От демократии к тоталитаризму

От демократии к тоталитаризму

В наше время существует довольно распространенный предрассудок, будто демократический строй обеспечивает человеческое общество от тоталитарного режима и будто всякое отступление от демократии в сторону авторитарного строя приближает народы к тоталитаризму. Верно ли это?

Обе эти формы государства, – и авторитарная и демократическая, – хорошо известны нам из истории. Всякое государство, управляемое властью, независимо от народного избрания и контроля, является авторитарным государством: таковы все патриархальные общины, все теократические государства, все диктаториальные республики, все аристократические – наследственные республики, все единоличные диктатуры и все неограниченные монархии. Авторитарный строй не исключает народного представительства, но дает ему лишь совещательные права: глава государства (единоличный или коллективный) выслушивает советы народа, но правит самостоятельно.

Такое авторитарное законодательство и правление отнюдь не ведет к тоталитарному режиму. Тоталитаризм состоит в исключении всей и всякой самодеятельности граждан: их личной свободы, их корпоративной организации, их местного и профессионального самоуправления, их усмотрения в делах личных и семейных, их хозяйственной инициативы и их культурной самодеятельности. Такой (или приближающийся к нему) режим отмечается в истории человечества в виде редкого и кратковременного исключения, в виде проваливающихся опытов, отнюдь не связанных с авторитарною формою государства. Такой режим и не мог быть последовательно проведен до XIX века в силу отсутствия технических условий (железных дорог, телеграфа, телефона, радио, авиации) и административной изощренности (организация всеобщей зависимости и взаимодоносительства); он появился впервые, строго говоря, лишь в XX веке. Для нас поучительна история России: наша страна политически сложилась, окрепла и культурно расцвела при авторитарной форме государства, а ныне нищенствует, терпит унижение, прекратила свой культурный рост и вымирает физически – именно при тоталитарном режиме…

Этот режим определяется тотальным объемом государственного регулирования. А между тем авторитарный строй совсем не покушается на такой объем: он может довольствоваться малым объемом административного вмешательства и совсем не претендовать на всестороннюю навязчивую опеку жизни. Мало того, великие государи всегда стремились приучить граждан к свободной самодеятельности и развязать их инициативу. И когда продажные писаки, желая угодить левым или правым тоталитаристам, начинают приписывать тоталитарные тенденции Петру Великому, то они обнаруживают только свое невежество и свою лживость. Петр Великий имел одну великую, осознанную им самим, задачу: пробудить творческую инициативу русского человека во всех областях жизни; и то, что он сам называл «приневоливанием народа», было пробуждением его воли к живой самодеятельности.

И вот, не следует представлять себе дела так, что авторитарный строй ведет к тоталитаризму, а демократический строй спасает и обеспечивает народы от него. Именно демократический строй может обнаружить склонность к систематическому расширению своего административного захвата. Этот процесс мы и наблюдаем теперь в Европе.

Тяготение к вмешательству во все стороны жизни для властного регулирования ее возникло в истории – или по теократически-церковным мотивам, или же из демократически-социалистических побуждений.

Так, идея всепоглощающего, выдвинутая Платоном (V-VI века до Р.Х.), носила характер теократический (власть богосозерцающих философов): он хотел подвергнуть регулированию всю жизнь граждан (до собственности, брака, воспитания и музыки включительно). Попытка католического монаха Савонаролы ввести во Флоренции церковно-государственно-принудительную добродетель (1494-1497) носила также теократически-клерикальный характер. Правление реформата Кальвина в Женеве (1541-1564), пытавшееся подвергнуть государственному регулированию верования, нравы, развлечения, поступки и даже выражение лиц у граждан и не останавливавшееся перед организацией сыска и доносов, а также перед изгнаниями и казнями (1542-1546 было казнено 58 человек и 75 изгнано), – имело также клерикально-теократический характер. Такой же характер был присущ и сентиментально-коммунистическому государству иезуитов в Парагвае (XVII-XVIII в.).

С другой стороны, социализм, как хозяйственный, а потом и культурно-бытовой тоталитаризм носил с самой древности революционно-демократический характер. Таков был уже древнекитайский коммунизм (более чем за 1000 лет до Р.Х.). Еще ярче выражена эта тенденция в коммунистическом заговоре Абдаллы Ибн-Маймуна (IX век до Р.Х.), который привел к установлению общности имущества и жен в отдельных местностях Хузистана и Аравии. Европейский социализм последних веков возрождает эту тенденцию и выступает под флагом революционной демократии. Французской революции (конец XVIII века) с ее демократической диктатурой, с ее террором и тоталитарными тяготениями осталось сделать только один шаг до полного коммунизма, к которому ее и пытался привести коммунист Бабеф (1797), впрочем, своевременно обезглавленный.

В течение всего XIX века именно революционная демократия Европы, продолжая считать себя демократией, проповедовала и готовила предельное расширение государственно-административного объема, т. е. приближение к тоталитарному режиму; большевики же суть не что иное, как крайнее, волевое и последовательное ответвление этого потока. И ныне после страшных и показательных опытов левого тоталитаризма в России, а потом и в Польше, Чехии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Югославии, и Восточной Германии, – именно европейская социал-демократия делает все возможное, чтобы осуществить во всех демократических странах хозяйственный и культурный тоталитаризм (начиная с промышленности и кончая «национализацией» врачебной помощи и т. п.)… Вот почему противопоставление демократии и тоталитаризма – есть предрассудок, иллюзия и ошибка.

Правда, демократическое государство может обнаруживать и свободолюбивые тяготения и отстаивать свободу и самодеятельность граждан; так обстоит ныне в Швейцарии и в Соединенных Штатах. Но демократическое государство может выдвинуть и тоталитарно-настроенное большинство (напр. в Англии, Швеции), которое и начнет вводить тоталитарно-социалистический режим по всем правилам всеобще равного голосования, парламентских заседаний и министерств. Об этом и стараются ныне европейские социал-демократы при громких и сочувственных восклицаниях нью-йоркского «Социалистического Вестника». Ибо социал-демократы всех стран являются по их основному замыслу и плану третьей по счету тоталитарной партией мира (после коммунистов и наци-фашистов). И то обстоятельство, что они пытаются осуществить свой левый тоталитаризм в эволюционном порядке и по всем правилам формальной демократии, нисколько не делает их не-тоталитаристами. Тоталитарная каторга, введенная постепенно, не меняет своей природы; и мы отлично помним, какой социал-демократический гнет царил в Австрии перед приходом к власти Дольфуса, и в Латвии – перед приходом к власти Ульманиса.

Итак, демократический строй нисколько не обеспечивает народы от тоталитарного режима. Постепенное введение социализма будет означать переход к диктатуре социалистического большинства, но не забудем, большинства, составленного по условным и искажающим схемам формальной демократии.

Тоталитарную природу социализма начали ныне понимать и среди самих социалистов. Там и сям в их среде стали сконфуженно поговаривать и пописывать, что они-де «не хотят тоталитарности», что они попытаются «сочетать социализм со свободою»; или еще, что они хотят «не социализма», а «свободолюбивых социальных реформ». Но этот растерянный лепет не меняет плана, выношенного за 100 лет. Их товарищи, находящиеся у власти, делают свое дело, и логика политического развития определят судьбу их тоталитарной затеи.