Пробухаринские симпатии главного чекиста

По данным Николаевского, во время своего заграничного вояжа Бухарин встречался с Ф. Езерской, некогда бывшей секретарем Розы Люксембург. Она сделала ему предложение остаться за границей с тем, чтобы выпускать «правую газету», направленную против Сталина и сталинистов. Однако Бухарин отказался, заявив, что не считает положение безвыходным, так как в Политбюро Сталин еще не имеет большинства.

Бухарин надеялся не только на поддержку коллег-партийцев. В качестве одного из орудий будущих антисталинских боев Бухарин намеревался использовать масонство, к которому имел некоторое отношение и которое в З0-е годы было настроено враждебно как в отношении Сталина, так и в отношении Гитлера. Н. Берберова приводит рассказ знаменитой масонки Е. Д. Кусковой о выступлении Бухарина перед общественностью в Праге. Тогда он делал вполне заметные масонские жесты. Не будем торопиться с зачислением «Бухарчика» во франкмасоны. Однако не пройдем и мимо одного интересного документа, только недавно открытого отечественными историками. Речь идет о письме эмигранта-масона Б. А. Бахметьева Кусковой от 29 марта 1929 года. В нем он возлагает надежды на приход к власти в СССР лидеров правого уклона. Это должно было стать началом конца большевистской России: «У правого уклона нет вождей, чего и не требуется: нужно лишь, чтобы история покончила со Сталиным как с последним оплотом твердокаменности… Внутри русского тела будут нарастать и откристаллизовываться те группировки и бытовые отношения, которые в известный момент властно потребуют перемены правящей верхушки и создадут исторические связи и исторические личности, которым суждено будет внешне положить конец большевистскому периоду и открыть будущий».

Кстати, как все это перекликается с событиями времен «перестройки»! Пришедший к власти «ненастоящий вождь» Горбачев, восхищавшийся социал-демократией, идеализирующий Бухарина, всего лишь открыл шлагбаум для сил, навязавших стране прозападный капитализм.

«Правым» были готовы помочь многие. Но, пожалуй, самая прочная опора у Бухарина, Рыкова и Томского была в органах государственной безопасности. К ним примыкал всесильный нарком внутренних дел Ягода, который формально возглавил органы в 1934 году после смерти В. Р. Менжинского, а фактически был их шефом с 1926 года.

Ягоду давно уже принято считать верным сталинским сатрапом, который на определенном этапе перестал устраивать «тирана». Но ряд данных свидетельствует об обратном. Ягода вовсе не был таким уж подхалимом, во всем поддакивающим Сталину и высшему партийному руководству. Довольно часто он противопоставлял себя партийным верхам, проявляя качества ведомственного вотчинника, имеющего свои «хозяйственные» интересы. А какие интересы могут быть у вотчинника, если он стоит во главе тайной полиции? Стремиться всячески усилить свою власть над свободой и жизнью людей. Что Ягода и старался делать, иногда пытаясь обходить Сталина и Политбюро. Так, 9 августа 1934 года наркомвнудел разослал на места телеграммы, в которых приказал создать при каждом концлагере суд НКВД. В телеграмме запрещалось обжаловать приговоры этих судов и требовалось согласовывать данные приговоры лишь с краевыми прокурорами и судьями. Политбюро и сам Сталин были в шоке от подобного сепаратного мероприятия, но это вовсе не привело к падению «верного сталинского сатрапа». С ним был заключен компромисс (внимание — именно компромисс!) — лагерные суды оставались, но разрешалось право кассационного обжалования.

Тогда Сталин заметил, что «органы» частенько идут впереди самой партийной верхушки в развязывании репрессий. В сентябре 1934 года он инициировал создание комиссии в составе Кагановича, В. В. Куйбышева и И. А. Акулова (прокурора СССР). Ее целью была проверка «органов» — на основании жалоб в ЦК. Жалобы касались дела о «вредительстве» в наркомате земледелия (1933 год), по которому репрессировали около сотни ответственных работников. Комиссия выявила серьезнейшие нарушения, допущенные в ходе расследования этого и других дел. Сталин вообще хотел назначить Акулова главой тайной полиции вместо Ягоды, но тот упорно не желал выпускать такой пост из своих рук. Довольно странная ситуация, если считать Сталина всесильным диктатором, а самого Ягоду бесхребетным подхалимом. Ведь если верить нашим тираноборцам, любое решение Сталина было законом, неукоснительно исполнявшимся.

О «правом» уклоне Ягоды в 1929 году открыто заявил второй заместитель Менжинского — Трилиссер. Он, конечно, мог приврать (нравы в ЧК были далеки от монастырских), но в любом случае этот деятель исходил из факта тесных деловых и дружеских контактов Ягоды с лидерами «правых». Председатель ОГПУ входил в состав Московского комитета ВКП(б), возглавляемого бухаринцем Н. А. Углановым. На партучете он состоял в Сокольнической районной парторганизации, чьим секретарем был Гибер — также сторонник Бухарина. Ягода частенько пьянствовал с Рыковым и Углановым, и это тоже наводит на некоторые мысли. Ясно, что такой опытный карьерист, как Трилиссер, не мог основывать свое публичное обвинение на голом месте, нужны были какие-то основания.

Здесь я снова коснусь «загадки Кирова». Если до сих пор нет достаточных фактов, чтобы определить с точностью самого заказчика этого политического убийства, то можно с полным основанием говорить о вовлеченности в него руководства НКВД. Причём версия о том, что органами командовал «диктатор» Сталин, очень сомнительна. Как видно из приведенных выше фактов, Ягода вовсе не был послушной марионеткой в руках вождя. А если признать, что он был участником бухаринской группы, то уместно возложить ответственность за убийство Кирова именно на эту группу.

У бухаринцев были все основания желать смерти «Мироныча». Самое время вспомнить, что именно он был наиболее ярым критиком «правых» на XVII съезде. Очевидно, Киров хотел серьезно увеличить свой политический капитал на критике «правых» и отвлечь партию от борьбы с региональным местничеством, переключив внимание на «врагов». В качестве таковых могли быть выбраны либо «левые» (троцкисты, зиновьевцы), либо «правые». Трогать первых Кирову не было никакого резона. Даже если не брать в расчет его возможные связи с Троцким, все равно надо учесть наличие в окружении ленинградского босса множества «раскаявшихся» зиновьевцев, которых он не хотел чистить, несмотря на требования Сталина. Ленинград некогда был вотчиной Зиновьева, и наезд на «левых» вызвал бы нездоровый интерес к нынешнему его владыке — Кирову. Характерно, что, критикуя «правых» обозников, Киров ни словом не обмолвился о «левых».

Мишенью были выбраны «правые», но и у них оказались свои стрелки. Мишенью стал уже сам Киров. И благоприятные для «правых» последствия его убийства не замедлили обнаружиться. С декабря 1934 года прекращается любая критика правого уклона. Пальба (в том числе и свинцом) ведется теперь по «левым» — троцкистам и зиновьевцам. Бухарин же переживает новый взлет своей карьеры, не такой, правда, впечатляющий, как после Октябрьского переворота. Он редактирует «Известия», превращая ее в интереснейшую, охотно читаемую газету. Основной упор газета делает на гуманизм и антифашизм, сильно отличаясь тем самым от скучноватого официоза — «Правды». Бухарин активно включается в процесс написания новой конституции. Явно не обошлось без его влияния и создание концепции антифашистского народного фронта, объединяющего коммунистов и социал-демократов.