Песня спешит на фронт
Песня спешит на фронт
Снова тяжелый пеший переход. Дорога идет по горным склонам и обрывам в хмурой и туманной полутьме. Мелкий и нудный дождичек переходит в ливень. Тропка очень крутая и скользкая, идти по ней опасно. Гибкие и топкие стебли вьюнка обвиваются вокруг наших ног, затрудняют движение. На один короткий миг блеснет луч фонарика, и снова темно. Слышим тихие оклики солдат нашей охраны. Богдан отчаянно ругается, но, к счастью, по-польски, так что никто, кроме меня, его не понимает. Сумку с запасными кассетами несет один из наших лаосских товарищей. Сам же Богдан не выпускает из рук своей кинокамеры и считает, что ей (а не ему!) грозит опасностью каждое неосторожное движение. Я тоже боюсь за сохранность моих фотоаппаратов. Просто счастье, что их у меня два! Если разобьется один, то можно будет работать вторым. А если сломаются оба?..
— Внимание! Осторожно!
Споткнувшись о камень, я едва сохраняю равновесие. Что-то вцепилось в рукав моей блузы. Колючий куст, название которого я не знаю, больно ранит плечо… Позабыв о всякой гордости, преодолеваю очередной поворот крутой тропинки… на четвереньках! Так безопаснее. Лишь бы не ударить фотоаппараты о камень.
— Холера ясна! — ворчит Богдан. — Тоже мне гениальная мысль… Ну, за каким дьяволом нужно было идти по этому чертову ущелью, да еще ночью?!
Кхам Фой, словно угадав смысл этой тирады Богдана, подходит к нам.
— Днем здесь очень опасно. Самолеты… — слышим из темноты его голос.
— Можно было бы выйти в сумерки, когда еще видно хоть что-нибудь! — не сдается Богдан. — А что теперь? От самолетов мы избавились, а свернуть шею или поломать ноги в любую минуту можно…
— Еще немного! Теперь уже недалеко, — утешает нас Кхам Фой.
Это «немного» затянулось надолго. Глаза привыкли к темноте, и мы кое-как различаем детали пейзажа. Нагромождение скал слева и справа. Заросли бамбука. В могучем дереве, как бы расколотом пополам, зияет огромное дупло. Мы останавливаемся, чтобы перевести дух. Задрав голову, я смотрю на небо. Ни одной звездочки…
Вокруг нас начинается оживленное движение. Слышу возобновившиеся тихие оклики солдат.
— Похоже, что мы пришли на место, — говорю Богдану.
— Да? — насмешливо отвечает он. — Нет, это было бы слишком прекрасно… Не верится! — возясь со своим багажом, ворчит Богдан.
Внезапно мы слышим четкие и ритмичные удары гонга. Тревога? Пожалуй, нет: ведь самолетов пока не слышно. Один из наших лаосских товарищей стоит возле крыла сбитого вражеского самолета, которое подвешено на железном крюке, и ударяет по нему каким-то предметом. Снова повторяются вибрирующие, ритмичные звуки — один протяжный, второй отрывистый…
— Это что же: фанфары в нашу честь? — с насмешкой спрашивает Богдан.
— Нет! — отвечает ему из темноты Си Мон. — Как вам известно, мы направляемся к месту расположения Центрального ансамбля песни и танца. Если бы мы своевременно не предупредили этим условным сигналом охрану, то наши товарищи из ансамбля немедленно открыли бы огонь.
С некоторым облегчением узнаю, что сигнал был услышан. Из мрака появляются две неясные фигуры. Спешат к нам. Кто-то протягивает мне руку и помогает идти. Кто-то другой, жестами и на ломаном французском языке, предупреждает: наклоните головы, иначе ударитесь о скальные выступы. Среди горных расщелин тускло мерцает пятнышко света. Слышу оживленные голоса. Еще минута, и мы оказываемся в шалаше, «встроенном» прямо в скальную стену.
Нас окружают улыбающиеся молодые лица.
— Сабайди! Сабайди!
Слова приветствия звучат со всех сторон. Горит керосиновая лампа, искусно сделанная из корпуса шариковой бомбы. Молоденькая девушка склоняется к моим ногам… Это еще что такое! Пытаюсь громко протестовать и чувствую, как ловкие тонкие пальчики развязывают шнуровку на моих сандалиях. Что делать?..
