Глава 9. «Год шпиона»

Одиннадцатого марта 1985 года в четыре часа утра Рейгана разбудили новостью о том, что умер Черненко. Он спросил Нэнси: «Как я могу добиться чего-то от русских, если они так часто умирают?» Первые шестьдесят лет советской истории страной руководили: Ленин, Сталин, Хрущёв и Брежнев. Теперь у СССР был третий руководитель за три года. Вероятно, тогда ещё никто всерьёз не думал, что Горбачёв станет революционером. Но, как бы то ни было, Рейган не заметил первых сигналов. Его подвели твёрдый антикоммунизм и представления о советской системе; мешала и нехватка надёжных разведданных. Для Соединённых Штатов Кремль оставался вещью в себе. Рейган и многие в его окружении даже представить себе не могли руководителя СССР, проводящего радикальные реформы сверху. Шульц, как и Тэтчер, возлагал на Горбачёва надежды, но окружение Рейгана раздирали разногласия, и там не могли прийти к консенсусу о том, можно ли с этим человеком иметь дело.

Один из сторонников жёсткого курса, Роберт Гейгс, который был тогда заместителем директора ЦРУ по разведке, полагал, что Горбачёв — это головорез в хорошо сшитом костюме. Он подозревал, что за этим фасадом кроются неприятности, и не хотел попасть впросак. В феврале 1985 года, за несколько недель до того, как Горбачёв пришёл к власти, Гейтс написал одному из ведущих экспертов ЦРУ по СССР записку. «Мне не слишком нравится то, как мы пишем о Горбачёве, — заметил Гейтс. — Мы упускаем из виду, насколько жёстким и ловким человеком надо быть, чтобы попасть на его нынешнее место. Это вам не какой-нибудь Гэри Харт {Бывший сенатор, демократ, намеревавшийся баллотироваться в президенты, но снявший свою кандидатуру. — Прим. пер.} и уж тем более не Ли Якокка. {Бывший президент «Ford Motor» и председатель правления «Chrysler», один из самых известных и талантливых американских менеджеров. — Прим. пер.}. Мы должны дать политикам более чёткое представление о том, с каким человеком им, может быть, придётся столкнуться». По словам Гейтса, он считал Горбачёва наследником Андропова, бывшего председателя КГБ, и Суслова, ортодоксального руководителя, отвечавшего за идеологию. Поэтому-то, писал Гейтс, Горбачёв «едва ли был воплощением всего самого милого и светлого. Эти двое были в числе самых крепких орешков в последние годы. Они бы не взяли хлюпика под своё крыло».[357]

Рейган счёл эти соображения весьма убедительными. Предположение Гейтса было основано на том, что многие годы советскую систему рассматривали как монолит — мол, все её руководители одинаковы и система не способна к изменениям. Рейган встретился с Артуром Хартманом, послом США в Москве. «Он подтвердил мои подозрения, что Горбачёв будет не менее жёстким, чем другие их лидеры, — вспоминал Рейган. — Не будь он закоренелым идеологом, Политбюро бы никогда его не выбрало».[358]

Но Рейган был способен придерживаться разных взглядов одновременно. Он всё ещё мечтал о ликвидации ядерного оружия, несмотря на то, что подозрительно относился к новому руководителю СССР. В одном из первых писем к Горбачёву он назвал ликвидацию ядерных вооружений «нашей общей целью».[359] Рейган также прислушивался к Шульцу, который призывал его опираться на «тихую» дипломатию в отношениях с новым советским руководителем. Как вспоминал Рейган, это означало «необходимость сближаться с Советами, но делать это тет-а-тет — не на бумаге».[360]

Рейган занимал пост президента уже пять лет, но среди тех, кто работал с ним, постоянно возникали конфликты. Много страстей вызвала история в Восточной Германии. 24 марта советский часовой запаниковал и убил американского майора Артура Николсона-младшего, который оказался в закрытой зоне. {Николсон был офицером военной разведки США и, будучи членом военной миссии связи, инспектировал советские танковые войска. Часовой застрелил американца, когда тот фотографировал парк военной техники, том числе новые танки Т-80. — Прим. пер.}. Как и в случае с корейским авиалайнером, неуклюжая советская реакция на инцидент всё только усугубила. Выстрел «следовало назвать убийством», записал в дневнике Рейган.[361]

