«Говорит „Голос Патет Лао“…»

«Говорит „Голос Патет Лао“…»

Скалы, узловатые корни, лианы. Зелень, заполняющая расщелины и фестонами свисающая над ущельем. Отовсюду доносятся голоса, свидетельствующие о присутствии людей. Этот уголок напоминает улей: щели и лазы ведут в подземелье, где трудятся люди. Я слышу обрывки фраз, звук аккордеона… И еще один звук: пулеметная дробь пишущей машинки. Четкие слова, как будто кто-то произносит их перед микрофоном…

Внезапный гул… Неужели сработал механизм замедленного действия или разорвалась старая бомба? Нет. На сей раз нет! Просто саперы с помощью взрывчатки расширяют площадь естественных гротов.

Камни уложены на тропинке в виде ступенек. С одной стороны — монолит скалы, с другой — пропасть. Крутой поворот. С изумлением прислушиваюсь к голосам, раздающимся у нас под ногами. Действительно: там, внизу, узкие коридоры и ходы тянутся далеко в глубь пещеры. Сухие корни деревьев касаются скальной стенки, на которой мелом написано: «4 X хорошо». Мне говорят, что в этом лозунге изложены четыре принципа трудового соревнования: хорошо работать по специальности; постоянно учиться, повышать уровень знаний и квалификации; активно участвовать в общественной жизни; увеличивать производительность труда, помня при этом об экономии сырья.

Эти принципы обязательны и для сотрудников радиостанции Патет Лао. До ее главной базы мы добрались только сегодня после долгой и мучительной пешей «прогулки». Наши хозяева заметили это.

— Прежде чем вы начнете работать, отдохните! — с дружеской улыбкой сказал директор Сисана Сисан. — Вы слышали грохот взрыва? Да, нам нужно больше места: сейчас у нас новые задачи, новая работа, новые кадры — всем нужна жилплощадь…

Сисана хлопочет возле столика, пододвигая к нам чашки с дымящимся ароматным чаем. Мы находимся в шалаше, две стены которого — скала. Сплетенная из бамбука крыша покоится на двух скальных выступах. Внутри шалаша — стол, накрытый пластиковой скатертью, на нем телефон и лампа. Двое солдат из нашей охраны, не снимая плоских фуражек и сандалий, присели за порогом.

…Я споткнулась об острые камни, торчащие посреди тропинки.

— Не зевай! — предостерегает Богдан, нацеливая фотоаппарат на интересующие его детали: он хочет использовать остатки дневного света, чтобы запечатлеть пейзаж скального ущелья.

Заметив наш интерес к окружающей местности, Сисана снисходительно улыбается. Богдан делает снимки, а я тем временем переписываю распорядок дня сотрудников радиостанции, написанный на листке бумаги, который прикреплен прямо к скале. Кхам Фой переводит:

5.30 — подъем.

6.30 — завтрак, работа в поле, уход за овощами и рисовыми плантациями.

7.30–11.00 — работа на станции.

11.00–13.00 — отдых.

13.00–16.00 — работа на станции.

17.00–18.30 — работа в поле.

18.30–19.00 — ужин.

19.00–21.00 — отдых, культработа.

Расписание занятии на неделю:

а) курсы по повышению знаний в объеме начальной школы — вторник, среда, четверг;

б) политические курсы — понедельник, пятница;

в) общие собрания — суббота.

Спрашиваю: кто же выполняет роль учителей на общеобразовательных курсах? Оказывается, наиболее подготовленные сотрудники станции подтягивают более слабых. Самые многочисленные группы — это V, VI, VII классы. Школьная учеба обязательна, занятия проводятся в отведенные дни, вечерами, и продолжаются три часа. Они включены в рамки культработы.

Директор радиостанции свободно владеет фрапцузским языком. Он сам вписывает в мой блокнот свое имя: Сисана Сисан. Ошибка? Двойное имя?.. Нет. Первое — это собственно имя. Второе — фамилия. Различие только в неуловимом для европейца акценте: Сисана Сисан означает «Великая победа». Маленький сынок Сисаны, «гражданин освобожденных зон», как говорит о нем отец, родился в 1963 году тут, в джунглях. Ему дали имя — Ви Ра, то есть «героический». Его сестренка, чуть постарше, хрупкая и маленькая, с большим бантом в пышных темных волосах, носит звучное имя Су Мана. Это название прекрасного цветка, растущего в джунглях Лаоса.

Сисана Сисан заведует радиостанцией Патет Лао и входит в состав руководящего ядра ЦК Нео Лао Хаксат. У его заместителя Сон Тхеу (из этнической группы лаотхынг) суровый вид: кустистые брови нахмурены, щеки заросли щетиной, густые усы закручены. «Разбойничья красота», — записала я в блокнот рядом с его именем. А на самом деле он добряк. Сон Тхеу был одним из первых дикторов радио Патет Лао. В освободительной борьбе участвует с малых лет. Я надеюсь собрать богатый «урожай» после бесед с этими двумя патриотами. Мне очень хочется побольше услышать об их судьбах, испытаниях, приключениях.

Радиостанция в Лаосе играет огромную роль не только как источник информации, но и как пропагандистское оружие, как организованная помощь патриотам. Мне довелось побывать на радиостанции «Освобождение» в Южном Вьетнаме, расположенной глубоко под землей. Теперь я осматриваю радиостанцию «Голос Патет Лао», укрытую в скалах. Ее оснащение и аппаратура прибыли сюда из разных социалистических стран: передатчик — из ГДР, магнитофоны — из СССР, распределительные щиты — из Венгрии и т. д.