— Она хочет помочь вам! — говорит Дуан. — Надо немедленно проверить: не впилась ли в ваши ноги какая-нибудь древесная пиявка, скажем тхак…
Действительно, маленькие черные червячки извиваются на моих ногах. Кто-то из присутствующих протягивает горящую сигарету. Девушка огоньком сигареты прижигает отвратительных пиявок, и они отваливаются от кожи. Остаются лишь маленькие ранки, из которых сочится кровь. Как это я не догадалась натереть ноги мылом — во Вьетнаме оно помогало избавиться от назойливых гадов.
Пиявки не отказались и от Богдана, который со злостью отрывает их и бросает в огонь очага. Достаю из походной аптечки перекись водорода, промываю ранки и спешу на помощь Си Мону: наш переводчик зацепился ногой за камень и здорово покалечил ее. А ведь во время перехода он даже не ойкнул! Из разбитой ноги сильно течет кровь. Делаю ему перевязку.
В полумраке различаю на стене помещения яркие, от руки написанные плакаты и неизменную, встречаемую нами во всех пунктах нашей поездки надпись: «Привет делегации журналистов из страны Полой!» После дьявольски трудного ночного перехода нам здесь тепло и уютно. Может быть, тому причиной горячий ароматный чай, дымящийся в керамических чашках?
Или знакомые, хотя и немного искаженные, по легко узнаваемые слова, то и дело повторяющиеся в начале беседы: Варшава, Быдгощ, Белосток?..
Именно в этих городах Польши всего год назад выступал Центральный ансамбль песни и танца Нео Лао Хаксат.
— В нашем коллективе больше семидесяти человек, преимущественно молодежь, — рассказывает художественный руководитель ансамбля Пассеутх, высокий, рослый мужчина с мягким, немного грустным взглядом темных, выразительных глаз. — Но сейчас здесь, на базе, нас всего около тридцати. Остальные на гастролях в окрестностях базы и в тех местах, где идут бои. Наши товарищи выступают там перед бойцами и сами довольно часто бывают на передовой.
— Давно ли организован ваш ансамбль?
— Пожалуй, датой нашего рождения можно назвать пятьдесят четвертый год. В это время из маленьких и разбросанных артистических группок, выступавших среди бойцов Патет Лао во время первого Сопротивления против французских колонизаторов, постепенно был создан единый ансамбль. Мы находились тогда во Вьентьяне. Население столицы и по сей день вспоминает наши выступления. А мы помним вашу Польшу, где выступали в начале шестьдесят седьмого года. Но самые старые участники ансамбля и мы, его руководители, впервые столкнулись со словом «Полой» и получили дружескую помощь польских товарищей значительно раньше…
Обстановка в стране была тогда трудной и запутанной. Выступления ансамбля, которые были проникнуты любовью к родине и свободе и призывали бороться за мир и независимость, не понравились врагам единства страны. Времена колониального владычества французов закончились, но во Вьентьян хлынули американцы. В городе буквально кишели агенты и осведомители ЦРУ.
— Сперва они только следили за нами и ходили по пятам, — вспоминает Чанг Нонг, помощник Пассеутха. — Потом это им надоело и они перешли к активным действиям…
— Однажды мы выступали в здании вьентьянского городского театра, где было электрическое освещение, — говорит Пассеутх. — Чьи-то «таинственные» руки перерезали электрические провода вскоре после начала концерта. Сцена погрузилась в темноту, в зале возникла паника. Во время очередного нашего выступления, проходившего в зале кинотеатра, кто-то бросил на сцену две слезоточивые гранаты — сразу, как только вышли наши молодые артисты. Позже диверсионный акт был значительно более грубым и мог закончиться трагически: около кулис взорвалась предательски подложенная мина. Было ранено несколько участников концерта. Принц Суфанувонг обратился тогда к полякам, членам Международной комиссии по наблюдению и контролю. И вот польские врачи оказали помощь раненым артистам…
Сквозь шум дождя мы слышим какой-то гул. Это американские самолеты. Несколько парней встают, чтобы прикрыть лампу кусками циновок. Затем они проверяют, не проникает ли свет за пределы шалаша.
— …Нам пришлось тогда покинуть столицу, — вступает в беседу музыкальный руководитель и дирижер ансамбля Линь Тхонг, который хорошо помнит вьентьянский период. — Почему? Огромный интерес жителей города к нашему ансамблю был бельмом на глазу для наших врагов. Бывало, что королевские полицейские и даже солдаты «с той стороны баррикады» вручали нашим танцорам и певцам сувениры, выражая при этом горячую благодарность за исполнение патриотических песен. Но никакие симпатии наших зрителей и слушателей не могли защитить ансамбль от нападок и козней врага…
— А что было после вашего отъезда из Вьентьяна?