Двадцать седьмого апреля на завтраке в Белом доме ведущие члены рейгановского кабинета спорили о том, можно ли позволить министру торговли посетить Москву с экономической миссией. Кейси и Вайнбергер были против. Шульц хотел взаимодействия с Москвой, и он думал, что Рейган тоже этого хочет. «Странная была сцена, — вспоминал Шульц. — Вот президент, который рвётся сотрудничать с Советами. А министр обороны и директор разведки устремлены в противоположном направлении».[362] Шульц, уставший от этих споров, сказал Рейгану, что летом хочет уйти в отставку. Рейган уговорил его этого не делать, сказав, что нуждается в Шульце для работы с Советским Союзом.[363] Рейган решил одобрить торговую миссию, но отправил резкое личное письмо Горбачёву.[364]

Примерно 45 % аналитических ресурсов ЦРУ было брошено на СССР.[365] Но при всём внимании, которое уделялось оружию и исследовательским программам, управление не очень понимало, что за человек теперь оказался в Кремле. «Наши знания о Кремле были слабыми, — позднее вспоминал Шульц, — и ЦРУ, как я обнаружил, обычно ошибалось по этой части».[366] Гейтс признавался, что ЦРУ едва ли располагало конфиденциальной информацией. «Мы были бесстыдно жадны до подробностей», которые могли сообщить британцы и канадцы, встречавшиеся с Горбачёвым, и другие, кто его знал, вспоминал Гейтс. Эти источники описывали Горбачёва как более открытого, чем прежние советские руководители, но становившегося «несгибаемым», когда возникали разногласия. Горбачёв был «инновационным, энергичным коммунистом, а не революционером», заключил Гейтс. Первая аналитическая записка о Горбачёве, составленная ЦРУ, называлась «Горбачёв: новая метла». Документ отправили Рейгану 27 июня. По мнению аналитиков ЦРУ, Горбачёв делал ставку на кампанию по борьбе с коррупцией и неэффективностью, но «не на радикальные реформы». В докладе говорилось: Горбачёв уже продемонстрировал, что он — «самый решительный и активный советский лидер со времён Хрущёва».[367] Однако Кейси, отправляя Рейгану доклад, приложил к нему куда более скептическую пояснительную записку. Он утверждал, что Горбачёв и люди из его окружения — «не реформаторы и не сторонники либерализации ни во внутренней, ни во внешней политике».[368]

Ошибиться сильнее было невозможно.

***

Настроения обитателей Кремля менялись. Горбачёв потребовал переписать программу партии. «Чтобы было не пропагандистское оформление уже вложенного в уста Брежнева и Черненко о совершенствовании всего и вся, — написал Горбачёв на документе, — а предложены действительно радикальные преобразования».[369] И это было только начало. Анатолий Черняев, заместитель заведующего международным отделом ЦК, получивший эту записку, был изумлён: «Неужели на самом деле так?! Настолько хорошо, что не верится даже».

Двенадцатого марта, на следующий день после того, как Горбачёв стал генеральным секретарем, он получил важный меморандум от Александра Яковлева — реформатора, говорившего с Горбачёвым о переоценке ценностей в канадском саду. Меморандум назывался просто: «О Рейгане».[370] Текст Яковлева и по интонации, и по сути резко отличался от советской риторики прошлых лет. Анализ личности и политики Рейгана, проведённый Яковлевым, при всём своём несовершенстве был прагматичным, а не идеологизированным. Яковлев описывал Рейгана как человека, который стремится перехватить инициативу в международных делах и войти в историю в качестве президента-миротворца. Он писал, что Рейган выполнил свои обещания по модернизации американской армии и «по сути, дал военному бизнесу всё что обещал». Это отражало более ранние превратные представления Яковлева и Горбачёва о влиянии военной промышленности на политику США. Но Яковлев не стал изображать Рейгана безрассудным ковбоем. Он писал, что Рейган стремится укрепить свои позиции, сталкиваясь с различными силами. Рейган пригласил Горбачёва на саммит, и, как говорил Яковлев Горбачёву, «…с точки зрения Рейгана, его предложение обдуманно, точно рассчитано и не содержит никакого политического риска». Саммиты сверхдержав не проводились уже шесть лет. Яковлев советовал Горбачёву поехать на саммит, но без спешки. Нужно показать Рейгану, писал он, что мир не обязательно крутится всякий раз, как тот нажимает кнопку.