Сосредоточенно и торжественно лицо диктора. Звучат первые слова очередной передачи: «Говорит „Голос Патет Лао“»… Это те же самые слова, которыми Патриотический фронт Лаоса заявил о себе миру десять с лишним лет назад, когда начался новый этап борьбы за свободу и независимость лаосского народа.

Сисана Сисан продолжает беседу:

— Нам потом рассказывали, что многие люди, закаленные в борьбе и не скорые на проявление сентиментов, заплакали, когда услышали «свою» передачу. То была памятная для нас дата: тринадцатого августа шестидесятого года мы впервые вышли в эфир, призывая всех патриотов, всех любящих свою родину лаосцев объединиться для совместных действий… У нас тогда был старый небольшой передатчик и видавший виды магнитофон, кажется немецкого производства. Передатчик был слабенький, совсем небольшого радиуса действия, но с его помощью Фронт обращался к народу… Тексты очередных передач — четыре раза в день — мы писали от руки: не было даже пишущей машинки. Персонала — кот наплакал, а работы — хоть отбавляй…

Сисана Сисан показывает нам свое хозяйство. Представляет редакторов, ответственных за отдельные части программы, за передачи на французском языке и на языках основных этнических групп Лаоса. В подземных гротах при тусклом свете керосиновых ламп трудятся над составлением программ журналисты и дикторы. На главной базе радиостанции работает около ста человек. Многие — так же как и полиграфисты — живут в джунглях вместе с семьями. Самый маленький обитатель пещер — четырехмесячный младенец одной из работниц.

Всюду в пещерах, гротах и нишах — бамбуковые нары и топчаны, противомоскитные сетки и рюкзаки, узлы и корзины с личными вещами. А рядом — живописные сталактиты. Мы с Богданом осматриваем два запасных выхода из подземного лабиринта: двигаться здесь без проводника просто немыслимо.

— Поблизости есть хорошая питьевая вода, — с гордостью говорит Сисапа. — Мы сами выкопали глубокий колодец. И вообще место выбрали отличное: зимой нам не слишком холодно, а летом здесь не так мучает зной.

Записываем первую информацию, предоставленную нам Сисаной Сисаном.

— Программы наших передач, естественно, предназначены в основном для жителей Лаоса. Однако, как стало известно, их слушают также во Вьетнаме, Камбодже и Таиланде. Наша станция имеет сотрудников и корреспондентов во всех службах Нео Лао Хаксат. Во многих провинциях у нас есть собкоры, по пока нх все же маловато… Четыре раза в день мы передаем радиопрограммы для жителей освобожденных зон, дважды в день — получасовые передачи для армии Патет Лао, дважды в сутки — по пятнадцать минут — идут программы для населения оккупированных районов. Но, кроме того, два раза в день в течение получаса передаем программы для народности мео и в течение пятнадцати минут — для этнической группы кха моу, а также для народности лавен… Вице-председатель ЦК Нео Лао Хаксат происходит как раз из этой этнической группы, — добавляет Сисапа. — Ну а, кроме того, мы дважды и депь ведем передачи на вьетнамском и французском языках — но четверти часа каждая. Еще в течение семидесяти пяти минут передаются последние новости и читаются документы Нео Лао Хаксат. Народ должен хорошо знать их и помнить…

— А целесообразно ли это?

Сисана улыбается:

— Вы должны попять, что радио у нас, особенно в нынешних условиях напряженной борьбы с врагом, играет значительно большую роль, чем где-либо в Европе или иных развитых и густонаселенных странах Азии. У нас радно с успехом заменяет газету. Оно действует лучше и эффективнее, чем пресса. Почему? Быстрее доходит до масс. Легче воспринимается людьми, которые совсем недавно перестали быть неграмотными или еще плохо умеют читать и писать. Радионовости скорее попадают к нашим соотечественникам, действующим конспиративно в оккупированных зонах. Радио молниеносно распространяет сообщения о всех происходящих в мире событиях. Оно фиксирует трудности нашей жизни и указывает, как с ними бороться. Оно информирует и вместе с тем учит. Оно сообщает примеры, достойные внимания и подражания, — примеры героизма, отваги, самоотверженности бойцов нашей армии и кадровых работников Фронта. Передачи «Голоса Патет Лао» влияют на решения многих молодых лаосцев: они уходят в джунгли, чтобы вступить в наши ряды и бороться за свободу родины. Нам известна эффективность призыва Патет Лао о пассивном сопротивлении распоряжениям врага, о минимальной производительности труда на предприятиях, контролируемых американцами. В каждом уезде — будь то освобожденные зоны или оккупированные районы — один из кадровых работников отвечает за пропаганду. В рамки ее входит очень важный пункт: совместное прослушивание наших радиопередач. В некоторых провинциях действуют группы из трех-пяти наших людей, систематически, с помощью транзисторных приемников организующие массовое прослушивание последних известий «Голоса Патет Лао» с целью дальнейшего распространения сообщений по соседним селениям. У нас много сторонников и помощников даже среди буддийских монахов.

— А есть ли у вас культурно-просветительная программа?

— Есть, и довольно обширная по нашим условиям. Три раза в день, по тридцать минут, идут программы песни, музыки и поэзии — так называемой лам. Это специфическая лаосская литературная форма — напеваемая или, точнее, декламируемая поэма о героических подвигах, о смелых и отважных людях, борцах за свободу… Это старинная форма, очень доходчивая и популярная, наполненная новым содержанием. Вы спрашиваете, какой отзвук вызывают наши программы? Пусть об этом свидетельствует хотя бы такой факт: вьентьянские власти уже несколько раз издавали в оккупированных районах решительный приказ, запрещающий слушание радиопередач в те часы, когда в эфире звучат песни и поэмы, передаваемые в рамках нашей культурно-просветительной программы. Однако эти приказы остаются гласом вопиющего в пустыне: власти бессильны. «Ведь это же не политика, мы слушаем стихи», — отвечают люди. Призывы к борьбе с врагом, с американскими захватчиками и их вьентьянскими прислужниками, напоминания о лучших традициях освободительной борьбы доходят до сердец наших слушателей…

— А как реагирует на это противник?

