказываются гораздо более худшими евреями…» Эта истина, справедливая для отдаленных событий, воспроизводится на протяжении поколений в виде навязчивых повторений. Исторически богословские характеристики евреев предшествовали их экономической специализации и формировали ее, так что совокупный образ, определяемый обоими этими аспектами, продолжал выделять евреев и в рамках нового буржуазного общества. Для антисемитизма именно первая характеристика является определяющей. При этом она крайне изменчива; мы уже видели, а также увидим в дальнейшем, как она может драпироваться и маскироваться, как на Западе евреи, несмотря на свою собственную истину, служат для оправдания иных сталкивающихся и противоречащих друг другу истин. Поэтому история антисемитизма – это прежде всего теологическая история, как бы тесно она ни была переплетена с экономической историей.

Приведем один пример: невозможно отделить чувства французов по поводу гегемонии Ротшильдов от волны эмоций, поднявшейся в связи с дамасским делом, так что подобные страсти из поколения в поколение приводят к тому, что в банкирах еврейского происхождения видят евреев, ставших банкирами. Это постоянное взаимодействие, эта древняя генеалогия еще легче прослеживается в новой Германии: в самом деле, продолжая выступать в качестве опасных конкурентов в области предпринимательства в новом буржуазном и шовинистическом мире, одни из них в качестве идеологов, другие, гораздо более многочисленные, просто из-за своего присутствия и не слишком понимая почему, получили еще более определенный образ врага, причем в соответствии с преобладающими в этом мире убеждениями эта истина оказалась возведенной в ранг высших ценностей. Именно в этом последнем качестве она ляжет тяжелым грузом на будущее Германии. Итак, пришло время перейти к сути нашей проблемы.