Вот когда Рейгану пригодилось бы свежее и более глубокое понимание того, как мыслит Горбачёв и каким жизненным опытом он обладает. Если бы он увидел записки Горбачёва о радикальной экономической реформе, если бы прочитал меморандум Яковлева, он, возможно, понял бы, что в окружении Горбачёва были люди, мыслящие по-новому. Соединённые Штаты располагали поразительно точными спутниками для сбора технической информации о советских ракетах, но им недоставало данных о новом руководителе страны, которые можно было получить только из первых рук. Рейгану было бы полезно узнать, что Горбачёв прожил жизнь, полную сомнений насчёт разрыва между обществом и партийно-государственной системой. Рейган был бы восхищён замечательными словами, сказанными Горбачёвым своей жене: «Так дальне жить нельзя». Рейган был бы изумлён, узнав о нежелании Горбачёва применять силу и о его убеждённости в том, что разгром новой «Пражской весны» не должен повториться.[371] Но Рейган ничего этого не знал. Соединённым Штатам так и не удалось завербовать шпиона, который предоставлял бы им информацию о высшем политическом руководстве СССР.[372] И как раз тогда, когда США пригодились бы надёжные агентурные данные о новом хозяине Кремля, на ЦРУ обрушились катастрофы.

***

Шестнадцатого апреля 1985 года усатый человек в очках с толстыми линзами сидел в баре вашингтонского отеля «Мэйфлауэр» и ждал встречи с советским дипломатом. Это был Олдрич Эймс, 44-летний сотрудник контрразведки ЦРУ, который должен был выявлять советских шпионов, работающих в США, и присматривать за ними. Эймс часто встречался с советскими чиновниками в ресторанах в центре города, вёл с ними беседы о контроле над вооружениями и отношениях СССР и США. Это было частью его работы — охоты на шпионов. ЦРУ разрешало Эймсу поддерживать такие контакты при условии, что он будет о них докладывать.

В этот раз Эймс ждал Сергея Чувакина, специалиста по контролю над вооружениями, но тот так и не появился. Эймс прошагал два квартала к пышно декорированному советскому посольству на 16-й улице и вошёл в здание. ФБР вело постоянное наблюдение за посольством, о чём Эймс знал. Но он, возможно, предполагал, что это не вызовет подозрений, так как было известно, что он встречается с советскими чиновниками по работе. Оказавшись внутри, Эймс зашёл в приёмную и спросил Чувакина. Одновременно он протянул дежурному конверт.

Конверт был адресован резиденту КГБ Станиславу Андросову, самому высокопоставленному сотруднику КГБ в посольстве. Напрямую Эймс этого не сказал, но жестами показал дежурному, что хочет передать конверт шефу КГБ. Вскоре Появился Чувакин. Он извинился, что не смог прийти в отель, и Эймс покинул здание.[373]

Эймс был охотником за шпионами, но в конверте было его предложение самому стать советским шпионом. В записке он рассказал о двух-трёх случаях, когда советские граждане обращались в ЦРУ и предлагали свои услуги. Они были двойными агентами. Он решил, что выдав их, продемонстрирует: ему есть что предложить, и он сможет стать для КГБ своим человеком в ЦРУ. Он приложил страницу из телефонного справочника ЦРУ, где значился главным офицером контрразведки по СССР и Восточной Европе. Для КГБ это могло бы стать золотой жилой: человек на такой должности должен был знать имена всех агентов ЦРУ в Советском Союзе. Эймс попросил 50000 долларов и больше ничего не сказал.[374]

Несколько недель спустя Чувакин позвонил Эймсу и назначил встречу. 15 мая Эймс вошёл в советское посольство и спросил Чувакина, но вместо этого его отвели в звукоизолированное помещение. Там офицер КГБ отдал ему записку, где говорилось, что они согласны заплатить 50000.