— Разумеется, он силится как-то противодействовать нам. «Там» хорошо понимают, что наша радиостанция выполняет роль не только информатора и пропагандиста, но что благодаря ей мы подсказываем способы нанесения ударов по наиболее слабым позициям врага. Никакие запреты не помогают: «Голос Патет Лао» люди слушают с помощью транзисторных приемников, которые не только легки, но и малы, их легко спрятать и трудно найти. Мы знаем, что ЮСИС — американская разведслужба — тщательно прослушивает и записывает наши передачи.

Я вспоминаю, что об этом же говорили мне и сотрудники радиостанции НФОЮВ «Освобождение». Записанные на магнитофонную ленту передачи патриотов противник использует в диверсионных целях. Голоса дикторов, тональность их речи изучаются и ловко подделываются в передачах врага, которые, по замыслу американских идеологических диверсантов, должны сеять замешательство и дезориентировать население.

Подобная «война в эфире» идет и на земле Лаоса. Враг отвечает радиостанции Патет Лао через свои пропагандистские центры. Один из них — радио Вьентьяна, второй — радио Таиланда, размещенное в Бангкоке. Специальные передачи на Лаос организует также пресловутый «Голос Америки». Полным ходом работают и мощные установки для глушения радио Патет Лао. Однако все усилия врага тщетны — голоса правды не заглушить!

После ужина (мы ели рис с кусочками наперченного мяса и дьявольски острым соусом) Сон Тхеу раскладывает на столе карту Лаоса и подкручивает в лампе фитиль. Огонь поднимается выше. Солдаты вешают над нашим скальным уголком широкое одеяло, чтобы луч света не вырывался наружу. Становится жарко и душно. Но осторожность эта не лишняя: ни на минуту не умолкают звуки бомбежки.

Сисана получил от руководства Нео Лао Хаксат поручение — ознакомить нас с положением в стране. Теперь он указывает нам на желтые и розовые пятна, разбросанные по карте. Желтым цветом обозначены районы, где особенно сильно влияние правых, крайне реакционных группировок, безоговорочно поддерживающих политику США в отношении Лаоса и вооруженную американскую интервенцию. Когда речь заходит об этих группах — немногочисленных, продажных, раздираемых внутренними распрями, — снова звучат уже знакомые нам имена: Сананикон, Носаван, Купрасит, Абай.

Есть группа, тоже правого толка, которая не полностью поддерживает политику США. В этой группе отчетливо проявляются профранцузские, а не проамериканские симпатии.

— Мы стараемся взаимодействовать с нею в тех случаях, когда это возможно. Наша цель — не допускать блока двух правых партий. Как раз этого и добиваются американцы. Но пока наши правые постоянно грызутся между собой, — поясняет Сисана. — Тесный союз и сотрудничество связывают Нео Лао Хаксат с третьей группировкой, в которую входят многие патриотические и прогрессивные элементы, проявляющие мирные и подлинно нейтралистские тенденции… Мы сражаемся вместе с ними и с ними же будем восстанавливать нашу страну.

Лаконичные и меткие комментарии Сисаны довольно четко рисуют картину сложной и запутанной политической ситуации в Лаосе. Я снова рассматриваю карту страны. Розовые пятна — это освобожденные районы. Они занимают две трети всей территории страны. Здесь проживает почти половина населения. Кроме того, на оккупированных территориях тоже есть партизанские базы, и американцы никак не могут найти и ликвидировать их.

— Вы уже, наверно, убедились, насколько мала у нас плотность населения, — говорит Сисана Сисан. — Это характерная черта Лаоса.

— Да! — подтверждает Богдан. — Мы не раз проезжали десятки километров, не встретив ни единой живой души.

— Более густо заселены лишь районы в дельте Меконга, то есть в Центральном и Нижнем Лаосе, контролируемые противником. Очень мало у нас и автомобильных дорог, совсем нет железнодорожного сообщения. Нет никаких естественных коммуникаций…

Внимательный взгляд на карту подтверждает слова моего собеседника. Территория страны растянута в длину, перерезана горными цепями и глубокими долинами. Меконг непригоден для судоходства из-за скальных порогов.

— Наши природные ресурсы еще не исследованы, до их эксплуатации пока очень далеко… — с грустью замечает Сисана. — Известно лишь одно: у нас много залежей меди, угля, золота, серебра… Но пока есть только два небольших рудника, где добывают олово и свинец, — в Боненге и Фон-Тхине. Оба они находятся в руках французских предпринимателей. Промышленности, как таковой, у нас нет вовсе. Далеко не полностью используются и наши леса, хотя в глубине джунглей растут очень ценные породы деревьев, например тиковое и сандаловое, имеющие огромный спрос на мировом рынке. В оккупированных районах действуют небольшие электростанции и ремонтные мастерские, которые работают в основном на американцев. Правда, сейчас во Вьентьяне начато строительство типографии, небольших мыловаренных заводов, сигаретной и ткацкой фабрик. Но все это — мелкие предприятия, которые даже не достигли запланированного уровня производства… Все, что продается в магазинах по ту сторону фронта, — импортное, заокеанское. Даже такая мелочь, как зубочистки, ввозится из Таиланда! Наше кустарное производство — тоже весьма слабо развитое — все больше и больше приходит в упадок. А ведь мы могли бы выпускать массу разных предметов и товаров широкого потребления, столь необходимых населению!.. Знаете ли вы что-нибудь о нашем сельском хозяйстве?

