Молчание близнят
Молчание близнят
Любой скажет, что «Чук и Гек» – это книжка Гайдара. Но мало кто скажет, о чем она. Я специально проверял: не знают.
Вот аннотация из интернета:
«Герои замечательной повести Аркадия Гайдара (1904–1941) – неугомонные мальчики Чук и Гек. Эта книжка о настоящей любви, дружбе и верности, о том, что “надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю”».
Повесть действительно замечательная.
Человеку современному и несведущему может показаться, что речь в этой повести идет об экологии. Неугомонные мальчики (судя по именам, индейцы?) борются за защиту окружающей среды. Надо бы слово «Земля» написать с большой буквы.
Но нет, конечно. В аннотации использована последняя фраза гайдаровского рассказа (конечно, это рассказ, а никакая не повесть). Но у фразы отрезан конец. У Гайдара написано: «… частливую землю, которая зовется Советской страной». Очевидно, автору аннотации стало немножко стыдно.
Рассказ напечатан в январе 1939 года. Написан в конце 1938-го. Как там насчет счастья в этом замечательном году? 1937-й год закончился лицемерным январским пленумом 1938-го (высшая власть заявила, что многих «честных коммунистов» расстреляли зря). В марте состоялся еще один Большой Процесс. Ягоду уничтожил Ежов, но уже в декабре Ежова заменили на Берию. По самым сдержанным просоветским оценкам, за два года Большого Террора было арестовано и осуждено около полутора миллионов человек, а расстреляно из них около 700 тысяч.
Т. А. Гайдар, сын писателя, в примечаниях к «Чуку и Геку» пишет: «Конец 1938 года был для Аркадия Гайдара действительно “крутым”. В ноябре неожиданно была приостановлена публикация его новой повести “Судьба барабанщика”. Сложным было время и для страны. В “Чуке и Геке” нет отзвука тех событий. И все же рассказ “Чук и Гек” несет на себе их своеобразный отсвет».
Очень интересный пассаж. У Гайдара остановили публикацию повести. Это, безусловно, неприятный момент в жизни каждого писателя. Но и (!) для страны тоже время было сложным – полтора миллиона за решеткой, почти 700 тысяч уничтожено по приговору суда; кроме того, немало народу просто погибло в лагерях.
К вопросу о ровесниках Чука и Гека – было «изъято» более 25 тысяч малолетних детей, из них возвращено в семьи родственников – около 3 тысяч. 22 тысячи Чуков, Геков (и Светлан из «Голубой чашки») пошли в спецдетдома.
В общем, время было непростым, да.
И действительно, рассказ «Чук и Гек» несет на себе отзвук тех событий.
Довольно сильный, надо сказать.
Хотя молчаливый. Молчание и есть отзвук. “Cum tacent, clamant”, как сказал Цицерон несколько по другому поводу. «Их молчание красноречивее крика».
Зимние радости «Чука и Гека», веселая поездка мамы с двумя непослушными ребятами к папе-геологу на край страны, чудесные наблюдения из окон купейного вагона, мальчик с кошкой, бодливый козел, заснеженные сопки, красавица таежная ель… Да и сами веселые потасовки мальчишек Чука и Гека – ах, как они тузят друг друга, как смешно они ссорятся! – всё тот же отзвук событий.
В виде плотно зажмуренных глаз, заткнутых ушей, головы, спрятанной под подушку, – ночью, когда из соседней квартиры слышался топот сапог, слова прощания, женский плач и детский крик.
В виде головы, завернутой в газету «Правда» и засунутой в радиоприемник, – днем.
Как точно написал Глеб Павловский в одной из своих давних статей, советская власть воспитывала – и воспитала! – слабаков. Потому что сильный человек – это не командир бронепоезда, который «неутомимо ждал приказа от Ворошилова, чтобы открыть против врагов бой». «Неутомимо ждал» – какая великолепная оговорка, какой поразительный парадокс! Почти как «молчаливо кричал». Или «отечески убивал».