***

На следующий день, 16 мая, шифровальщик зашёл в кабинет Олега Гордиевского в Лондоне и вручил ему телеграмму из Центра.

Гордиевский многое сделал, чтобы помочь Западу: он раскрыл паранойю Андропова по поводу ядерной войны, выразившуюся в операции РЯН, и вымостил путь для успешного визита Горбачёва в Великобританию. В апреле Гордиевский пошёл на повышение, став шефом резидентуры КГБ в Лондоне, и на этой позиции он мог бы сделать для Запада ещё больше. Но сообщение из Москвы, вспоминал он потом, было для него как «удар молнии». Телеграмма содержала требование немедленно вернуться в Москву, чтобы «подтвердить назначение резидентом» и встретиться с начальством КГБ. Странно — ведь он уже сделал это несколько месяцев назад.[375] Напуганный Гордиевский обратился к британским кураторам и рассказал обо всём. Те отреагировали спокойно, посоветовав ему ехать.

На всякий случай Гордиевский отрепетировал план побега, разработанный британцами. Семью он оставил в Лондоне.

Семнадцатого мая Эймс встретился в вашингтонском ресторане с Чувакиным, который вручил ему 50000 долларов наличными, стодолларовыми купюрами.

Гордиевский прибыл в Москву 19 мая и встревожился ещё больше. На паспортном контроле пограничник тщательно и долго просматривал его документы, кому-то позвонил и изучил какие-то бумаги, прежде чем пропустить его. Когда он добрался до своей квартиры, оказалось, что она заперта на третий замок, ключ от которого он давно потерял. Квартиру обыскивали.

***

Поздно вечером в воскресенье 20 мая Джон Уокер остановил свой фургон в лесистой местности в округе Монтгомери, штат Мэриленд, выбросил на обочину пустую банку из-под газировки «7-Up» и поехал дальше. В другой точке он оставил коричневый бумажный пакет. Уокер около десяти лет возглавлял советскую шпионскую сеть на флоте. Среди партнёров Уокера был Джерри Уитворт, служивший на корабле «Энтерпрайз» и укравший засекреченные записи переговоров о маневрах в Тихом океане в 1983 году. Уокер не знал, что ФБР, проведя расследование, вплотную подобралось к нему. Когда он уехал, агент ФБР подобрал банку «7-Up»: это был условный знак русским, что Уокер что-то им оставил и хочет получить взамен деньги. Затем американцы нашли коричневый бумажный пакет: на дне оказалась упаковка толщиной в дюйм, обёрнутая белым полиэтиленовым мешком для мусора, уголки которого были аккуратно подвёрнуты и заклеены. Внутри находились 129 секретных документов, украденных с авианосца «Нимиц», а также письмо, адресованное «Дорогому другу»; это был зашифрованный отчёт о деятельности других членов шпионской сети, в том числе Уитворта.

Уокер ожидал платы и был озадачен: связной её не оставил. Советский агент, имевший при себе деньги, находился поблизости и искал жестянку от «7-Up»; не найдя её, он ушёл с деньгами. Поздним вечером Уокер вернулся в лес и, вероятно, увидел, что пакет исчез. Получили ли его русские? Где деньги? Было поздно, так что он поехал в ближайший городок Роквилл и поселился в гостинице «Рамада-Инн». В 3:30 утра его разбудил администратор, сказавший, что кто-то врезался в его фургон на парковке, и попросивший спуститься в холл и взять с собой страховку. Это была засада. У лифта Уокера арестовали.