— Кажется, главная система обработки земли — это рай, то есть выжигание джунглей, — неуверенно отвечаю я.

— Только один сбор урожая в год, — подсказывает мне Богдан Мошкевич.

— В основном так. Наши крестьяне незнакомы с повторным севом. Они не умеют использовать удобрения. Поэтому одним из важнейших требований Движения сопротивления стала организация кампании за проведение двух жатв в течение года. Вы столкнетесь с этим, когда поедете по деревням. Наиболее урожайные районы, где земля удобряется илом из Меконга, находятся в Нижнем Лаосе. Мы часто ощущаем нехватку риса. Правда, благодаря нашим стараниям площадь рисовых плантаций расширилась и занимает большую часть пахотных угодий, но уж очень низка урожайность. Об отсталости нашего сельского хозяйства может свидетельствовать тот факт, что в Нижнем Лаосе до сих пор используются примитивные бороны без каких-либо металлических деталей и деревянные сохи…

— А другие сельскохозяйственные культуры?

— На плоскогорье Боловен, где земля особенно плодородна, есть плантации кофе и чая, однако небольшие и не имеющие существенного значения для национального хозяйства.

В эту отсталую страну широким потоком идут доллары. В течение 12 лет — с 1955 по 1967 год — США выделили на оказание «помощи» Лаосу почти 900 миллионов долларов. Только за первые четыре года после заключения Женевских соглашений, то есть с середины 1955 по 1959 год, Королевство миллиона слонов получило «ссуду» в размере 190 миллионов долларов. Однако из этой суммы более 50 % израсходовано на содержание и оснащение вьентьянской армии, 25 % поглотили полиция и административный аппарат, 12,2 % предназначены «на экономическое развитие» страны и «улучшение условий жизни населения», но до народа эти деньги не дошли: развивались только те области национальной экономики, которые служили интересам США, улучшались условия жизни лишь у тех, кто сотрудничал с интервентами! А те 8,94 % этой суммы, что были выделены на просвещение и воспитание, использованы на подготовку и воспитание кадров для Вьентьяна. И лишь 3 % действительно израсходованы на социальные нужды.

В 1966 году доход Лаоса составил около 5 миллиардов кипов (так называется местная денежная единица). Но для покрытия ежегодных расходов стране требовалось 16 миллиардов кипов. В том же, 1966 году Лаос экспортировал товаров на сумму 1 миллион кипов, а импорт за это время достиг 21 миллиона кипов! Правящий во Вьентьяне режим не смог бы просуществовать и года, если бы не помощь извне. Долларовый поток, текущий из США, попадает исключительно во Вьентьян, в Луангпрабанг и некоторые другие крупные города. В деревню не попало и цента…

— Вы, конечно, знаете, что наша страна получила в наследство от колониального владычества тяжкое бремя?.. Да, совершенно верно: девяносто процентов населения были неграмотны, — говорит Сисана. — Теперь подумайте о другом: расходы, предусмотренные в бюджете нынешнего режима на дело просвещения, ничтожны. В городах, занятых американцами, процветают проституция, азартные игры, ширится употребление наркотиков, демонстрируются фильмы, полные крови и секса, превозносится на все лады «американский образ жизни».

Сисана листает свой блокнот, старательно просматривает записи, потом говорит:

— Ну, вот! Возьмем хотя бы продажу по спекулятивным ценам скота и кормов… Знаете ли вы, что торговые агенты Вьентьяна и американцев проникают с этой целью из оккупированных районов в наши освобожденные зоны? Они покупают здесь скот по низкой цене — допустим, платят за буйвола три тысячи кипов, а продают там, у себя, за десять тысяч кипов! Семь тысяч чистой прибыли!

Я анализирую положение. Да, в Лаосе промышленности нет, торговля расшатана коррупцией. Трудно говорить о развитии кустарного производства. Свыше 90 % населения — крестьяне. Это самая бедная, наиболее эксплуатируемая, а вместе с тем и самая многочисленная часть населения, с которой надо считаться. Враг понимает это и делает все, чтобы использовать крестьян в своих планах раскола страны.

— В Ханое мы слышали о существовании в Лаосе так называемых зон благоденствия или благосостояния. Наверное, это нечто вроде пресловутых «стратегических деревень», которые создаются американцами в Южном Вьетнаме?

— Совершенно верно. Именно такую цель и ставил перед собой враг, создавая «зоны благосостояния» и у нас, и в соседнем Таиланде. Эти планы особенно усиленно реализовались в шестьдесят третьем — шестьдесят четвертом годах. Даже и теперь в «зонах благосостояния» находится около шестидесяти тысяч человек, большинство из них было согнано туда насильно. Существуют два вида «зон благосостояния». В поселках одного типа враг пытается добиться осуществления своих целей сравнительно мягкими методами. Тут создается видимость «доброжелательности» и «заботы» заокеанских «миротворцев». В самом начале строительства такого поселка прокладывается хорошая дорога, роется глубокий колодец с питьевой водой, возводится школа, амбулатория… О, враг отлично знает, что нужно исстрадавшемуся народу! Разумеется, все эти мероприятия сопровождаются антикоммунистической пропагандой, особый упор делается на внушение чувства враждебности к Патет Лао. Естественно, такая пропаганда тщательно маскируется, чтобы не вызвать обратной реакции… Есть у нас и «стратегические деревни», жители которых были силой выгнаны из своих селений и под конвоем переведены на новое место. Они живут там, как в концлагере, за колючей проволокой. В таких «стратегических деревнях» так называемые непослушные элементы, то есть люди, не желающие признавать американцев и вьентьянский режим, подвергаются тюремному заключению или наказываются другими способами за сопротивление оккупантам и марионеточным властям. Здесь практикуются бесчисленные методы «перевоспитания» — например, человека бросают в ров, полный кровожадных пиявок… Запишите хотя бы одно название: местность Нонг Хонг в провинции Саваннакет. Там находится именно такая «стратегическая деревня», которую смело можно назвать концлагерем!

