«В кромешности потушенного света — я знаю — мне опасно оставаться…»

В кромешности потушенного света — я знаю — мне опасно оставаться,

протянешь руку, шевельнёшь губами — бабай скакнёт! Скорей, скорей на кухню!

Сестра длинноволосая. Как крепость.

Готовит неприступные уроки.

Расплывшиеся по тетради буквы

я медленно распробовать пытаюсь.

И вот они, послушны, оживают

тропическим названием «Ал-геб-ра»,

растением волшебным. Но об этом

спросить сестру мне духу не хватает.

У бабушки гребёнка костяная

и сарафан, впитавший запах кухни.

Стремительные спицы, будто птицы,

вьют гнёздышко пуховое, ручное.

Я знаю, как. Меня уже учили

перебирать запутанные петли.

Отколупну кусочек штукатурки

за печкой, где меня никто не видит.

Получится горяченькая ямка.

В печном нутре гневливый зверь бушует.

Пахучие песочники томятся,

мы с мамой их в духовке заточили

на противне, посыпанном мукою.

Он не противный, просто очень чёрный.

Из погреба сейчас достанут к чаю

тягучего клубничного варенья.

А за окном надсадный рык овчарки,

рёв трактора. На сваленных берёзах

везут зарод, зародище, громаду,

присыпанную снегом гору сена,

Колючего, душистого, сухого.

Я завтра на него тайком залезу.

Отец кричит о чём-то с мужиками,

перекричать старается овчарку…

Оранжевые тракторные фары

прошили двор насквозь, до огорода…