***

Двадцать восьмого мая Гордиевский был в Москве. Борясь с усталостью, он принял таблетки, которые дали ему в Лондоне. Его вызвали из штаб-квартиры на встречу с контрразведчиками из КГБ; те хотели поговорить о возможном вмешательстве врага в работу КГБ в Лондоне. Гордиевского отвезли на дачу в нескольких километрах от Москвы, где его ждали агенты, Они пообедали, и официант принёс всем коньяка. Гордиевский выпил и потерял сознание: ему подсыпали наркотик. Очнувшись, он понял, что произошло: его допрашивали в состоянии беспамятства. Он был «подавлен больше, чем когда-либо прежде. Я всё думал: “они знают”, “мне конец”. Как они это выяснили, я не представлял. Но не было ни малейшего сомнения: они знали, что я британский агент».

Было неясно, что и откуда знал КГБ. Гордиевский не понимал, как его предали. В мемуарах он вспоминал, что во время допроса под воздействием наркотика не дал никаких оснований заподозрить его в предательстве и упорно отрицал, что работает на британцев. Гордиевский не знал, были ли у них доказательства, но какой-то информацией те, кто вёл допрос, явно владели. «Гончие КГБ взяли мой след», — решил Гордиевский.

Одним из самых ценных источников ЦРУ в советском ВПК был Адольф Толкачев, тихий, сутулый человек пятидесяти с лишним лет. Он был старшим научным сотрудником российской военной программы аэрокосмических исследований в одном из московских институтов {НИИ радиостроения. — Прим. пер.} и участвовал в разработке радаров, систем противовоздушной обороны и новых истребителей. ЦРУ присвоило ему кодовое имя GTVANQUISH. Толкачев тайно почитал Америку хотя никогда не выезжал из России. В течение семи лет Толкачев предоставил ЦРУ огромное количество сведений о военных исследованиях и разработках, в том числе планы следующего поколения советских истребителей. Эта информация помогла США сэкономить миллиарды и позволила построить самолёты, способные победить в противостоянии с СССР.

В апреле 1984 года Толкачев, встретившись со своим куратором в Москве, передал ему схемы советской радарной системы, 96 кадров плёнки с фотографиями секретных документов и 39 страниц заметок от руки. Иногда он фотографировал документы в туалете своего института. В октябре 1984 года Толкачев передал куратору две миниатюрных камеры, где было девяносто кадров с документами, и двадцать две страницы письменных заметок.[376] Для встреч с американцами Толкачев выработал специальную систему: он подавал сигнал, открывая одну из форточек в своей квартире с 12:15 до 12:30 ночи. Квартира находилась на девятом этаже высотки, где жили представители советской конструкторской элиты.[377] Это здание находилось на той же улице, что и американское посольство, так что офицеры ЦРУ могли проверить, открыто ли окно, просто прогуливаясь мимо.

Пятого июня 1985 года форточка была открыта. Но когда офицер ЦРУ подошёл ближе, он почувствовал тревогу: наблюдение было пристальным; для агентов в Москве это часто представляло проблему: за ними постоянно следили. Следующее свидание было намечено на 13 июня. Окно снова было открыто. Сотрудник резидентуры ЦРУ не заметил наблюдения — только женщину, которая громко говорила в трубку в телефонной кабинке. По информации ветерана ЦРУ Милтона Вердена, у агента с собой были два полиэтиленовых пакета для покупок.

В одном лежали 125000 рублей мелкими купюрами (эквивалент 150000 долларов), а также пять новых миниатюрных камер с плёнкой, спрятанных в брелоке для ключей. Во втором были книги, а в них были спрятаны сообщения о секретах, которые ЦРУ желало заполучить, и инструкции по связи с агентами.[378]

Ровно в 9:40 вечера, когда должна была начаться встреча, на офицера ЦРУ налетело больше десятка сотрудников КГБ в военном камуфляже, прятавшихся в стоявших неподалёку автобусах. Агента Пола Стомбауха-младшего («Скипа») отвезли на Лубянку, где располагались громадная тюрьма и штаб-квартира КГБ. Там, прямо перед ним, открыли и опустошили пакеты, которые он собирался отдать Толкачеву; всё это записывалось на видеокамеру. В записке, лежавшей в пакете, Толкачева благодарили за «очень важную письменную информацию», которую он предоставил ранее, но добавляли, что из-за плохого освещения некоторые фотографии оказались испорченными. В записке также говорилось о том, что ЦРУ может сделать для Толкачева новый пропуск — подделать его, как «мы это сделали в 1980 году». Это был провал.