На несколько минут воцаряется тяжелое молчание. Из темноты доносятся только крик какой-то лесной птицы и тихий шепот сидящих неподалеку солдат. Чтобы разрядить обстановку, я обращаюсь к Сисане:

— Вы упоминали об использовании врагом национальных различий, верно?

— Да, да. Как я уже говорил вам, враг пытается любым способом вбить клин между Нео Лао Хаксат и патриотическими силами нейтралистов: он хочет посеять между нами недоверие и враждебность. Кроме того, он пытается поссорить различные этнические группы и народности Лаоса. Американцы стремятся всеми доступными им средствами расположить к себе вождей отдельных племен. Так, например, они завербовали предводителей двух крупных племен народности мео из Верхнего Лаоса. Одного из них зовут Ванг Пао, второго — Тоу Би. Подобная политика применена и по отношению к некоему Вук, стоящему во главе племени таои…

— Может быть, таи? — переспрашиваю я.

— Нет, именно таои. Таи — это иная этническая группа. Можете записать: враг пытался таким же способом перетянуть на свою сторону и Си Ка — предводителя племени ла ее…

— Лавен? Это та самая народность, о которой вы рассказывали вчера?

— Нет! Лавен и ла ве, — Сисана произносит названия племен с разной интонацией, запомнить которую я не в состоянии, — это две различные этнические группы, несхожие между собой.

С невольным вздохом записываю в блокнот: «Поистине вавилонская башня!»

— Враг использует особенно коварные методы соблазна и подкупа в отношении племен, относящихся к этнической группе мео, — продолжает Сисана. — Это одна из наиболее многочисленных групп. Как вы, наверное, знаете, мео — отличные охотники, великолепно знающие все горные и лесные троны. К тому же они очень отважны и как нельзя лучше подходят для «специальных сил» и для частей «коммандос», обученных диверсионным действиям в нашем тылу. Сейчас многие американцы в Лаосе изучают обычаи, традиции и верования различных этнических групп. Некоторые даже пробуют «войти в их жизнь» при помощи брака с местными девушками. Но это довольно редкие случаи. Особенно часто враг использует веру мео в таинственные высшие силы. Американские агенты отправляются в горные селения и несут туда страшную весть: вскоре наступит мор, который уничтожит зерно и другие сельскохозяйственные продукты, убьет скот, начнется голод… Что же может предотвратить неизбежную катастрофу? Усиленные молитвы и жертвы, которые должен приносить разгневанным духам тот, кого они услышат и кто будет просить у них о милости и снисхождении. Разумеется, как раз под рукой оказывается нужный человек — тоже американский агент! Конечно, в такой деревне сначала тщательно подготавливается благоприятная почва. Когда посланцы врага видят, что их «предсказания» произвели нужное впечатление и местное население готово воспользоваться услугами посредника в переговорах с «потусторонними силами», они начинают организовывать соответствующие церемонии, старательно отрежиссированные ночью, где-нибудь в джунглях. Люди из народности мео приносят духам и демонам обильные жертвы в виде овощей, фруктов, птицы, мяса и рисовой водки, чтобы отвратить грозящую опасность. От имени демонов выступает их «специальный посланец». Создается атмосфера страха и таинственности, «посланец» говорит в кромешной тьме, да еще и закрыв тряпкой лицо… Ои обещает вымолить благосклонность «потусторонних сил» и клянется, что с этого дня духи начнут проявлять свою заботу о селении и его жителях. Затем торжественно провозглашает, что духи довольны принесенными жертвами и в ответ прислали подарки, которые вскоре будут розданы собравшимся. Эти «подарки» — автоматы и винтовки — вручаются горцам-мео вместе с «добрым советом» духов: «Вы должны иметь оружие, чтобы направить его против ненавистного Патет Лао, который как раз и грозит вам опасностью»…

— Не может быть! — перебивая Сисану, вскрикиваю я.

— Очень даже может! — парирует Сисана. — Невероятно, но правда. Вы должны знать, что ружье, винтовка или автомат имеют огромное значение для охотников-мео. Вы, наверное, видели по дороге людей, которые отправляются на охоту со старинными кремневыми ружьями. Для них оружие — большой соблазн… Однако, позвольте, я продолжу рассказ. Так вот, «слуги духов» инструктируют собравшихся: «Приносите присягу на верность тем, кто выступает против неугодного духам Патет Лао, против безбожников-коммунистов. Самые верные ваши друзья — американцы… Не слушайте агентов Патет Лао, которые уговаривают вас пахать и сеять, — нельзя нарушать покой земли! Так говорили ваши отцы и деды. Да и зачем вам мучиться, обрабатывать горные участки земли — ведь она неплодородна и никогда не дает большого урожая. Зачем вам пахота и животноводство? Духи-опекуны, которые теперь будут заботиться о вашей деревне, доставят вам все необходимое с помощью крылатых машин. У вас будет достаточно соли, риса, ткани и всего, что нужно для жизни…»

— И мео верят этим бредням?