Сильный человек – это и не папа Чука и Гека. Даром что он такой здоровенный: в шкафу звенит посуда, когда он идет по комнате. Сильный человек – который заступится. В 1938 году не заступались. Слабаки, они молчали. Или писали сказочки про купейный вагон, где счастливая женщина со своими веселыми детишками едет к мужу на заснеженный край земли. Как раз в тот год, когда по России ехали арестантские вагоны. И везли десятки, сотни тысяч мужей, жен и детей. В разные края нашей огромной счастливой земли.
– Ну и что? – скажут мне. – Но ведь и нетронутые геологи тогда были, и их красивые жены, и Чуки с Геками тоже, и купейные вагоны были, разве нет? И вообще многие ничего не знали!
– Были, конечно были! – отвечу я. – Не знали, откуда же им знать! Но зачем мы тогда возмущаемся нынешним гламуром на фоне нищеты? Почему мы недовольны тем, что дети олигархов учатся в Англии, а дети безработных живут впроголодь?
Нынешняя прискорбная социальная слепота и безответственность – это распаковка Чука и Гека. Генетический код советской цивилизации, проросший в наше капиталистическое сегодня.
Кстати, а как их на самом деле звали, Чука и Гека? В тексте Гайдара на этот счет нет никаких указаний. Некоторые исследователи считают, что их звали, скорее всего, Михаил (Мишук, Шук, Чук) и Геннадий или Евгений (Ген(ь)ка, Гек). Да, и еще. Скорее всего, они близнецы. Потому что в детских потасовках всё время выскакивает вопрос, кто старше.
На этот вопрос есть совершенно неожиданный ответ. Мой корреспондент из Америки уверяет, что имена Чук (Chuk) и Гек (Huck) весьма распространены в США. Изначально это были сокращения от Чарльз и Гекльберри. Но они давно используются как официальные полные имена. Ну, как у нас в России иногда встречаются Ляля Петровна или Ася Марковна, вот прямо по паспорту.
Тем самым мой корреспондент предполагал, что Чук и Гек – это эмигранты из Америки. На фоне замечательного фильма «Цирк», который вышел на экраны за год до публикации гайдаровского «Чука и Гека», это кажется вполне вероятным.
А вдруг на самом деле это были веселые мулаты, а их мама – своего рода Марион Диксон? Но не гимнастка, а коммунистка-политэмигрантка с двумя детьми от борца за права чернокожего населения, которого замучил в застенках ФБР подлый Гувер? Ну, тогда другое дело. Тогда ясно, что сталинская цензура прошлась по Гайдару своими ножницами, и в результате светлый рассказ о любви и дружбе превратился в не совсем внятный текст. Но зато совершенно понятным становится поведение сторожа. То-то я удивлялся, что он не отпер жене и детям товарища Серегина его уютную комнату, а побежал на лыжах узнавать у него лично, в чем дело. Теперь вопросов к сторожу нет: на дальнюю геологическую станцию приехала иностранка и два негритенка – ясное дело, шпионы. Шутка, конечно. А там – кто его знает…
Но это домыслы на грани вымысла. Возраст мальчиков точно не известен – но ясно, что они еще не ходят в школу. У них не имена, а прозвища. А у мамы и папы тоже нет имен (правда, у папы есть фамилия – товарищ Серегин). Почему? Но не потому, что при тоталитаризме все люди обезличены. Это было бы слишком просто и, как ни странно, «протестно». А потому что всё происходящее в этом рассказе – и в этой огромной счастливой советской стране – воспринимается с точки зрения дошкольника. Есть Мама и Папа. Синие горы. Начальники и враги.
Взгляд веселого ребенка. Это именно тот взгляд на мир, который более всего устраивает начальников.