Толкачев уже был арестован. Впоследствии его казнили.

***

В тот же день, когда агенты КГБ схватили Стомбауха, советский отдел ЦРУ постиг ещё один сокрушительный удар. Эймс приехал в небольшой ресторан «Чэдвикс» в Джорджтауне. Эймс упаковал в своём служебном кабинете в Лэнгли два-три килограмма засекреченных сообщений и беспрепятственно вынес их из штаб-квартиры. Он принёс документы в ресторан в полиэтиленовом пакете. Там Эймса встретил Чувакин из советского посольства. В пакете находилась крупнейшая партия секретных документов, какую КГБ когда-либо получал за одну встречу. Эймс выдал больше десятка источников высшего звена, делившихся с ЦРУ и ФБР информацией о советских делах. Среди них были Гордиевский и Толкачев. Если прежде КГБ их только подозревал, то теперь у Советов появились доказательства.

Спустя два дня Гордиевский, всё ещё полный страха и неуверенности, отправился в санаторий КГБ в Подмосковье. Ему велели ждать там, пока КГБ решит его судьбу. Семья Гордиевского направлялась на летние каникулы в Азербайджан. Гордиевский решил бежать. Он вернулся в свою московскую квартиру и достал с полки английский роман: кусочек целлофана, спрятанный за переплётом книги, содержал инструкции на случай побега.

Гордиевскому следовало подать британцам сигнал, что у него есть сообщение, а затем, проходя мимо, столкнуться с британским агентом. Гордиевский в панике подал сигнал. Затем он пошёл на полную туристов Красную площадь. Он зашёл в туалет неподалёку от мавзолея Ленина, плотно закрыл дверь и составил записку для англичан:

«Нахожусь под серьёзным подозрением. Попал в большие неприятности. Нужен вывоз как можно скорее. Остерегайтесь радиоактивной пыли и автомобильных аварий».

Последняя фраза относилась к распространённым в КГБ методам слежки и устранения людей. Но Гордиевский не смог отдать записку — он не встретил агента.

На следующей встрече он должен был искать кого-то, выглядевшего как британец и жующего что-нибудь: это был бы сигнал, что агент заметил Гордиевского. После двадцати четырёх минут ожидания на условленном месте на углу улицы Гордиевский заметил человека британской наружности с тёмно-зелёным пакетом из «Harrods»; тот ел шоколадку «Марс»: «Я заглянул ему в глаза, мысленно крича: “Да, это я! Мне срочно нужна помощь!”»

Затем Гордиевский сел в ленинградский поезд, а из Ленинграда на автобусе добрался почти до границы с Финляндией. Тэтчер одобрила дерзкий план, позволяющий вытащить его из Советского Союза. Гордиевский утверждал впоследствии, что британские агенты подобрали его в лесу недалеко от границы и вывезли в багажнике. Когда они проезжали через пограничный пункт, Гордиевский сжался от страха, но советские пограничники не стали открывать багажник. Как он вспоминал, когда они прибыли в Финляндию и крышка багажника наконец поднялась, «я увидел голубое небо, белые облака и сосны… Я перехитрил весь могущественный КГБ! Я сбежал! Я был в безопасности! Я был свободен!»[379]

Но какое-то время британцы держали новости об этой победе в тайне.

***

Первого августа в Риме 49-летний Виталий Юрченко, офицер КГБ, недавно назначенный замначальника отдела, курировавшего деятельность советских разведчиков в США и Канаде, вышел прогуляться и не вернулся. Он позвонил в американское посольство, сказал, что хочет перебежать в Соединённые Штаты, и через несколько дней был доставлен на базу ВВС «Эндрюс» в Мэриленде, неподалёку от Вашингтона. Юрченко проработал в контрразведке КГБ пять лет.