— Суеверных людей обмануть не так уж трудно. Ну, а вслед за визитом духа-опекуна начинается вербовка мужчин, главным образом молодежи, в ряды «специальных сил». Их потом обучают американские инструкторы, готовящие из темных людей кадры диверсантов и убийц…

Снова воцаряется молчание. Я машинально листаю странички блокнота. Еще будучи в Южном Вьетнаме, я слышала сообщения о маневрах и приемах врага, пытающегося проникнуть в освобожденные зоны, чтобы разными способами вести подрывную работу среди населения. Подобные махинации американских «спецов» по «психологической войне» — посланцев Пентагона — мне известны по моим прежним поездкам в Южный Вьетнам. Там «советники» из США, одетые в штатское, тоже играли роль щедрых «доброжелателей». Они привозили в южновьетнамские деревни и раздавали жителям различные «подарки» — рис и соль, ткани и одежду, консервы и… косметику! Мне известны даже имена некоторых таких «советников»: Дэвид Наттл, офицер армии США, Джеймс Корделл, капитан разведки. Оба они на некоторое время поселились в деревне и жили среди местных жителей, занимаясь мнимой филантропической деятельностью, а в действительности — шпионажем. Различными были и «подарки», которыми американцы пытались подкупить горцев Южного Вьетнама, — от трактора, который подарила одному селению жена бывшего министра в правительстве Нго Динь Дьема, и до статуи божьей матери, которую привезли американские «миссионеры» якобы в качестве дара земляков, проживающих в США.

— Враг постоянно усиливает «специальную войну», модернизируя все ее области… — возвращается Сисана к прерванному разговору. — Почему? Стратегическое положение Лаоса давно привлекает внимание США. Американцы стремятся превратить нашу страну в свою военную базу, чтобы с ее помощью подавить революционное и национально-освободительное движение народов Индокитая. Этим целям служит не только СЕАТО, по также ряд союзов и договоров между вьентьянскими реакционерами и американскими сателлитами: сайгонским режимом в Южном Вьетнаме, военной кликой Пак Чжон Хи в Южной Корее, режимом на Тайване. Особое значение имеет военный союз, некая ось: Вьентьян — Бангкок — Сайгон… Атакуя освобожденные зоны, враг пытается терроризировать население, заставить его бежать в районы, контролируемые Вьентьяном и американцами: там-де спокойнее. С августа шестьдесят четвертого года США начали массированные бомбежки наших зон и продолжают их до сих пор. Они вводят в действие все новые и новые виды оружия массового уничтожения, новые типы самолетов и «усовершенствованные» бомбы. Чтобы облегчить своим войскам боевые действия, американцы строят в Южном Вьетнаме, Центральном Лаосе и Таиланде новые казармы, взлетные полосы и склады боеприпасов, расширяют сеть аэродромов и стратегических дорог. В Таиланде появились новые крупные базы США. Может быть, вы что-нибудь слышали о базе в Корате?

Мы с Богданом утвердительно киваем в ответ.

— Не очень давно на ней появились большие склады боеприпасов, которые могут обеспечить нужды сразу двух дивизий. Из Кората в Удон, — Сисана показывает нам точку на карте, — проложен нефтепровод. В Оутафо, на юге Таиланда, построен аэродром, который может принимать и отправлять тяжелые бомбардировщики Б-52. Сто боевых самолетов Т-28 находятся в «готовности номер один» на аэродроме Кхон Кхен в Центральном Таиланде, всего в семидесяти километрах от границы Лаоса… С весны шестьдесят шестого года бомбежки резко усилились. Самолеты врага стартуют с таких баз в Таиланде, как Корат, Паксе, Сено, с баз в Южном Вьетнаме, во Вьентьяне и даже в Луангпрабанге. В шестьдесят шестом году среднее число самолетовылетов составило от тысячи пятисот до двух тысяч в месяц. С апреля шестьдесят шестого по апрель шестьдесят седьмого года «летающие крепости» Б-52 тридцать семь раз бомбили освобожденные зоны. Со второй половины шестьдесят седьмого до второй половины следующего года самолеты типа С-123 более ста раз распыляли ядохимикаты над территорией освобожденных зон. В этих злодейских операциях участвовало семьдесят вражеских машин…

— Можете перечислить местности?

— Вам трудно будет запомнить названия деревень, подвергавшихся особенно жестоким бомбежкам: их много, всех даже не перечислишь. Но все же запишите хотя бы одно: На Хао, между Себоном и Мафихом, вблизи известной дороги номер девять… Есть деревни, вокруг которых в радиусе десяти километров не осталось и следа какого-либо жилья, не уцелело ни одного дерева, не сохранилось хотя бы клочка поля — все выжжено напалмом, разрушено бомбами, отравлено ядохимикатами. Ведь у нас, как и во Вьетнаме, американцы используют десятки различных бомб — осколочных и шариковых, фосфорных и напалмовых, фугасных и замедленного действия. Вдоль Меконга, вблизи границы Камбоджи, есть полоса шириной в двадцать километров, где погибли все деревья, пораженные страшным американским ядом. От некоторых ядов болеют и умирают люди. У многих беременных женщин наступают преждевременные роды, причем младенцы почти всегда оказываются мертвыми…

^{Сапер только что откопал труп мальчика, убитого осколком американской бомбы}

— Это страшно… — невольно шепчу я.