— В течение длительного времени, разбившись на небольшие группки, мы выступали в деревнях, подальше от городов, — говорит Пассеутх. — Но в шестидесятом году мы опять соединились. Теперь наш ансамбль окружен заботой центрального аппарата Нео Лао Хаксат. Те несколько лет, что мы провели в селах, не пропали зря: бывая среди крестьян, мы изучили народные танцы, собрали множество старых песен. Все это очень обогатило наш репертуар. Лаосский фольклор — это сокровище, которым до нас почти никто не интересовался.
— А как используются старые кадры? — спрашиваю я.
— Многие прежние участники ансамбля, выступавшие на сцене десять-двенадцать лет назад, служат сейчас в армии Патет Лао или в кадрах Нео Лао Хаксат.
Некоторые руководят культурной жизнью и просвещением на селе и в уездах. Дело в том, что в ансамбле могут участвовать только молодые люди в возрасте шестнадцати-двадцати лет. Это ведь не такая уж легкая работа! Обычно мы принимаем кандидатов, умеющих читать и писать, обладающих определенными артистическими данными. Подготовка каждого набора продолжается более года. А как выглядит наша учеба — увидите сами.
Знакомство с жизнью молодых артистов откладываем на завтра. Рано утром мы уже внимательно следим за ходом занятий. Несколько часов подряд идет репетиция — песни, танцы, занятия по сольфеджио. Учеба проходит под открытым небом, в узкой котловине между скалами. Но всюду зорко следят за небом посты самообороны. Им приходится быть начеку: музыка и пение могут помешать вовремя услышать гул приближающихся самолетов.
Барак из толстых стволов бамбука, построенный участниками ансамбля (Тхонг назвал его «лекционным залом»), сгорел дотла во время одного из массированных налетов вражеской авиации.
— Мы потеряли тогда значительную часть костюмов, много музыкальных инструментов, транзистор, — с горечью замечает Чанг Нонг.
— Как часто ансамбль подвергался бомбежкам?
— О, много раз!.. Совсем недавно, с месяц назад, четыре «хыа бинь Америка» яростно атаковали эту местность, — рассказывает Пассеутх, — Они прилетели с запада, используя огромную щель в тесной горной цепи, окружающей котловину. Это были два Ф-105 и два АД-6. От сброшенных ими зажигательных ракет в ближайшей деревне сгорело девять хижин. Досталось бы и нам, если бы мы вовремя не спрятались в укрытие… С шестьдесят пятого по шестьдесят восьмой год нам шесть раз пришлось переносить свою базу.
У подножия скал — полоса зелени. На клочках старательно возделанной земли растут овощи, батат.
— У нас были бы трудности с питанием, если бы не самообеспечение, — говорит Тхонг.
Каждый день в вечерние часы все члены ансамбля выходят на полевые работы. В вечерние же часы — дополнительная учеба в объеме начальной школы и политподготовка.
— Пока что на нашем счету около трехсот выступлений среди солдат и гражданского населения, — не без гордости замечает Пассеутх.
— Какие наиболее трудные и опасные моменты испытал ансамбль во время своих поездок на фронт?
— Год назад в уезде X. мы едва не попали в засаду. На дороге, по которой ехала наша машина, диверсанты установили мину. По впереди ехал военный патруль. Это нас спасло: та машина была серьезно повреждена, несколько человек ранено.
— А как теперь? Дают вам охрану?
— Нет. Обычно мы делаем переходы, имея с собой оружие, чтобы защищаться в случае необходимости. А вообще-то каждому из нас приходится нести кроме винтовки еще двадцать килограммов груза: НЗ продовольствия, костюмы, музыкальные инструменты и все, что необходимо для жизни и работы в пути… Не раз мы выступали перед бойцами сразу после сражения. Бывали мы и в так называемых скользящих зонах — на территории, которая часто переходит из рук в руки. Население всегда помогает нам, охраняет, предупреждает о приближении врага. Всюду, где мы бываем, наши люди собирают старые песни и народные сказания. Неизмеримо богатство нашего народного искусства! И мы жаждем показать миру хотя бы сотую его долю…
Ансамбль побывал в двух заграничных поездках — в конце 1964 года он посетил Китай и КНДР. Второе турне состоялось в 1966–1967 годах и продолжалось несколько месяцев. За это время молодые артисты объездили немало стран — они выступали в Советском Союзе, Монголии, Польше, ГДР, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Албании, а затем во Вьетнаме и снова в Китае. Зрители Варшавы, Белостока и Быдгоща горячей овацией встречали «Тапец победивших бойцов», «Танец жатвы» и пантомиму, показывающую возвращение бойцов в родное село после успешного боя. Бурные аплодисменты сопровождали исполнение польских песен. В ансамбле до сих пор напевают «Пташку» и «Едут гости, едут».