Поразительно бессодержательная рецензия Шкловского на «Чука и Гека»: «У Гайдара появился новый голос и новое литературное умение. Он как-то более лирически понял жизнь». Еще более лирически, чем в «Голубой чашке», которая заканчивается знаменитой фразой про жизнь, которая, товарищи, была совсем хорошая. Советским начальникам нравилась именно такая лирика.
Некоторые гайдарофилы обращают внимание вот на какую фразу из «Чука и Гека»: «Кругом стояла тишина, как зимой на кладбище». Вот, дескать, Аркадий Гайдар тайком подпустил свое истинное отношение к итогам Большого Террора. Но не надо преувеличивать. Здесь нет никакого выплеска гражданской скорби. Это всего лишь образ, родившийся в голове горожанина. Сельский житель сказал бы – как зимой в лесу.
Вот, кстати, еще один пассаж. Мать узнала, что Чук и Гек потеряли телеграмму, и рассердилась. «Ну что с таким народом будешь делать? Поколотить их палкой? Посадить в тюрьму? Заковать в кандалы и отправить на каторгу?» Смеяться после слова «каторга». Мне кажется, что в 1938 году это звучит несколько бестактно. В контексте сложного времени, которое переживала страна.
Зачем Гайдар это написал, даже интересно.
Зачем он показал 1938 год глазами веселого и благополучного шестилетнего дитяти?
Это не просто детский рассказ. О детях и для детей, и отстаньте. Так писали Хармс и Введенский. Известна их судьба. У Гайдара в конце – политическое поучение. Кажется, что весь рассказ написан ради этого. Ради той фразы, которую стыдливо урезал автор сегодняшней аннотации.
Т. А. Гайдар пишет: «В этом рассказе, в разговорах его взрослых и маленьких героев, в раскрывающейся перед читателями панораме нашей огромной страны Аркадий Гайдар отстаивает свой оптимизм свою непреклонную веру в правоту ленинского дела, которое все равно одолеет любые беды и трудности».
Гайдар создавал миф о счастливой советской стране. Намеренно и цинично? Трусливо и осмотрительно? Или сам верил в то, о чем писал? Или не различал границы между правдой и мифом?
Неважно. Важно понимать, что прелестная сказка про Чука и Гека – это всего лишь одна из моделей лживого советского мифа. Который имеет неожиданные распаковки в настоящем. В виде цинизма, трусости и полного социального равнодушия.
Говорят, время такое было. Такие тогда были люди, такое у них было воспитание, миропонимание.
Но не у всех есть такое право – ссылаться на время. А также на воспитание и миропонимание.
Когда престарелый большевицкий каратель говорит, что «он верил в партию» и что «время такое было», надо его спросить: сколько он пожалел священников, которые верили в Бога? Крепких крестьян-хозяев, которые нанимали работников, потому что время такое было? Белых офицеров, потому что они давали присягу? Часто ли он, заседая в составе чрезвычайной тройки, рассматривал воспитание и миропонимание обвиняемых? Что, дескать, они – дети своего времени? Что они в свое время делали для страны всё, что должны были сделать (воевали с Японией и Германией, вешали эсеровских бомбистов), и что поэтому «мы их судить не вправе».
Не было такого. Судили по всей жестокости террористического беззакония.
Поэтому не надо про время и особенности менталитета.
Гайдар не пытается понять или, пуще того, оправдать своих, так сказать, отрицательных героев. Да у него, собственно, таких героев и нет. В смысле – в его книгах нет людей, думающих и живущих иначе, чем велено думать и жить. Есть маски, картонные фигуры злодеев в «Школе» или «Судьбе барабанщика». Или вообще условные обозначения: буржуины, плохиши, шпионы и диверсанты. Наконец, просто «враги», как в рассказе про Чука и Гека.
«Никаких компромиссов, пониманий и примирений с буржуинами, шпионами, вредителями и просто врагами!» – учил нас Гайдар своими красивыми книгами.
Поэтому – никаких компромиссов с Гайдаром.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.