— Да, страшно! К тому же поражает цинизм американцев: они вопят на весь мир, что бомбят только военные объекты, но вы сами увидите, что является жертвой их воздушных налетов — школы и больницы, базары и рынки, рисовые поля и хижины бедняков… Поначалу им казалось, что они достигли цели: население перепугано и дезориентировано, оно массами уходит в горы и джунгли. Наверное, по пути сюда вы видели заброшенные рисовые плантации. На них буйно растут сорняки, так как некому выращивать рис. Но теперь возникают новые рисовые поля — на каменистых склонах и на лесных полянах, хотя там очень трудно создать сеть оросительных каналов. И все же мы создаем их, учим людей обрабатывать землю в труднейших военных условиях, пользоваться искусственными удобрениями и вести в некоторых местах глубокую вспашку… Идет борьба за сбор второго урожая в году. В деревнях, куда вы поедете, вам подробно расскажут о наших трудностях и успехах. Вы не раз увидите транспорты с рисом для вооруженных сил Освобождения. Вам расскажут о сети общего снабжения, которая через сельские магазины обеспечивает население не только освобожденных зон, но и далеких поселков в глубине джунглей…

— Расскажите нам, если это можно, как обстоит дело со снабжением армии Патет Лао и кадров Нео Лао Хаксат, — прошу я.

— У нас кадровые работники и бойцы сил Освобождения не получают никакого жалованья. Всем выдают только паек — рис, соль и другие продукты питания, а также некоторые товары, необходимые для жизни и работы. Кроме того, нам полагается небольшая сумма в кипах — на «карманные» расходы. Все мы, от руководителей Нео Лао Хаксат и до самых молодых работников, обязаны выращивать овощи, а в меру возможностей и рис, чтобы постоянно пополнять наши ресурсы. Самообеспечение помогает нам справляться с трудностями, если доставка продовольствия почему-либо задерживается или срывается.

Да, это мне знакомо. Такие же вопросы я задавала несколько лет назад членам ЦК НФОЮВ, когда была на Юге. И ответ был примерно такой же, как и теперь, в Лаосе.

— Я знаю, что вас интересуют и военные дела, — обращается ко мне Сисана Сисан, — Но будет лучше, если об этом вам расскажут в армии, а не здесь… На сегодня, пожалуй, довольно. Вы, наверное, устали?

— Прежде всего уточним: больше устали вы! — парирую я. — И все же еще одна просьба: расскажите нам что-нибудь о себе, о ваших личных испытаниях за время пребывания в Движении сопротивления. О самых больших трудностях и наиболее опасных моментах, пережитых вами, поскольку вы давно участвуете в освободительной борьбе.

Сисана Сисан сначала сопротивляется. Упрямо, твердит, что в его биографии нет ничего примечательного, интересного и героического. Мы с Богданом наседаем на него. В конце концов он сдается.

— Родился в двадцать первом году в Саваннакете. Происхожу из национальной группы лаолум. Мой путь в революционное движение был, пожалуй, нетипичным: ведь я вырос в очень богатой купеческой семье. В тридцать восьмом году закончил в Ханое школу третьей ступени — полную среднюю. Разумеется, это была школа для «туземных детей». Еще будучи учеником, вместе с большой группой других школьников оказался в рядах антиколониального движения, направленного против французских властей Индокитая. В сороковом году участвовал в вооруженной борьбе против французских колонизаторов, а затем и против японских захватчиков. Но особенно активно включился в освободительное движение, пожалуй, в начале сорок пятого года. Начиная с марта того года я часто встречался с деятелями Коммунистической партии Индокитая и многому научился у них. В августе сорок пятого года принимал участие в свержении колониальной власти в Савапнакете. Был членом патриотического движения Нео Лао Итсала с первых же дней его существования. Сотрудничал также с таиландскими патриотами, на практике убеждаясь в том, какое огромное значение имеют союз и солидарность сил прогресса в борьбе с реакцией, мракобесием, колониализмом. Уже тогда я немного занимался журналистикой… — с легкой улыбкой добавляет Сисана. — Был редактором одной из местных газет. И уже тогда входил в круг лиц, которые сгруппировались вокруг принца Суфанувонга и искали пути освобождения страны от колониального ярма.

— Какие наиболее трудные моменты были в вашей жизни? Наиболее тяжелое испытание в предыдущей войне, на начальном этапе освободительного движения?

Сисана Сисан задумывается. Потом продолжает рассказывать:

— В пятьдесят втором году, когда я находился в джунглях, меня свалил сильный приступ малярии. Двенадцать дней я лежал без сознания… А было такое время, что не хватало риса, соли, лекарств. О хинине и других противомалярийных средствах можно было только мечтать… Когда я поднялся после болезни, то был очень слаб. Пришлось заново учиться ходить. Если бы тогда враг выследил меня, то я бы бесспорно пропал. Но меня охраняли и защищали простые люди — крестьяне и охотники. Без их опеки я бы погиб. Правда, у меня сильный организм и мне удалось победить болезнь, но в результате истощения у меня выпали волосы… Ничего, после они отросли!

В 1959–1960 годах наш собеседник находился во Вьентьяне. Входил в руководящую группу деятелей Нео Лао Хаксат. В июле 1959 года вместе с принцем Суфанувонгом и другими членами ЦК Патриотического фронта Сисана был арестован и брошей в тюрьму Фон Кхенг, в трех километрах от столицы.

— Сначала королевская жандармерия окружила здание ЦК Нео Лао Хаксат и редакции нашей газеты. Носавановцы, которые тогда захватили власть в стране, требовали дальнейших «решительных» санкций против нас. Кроме принца было арестовано еще пятнадцать деятелей Нео Лао Хаксат. Как депутат Национального собрания, я пользовался парламентской неприкосновенностью, но это не спасло меня от тюрьмы. Впрочем, депутатов там было несколько человек. Над всеми нами нависла угроза смерти…

Тюрьма. Сначала полное одиночество в специальной камере. Горсть тухлого риса, кружка воды — вот и весь «паек».

