* * *

* * *

Одетый в шутовской мундир,

На прусский скроенный фасон, —

На карте вычертил пунктир

Туда полковник Михельсон.

Стрелой, как пиковым тузом,

Упёрся он в Кухтурский стан.

Нагрянуть вдруг, как с неба гром,

Решил на эти он места.

Колонны ратников и фур,

Лишь «зорю» вытрубил горнист,

Полковник двинул на Кухтур.

Урал был дик и каменист.

Стоял над лесом синий зной.

Отряд от жажды изнемог.

В пути полковнику связной

И то питья найти не мог.

Повсюду солнце в этот год

В лощинах выпило ключи,

Вонзая в струи быстрых вод

Свои колючие лучи.

И Михельсоновский пунктир,

Академически прямой,

Солдаты, взмокшие в пути,

Кляли под каждою горой…

Едва Кухтур сквозь березняк

Свернул полоской голубой,

Полковник шпагою дал знак:

Вступить отряду с марша в бой!

Но только цепи егерей

К заводу вынесли штыки,

За частоколом во дворе,

На вал сбежались мужики.

Кто сел на пушку и верхом

Струил в казну сухой заряд,

Кто сжатым в кремень кулаком

Грозил врагу, кто бил в набат.

Кто штуцер взял, кто взял топор,

Кто нёс чугунные шары…

Но враг всему наперекор

Шагает в блеске мишуры…

В замшелом волосе, коряв,

Подняв широкую ладонь,

Хлопуша[23] крикнул пушкарям:

— Огонь по ворогу! Огонь!

Числом он больше раза в три,

Но не сдаёт уральцев кость:

Казалось, в жерла пушкари

Вбивали с ядрами и злость.

Остался после трёх атак

Бочёнок пороху один.

Хлопуша вымолвил: — Ну, так,

Куда ни кинь — выходит клин…

Смекай, что делать, наперёд!

Крутого нрава мужики

Взорвали пушечный завод

И в лес подались от реки…

Урал, Урал со всех сторон.

Невыносим был дальше путь.

И как ни фыркал Михельсон,

Пришлось обратно повернуть.

Урал вперёд не пропускал.

Где ни ступи, куда ни глянь,

Кругом грозят оскалы скал,

Страшит лесная глухомань.

Чтоб Михельсон в реке не взял

Воды ни фляги, ни глотка,

Чтоб зной сильней его пытал.

Под землю спряталась река.