…Едва оркестр стал настраивать инструменты для концерта в нашу честь, как в небе внезапно раздался гул самолета. Мы инстинктивно прижались к скальной стене. Артисты мгновенно рассредоточились по всем уголкам грота. Бойцы из группы самообороны схватились за оружие, заняли свои места. Бомбы взорвались где-то неподалеку, за перевалом.
Мы ждали с полчаса. Наконец Линь Тхонг дал знак: можно начинать. Чансамай, молоденькая певица, выполняющая одновременно и роль конферансье, обращается к нам с Богданом:
— Вы пришли к нам, чтобы собственными глазами увидеть жизнь нашего народа. Суровую, трудную и тяжелую, проходящую в непрестанной борьбе — борьбе, которую мы будем продолжать до окончательной победы. Мы верим, что вы сделаете многое, чтобы помочь нашему справедливому делу и укрепить дружбу народа Полой с народом Лао. В благодарность за это мы дарим вам наши танцы и песни…
Первый номер программы — это уже известная нам песня «Приветствуем зенитную артиллерию». Однако мы еще не слышали ее в столь прекрасном исполнении. Наверное, учеба молодых артистов в военных условиях Лаоса проходит иначе, чем в тех странах, где жизнь идет нормально — без бомбежек, разрушений и смерти. Но способности и талант можно распознать сразу и всюду. Сильные и мелодичные голоса девушек, кажется, раздвигают стены скального ущелья.
Маленькая и красивая как куколка певица Да Нья. Вчера за ужином она спрашивала меня через Си Мона: «Как же так: мы ничего плохого американцам не сделали, почему же они напали на нас?» Сейчас она исполняет песню о борьбе: «Девушки, вступайте и вы в наши ряды! Женщины-матери! Защищайте домашние очаги и своих детей! Пусть старые люди остаются в деревнях, чтобы возделывать рисовые поля. Все молодые и здоровые — на фронт!»
Обтянутый кожей бубен с побрякушками — конг — отбивает ритм. Пронзительно звенят цимбалы — синг. Им вторят аккордеон, однострунная скрипка и кхены — бамбуковые флейты. Выступает еще одна вокалистка, прелестная и не лишенная кокетства. В ее ушах колышатся большие серебряпые серьги. Голосок у нее нежный и чистый, как кристалл. Звучит Тоели му онг — народная песенка, воспевающая красоты Самнеа. Она сопровождается ритмичными хлопками остальных членов ансамбля. Следующую песенку исполняют сразу три певицы. Шутливая и задорная, она рассказывает о девушках, которые встречают возвращающихся после боя воинов. Поселка, исполняемая в дни праздника Пи май: «Пусть весь народ в наступающем Новом году утроит свои усилия в борьбе…» Еще одна песня: «Сражались наши деды и отцы… И мы делаем это. Мы заставим врага уйти с нашей земли. Для всех хватит риса, земли и солнца…»
«Танец урожая». Плавно двигаются по кругу молодые артистки. Ритмичный и грациозный шаг — такой же, как и в известном нам танце ламвонг. Гибкие, пластичные, полные несказанной прелести и гармонии движения рук. Очередной номер программы: лам. Это мелодекламация с острым сатирическим содержанием, похожая на наши частушки.
Записывая текст песен, слова которых мне поспешно переводит Си Мон, я невольно думаю о второй группе ансамбля, которая сейчас находится где-то на передовой. Возможно, что и эти талантливые молодые артисты, с которыми мы познакомились только вчера, завтра пойдут но дорогам, усеянным минами и бомбами замедленного действия…
Песня о «стальной горе» Фо Кхут, которая словно сторожевая башня преграждает врагу путь в стратегически важную Долину Кувшинов:
Высока гора Фо Кхут,
по виду похожая на седло.
Высока гора Фо Кхут,
которая защищает нас от врагов.
Сто раз подступал сюда враг,
сто раз отступал от горы…
Песню о горе Фо Кхут создал руководитель ансамбля Пассеутх после окончания турне по социалистическим странам. Очень жаль, что ее еще не слышали в Европе — она прекрасна!
— Совсем недавно у нас стали записывать ноты, — говорит композитор. — Прежде наши народные певцы играли и пели на слух, и только так мелодии передавались из поколения в поколение. К сожалению, ноты песни о горе Фо Кхут сгорели во время недавнего налета. Но песня осталась и ее будут петь!
Я тоже верю: песня, рожденная в огне битв, доживет до победы народа Лаоса!