— По вечерам я метался в тесной камере, освещаемой маленькой свечкой, чувствуя всю свою беспомощность и беззащитность… — вспоминает Сисана. — Где-то близко сидели мои товарищи по недоле, но пока что и речи быть не могло об установлении с ними хоть какого-нибудь контакта. Мы были изолированы друг от друга. Я хорошо понимал, что каждый следующий день, каждый час может быть последним…

Лаконичные разговоры со стражниками, которых постоянно меняли по требованию жандармерии: боялись, что узники могут договориться с ними. Блеск сочувствия в глазах молчаливого человека, который охраняет дверь тюремной камеры. Едва слышный шепот: «Скверно с вами поступили, несправедливо». Несколько большая порция пищи. И тень надежды: а может быть, с этими людьми все же удастся договориться?.. Постепенно между камерами установилась тайная связь. Уже было известно, какой именно стражник более человечен и доброжелателен, на кого можно рассчитывать, если…

Бегство из тюрьмы Фон Кхенг было смелым, рискованным.

— Об этом лучше расскажет сам принц Суфанувонг. Попросите его, когда он встретится с вами, — улыбаясь, советует Сисана. — Но мне хотелось бы, чтобы вы знали одно: никакое бегство не удалось бы, если бы нас не поддерживал народ. Подумайте сами: враг был так жесток и беспощаден, что надежд не оставалось! Наши шансы по сравнению с возможностями и силами врага были просто ничтожными. И все же нам удалось бежать! Удалось благодаря участию стражников, помогавших нам, благодаря многим крестьянам, которые давали нам кров и пищу, благодаря десяткам связных, передававших нас из рук в руки, все дальше и дальше в глубь гор… Мы бежали из тюрьмы в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое мая шестидесятого года. Потом три недели почти в беспрерывном марше. Мы были страшно измучены и истощены, за многие месяцы сидения в тюрьме совсем отвыкли ходить, а тут шла борьба за жизнь… На третий день мы достигли первых постов Патет Лао, а позднее — основной базы.

— Потом, что было потом?

— Что было потом? Дальнейшее продолжение борьбы. Как и другие наши патриоты, я принимаю в ней участие. Всем нам близка и дорога отчизна…

Нам удается вытянуть из Сисаны еще совсем немного. Год 1981-й, Москва. Участие в Форуме молодежи. Год 1984-й, Пномпень. Участие в Международной конференции солидарности с народом Вьетнама. Год 1985-й, Джакарта. Участие в торжествах по случаю десятилетия знаменитой Бандунгской конференции.

Приходит очередь второго собеседника. Это немного угрюмый и молчаливый Сон Тхеу. Беседа протекает теперь значительно медленнее: Сон Тхеу не знает французского языка. Сисана помогает нам в качестве переводчика.

Сон Тхеу утверждает, что не сумеет рассказать о войне и о себе, так как у него не было каких-либо серьезных испытаний. Просто обычная жизнь рядового революционера. Он родился в многодетной крестьянской семье в провинции Чампассак. Эта семья была в родственных отношениях с известным национальным героем Комманданом.

— Вы что-нибудь слышали о нем? — спрашивает Сисапа.

— Да. Но очень немногое… — отвечаю я.

— Тогда пусть вам о нем подробнее расскажут в армии. Стоит послушать. Это был вождь одного из наших горных племен. Он прославился в борьбе против французских колонизаторов. И погиб в бою с французскими войсками еще в тридцать седьмом году.

Сон Тхеу начал участвовать в Движении сопротивления с двенадцати лет. А в 1950 году, всего пятнадцати лет от роду, вступил в ряды Патет Лао.

— В пятьдесят первом году закончил военные курсы… В общем, это старая история и нечего о ней говорить. Лучше посмотрите, как теперь подготовлены офицерские кадры Патет Лао!.. В пятьдесят третьем году я участвовал в одном крупном сражении на лаосско-камбоджийской границе. В пятьдесят четвертом году по приказу командования я оказался в районе перегруппирования отрядов Патет Лао. Позже участвовал в обороне этого района, атакованного солдатами Катая и других реакционеров. В пятьдесят шестом году был ранен в бою. В пятьдесят девятом был солдатом знаменитого Второго батальона и вместе с этой воинской частью ушел в джунгли… С пятьдесят третьего года у меня не было пи возможности, ни времени посетить родную деревню. В шестьдесят втором году женился. У меня двое сыновей: одному четыре года, второму два… Да, жена и дети находятся на одной из лесных баз Нео Лао Хаксат.

— Учились в школе?

— При французах закончил три класса начальной школы. Учился и позже, когда время и условия позволяли браться за книгу. Учусь и сейчас. Работая на радио, стал особенно чувствовать недостаток общего образования.

— А вы можете поподробнее рассказать о Втором батальоне? О его уходе в джунгли? Ведь вы ускользнули буквально из-под носа врага!

— Да, конечно. Это было действительно трудное дело! Тогда во Вьентьян нахлынуло множество американцев — так называемых туристов, а на самом деле это были военные «советники». Уже вовсю действовала пресловутая ЮСОМ — Оперативная миссия Соединенных Штатов. «Спецы» из США привели в боевую готовность почти тридцатитысячную королевскую армию, тщательно обучив ее новым методам боевых действий и оснастив современным оружием. С помощью этой армии американцы намеревались ликвидировать два наших батальона, которые — в соответствии с Женевскими соглашениями — ожидали включения их в состав королевской армии. Лагерь Первого батальона, находившийся в местности Сиенгкуанг, был предательски окружен. Под угрозой огня пулеметов и орудий, наведенных на ряды безоружных солдат, батальон был расформирован…

— И люди даже не пытались сопротивляться?

— А что они могли сделать? Их обманули: приказали оставить оружие в казармах и собраться на плацу якобы для принесения торжественной присяги и регистрации. Они поверили этому и оказались в ловушке…

— А как же Второй батальон?