Для встречи Юрченко в аэропорту ЦРУ отправило несколько человек, в том числе ведущего специалиста по советской контрразведке Эймса. Однако Эймс прибыл на базу «Эндрюс» с опозданием и вёл себя странно. Увидев Юрченко в толпе сотрудников ФБР и ЦРУ, Эймс подошёл прямо к нему и поздоровался: «Полковник Юрченко, я приветствую вас в Соединённых Штатах от имени президента Соединённых Штатов». Берден считает, что Эймс поступил так из опасения, что Юрченко уже известно о его работе на КГБ. Затем перебежчика повезли для допроса в дом в Оуктоне, на севере Виргинии, и Эймс сел в машину вместе с ним.[380]

Эти беседы были, как мы понимаем сегодня, одной из самых диковинных историй холодной войны. Эймс буквально только что передал КГБ самую большую кучу секретов за всю историю ЦРУ. Но тем не менее он сидел напротив одного иа важнейших перебежчиков, предложившего выдать США секреты КГБ, и опрашивал его. Подробности, выложенные Юрченко, Эймс затем передал обратно в КГБ; ЦРУ не имело представления об этом.

Юрченко сообщил две ошеломительных новости. Первая заключалась в том, что бывший стажёр ЦРУ продавал секреты русским. Юрченко сказал, что знал этого человека как «Роберта», а также что «Роберт» должен был отправиться в Москву, но не поехал. ЦРУ как громом поразило. Это описание подходило только к обиженному стажёру Эдварду Ли Говарду, которого уволили в 1983 году.[381] Затем разорвалась другая бомба. КГБ, как вспомнил Юрченко, собрал богатый урожай секретов благодаря пришедшему в советское посольство в 1980 году работнику Агентства национальной безопасности, отвечавшего за глобальную электронную прослушку. Этого информатора Юрченко знал как «мистера Лонга». Он передал Советскому Союзу информацию об операции ЦРУ по прослушиванию подводных коммуникаций в Охотском море. Это была операция «Ivy Bells», которую СССР пресёк в 1981 году. (Аналогичная операция, проведённая в Баренцевом море, осталась незамеченной.) ФБР объявило охоту на «мистера Лонга» и четыре месяца спустя арестовало Рональда Пелтона, специалиста АНБ по связи, который продал СССР секретные данные за 35000 долларов.

Директор ЦРУ Кейси был в большом восторге от перебежчика Юрченко. «Кейси был как ребёнок, которому досталась новая игрушка, — вспоминал Гейтс. — Он не только требовал практически ежедневных докладов о происходящем на допросах, он также постоянно бахвалился этим великим подвигом ЦРУ. Он встречался с Юрченко, обедал с ним и никак не мог наиграться».[382]

***

Первого октября 1985 года Роберт Хансен, аналитик ФБР по советской разведке, опустил письмо в почтовый ящик в округе Принс-Джордж в окрестностях Вашингтона. Хансен был сотрудником нью-йоркского отделения ФБР, но в тот день работал в столице. На письме стоял домашний адрес оперативника КГБ Виктора Дегтяря, который жил в Александрии, штат Виргиния. Тот получил письмо 4 октября. Внутри был другой конверт, на котором Хансен сделал пометку: «Не вскрывать. Отдайте этот конверт в запечатанном виде Виктору Черкашину». Дегтярь передал письмо Черкашину, второму по значимости сотруднику КГБ в Вашингтоне, который тогда уже курировал Эймса.

Открыв конверт, Черкашин прочитал:

«Уважаемый г-н Черкашин!

Скоро я отправлю коробку с документами г-ну Дегтярю. Они определённо относятся к самым важным и засекреченным проектам разведки США. Всё это оригиналы, чтобы проще было проверить их подлинность. Пожалуйста, имейте в виду в целях нашего долгосрочного сотрудничества, что число людей с таким набором допусков ограничено. В совокупности эти документы укажут на меня. Я рассчитываю, что офицер с вашим опытом отнесётся к ним соответственно. Уверен, этого достаточно, чтобы оправдать выплату мне 100000 долларов. Я должен предупредить вас об угрозе моей безопасности, о которой вы можете не знать. Ваша служба недавно потерпела несколько неудач. Я предупреждаю, что г-н Борис Юшин (линия пр, Вашингтон), г-н Сергей Моторин (линия пр, Вашингтон) и г-н Валерий Мартынов (линия x, Вашингтон) завербованы нашими специальными службами».[383] {По данным Гордиевского, «линия пр» в КГБ занималась политической разведкой. — Прим. пер.}.

Далее Хансен описал секретную методику сбора разведданных, используемую США. Он сообщил русским, что будет на связи. Подпись свою он не поставил. 15 октября Дегтярь получил от Хансена посылку с множеством секретных документов. На следующее утро офицеры ФБР увидели, как Дегтярь заносит в советское посольство большой чёрный холщовый мешок, с которым его раньше не видели. Примерно через десять дней Дегтярь получил ещё одно письмо от агента, которого КГБ называл «Б»; конверт был отправлен из Нью-Йорка. В письме предлагалось воспользоваться тайником под мостиком в Ноттоуэй-Парк в северной Виргинии, неподалёку от места, где Хансен жил прежде. В субботу 2 ноября сотрудники КГБ оставили под мостом 50000 долларов.[384]

***

ЦРУ перевезло Юрченко в новое, более просторное убежище в лесу у озера около Фредериксберга. Но Юрченко разочаровывался всё сильнее. В прессу просочились слухи о его побеге, хотя он просил ЦРУ хранить это в тайне. А его надежды на воссоединение с русской женщиной, которую он знал за много лет до того, оказались разбиты.[385] Когда в августе Юрченко стал перебежчиком, он думал, что у него рак желудка, но анализы, проведённые в США, показали, что это не так. 2 ноября, будучи в ресторане «Аu Pied de Cochon» в Джорджтауне, Юрченко просто ушёл от своего неопытного куратора из ЦРУ. Когда агент понял, что произошло, ЦРУ и ФБР бросились искать Юрченко по всему Джорджтауну. Они не нашли его. В понедельник 3 ноября он появился в советском посольстве и провёл там странную пресс-конференцию, заявив, что в Риме его похитили, накачали наркотиками и насильно увезли в США. «Подозрительно всё это», — записал Рейган в дневнике 4 ноября.

Юрченко сел на самолёт в Москву 6 ноября. Его побег и возвращение долгое время были одной из загадок холодной воины. Не мог ли КГБ намеренно подсадить его американцам? Но с какой целью? Или он просто был разочарован тем как к нему относятся в ЦРУ? Правда неизвестна до сих пор.

На борту самолёта, который вёз Юрченко домой, был и агент КГБ Валерий Мартынов, работавший в советском посольстве офицер «Линии X», которая занималась промышленным шпионажем. К этому моменту и Эймс, и Хансен указали на Мартынова как на перевербованного агента. В Москве Мартынова арестовали, а после казнили.

***

Операции американской разведки в Советском Союзе проваливались одна за другой, но ЦРУ даже не представляло, какой удар был нанесён ему в 1985 году. Эймс и Хансен только начинали шпионскую деятельность. Позднейшие расследования показали, насколько серьёзно пострадали американские операции в Москве. Гейтс говорил, что Говард был «самым громким провалом контрразведки ЦРУ в тот момент» и что «многие наши операции были скомпрометированы и пресечены КГБ либо свёрнуты нами». По оценкам аналитиков ЦРУ, девять агентов, которых Эймс предал 13 июня, было казнено. Комитет по разведке сената позднее выяснил, что сорвалось более двадцати операций. Джон Дойч, директор ЦРУ, сообщил конгрессу, что признания Эймса не только привели к гибели агентов, но и «чрезвычайно осложнили понимание того, что происходило в Советском Союзе в критический момент его истории».

«Год шпиона», как прозвали потом 1985 год, ослепил американскую разведку именно в тот момент, когда Горбачёв пришёл к власти. У Рейгана просто не было источников, позволяющих узнать о происходящем за кремлёвскими стенами. В итоге агенты перемен оказались могущественнее агентов разведки. И благодаря этим силам — знаниям Горбачёва о том, что необходимо его стране, бремени гонки вооружений и желаний Рейгана ликвидировать ядерное оружие — приближалась революция.